Федор Годунов. Потом и кровью

Глава 4

Я стоял на берегу реки, провожая взглядом скрывшихся за холмом всадников. Вот и всё. Нет больше царя Фёдора Годунова. Сгинул где-то по дороги в Грузию. Зато вновь появился брат Фёдор, что в Самару по поручению отца игумена ездил. Мне теперь бы ещё до Боровска без приключений добраться и первую часть марлезонского балета можно считать успешно завершённой.

Ну, думается, это гораздо проще будет сделать, да и безопаснее к тому же. Разве что гораздо медленнее. Хотя, ну её к лешему, такую скорость!

Дорогу протяжённостью более чем в тысячу километров мы преодолели за девять дней. И ведь не совсем по прямой сюда добирались. Попетлять, путая следы и обходя засеки и небольшие селения, довольно серьёзно пришлось. Чуть совсем лошадей не загнали. Да что там говорить! Без сменных, что у поляков позаимствовали, загнали бы наверняка!

Вот только себе родимому замену как лошадкам сыскать, увы, нереально. В одну харю пришлось с раннего утра по поздней ночи из седла не вылазить. И хоть тело мне досталось молодое и выносливое, да и к верховой езде с малолетства приученное, к длительным конным переходам я, как оказалось, не готов.

Как итог, всё путешествие от Москвы до небольшого лесочка, что расположился на берегу Волги севернее Самары превратилось в череду отупляющей, изматывающей скачки с вкраплениями короткого отдыха на привалах без костра.

В общем, добрался я сюда можно сказать на морально-волевых. Но оно того стоило!

И погоня, пущенная вслед, так ни разу на горизонте не обозначилась, и весть, о смене власти на Москве, никого по пути не всколыхнула. Всё легче затеряться будет.

Да и не будут меня, в первое время, на Волге искать. Наверняка, погоня по кратчайшему пути на Кавказ поскакала.

Я, тяжело вздохнув, отвернулся от дороги и не спеша спустился к реке. Сунув руку, зачерпнул прохладной водицы, с наслаждением выпил.

С большим трудом подавил в себе желание искупаться ещё раз. Некогда. До сельца, где струги с купцами на ночлег встают, ещё полдня топать. Хорошо, если к вечеру добраться успею. Ближе дядька Иван подвезти не решился. Слишком оживлённо там становится. Не дай Бог, приметит кто.

А мне пересуды не к чему. Царь Фёдор Борисович без следа сгинуть должен, словно камень в реку оброненный. Пускай дальше народ сам додумывает.

Да и моим врагам лишнюю зацепочку оставлять не стоит. Нужно, чтобы ни у кого даже сомнения не возникло, что беглый царь вниз по Волге ускакал. Поэтому Михаило в царской одежде вместе с Чемодановым и Ломтём на юг и уехал. В крупные города на вроде той же Самары заезжать не будут, но по небольшим селениям да крепостцам глаза местным жителям изрядно помозолят. А затем, не доезжая до Астрахани уйдут в степь и попытаются добраться до Грузии.

В Москву Чемоданову возвращаться нельзя. Там его быстро на дыбу определят. Да и вообще, на Руси ему спрятаться проблематично будет; все бояре и дети боярские на виду. Быстро вычислят и опять же в кандалах до Москвы отправят. Так что пусть уж лучше дядька Иван в Картли эти поиски переждёт; и сторонникам ЛжеДмитрия лишний довод к тому, что меня именно в Грузии искать нужно, и полезные знакомства завести попытается. С тем же Георгием Саакидзе, известным в истории как Великий Моурави, я бы на будущее задружиться совсем не отказался.

Ну, а я в Боровске пережду, потихоньку слухи о себе распуская. На Руси ещё те сказочники водятся. Если уж убитого царевича оживить смогли, то что о живом, невесть куда пропавшем царе навыдумывают? Особенно потом, когда Отрепьева на куски порвут, а страна в братоубийственную пучину рухнет.

