Пришел ко мне Федя и сказал мне:
— А я утюг изобрел!
— Это хорошо, — сказал я Феде.
Посидел Федя на стуле и спрашивает:
— А почему ты не интересуешься, какой я изобрел утюг?
— Настоящий? — поинтересовался я.
— Бери выше! — говорит Федя. — Летающий. «Летюг» называется!
— И название хорошее! — одобрил я. Он очень хороший человек, этот Федя.
— Он по воздуху летает! — говорит Федя. — Понимаешь? Читал в газетах о летающих блюдцах?
— Да, я читаю газеты, — говорю я.
— Ну вот. Он как раз такой.
Федя опять помолчал и как-то так странно повзглядывал на меня. И опять говорит:
— А вот Клименко, например, ничего не понял. Все с вопросами приставал: куда твой утюг летает да зачем это. Вот такие, как он, и сожгли однажды на костре Джордано Бруно!.. Ты знаешь, что этот Клименко отмочил?..
— Утюг спалил? — предположил я.
— Он спросил, почему я, изобретатель утюга, хожу в неглаженых брюках. А? — Каково?
— Клименко — нехороший человек, — подтвердил я.
— Скучный! — сказал Федя и про Клименко больше не говорил.
Он опять про утюг сказал:
_— Знаешь, он у меня, как птица! Представляешь, что это такое.
— Ага, — говорю. — Летает и чирикает.
— Ты что, с ума сошел? — спрашивает Федя.
— Нет, — говорю. — Спасибо. Здоров я.
— Слушай! Ты что сейчас собираешься делать?
— С тобой разговаривать.
— Да нет. Я в том смысле… Может, пойдем ко мне? Сам во всем и убедишься.
— Я тебе и так верю, — говорю я Феде. — Ты хороший человек.
А мне сейчас жена должна звонить.
— Жена! — огорчился Федя. — Слушай, а вот ты сам… Вот, допустим, что это ты изобрел летюг…
— Нет, мне не изобрести, — сознался я.
— Ну допустим!.. — настаивал Федя. — Изобрел, и он у тебя есть. Что бы ты стал с ним делать?
— Когда? — уточнил я.
— Ну, да хоть сегодня.
— Сегодня?.. Не знаю.
— Ну, завтра. Какая разница?
— Завтра я бы с ним на охоту пошел.
— На охоту?!
— Ну да! Завтра сезон открывается.
— Как так?!
— А так. Пятнадцатое число завтра.
— А летюг мой при чем?
— А я бы его как подсадную утку взял. Пустил бы в болото, и пусть плавает…
— Ты что? Серьезно? Это утюг-то плавает?!
— А что? Ведь летает же он. Сам говорил: как птица.
— Это я фигурально говорил! — раскипятился отчего-то Федя.
— А, — говорю. — Понятно. Значит, по-настоящему твой утюг как бы иногда и не летает?
— Летает же! — воскликнул Федя. — Двадцать минут по комнате летал! Видишь вот синяк? Это он меня..
Действительно, синяк был у Феди хороший. Я его потрогал.
— Ну, так я еще раз спрашиваю, — добивался чего-то Федя. — Что бы ты делал, изобретя такой же летюг?
— В шлеме ходил бы.
— Ну, и ходи! — опять не понравилось Феде. — На здоровье.
— О! — придумал я тогда. — Я бы этот утюг изобрел по-другому… Он бы у меня в мягком корпусе был.
— Никакого полета! — махнул рукой Федя и пошел к двери. И сказал мне так:
— Сиди, — говорит, — и жди своего звонка от жены!
Я еще удивиться хотел: как это так можно ждать от жены своего звонка? Но он уже ушел.
Он огорченный ушел, но только напрасно. Я высунулся из окна и крикнул:
— Федя! Постой! Я бы тогда изобрел примочку! Не свинцовую, а тоже какую-нибудь другую! Федя! Я бы ее эфирную изобрел!
— Эх, люди! — сказал на это Федя и ушел все равно огорченный. Вот ведь до чего привередливый!