Феникс. Начало

Глава 7 Неуемная жажда мести

Через пару минут я наблюдал красивую и большую машину Магарова старшего, чья черная туша выделялась среди окружающих ее малолитражек.

— Внук, что что за авто?

— «Линкольн- Навигатор».

— Дорогая?

— Как квартира в центре.

— А квартира дорого стоит?

— Блин…. Ну, некоторые за жизнь накопить не могут.

Возле кормы автомобиля, который был наверное, размером с газовскую «полуторку» моего времени, кучковался Саид со своими друзьями и еще пара пацанов, мне незнакомых. Магаров старший открыл огромную, как ворота, заднюю дверь машины, покопался внутри, затем сунул сыну какой-то сверток. Непонятная возня прервалась падением на землю неожиданного предмета, который очень напоминал небольшой восточный нож — чирчик, в кожаных ножнах и с отделанной оловом рукоятью. Саид мгновенно наступил на выпавшее из неловких рук оружие, затем, воровато оглянувшись, нагнулся и сунул нож в карман.

— Как думаешь, внучек, зачем нашим друзьям острые ножики?

— Не знаю, дед. — эйфория от выигранного суда у Внука сменилась легкой паникой.

— Вот и я не знаю.

В это время нас похвали в канцелярию, где выдали решение судьи и отсчитали пятьдесят тысяч рублей компенсации новенькими, хрустящими крупными купюрами. Пока сотрудник суда ходил в кассу за деньгами, я обворовал российскую судебную систему — перегнувшись через барьер. Утащил со стола канцеляриста пластиковую линейку. Закончив в формальностями, я спустился в полуподвальное помещение с намертво закрытой металлической дверью черного хода, зажал линейку под острым углом между створками, и сломал ее на две половины, затем оторвал от длинных шнурком кроссовок по хорошему куску, и продернув куски шнура через отверстия на концах линейки, завязал петельки.

— Ты что делаешь?

— Ты думаешь Магаров- старший пацанам ножики раздал как элементы национального костюма?

— Н-нет.

— Вот и я думаю, что нет. Ладно, пошли.

Я засунул обломки линейки в рукава куртки и пошел к выходу. Распахнув тяжелую входную дверь, я выбежал из здания суда, и не останавливаясь ни на секунду, перепрыгнул невысокий заборчик, огораживающий дворец правосудия, затем побежал в сторону своего дома. Сзади раздались крики и отдаленный топот. Видно у ворот меня ждали, но мои недруги не ожидали от меня такого темпа и безнадежно отстали. Я бежал, уворачиваясь от случайных прохожих, проезжающих машин, несколько раз меняя направления и выбирая узкие проулки и тропки в частном секторе, чтобы не дать догнать меня на машине. Шума погони я давно не слышал, впереди показался, неуклонно приближаясь мой родной двор.

Я чуть прибавил скорости, как лошадь, учуявшая приближение конюшни. Вот арка, осталось свернуть во двор и пробежать метров сто до моего подъезда. И тут меня лягнула лошадь, которая спешила в свою конюшню. Во всяком случае ощущения были схожи. В глазах вспыхнул прожектор, меня отбросило назад, шарахнуло об стену, так что выбило дух, затем я солдатиком упал лицом вниз. Не знаю, через сколько времени я осознал себя, но все-таки осознал. Сквозь полуприкрытые ресницы я видел неясные тени, перекрывшие свет спасительного проходя в родной двор. Возле меня несколько человек разговаривали на одном из наречий тюркского, который я помнил мала-помалу со времен срочной службы в Семиречье. Сосредоточится и понять о чем надо мной разговаривают, очень мешали звездочки, плывущие перед глазами и общее угнетенное состояние организма.

— Мага, ты не убил его?

— Не знаю, Саид.

— Жаль, я хотел, чтобы он все почувствовал, сын собаки.

— Что почувствовал?

— Как я буду этому барану резать горло и спускать кровь. Идите, смотрите, чтобы никто не пошел.

Раздались шаги отходящих людей, потом чьи то руки обшарили мои карманы, нащупали и с довольным бормотанием вытащили пачку купюр из джинсов. Затем меня схватили за волосы и запрокинули голову, у беззащитного горла я почувствовал острие отточенного лезвия.

— Саид, дворники идут!