Стоп! А ведь сегодня десятое июня! День моей смерти. Возможно, именно сейчас и должны были подойти к моему дому убийцы во главе с Молчановым и дьяком Шерефединовым, чтобы затем, то ли зарезать, то ли задушить….

Кхм. В общем, подробности меня не интересуют. Хотя нет, очень даже интересуют. Вот я в будущем при личной встречи эту сладкую парочку и расспрошу, что там у них на уме было. Ну, и с князем Мосальским заодно побеседую. Он в этом действе тоже, поучаствовать успел.

Ладно. Хватит рефлексовать! Дорогу осилит идущий.

Вздохнув, я поправил на голове скуфью и быстро зашагал вдоль реки на север. Лишь бы до ночи успеть. В постели выспаться хочу, да пожрать чего-нибудь горячего, а то Чемоданов за всё время в пути даже костра разжечь ни разу не дал. Хорошо ещё, что ночи не шибко холодные!

Так что теперь высплюсь по-людски, а заодно с людишками торговыми поговорю. Глядишь, и подвезут молодого послушника, что с самой Самары пешкодралом топает, до Нижнего Новгорода. Крюк, конечно, получится приличный, зато безопасно.

По словам дядьки Ивана, что пару раз в этих краях бывал, купцы всегда на постой в этом сельце останавливаются; отдохнуть своим людям дают. Подниматься по Волге против течения — не сахар. А если нет там никого из гостей торговых, тоже ничего страшного. Я теперь никуда не тороплюсь, так что и подождать могу.Лишь бы крыша над головой была. Ночёвками на природе я уже сыт по самое горло.

Так и шёл себе, не спеша, долгожданный отдых предвкушая. Даже песенки вполголоса начал напевать, чувствуя, как постепенно уходит прочь напряжение, что все эти дни на плечи давило.

Не так уж всё и плохо, если хорошенько поразмыслить! Смерть свою неминучую я обхитрил и от погони, пустив загонщиков по ложному следу, сумел скрыться. Теперь и пожить спокойно можно; дух перевести да по сторонам, не торопясь, оглядеться. А там ещё посмотрим, как оно обернётся!

Солнце уже начало ощутимо клонится к закату, когда я встретил Степана с Настей. Они расположились у самой воды, чуть в стороне от вольготно раскинувшего вдоль берега кустарника, вот и заметил я сидевших на травке путников лишь в последний момент, поравнявшись.

— Здравия тебе, путник, — старик неспешно поднялся и легонько поклонился, не снимая видавшего виды треуха. Одет он был очень бедно: в серые видавшие виды штаны, заправленные в онучи, да в синюю рубаху без ворота подпоясанную плетёным поясом. На ногах традиционные лапти, на голове упомянутый мною треух.

— И вам здравствовать, люди добрые, — кивнул я в ответ. — Зовут меня братом Фёдором, — представился я, вернув старику поклон. — Духовного имени, пока, не заслужил, ибо ещё не был удостоен благодати пострижения, — и перевёл взгляд на девушку.

Та тоже поклонилась и, зардевшись, начала зачем-то поправлять платок на голове.

— Меня Степаном кличут, а это Настенька, внучка моя, — степенно представился старик и гостеприимно махнул рукой на выцветший отрез ткани, аккуратно разложенный на траве. — Откушай с нами, брат Фёдор. Не побрезгуй отведать, чем Бог послал. Как раз вечеря́ть присели.

Я мазнул взглядом по двум небольшим луковицам, да разломленной надвое краюхе хлеба.

Не густо. То-то девчушка такая худая, да бледная. На таких харчах сильно не разжиреешь.

— Благодарствую, добрый человек. Не откажусь, — принял я предложение Степана. — Только не привык я с пустой ложкой к чужому столу садиться, — скидываю с плеч мешок и, присев, тяну за узелок. — Тогда уж и вы моих гостинцев отведайте.

Выкладываю на «достархан» изрядный кусок сала, десяток варёных яиц, да полкаравая ржаного хлеба. Вроде и немудрёная еда, а только по всему видать, мои собеседники и к такой не сильно приучены. Вон как глазами зыркают.

