Феникс. Начало

Глава 11 Снова в школу

Жандармы довезли меня до, ставшего уже почти родным, отдела полиции и, заведя в здание, передали в дежурном лейтенанту. В комплекте со мной полицейский получил под роспись пачку документов в непрозрачном пластиковом файле. Мазнув по мне равнодушным взглядом, лейтенант махнул на лавку для задержанных в дежурной части и принялся что-то записывать в толстую амбарную книгу. Я плюхнулся на лавку и смежил веки, пытаясь задремать — впервые за последние несколько суток я чувствовал себя в относительной безопасности. Тяжелая рука на моем плече заставила вынырнуть из объятий сладкой дремы. Надо мной стоял, улыбаясь, господин Новицкий Владимир Алексеевич.

— Пойдемте со мной, задержанный.

Огромный мужчина кивнул лейтенанту и распахнул передо мной дверь, ведущую в полицейские застенки. Коридор, в который вывел меня полицейский, был абсолютно безликий, покрашенный в веселенький светло-бежевый цвет, с рядом одинаковых, темно-коричневых дверей. Внезапно Новицкий остановил меня, обхватил своими лапищами, так что хрустнули ребра.

— Спасибо Саша, не забуду. — шепотом прошептал дядька и разомкнув объятия, тихонько подтолкнул вперед.

— С Наташей все в порядке? — не разжимая губ, тихонько спросил я.

— Да, все более или менее нормально. Немножко побили, сильно напугали, но больше ничего сделать не успели. Если бы не ты, я не знаю, чем дело бы закончилось. Пойдем пока, в моем кабинете посидишь, пока родителя за тобой не приедут.

В просторном кабинете, куда меня отвели, за конторскими столами с мониторами, не первой молодости, сидели двое, ничем не примечательных, мужчин.

— Пока на диванчике посиди, передохни. Скоро твои родители придут, и мы тебя им передадим — дядя Вова расположился за одним из свободным столов. — Это кто? — спросил один из присутствующих мужчин — темноволосый, лет сорока, одетый в футболку цвета хаки.

— Это Саша, я вам про него говорил.

Все понимающе покивали головами.

— Так что у нас получается по ситуации в комплексе беженцев — больше не обращая на меня внимания, спросил Новицкий, оглядывая коллег.

— Получается у нас грустно. — самый молодой из присутствующих, парень лет двадцати пяти, с пшеничными волосами и трёхдневной щетиной на щеках, защелкал мышкой компьютера: — Всех жильцов комплекса временно заселили в старые казармы батальона связи в военном городке. Всем взрослым формально дали по десять суток административного ареста за проживание без регистрации. Представители Евросоюза, конечно, бухтят, что это нарушение прав и не гуманно, но наши пока держатся, и как я понимаю, будут держаться, пока европейцы им каких плюшек не отсыпят. Адвокатов, что направили гуманитарные организации отфутболили, так как достоверно не установлены личности их подзащитных. Отфильтровали пока около пятидесяти человек, у которых были документы. Их обратно заселили в жилой комплекс. Что делать дальше — никто не знает. Восстанавливать комплекс в первоначальном виде нельзя, иначе уже через месяц там будет то же самое. Как долго будут решаться вопросы с документами тех, кто остается в казарме — тоже непонятно, это дело не одного дня. Конечно, это нас сейчас мало касается, всем жандармерия рулит, но вдруг им надоест, и они все на нас спихнут. Тем более казарма — это не четыре дома, скученность там страшная, уже дважды поножовщина случалась.

— Костя, а посчитали, сколько террористов погибло при штурме?

— Девятнадцать. Причем наши поразили только одиннадцать человек, остальные, видимо, сами друг друга перестреляли — парень повернулся ко мне и подмигнув, снова уткнулся в экран монитора.

Костя, ты мне напомни, что там с семейством Магаровых произошло? — заинтересовано спросил Владимир Алексеевич, по-прежнему не обращая на меня никакого внимания. Я сидел, откинувшись на спинку диванчика, прикрыв глаза, делая вид, что дремлю, одновременно внимательно слушая разговор полицейских, прекрасно понимая, что весь этот доклад был сделан исключительно для меня.

