– Выпьем!. – Пауль Бергкамп покачнулся и со второй попытки ухватился за бокал с коньяком.
Кряжистый, как столетнее дерево, с красной дубленой рожей и бородой лопатой – мой тесть в этот самый момент больше всего напоминал собой обычного российского мужика-работягу. Комбайнера или слесаря, например. В общем, мировой мужик. Ик… Я молча покачал головой.
– Ты меня уважаешь? – немедленно поинтересовался тесть, грозно насупив брови.
– Угу… – Конфликт с папашей моей женушки никак не входил в мои планы, поэтому пришлось-таки взять бокал: – За тебя, Пауль!
– Нет, за тебя! – Новоиспеченный родственник отрицательно покрутил бородищей и грозно рыкнул: – И не спорь с тестем!
– Но…
– Н-не перечь батяне!.. – встрял Степа, пьяненько покачиваясь в такт движению вагона.
– Во-от!!! – Пауль ткнул пальцем вверх и полез обниматься к Наумычу. – Ты знаешь, как я тебя уважаю?.. Как там тебя зовут?
В общем, бухаем мы. Уже сутки. Так сказать, налаживаем родственные отношения. Оказавшись в Дурбане, я первым делом наведался домой к Пенни, где и обнаружил своего тестя, как раз вернувшегося из Европы. Ой, что было… Едва не ушиб меня канделябром, стервец. Грозился пристрелить за злостное соблазнение своей дщери. Но потом чуть оттаял и заявил, что примет решение казнить меня или миловать только после того, как увидит кровиночку.
Я не стал оттягивать это дело, прихватил его и отправился в Блумфонтейн на трофейном бронепоезде, идущем туда на ремонт. Предварительно затарившись спиртным по самое не хочу. Ну и вот…
– Пуля пролетела и… ага…
– Пулья прольетела и… ого… – уже забыв про меня, Пауль старательно подтягивал Степе.
– М-да… – Я глянул на эту идиллическую картинку, покрутил в руках бокал и решительно отставил его в сторону. – Пожалуй, хватит.
– Господин фехтгенерал, – в салон просунулась голова моего ординарца, – вы просили предупредить. Через два часа прибываем в Блумфонтейн.
Ах да… совсем забыл сказать. За геройские подвиги президент Стейн своим личным указом произвел меня в фехтгенералы и назначил главным инспектором вооруженных сил Республики. Грядет полная реорганизация армии. Вернее, не полная, а только частичная. От идеи народного ополчения клятые старцы из фольксраада никак не захотели отказываться. Ну ничего, дайте мне только время… В общем, пока будут созданы только регулярный Корпус пограничной стражи, Африканский легион на наемной основе, артиллерийская дивизия и военное училище. Вот формированием этих подразделений, а также реорганизацией структуры министерства обороны я и буду заниматься.
Но не только этим, есть еще и другие задумки. Для начала надо каким-то образом продавить слияние Республик в единое государство, омолодить фольксраады, окончательно разобраться с уитлендерами, замылить глаза мировому сообществу, устроив какие-нибудь преференции чернокожим, и так далее и тому подобное. Очень много всего надо сделать. Но это я забегаю вперед. Все будет, но потом. А пока…
– Спасибо, Юрген. И тащи срочно воды. Много холодной воды. Будем приводить в порядок этих… И меня.
Героические усилия в итоге увенчались успехом. В столицу Оранжевой Республики мы прибыли в более-менее приличном виде. Хотя кого я обманываю? Рожи помятые, глазки красные, перегаром на версту несет. Фу, паскудство какое! Но хоть при памяти… по крайней мере, я.
И вот тут мы сделали очень большую ошибку – спьяну выперлись сразу на перрон, и тут же попали в лапы торжественной встрече. Оркестр, толпы народу, горы цветов и прочие проявления признательности. Нет, о том, что я прибываю в Блумфонтейн, в городе никто не знал, на самом деле встречали раненых, прибывших на том же бронепоезде. А тут такой сюрприз – сам Игл, собственной персоной, черт бы вас побрал с вашими встречами… Народная молва уже успела внести наше геройское «сидение» в разряд исторических подвигов, а меня так и вообще определила едва ли не в главные герои бурского эпоса. Тьфу, ты… Нашли ероя… Угробил две трети своих людей, а на самом – ни царапинки…
– Игл… Игл!.. Наш Игл! – восторженно ревел народ. – Скажи… Пусть скажет… Мы хотим слышать тебя…
Черт… Пришлось карабкаться на крышу вагона. Мгновенно воцарилась мертвая тишина.