— Шайтан! — рука с ножом замерла в нерешительности. Уплывающим сознанием я пытался понять, смогу ли я достаточно быстро перехватить руку с ножом, и понимал, что мое движение будет вялым и медлительным, Саид успеет полоснуть мою артерию, так что никакие дворники помочь мне не успеют. Внука вообще я не ощущал. Вряд ли сейчас он демонстрировал образец мужества, наверное, пребывал в благословенном беспамятстве.

— Затащите его туда и накройте носилками — Саид с силой оттолкнула мою голову от себя, и она с деревянным стуком встретилась с асфальтом. Уплывая в тревожную мглу, я думал, что если останусь жив, то любителей резать баранов я помножу на ноль.

Открыв глаза я тут же захотел закрыть их обратно. Голова разрывалась изнутри жуткой болью, как будто какой-то добрый человек засунул мне в череп кирпич. Невыносимая вонь усиливала мои разногласия с этим миром, утренняя каша неудержимо попросилась наружу, и меня вывернуло куда то в бок, добавив страданий от жутких спазмов, сотрясающих тело.

— Вот видите, господа студенты, на лице пациента типичная картина сотрясения мозга в тяжелой степени — громкий и жизнерадостный голос над ухом раскаленной иглой ввинчивался в мой мозг: — ушиб головного мозга под вопросам, ясно будет завтра. Подозрение на перелом основания черепа мы сняли. Что с вами случилось, молодой человек?

Судя по деликатному прикосновению к плечу, вопрос был обращен ко мне.

— Не знаю, доктор — раздался чужой, хриплый голос: — шел домой, вошел в арку, очнулся уже здесь.

— Вот, господа, имеет место кратковременная потеря сознания и частичная амнезия. Сейчас порез на лбу почистим, заштопаем и в палату. Кстати! — голос усилился до совсем нестерпимого уровня шума: — Эй, лейтенант, тут еще один пострадавший, опрашивать будешь.

Надо мной склонилась голова в форменной кепке с кокардой, чтобы через секунду исчезнуть из зоны видимости.

— Откуда пацана привезли?

Кто- то назвал адрес моего дома.

— А, наша территория.

Голова с кокардой появилась вновь:

— Что случилось, молодой человек? Я участковый, лейтенант такой-то.

— Вы можете так не орать, голова разламывается!

— Да я вроде нормально разговариваю — фуражка закрутилась из стороны в сторону, ища поддержки от окружающих. Медперсоналу было откровенно по фигу до нашей беседы, поэтому голова с кокардой заговорила чуть тише.

— Что с вами случилось?

— Я не помню, вошел в арку дома и потерял сознание.

— Кто-то ударил? Что-то пропало?

— Да нет, вроде все на месте. Никого рядом не видел.

— То есть, можно предположить, что вы запнулись и упали с высоты собственного роста — голос полицейского приободрился.

Я, моргнув глазами, подтвердил, что предположить это я могу.

— Сейчас я объяснение накатаю, а вы подпишите, чтобы больше вас никто не беспокоил.

Очевидно, что на такие документы лейтенант набил руку, так как буквально через три минуты мне деликатно сунули в руку авторучку и поднесли к лицу бланк с куцым, трудноразличимым текстом. Я попытался разобрать, что там написано, но не смог.

— Прочитайте пожалуйста, что вы написали.

Полицейский, не чинясь, скороговоркой пробубнил написанное. С трудом пробившись сквозь пустую трескотню канцелярских оборотов, я уяснил, что я шел, упал, получил травму, в произошедшем никого не виню, впредь по данному вопросу прошу меня не беспокоить. Я ткнул ручкой в точку, куда упирался палец участкового, выслушал искренние пожелания поскорей выздоравливать и без сил откинулся на каталку.