— С Магаровыми… сейчас — Костя задумчиво застучал по клавишам клавиатуры компьютера: — Так… Магаров Рувим — ака, предприниматель, сидит в изоляторе для административно-арестованных, получил пятнадцать суток за мелкое хулиганство. У него на руках тест показал наличие продуктов горения пороха, но привязать его к какому-то трупу или конкретному оружию, не получается. Говорит, что накануне у знакомого на стройке работал пороховым монтажным пистолетом. Документы у всех Магаровых в порядке, поэтому, если не докажем, что он стрелял в полицию, или убил кого-то из своих, то придётся его отпускать. У Магарова два сына. Старшему восемнадцать лет, зовут Адам, огнестрельное ранение в бедро, лежит в больнице. Следы пороха на руках тоже обнаружены, как вы понимаете, заявил, что накануне с папой работал на стройке, работал пороховым инструментом, документы в порядке. Про ранение сказал, что получил ранение, попав под шальную пулю. Второй, младший, Марат Магаров, шестнадцать лет, документы тоже в порядке, следов пороха тест не показал, вместе с матерью и другими родственниками отпущен, живёт в жилом комплексе. Тут ещё стоит пометка родственник Магарова — Клинкер Васим, второй пилот грузового «Боинга», гражданин Асании, тяжело ранен двумя пулями в пах, через двое суток умер в больнице. Пули полицейского образца, были надпилены, поэтому разрушились при попадании в тело покойного. Прокуратура еще ведет проверку, но идентифицировать оружие, из которого оно было выпущено, скорее всего будет невозможно. Кроме того, во дворе жилого комплекса обнаружен полицейский пистолет-пулемет «Сумрак», с затертым номером, из которого стреляли, а после того, как патроны закончились, бросили. Оружие направлено на экспертизы, но криминалисты обещают восстановить номер к концу недели и скорее всего это автомат из числа похищенных со складов.

На мгновение повисла тишина, наверное, дядя Володя думал, какой, интересный для меня вопрос, еще стоит задать. Но не сложилось.

В дверь кабинета постучали, а потом, такой знакомый и родной, голос спросил:

— Здравствуйте, мой сын у вас?

Какая то сила подбросила меня вверх с уютного дивана, чтобы через секунду я осознал себя и внука, уткнувшимся в шею невысокой женщины со светлыми волосами и зелёными глазами — нашей с Сашей мамы. Да, я взрослый мужчина, видевший очень многое, чья родная мама бесследно исчезла где-то на просторах огромной страны, сейчас безуспешно пытался сдержать бегущие по щекам соленые слезы, потому что пришла мама. Несмотря на все уверения потомка, что интернет знает всё, найти какие-то следы своей матери за прошедшие дни я не смог, только адрес в Иркутске, куда в сорок втором году отправили извещение, что я пропал без вести. А теперь в Иркутске сепаратисты, с которым у Союза Республик вооруженный нейтралитет, и если я хочу найти следы матери, это надо просить Сашиных, а теперь и моих родителей, чтобы мне купили групповой тур в Восточную Сибирь. А пока я плакал, стараясь незаметно вытирать слёзы о ткань жакета единственной близкой мне женщины, живущей под этим небом.

— Что ты, Сашенька всё хорошо, все позади! Сейчас я заберу тебя отсюда. — Мамины руки гладили меня по волосам, с такой нежностью, что замирало сердце. Я поднял глаза и увидел, что по маминой щеке стоит стекает одинокая слезинка.

— Да, конечно!

Мы с мамой вспомнили, что мы не одни, а находимся в присутственном месте. Сзади смущенно покашливал Владимир Алексеевич.

Дождавшись, когда мы с мамой повернемся к нему лицом, дядя Вова смущенно поклонился:

— Анна Владимировна, от себя лично я приношу вам и вашему супругу Владимиру Николаевичу, глубочайшую благодарность за правильное воспитание сына. Он лично очень выручил меня, и я об этом никогда не забуду. Любой член вашей семьи может всегда обратиться ко мне за любой, подчеркиваю, любой, помощью. И я сделаю все, что в моих силах, чтобы оказать вам такую помощь.

— Как-то очень неожиданно услышать подобное от полицейского. — мама была в полнейшем недоумении.

— Ну, Саша у вас большой молодец, поверьте это так. А теперь, извините, но официальная часть. Я через несколько дней зайду к вам в гости. Просто в результате некоторых событий меня обязали осуществлять гласный надзор за Александром. Ничего серьёзного, но формальности надо соблюдать. Я предварительно вам позвоню.

— Хорошо договорились, предварительно позвоните. — Мама взяла меня за руку и потащила к выходу.