— Экое изобилие, — не выдержав, выдохнул Степан.

— Что Бог послал, — усмехнулся я, нарезая сало и, быстро прочитав молитву, кивнул на выложенную снедь. — Угощайтесь.

Дважды просить не пришлось. И если Степан, соблюдая приличия, ещё пытался есть степенно, то Настя набросилась на еду словно коршун на зазевавшегося зайца, только зубы заклацали.

Я же, не спеша, пережёвывая кусочек сала, незаметно присмотрелся к девчушке. Сколько ей? Лет четырнадцать, от силы пятнадцать. А по всему видать, горюшка хлебнуть уже успела.

Да, батенька. Тут тебе не двадцать первый век. Люди живут очень бедно, зачастую просто выживая. День прожил, и слава Богу, сытым спать лёг, уже счастье, а коли пару монет заработать удалось, то вообще — местный Крез.

Вот, пожалуй, и положительный момент в том, что я на первых парах престола лишился. Хоть своими глазами посмотрю, как простой народ живёт. С самого низа посмотрю, без прикрас и показухи. Может тогда получше понимать буду, когда к власти вернусь, что для этих людей сделать можно будет.

Когда Степан наелся, завязался неспешный разговор.

— Мы с внучкой с Самары идём, — разоткровенничался старик. — В пригороде жили, в сельце рыбацком. Как раз рыбой сынок мой и промышлял, — решил пояснить он мне. — Жили не богато, но на прокорм хватало. Волга — река щедрая, кто с неё кормится, с голоду не помрёт. И на стол всегда есть что положить, и деньгу какую-нито, купцам рыбу продавая, заработать можно. Да только на нашу беду забрала Волга-матушка моего Васятку. Перед самой зимой забрала. Зиму ещё кое-как пережили, старые припасы подъедая. А по весне совсем худо стало. Мне старику рыбацкий промысел не по плечу теперь. В артель не возьмут, а что сам поймаю, даже подати заплатить не хватает. Ещё одну зиму нипочём бы не пережить. Вот и бредём, теперича, с внучкой до города Казани.

— А в Казани что?

— Так сынок мой второй там живёт, Мишаня, — оживился Степан. — В большие люди выбился, лавку скобяную открыл. Богато живёт! Чай не оставит в беде дочку братину, приютит. Мне бы только довести её, а там и помереть можно.

— Не нужно помирать, дедушка! — вскинулась, скромно помалкивающая до этого, девушка.

— Может, и не помру, — согласился с ней Степан, пряча улыбку в седых усах. — Тут уж как Бог даст.

До сельца решили идти вместе. Тем более, что Степан, бывавший прежде в этих краях, утверждал, что оно уже совсем недалеко. Ну, а там, решил я для себя, пристрою своих спутников в струг к какому-нибудь купцу, плывущему в Казань. Слава Богу, небольшую горсть полушек мне дядька Иван в кожаный кошель сунул. Может деньги и невеликие, но, и самому до Боровска добраться, и проезд Семёна с Настей до Казани оплатить, хватит. Если не шиковать, конечно. А шиковать я и так не собираюсь. Мне по неприметней сейчас быть нужно.

Татарский отряд выскочил из-за холмов неожиданно. Я в первый миг даже собственным глазам не поверил.

Откуда бы им тут взяться? Слишком далеко они от шляхов, по которым обычно набеги совершают, забрались.

— Настюха! В реку сигай! Живо!!!

Степан, толкнув девушку в сторону Волги, развернулся, выдернув из-за пазухи кистень. Я пристроился рядом, потянув нож и мысленно матерясь.

Что же так не везёт-то, а? Немного же совсем не дошли! Судя по словам Степана, не более версты до сельца оставалось! Там бы, глядишь, и отбились!

Очень хотелось броситься вслед за Настёной к реке. Если и был шанс спастись, то только там. В воду вслед за беглецами степняки не сунутся. И из лука вслед стрелять, вряд ли будут. Смысла просто нет. Ну, утону я, и дальше что? Навару никакого, а стрела ещё пригодиться может. Пока в родные степи не вернёшься, запасы не пополнишь!