Когда я с криком вынырнул из омута сна, за окном стояли летние сумерки. Воздух с всхлипом вырывался из груди, сердце колотило как молот, а простыни были мокрые и вонючие от пота. Секунду назад, в моем сне Саид все-таки перерезал мне горло на удивление тупым ножом. Он пилил его очень долго, а я не мог ничего сделать. Папа Саида — Рувим ака, как стальными обручами, прижимал мои руки к туловищу, с довольной улыбкой вглядываясь мне в лицо, откуда-то сзади- сбоку. Почувствовав, что во рту сухо, как в пустыне Кара-Кум, я сел на кровати. На удивление я чувствовал себя удовлетворительно, голова почти не кружилась, тошнота тоже прошла. Саднил только лоб со свежими стежками швов, но это было такими пустяками по сравнению со скрипом лезвия по горлу. Я уже хотел пойти в туалет, когда услышал шаги в коридоре. Я упал на подушку и замер. Раздался сдавленный женский шёпот:

— Вроде все спят, пошли в ординаторскую.

Судя по звукам, спутник девушки был мужчина, который горячо поддержал решение дамы, шаги удалились, на пределе слышимости хлопнула дверь. Очевидно, ординаторская была далековато. Вокруг мирно сопели в маленькие носики мои соседи по палате, мальчишки лет восьми- девяти, умаявшиеся за длинный больничный день. Я сунул ладонь в тумбочку, нащупал на полке джинсы с завернутыми с них обломками линейки. Все было на месте. Свернув одеяло колбаской, я сунул его под простынь и стал одеваться. Внизу, у выхода сидел охранник и мирно беседовал с двумя женщинами в белых халатах. Побродив по опустевшим в преддверии ночи медицинским кабинетам, я с удивлением нашел не запертую перевязочную. Там я прибарахлился тонкими латексным перчатками, одноразовым халатом из голубой бумажной псевдо-ткани, отпер решетку висящим там же, согласно требованиям правил пожарной безопасности, ключом, и нырнул в темноту растущих под самым окном кустов.

Одинокого прохожего ждал у фонаря. Когда мужчина оказался в круге света, навстречу ему шагнула странная фигура, с перемотанной головой, облаченное в голубой медицинский халат — распашонку и резиновые перчатки. Прохожий напрягся, тревожно оглянулся по сторонам — внешний вид встреченного в темноте пугала не предвещал ничего хорошего.

— Дяденька, пожалуйста, дайте телефон на минуточку, мне надо родным позвонить, что я в больницу попал — возвопила фигура ломающимся подростковым баском, с легким акцентом.

Ситуация оставалась тревожной, но во всяком случае становилось понятно странное одеяние субъекта — в больницу попал.

— Там просто медсестры вредные, не разрешают домой позвонить.

Теперь прохожий чуть успокоился, с вредными медсёстрами в своей жизни он тоже встречался.

Как только в моей руке оказалась трубка сотового телефона, я набрал номер Саида. Пытливый читатель спросит — а откуда автор взял номер. Отвечаю с удовольствием- из школьного журнала, а запоминать ряды цифр в разведшколе учили и при Сталине.

Саид, ты? — зажав трубку рукой на тюркском спросил я.

— А, кто ты? — раздался голос моего врага.

— Саид, мы тут у трансформаторной будки пацана поймали. Он на стене написал, что он твой рот имел и твой дом шатал. Что с ним делать?

— На меня писал, меня в рот?

— На тебя!

— Держите, сейчас буду!

Через пять минут у трансформаторной будке раздался дробный топот ног. Наш аскер бежал творить суд и расправу, воинственно размахивая правой рукой с зажатым в кулаке ножом. Саид забежал за угол и растерянно остановился. Кроме пары ваххабитских лозунга, переписанных с видеороликов ИГИЛ (в том мире не запрещена), с ошибками в завитках арабской вязи, но старанием молодых мюридов, стена новых подписей не содержала. Боевые побратимы, с трепещущей жертвой в руках, тоже не наблюдались. Сзади раздался шорох, из-за угла шагнула бесформенная фигура и негромко произнесла:

— Салам, бача.

Голос ненавистного русского, который лишил его отца верных шестисот тысяч (о вытянутых из кармана джинсов пятидесяти тысячах Саид отцу не сказал, объяснил, что не было денег), чуть не лишил Саида разума, но прежде чем отправить врага в ад, куда он почему-то не добрался сегодня утром, мудрый воин оглянулся по сторонам. Не мог этот дрыщь, с ухоженной челкой, быть один. В кустах наверняка прятались либо полицаи, либо взрослые родственники Иванова.

— Я не могу отдать тебе салам, потому как ты сын свиньи — с достоинством, как ему показалось, ответил Саид.