Я кашлянул в кулак и наконец собрался со словами:
– Много сынов нашего народа погибло. Но их жертва не напрасна – мы победили. И победим любого, кто посягнет на нашу землю. Так было раньше, так есть сейчас, и так будет всегда… гм… отпустили бы вы меня, люди…
Но последние слова утонули в восторженном реве. Я поглядел по сторонам, подождал немного и полез вниз, при этом чуть не сверзившись с верхотуры.
Меня просто раздирало дикое раздражение. Вот какого хрена вам всем надо? Я хочу домой, хочу увидеть Пенни, по которой соскучился до смерти, наконец, хочу принять горячую ванну, а потом вздремнуть чуток. Черт побери, да у меня просто раскалывается башка!
Раздражение достигло такой степени, что еще чуток народного внимания – и я бы начал палить по зевакам. Но, к счастью, нас спас главный полицмейстер Блумфонтейна Клаус Граббе. Полицейские отбили нас от толпы, препроводили в управление, откуда доставили домой в карете радикально черного цвета с решетками на дверцах. Дожился, етить… Хотя так мне и надо, «триумфатору» хренову.
Просто сочась злостью, я брякнул колокольцем на воротах.
– Кто? – немедленно поинтересовались изнутри голосом моего конюха.
– Уши обрежу… – тихо пообещал я.
– Баас! Баас вернулся! – дурным голосом завопил Прохор и, судя по топоту, куда-то умчался. Калитку никто так и не открыл.
– Вы слышали? Совсем охамела прислуга… – обернулся я к Паулю со Степой, но, увидев, что они поочередно хлещут коньяк прямо из горлышка неизвестно откуда взявшейся бутылки, плюнул и засадил сапогом по воротам.
Через пару минут нас наконец впустили.
Входил я с явным намерением учинить образцово-показательный террор.
Но, сделав пару шагов, застыл как вкопанный.
И было от чего.
Во дворе царила жуткая разруха. Кто-то выдрал отмостку, срыл газоны и даже отбил облицовку фасада. Везде лежали горы строительных материалов и кучки инструмента. Прислуга, образцово-показательно выстроившаяся в две шеренги, увеличилась числом ровно вдвое со времени моего отъезда. В общем, почти все изменилось до неузнаваемости, но до конца я рассмотреть не успел, потому что на меня налетела Пенни.
– Ты вернулся, вернулся!.. – счастливо лепетала она, прижимаясь к моей груди. – Я знала, ждала…
Я подхватил ее на руки, впился поцелуем в желанные губы и тут краем глаза заметил Вениамина. Да и черт бы с ним, но…
– Здравствуйте, господин Майкл Игл. – Изысканно одетая девушка в большой кружевной шляпке присела в идеальном по исполнению книксене.
И эта девушка была Елизаветой Григорьевной Чичаговой. Живой, черт побери, и здоровой.
– Я вас приветствую, Михаил Александрович… – Максимов, стоявший рядом с Лизхен, отвесил мне легкий полупоклон. – Рад видеть вас в добром здравии.
– А уж как я… – сказать, что я находился в состоянии явного очумения, значило ничего не сказать. – А как же…
Тут меня перебила Пенелопа. Она как раз узрела своего папашку.
– Папа́? – В ее голосе слышалось нешуточное изумление. – Но… откуда…
– Дочь… – Пауль попытался приосаниться, покачнулся и едва не упал, вовремя подхваченный Степаном. – Я приехал… приехал…
Антракт…
Потом мы все переместились в дом и долго не могли наговориться. Выяснилось, что судно с Лизхен и Максимовым никто не топил и не захватывал, просто у него во время шторма отказала паровая машина, и посудину унесло черт знает куда, чуть ли не к Мадагаскару. Добираться домой им пришлось долго, потому что идущего в нужном направлении судна долго не было. А телеграфом они не воспользовались из соображений секретности, боялись, что депешу перехватят британцы. Все оказалось довольно просто. Ну и слава богу.
Пауль Бергкамп, придя немного в себя, милостиво благословил наш брак, правда категорично потребовав повторить процедуру помолвки, ну и отпраздновать свадьбу по всем правилам.
В общем, все счастливо разрешилось.
Но на этом неожиданности не закончились. Уже поздно вечером, когда все улеглись, а я вовсю предвкушал доступ к заветному телу, Пенни накинула на себя халат и поманила пальчиком за собой.