Вот только как-то не привык я женщин в беде бросать, да за их спинами прятаться. Не так меня в той, прошлой жизни воспитывали. Так что даже если бы и спасся, потом всю жизнь как оплёванный ходил. Да и поздно уже. Татары, заметив путников, тут же взяли в галоп, резко сокращая дистанцию. Четверо окружили нас со Степаном, пятый, обогнув, поскакал вслед за Настей, раскручивая аркан над головой.

— Вот и всё, брат Фёдор, — закрутился старик, отмахиваясь кистенём от наседающих всадников. — Смертушка моя пришла. Сейчас не срубят, так потом горло перережут. Им старики в полон не нужны. Помолись за меня, коли в живых будешь.

Я не ответил, резко отпрянув в сторону. Петля хлёстко ударила по плечу, не достигнув цели. Тут же бросаюсь вперёд, в надежде добраться до ближайшего врага, но тот ловко кинул коня в бок, уходя с траектории.

Степняки засмеялись, весело комментируя мою попытку.

Играют, суки! Весело им, тварям! Эх! Хоть бы одного достать перед смертью!

Об том, чтобы сдаться, я даже не помышлял. Знаем, наслышаны! Что может быть хуже участи раба? Когда ты превращаешься из человека в живую вещь? Твои желания, чувства, надежды с этой минуты ничего не значат. Скажут козликом заблеять, и заблеешь, никуда не денешься! Методы принуждения тут веками отработаны.

Отчаянно закричала за спиной Настя.

— Настёна! — крутанулся было за моей спиной Степан и осёкся, с громким стоном заваливаясь на землю. Нависший над ним степняк весело оскалился, крутя в руках окровавленную саблю.

— Ах ты ж, сволота!

В глазах потемнело от накатившей ярости и я, не раздумывая, метнул в его сторону нож. Резко, одной кистью, почти без замаха. Лошадь, всхрапнув, прянула в сторону, унося схватившегося за горло степняка. А я уже падаю рядом со Степаном, вновь уходя от брошенного аркана, вырываю из скребущей траву руки кистень, распрямляюсь и успеваю заметить натянутый лук в руках одного из врагов. Резкий удар в грудь буквально вышиб дух, сзади кто-то навалился, опрокидывая на землю и, в следующий миг, я потерял сознание.

Отчаянный, полный животной боли крик немилосердно стеганут по ушам, прорвавшись сквозь липкую пелену беспамятства. А следом вернулась боль, окончательно заставив прийти в себя.

Я с трудом разлепил запорошенные песком веки, с силой выдавил на подбородок густой красноватый комок слизи и дёрнулся, попытавшись смахнуть это безобразие с лица.

Осуществить данную задумку у меня не вышло; связанные за спиной руки помешали. А вот боль, с готовностью откликнувшись на резкое движение, значительно усилилась.

Не выдержав, я громко застонал. Надо мной тут же склонилась Настя, заботливо обтерев лицо какой-то тканью.

— Кажись, послушник очнулся, — рядом с девочкой появился мужик, тряся всклокоченной рыжеватой бородкой. — Как ты? Я уж думал, не очнёшься.

— Воды, — прохрипел я в ответ сквозь стиснутые зубы. В этот момент невидимый мной мученик взвыл как-то по-особенному, умудрившись вложить в голос столько муки, что я на миг даже о собственной боли забыл. — Кто же там кричит-то так, а?

— Неоткуда здесь воде взяться, — безрадостно вздохнул рыжебородый. Настя энергично закивала, подтверждая, что мужик не врёт. — Не до нас покуда басурманам. Вот струг купеческий дограбят, тогда перед дорогой, может, и напоят. Кого водой, а кого и собственной кровушкой. А кричит купчина заезжий. Ногаи его насчёт схоронки пытают, что в струге запрятана. А после, глядишь, и наш черёд настанет.