Через два дня, в четверг, я пошёл в школу. С трудом уговорив маму не провожать-конвоировать, мы вместе с потомком неторопливо шли в сторону школы.

— Это что там за веселая возня? — я повернул голову в сторону группы школьников, что, заливисто хохоча, возились у торца жилого дома, мимо которого нам предстояло пройти.

— Ну если и веселая, то не для того, ботана, что у стены стоит. Это наши с тобой одноклассники задрота из нашего же класса мучают. Главный у них Глеб Хвостов, тот что в черными волосами, посредине. Папа его Борис Петрович Хвостов — начальник отдела финансовой гвардии в нашем округе, а остальные его прихлебатели. А дрючат они Вадика Стеблова. Он отличник, но очень застенчивый, поэтому в классе ни с кем не сходиться, вот Хвостов со своими пристяжными его выбрали своей игрушкой.

— А тебя?

— Что меня?

— Тебя они не трогают?

— Меня нет. Меня трогали Саид с друзьями. У нас в классе у каждой группировки своя жертва. Правда деньги Саид с Вадика иногда тряс, но без фанатизма. Ему было интересно меня напрягать.

— Угу, интересно, кого он сейчас напрягает?

— Слушай, а что там?

— Ну там, на том свете.

— Саша, у каждого свой ад. У меня не было ничего, просто пустота. Никого больше я там не видел, не ангелов, ни чертей. Возможно, что у Саида все по-другому.

А между тем игра продолжалась. Я ее знал, она, по идеи, была безобидная. Несколько человек по очереди хлопали по спине голящего, после чего он, обернувшись, пытался угадать, кто его коснулся. Если голящий угадывал, то человек, которого он опознал, сам вставал лицом к стене. Но современный вариант игры был немного изменен. Громко ржущие парни, под одобрительное хихиканье двух стоящих позади девчонок, били в костлявую спину Вадика Стеблова изо всех своих подростковых, но сил. Парень, глаза которого были полны слез, корчился под ударами, но даже если угадывал с авторством, все дружно заявляли ему, что он ошибся.

— Эй, ты куда? — всполошился потомок, когда я направил нас к веселящейся компании.

— Саида больше нет, значить в следующий раз к стенке попытаются прислонить тебя.

Я с ходу засадил по почкам Хвостову, так, что его сразу скрючило от боли — знаю, что очень больно, меня от гостеприимства в Комиссариате Евросоюза до сих пор корежит от болей в районе пояснице.

Когда Глеб с пылающими от гнева и боли глазами повернулся ко мне, я улыбался, вытянув вперед кулак с понятым вверх большим пальцем:

— Угадай кто?

— Ты! — Глеба перекосило.

— Неа, не я! Становись теперь ты! — я за плечо развернул Глеба и попытался подтолкнуть его к стене, но не успел — стоявший рядом с Глебом высокий парень с отечным лицом, очевидно его «секьюрити» перехватил мою руку и зло оскалившись наклонился ко мне, правда тут же в испуге отскочил назад отпустив меня — мои пальцы, вытянутые «козой» остановились буквально в сантиметре от его глаз.

Повисла тишина, которую разорвал звонок, донесшийся из здания школы, находящийся за углом.

— Ну все, Ванька, тебе конец. Мы с тобой потом разберемся! — Глеб попытался сплюнуть мне под ноги, но лихого плевка не получилось — загустевшая слюна повисла у парня на подбородке.

Сторонники и содержанцы сына начальника финансовой гвардии, подхватив своего патрона и его портфель, устремились в сторону школьного двора, а я успел ухватить за пиджак устремившегося за ними Вадика. Очевидно, пока мы не подошли, его не только были кулаками, но и пару раз пнули — на брюках «терпилы» виднелись следы чей-то обуви.

— Подожди, я тебя отряхну.

— Ты зачем влез? Они же тебя не трогают? — Вадик достал из кармана свернутый вчетверо салфетку, вытер слезы и теперь протирал запотевшие линзы очков.

Я, как смог, отряхнул брюки Стеблова, после чего разогнулся и посмотрел в близорукие глаза парня:

— Просто пришло время нам распинывать их жопы…

Вадик недоуменно уставился на меня, потом покрутил пальцем у виска и подхватив свой рюкзачок, побежал в школу.