– Куда это еще?
– Идем, милый, я хочу сделать тебе сюрприз… – На ее личике было столько загадочности, что я беспрекословно подчинился.
Очень скоро мы оказались у входа в подвал.
– Ты что, хочешь показать мне, как перестроила винный погреб? – Для проформы я всю дорогу не переставал ворчать.
– Именно… – невинно улыбнулась Пенелопа и стукнула пару раз согнутым пальчиком по двери.
– Пароль! – грозно рыкнул кто-то изнутри.
– Роза, – как ни в чем не бывало ответила Пенни.
– Фиалка, – незамедлительно последовал отзыв.
– Не понял!.. – рыкнул я. – Дорогая, изволь объясниться…
Но тут дверь открылась. За ней обнаружился наш повар Феофан, с какой-то стати вооруженный до зубов. При виде нас он браво взял громадную двустволку на караул и четким приставным шагом отступил в сторону.
– Идем, идем… – Пенелопа действительно провела меня в винный погреб. Слегка преобразившийся с того времени, как я последний раз входил в него. Стеллажи с бутылками и бочки куда-то исчезли, а одну из стен прикрывал брезент.
– Снимай его, – приказала Пенни и забрала у меня фонарь. – Живее, я уже замерзла…
– Да что за хрень? – Начиная уже злиться, я сдернул полотнище. А за ним обнаружил пролом в стене, заделанный едва схватившейся кладкой. Несколько раз пнул ее, вышибая кирпичи, и просунул в дыру фонарь. И, в который раз за сегодня, застыл от изумления.
– Понимаешь, милый, я захотела расширить винный погреб, – спокойно начала рассказывать Пенелопа. – Слуги начали долбить стену, а вот за ней… – Она сделала шажок и откинула крышку одного из больших ящиков, почти полностью занимавших собой небольшое помещение. – Хотелось бы знать, как ты это объяснишь…
Я даже моргнул несколько раз, не веря своим глазам. В ящике лежали золотые слитки с клеймами государственного банка Оранжевой Республики. По самым скромным прикидкам, здесь находилось около двух тонн золота.
Прислушался к себе и понял, что особо не радуюсь находке. Вернее, радуюсь, но как-то по-странному. Ну золото, ну много его и что из того? И вообще, в последнее время я чуть деформировался в восприятии материальных ценностей. Стал воспринимать их в пересчете на пушки, винтовки, пулеметы и прочую подобную хрень. Вот и сейчас башка сразу стала подсчитывать, можно ли купить на эту груду золота пару оружейных заводиков вместе с инженерами и конструкторами. М-да, совсем свихнулся, голубчик.
– Я сначала подумала, что ты здесь прячешь свое состояние… – продолжила Пенни, – но, поразмыслив, поняла, что это на тебя не похоже. Так откуда оно здесь взялось?
И тут я все понял. Вернее, сначала вспомнил, а потом уже понял. М-да…
– Это наследство…
– Чье? После кого?
– Чье? Видимо, наше. Досталось от прежнего хозяина этого дома. Понимаешь…
Я вкратце рассказал ей о Шульце и о пропавших при его непосредственном участии двух тоннах золота, переправляемых с приисков.
– Понятно… – озадаченно протянула Пенни. – Ну и что мы теперь будем с ним делать? Возвратим?
– Ну уж нет.
– А как поступим?
– Помнится, ты говорила, что хочешь открыть приют для сироток и музыкальный лицей для талантливых детей?
– Говорила.
– Значит, откроешь.
– Ой, а можно вдобавок…
– Нет. Мне еще на эти деньги оружейный заводик строить. И патронный. И не только. И вообще, вошли в постель. Иначе изнасилую тебя прямо здесь. Эка невидаль, золото…
– Изнасилуешь, говоришь?.. – Пенни призывно облизала губки и прижалась ко мне. – Прямо здесь? Ты знаешь, меня еще никто не насиловал. Особенно на двух тоннах золота.
– Я пошутил, дорогая. Здесь сыро и грязно.
– Ах так? Мистер Майкл Алекс Игл, извольте держать свое слово!
И сдержал, куда деваться.
Черт побери, а все-таки я счастливый человек. Помолиться, что ли, на всякий случай? И помолюсь…
– Комманданте Господь, в свое время я просил Тебя помиловать меня и отправить назад, в двадцать первый век. Так вот, не вздумай это делать. Молю тебя, забудь или сделай вид, что не слышал, ибо недостойный раб Твой не ведал, что просил. Аминь…