— Я хотела у них попросить, дядечка, да только прогнали они меня, — высунулась вперёд Настя. Личико осунувшееся, опухшее от слёз, но держится, не истерит понапрасну. А что я хотел? Времена на дворе жестокие, народ тут сызмальства ко всему привычный. Боюсь, что и мне настала пора привыкать.

— Не мели, чего не знаешь, Силантий, — подсел ко мне с другой стороны парень чуть старше двадцати лет. Под глазом лилово багровел синяк, губа у самого края рассечена, рубаха, надорванная у ворота, но смотрит дерзко, с лёгким вызовом в серых глазах. — Ногаям нас голодом или жаждой морить не с руки. Впереди нелёгкий путь через степь предстоит. Да ещё с поспешанием! И так, к концу пути, половина полоняников своими костьми землю устелет. А если не напоить…. Хотя, — мотнул он стриженной головой, — в этот раз мы для степняков добыча не главная. Могут и глотки всем перерезать, если воевода самарский прижимать начнёт. Им главное товар, что со струга купеческого сняли, уберечь. За ним и шли.

Вопль купца пресёкся, словно захлебнувшись собственным криком, и перешёл в невнятный хрип: страшный, шипящий, с надрывом.

— Кончится скоро торговый гость, Илья Степанович Руковишников. Отмучится, — тяжело вздохнул парень. — И не перекрестишься даже. Ты бы помолился за него, брат послушник. Хоть постриг ещё не принял, а всё же человек божий.

— Так отдал бы им он эту захоронку, — с трудом выдавил я и попытался хоть как-то приподняться. — Стоит ли его добро того, чтобы муку такую принимать?

— Так нет никакой захоронки, — пожали плечами в ответ. — Он может, и рад бы отдать, да нечего.

— Эва как, — судя по шуму за спиной, к нам подполз ещё кто-то. — А ты откуда знаешь?

— Так я при том струге в охране воинской был, — охотно начал объяснять мой сосед. — Меня Илейкой кличут. Казак я с Терека. Мы с хлопцами в Астрахань заглянули, расторговаться товаром, что с похода взяли, так там нас Руковишников в охрану и подрядил на свою голову. Он с самой Персии вертался, товар знатный вёз. Вот его опаска и взяла.

— А почему на свою голову? — поинтересовался Силантий.

— Да с нами Арипка был. Ногай беглый, что пару лет назад на Терек от своего мурзы сбежал. Вот он, пёс продажный, о богатом товаре ногаям знать и дал. И уже тут на торжище как-то своих упредил, да ворота в село открыл. То я сам увидел. Да только сделать ничего не успел. Налетели нехристи!

— А разве среди казаков мусульмане есть? — боль в груди немного утихла и я решил принять участие в разговоре.

— Так кого только нет, — усмехнулся Илейко. — И мусульмане, и католики, и даже евреи. Терек всем беглым людишкам защиту даёт. Ты лучше скажи, за что тебя ногаи так изувечили? Ты молод и довольно смазлив. Они таких берегут и просто так не калечат. В Кафе за такого невольника хорошую деньгу получить можно.

— Я убил одного из них.

— Ишь ты. А послушник то шустёр! — хмыкнули из-за спины. — Это чем же ты его убил?

Отвечать на вопрос я не стал. Какая разница, чем убил? Главное, что убил. Метать ножи дядька Иван наследника престола хорошо обучил. Да только, что теперь в этом проку? Это же надо было так попасть? Сам себя перехитрил, называется!

Мда. Такого быстрого спуска по социальной лестницы, пожалуй, не один попаданец, о которых я в прошлой жизни любил книжки почитывать, продемонстрировать не смог. Десять дней назад, я ещё был царём, затем трансформировался пусть и в знатного, но беглеца, сегодня утром опустился до простого послушника, а к вечеру уже превратился в полоняника, с прекрасной перспективой закончить свою жизнь рабом. И это ещё если повезёт! Смерть по дороге в ногайские степи пока никто не отменял!