В фойе первого этажа, напротив раздевалок висели три фотографии с чёрными уголками. С одной серьезно смотрел на меня Саид Магаров, первого неизвестный или неизвестные зарезали ночью возле трансформаторной будки возле жилого комплекса беженцев. Второй и третий парень были из параллельного класса. Один дежурил вместе со своим старшим братом на крыше здания, напротив того места, откуда стрелял я. Когда старший брат погиб, младший, ни секунды не колеблясь, взял его автомат и стрелял в сторону штурмовой группы полицейских, пока его не снял снайпер. Про обстоятельства гибели третьего школьника я ничего не знал. Когда я вошел в класс, все уже сидели за партами, но учителя еще не было. Внук подошел к третьей парте, в дальнем от окон ряду. За партой сидел, уткнувшись в учебник, Вадик Стеблов. Рядом с ним, на моем, как я понимаю, стуле, лежал чей-то рюкзак с белыми черепами на черном фоне. Кто-то хихикнул за моей спиной.

— Это рюкзак Вани Мельникова, он за мной сидит — послал мне сигнал потомок. Я повернул голову вправо — за моим стулом, развалившись, сидел худощавый парень с узкими злыми глазами и зачесанными назад светлыми волосами, что улыбался, внимательно глядя на меня, только уголками губ. Рядом с Мельниковым сидел совсем щуплый пацан, с улыбкой до ушей, который, почему-то, все время косился на Мельникова, как будто искал его одобрения.

— Столяров Коля, мельниковская «шестерка».

Я поднял стул и наклонив его, скинул чужой рюкзак на пол, после чего отпихнув в его сторону ногой, уселся на свое место, чтобы в ту же секунду получить болезненный тычок в спину. Пока я, под радостное взвизгивание Столярова, раздумывал, что предпринять, в класс вошла преподаватель — молодая женщина в белой блузке и широких черных брюках. Все встали, и я снова получил тычок в спину.

— Наша классная, Наталья Сергеевна Князева. И не вздумай Мельникова ударить. За ним конкретные отморозки, им тебя на нож посадить ничего не стоит. Они наркотой на районе промышляют, а Мельник с ними крутится. — продолжал информировать меня Саша.

— Как скажешь — ответил я.

— Садитесь дети. Все вы знаете, что трагические события произошли с ребятами из нашей школы, поэтому первый наш урок сегодня опять будет посвящен вашей безопасности.

Все сели, заскрипев партами, все, кроме меня.

— Ты что-то хотел спросить, Иванов?

— Да, Наталья Сергеевна, я хотел выступить на тему безопасности учащихся. Я прошу донести до сознания Вани Мельникова, что если он еще раз ткнет меня в спину, я сломаю ему эту руку. Ну, или другую, если ошибусь. Я это прямо при вас говорю, что так сделаю.

— Иванов, ты что…

— Наталья Сергеевна, вы мне глубоко симпатичны, но вы, как работник образовательного учреждения, должны обеспечить мою безопасность. Если вы мою просьбу проигнорируете, то я буду вынужден сам ее обеспечивать, так как удары Мельникова подрывают мое здоровье. У меня даже справка из больнице о телесных повреждениях есть.

По лицу Натальи Сергеевны была видна весь спектр мыслей, беспорядочно мечущихся в ее голове, от той, что надо немедленно бежать к директору школы и вызывать полицию, до той, что не стоит ничего делать, авось все рассосется.

— Садись, Саша. Продолжим урок.

Мельников больше меня не трогал, только что-то все время злобно шипел своему соседу, слов я разобрать не мог, но знал, что они касались меня.

Не слушая благоглупостей, что вещала Наталья Сергеевна, я потребовал от Саши ориентировать меня, кто есть, кто в классе.

— Ну что рассказывать, я не знаю. В ряду у окна сидят наши мажоры. Глеба ты уже знаешь, рядом с ним сидит его подружка Инна Сорокина. Да, вон та красивая. Перед ним сидят Павлов Алексей и Кузнецов Тимофей. Они отличники, делают задания для Глеба и Хасаева Олега, которому ты глаза чуть не выткнул. Он борьбой занимается, но туповатый. Он, скорее всего будет нас с тобой после уроков держать, пока Глеб будет нас пинать. Рядом с Хасаевым сидит Калашников Дима. Он дзюдо занимается. Дима парень башковитый, поэтому решил, что с Глебом ему выгодней. За Олегом и Димой сидят две девчонки. Та, что посимпатичней — Таня Белохвостикова, а вторая Лана Сидорова. Им просто разрешают в их компанию входить, типа, как подружки Инны. На этом их достоинства заканчиваются. На последней парте сидят Даша и Миша Бодровы. Их отец считается другом отца Глеба, и они делают вид, что с Глебом дружат, но мне кажется, что только делают вид.