— Теперь понятно, отчего тебе бока намяли, — словно прочитав мои мысли, прервал затянувшееся молчание Илейко. — Тут главное, чтобы внутри ничего не отшибли и кости целы остались. Иначе не выдержишь, в дороге сгинешь.

— А почему они так далеко на север ушли? — поинтересовался я, наблюдая за суетящимися кочевниками. Судя по всему, разгрузку судна они уже закончили и сейчас торопливо увязывали тюки на спинах лошадей. — Неужели раньше нельзя было напасть: у Астрахани или Царицына?

— А как они там нападут? — упрямо помотал головой Илейко. — Мы там с опаской шли. Сторожились. Да и казачки городовые с детьми боярскими всегда на стороже. Разъезды густо бредут. А здесь, ни ногаев, ни татар считай со времён астраханского похода не было. Вот и перестали сторожиться на свою головушку.

Крики купца окончательно смолкли. Ногаи громко загалдели между собой, очевидно выражая своё недовольство ненайденной захоронкой.

— Отмучился, раб божий, — мрачно изрёк Силантий, уронив голову себе на грудь. Я зашептал вполголоса молитву. Пусть нисколько не священник, да и в Бога, откровенно говоря, не очень-то верю, но пусть будет. Так оно правильнее просто. Всё-таки человек умер, не собака какая-нибудь, да и из образа выходить, я пока не хочу.

Посовещавшись, ногаи направились к нам.

— Ой, дядечька! Страшно-то как! — прильнула ко мне Настенька.

— Не бойся. Тебя не тронут, — попытался я успокоить её. А что я ещё могу для девушки сделать? Защитить даже себя не могу. Вот возьмутся они сейчас за меня в отместку за убитого товарища и сдохну, вопя и плача, как тот купец. Может, зря я сбежал? Там бы хоть умер как царь, с гордо поднятой головой. — У купца они мошну требовали, а с тебя что взять?

— Ну, взять то с неё есть что, — хмыкнул в ответ Илейко — Но тут ты прав. Не тронут они молодуху. За неё тогда хорошую цену никто не даст.

Хоть пытали купца ногаи недалеко от нас, там и пяти десятков шагов не наберётся, к нам они подъехали на конях. Окружили собранных в кучу пленников, покружили вокруг для порядку.

В глаза сразу бросился ещё не старый, плотно сложенной степняк на вороном коне. По всему видать не рядовой воин. Если остальные ногаи были одеты довольно просто, в основном в овчинные тулупы вывернутые шерстью наружу, а не внутрь (как на Руси водилось), наброшенные на красные или голубые холщовые рубахи, то этот щеголял пусть и в слегка покорёженной, но кольчуге. Да и на коне было настоящее седло надето, а не попоны или овечьи шкуры. В руке сабля, за поясом неизменные для степняков плеть и нож, к седлу приторочены мешок, аркан и пучок сыромятных ремней для вязания пленных.

Предводитель окинул нас цепким взглядом и что-то коротко рявкнул, грозно насупив брови.

Ногаи начали шустро выдёргивать людей из толпы и, ставя по трое, связывали друг с другом верёвками, соединяя полоняников друг с другом. Я попал в одну тройку с Силантием и Илейкой

— Так-то зачем? — удивился я. — Мы же мешать друг другу будем. Кто-то быстрее идёт, а кто-то отставать начнёт.

— Отставать нельзя, — не согласился Илейко. — Кто отставать начнёт, тому сразу горло перережут. Пока силы есть, наравне с другими держись. А в этот раз они нас сильнее обычного гнать будут, — мрачно добавил он.

— Почто так думаешь? — нахмурился Силантий.

— Так далеко они забрались. Перехватить на обратном пути могут. Так что уходить изо всех сил будут. Тем боле, что мы для них довесок к товару купеческому. Добыча уж больно богатая. Не даром, они даже заводных коней под тюки нагрузили. Когда такое бывало? Так что нас совсем жалеть не будут. Сколько доведут, столько доведут.

Я лишь вздохнул. настраиваясь на нелёгкий путь.