В среднем ряду основной — вот тот блондинчик с белой кожей — Саша посмотрел нашими глазами на парня с чертами альбиноса, в очень ладном, явно шитым на заказ, пиджаке: — Клим Желтов, кандидат мастера спорта по шахматам. Папа у Клима заместитель прокурора нашего района. Рядом с ним Коля Комлев, отличник и компьютерщик. За ними сидят — вон тот мордатый, сын начальника районного управления полиции Антон Золотухин. Рядом с ним Иннокентий Чебаков. У Чебакова папа предприниматель. Чебаков и Золотухин примерно три года назад появились в классе, почти одновременно. Говорят, что папа Чебаков — кошелек папы Золотухина, и они давно дружат.

За последней партой среднего ряда парни — это Георгий и Арнольд. Они в наш класс пришли только в этом году, занимаются только спортом, играют за молодежный футбольный клуб области, в классе бывает очень редко, иногда играют за школьную команду. Поэтому их никто не трогает, а им никто н не нужен. Самые чепушиные чепушилы класса сидят перед нами. На самой первой парте вон тот, что с Натальи Сергеевны глаз не сводит — это Стигов Евгений, ленивый ботан — троечник, рядом с ним почти такой же Хромов Михаил. За ними две девчонки Люся и Маруся. Они совсем дикие, между собой только общаются. Люся красивая, а Маруся просто ей подруга. Перед нами на парте сидят Марат и Данила — просто троечники и пофигисты. Ну а на последних партах сидели Саид, Мага и Махмуд.

На этой минорной ноте прозвенел звонок. Наталья Сергеевна, странно посмотрев на меня, вышла из класса, а мы с внуком пошли вслед за остальными в класс физики.

Это был странный день. Уроки тянулись очень медленно. На переменах, когда я заходил в класс, все замолкали и старались не встречаться со мной глазами. Все, кроме Глеба Хвостова, которого просто корежило от ненависти, когда он видел меня. Учителя тоже меня старались не замечать. Я видел, что из взгляд, перед тем, как уткнуться в мою сторону, делал какой-то кульбит к потолку, чтобы, через секунду, вернуться на свою нормальную траекторию.

После последнего звонка мои одноклассники ждали меня на крыльце. Здесь был весь класс. Когда я, шагнув из полумрака фойе школы на освещенное солнцем крыльцо, невольно сощурился и сбился с шага, ко мне шагнули Хасаев и Калашников, борец и дзюдоист.

— Что, прям здесь начнем? — я быстро бросил свой рюкзак в руки хлопающему глазами чуть в стороне Вадику Стеблову и принял подобие боевой стойки.

— Нет, пошли за школу. — дал команду Глеб: — А то Ванька опять Наталью Сергеевну звать начнет.

Я забрал из рук Стеблова рюкзак и пошел вслед за Глебом, в окружении его свиты, которые постоянно оглядывались на меня, как будто постоянно ожидали, что я побегу.

За школой был разбит старый, уже неухоженный сад, густая листва деревьев которого надежно скрывала этот уголок школьной территории от зорких взглядов школьной администрации. Народ, возбужденно переговариваясь, рассосался по кругу, в центре которого, вокруг меня встали Глеб, его охрана и Мельников.

— Ну что, Ванька, готов в больничку ехать? — Глеб снова сплюнул между зубов. На это раз получилось получше, слюна не повисла на подбородке, а попала на кроссовок дзюдоисту Калашникову, но тот отвел глаза, сделав вид, что ничего не заметил: — Или попросишь прощения и мои ботинки поцелуешь?

Я вздохнул, повернулся, чтобы повесить пиджак на сучок старой ранетки, когда сзади раздался чей-то панический взвизг:

— Шуба! Ноги делаем!

Я с удивлением обернулся — лучшая и наиболее спортивная часть класса, во главе с Хвостовым и Золотухиным, бежала к забору, окружающему школу, а кто-то, самый шустрый, уже красиво перепрыгивал его. А в противоположной стороне, через странно опустевший проспект, в сторону школы бежала черная, монолитная толпа, размахивая какими-то страшными, даже на расстоянии, палками.