Иванов усмехнулся:

— Деньги то мои надеюсь не потратил? Давай сюда!

Саид непроизвольно коснулся потайного кармана брюк, в которых покоилась пачка денег, и снова оглянулся по сторонам.

— Да ты не ссы, я один.

Один? Этот баран пришел один? Саид сразу двинулся вперед, ни говоря больше не слова. О чем говорить с покойником? Если бы вокруг были бы верные пристяжные, ловящие каждое слово своего вожака, то тогда конечно. Саид бы произнес парочку красивых, поучительных фраз. А тут для кого стараться? Удар снизу в пах Иванов рискованно принял на скрещенные руки. Если бы лезвие ножа было бы чуть длиннее, то Саид бы напоил свой клинок горячей кровью, а так…

Иванов вывернул руку Саида, и нож серебряной рыбкой скользнул в темноту. Саид успел сделать пару торопливых шагов, когда сзади пришла БОЛЬ. Парень недоуменно обернулся. Оказавшийся не таким глупым, урус, чья нелепая хламида была покрыта темными пятнами, улыбался в паре шагов от Саида, разведя в сторону руки с какими-то торчащими палочками. Боль в пояснице понемногу отступала, становилась терпимее. Сейчас, я подниму свой чирчик и второй раз буду хитрее, зарежу сразу. Саид наклонился, выискивая родовой клинок, прищурился, так как света фонаря стало не хватать. В этот момент артериальное давление упало к нижнему пределу, и сын бая ухнул в темноту, где у него больше не было ни волнений, ни забот, ни гонора.

Я наклонился к теплому телу, сунул пальцы в кармашек, достал пачку похищенных у меня днем денег, потом подобрал нож Саида, хороший клинок, от старого мастера. Прятать труп смысла не было, так как из нескольких ран на спине натекло столько, что как не затирай, следы останутся. Сейчас осталось выбросит испачканные кровью медицинский халат и перчатки с бахилами, а затем нанести визит к Магарову — старшему, потому как, чувствую, в ином случае покоя мне не будет. Я отошел темноту, разоблачился, завернул в обрывки халата свое оружие. Когда покойный Саид шагнул мимо меня за своим ножом, он совершил типичную ошибку вооруженного человека — посчитал, что главное первым вернуть свой нож, а дальше он со мной разберется. Заостренные половинки пластиковой линейки, с помощью шнурков от кроссовок плотно примотанные к моим кистям, делали меня очень опасным. Несколько сильных ударов в темпе швейной машинки имени товарища Зингера острыми концами твердого пластика и все, вопрос закрылся.

Я сделал круг в темноте, окровавленный инвентарь сунул в старые пластиковые пакеты, которыми потомки щедро засыпали всю территорию своего обитания. Чтобы сбить со следа собак, прошелся через маслянистую лужу с запахом солярки. Не найдя надежной помойки, сунул пакет с окровавленными вещами в дыру колодца канализации, откуда явственно журчало и несло дерьмом. Теперь пора нанести визит в обитель беженцев. Квартал, куда я стремился, представлял собой квадрат из четырех девятиэтажных панельных домов. Въезд был оборудован с одной стороны, там стояла будка с шлагбаумом и вертелся какой-то охранник в форме. Три оставшихся проезда были переговорены металлическими высокими воротами, запертыми на проржавевшие амбарные замки.

Я подошел к одним из ворот, постоял несколько минут, вслушиваясь в хрупкую тишину летней ночи. Признаков засады не было. Вздохи, запахи табака, анаши, немытых тел в обозримом пространстве я не ощущал. Я перекрестился, и полез по ржавым прутьям вверх. На мое счастье мой небольшой вес не нарушил равновесия створок ворот и ночь не прорезал предательский скрип ржавого железа. Я перегнулся через верхнюю планку и мягко приземлился на пыльный асфальт, сделал два тихих шага и осторожно выглянул во двор. Почти все окна домов были темны. У дежурки на въезде стояло несколько человек, тлели угли в мангале, тихо звучали южные напевы. На далеком востоке еще не появилась светлая полоса, и я пригнувшись почти к земле заспешил к нужному подъезду. Домофона на двери не было. Я потихоньку приоткрыл дверь и скользнул в узкий проем и на цыпочках пошел вверх по лестнице. Нужная мне квартира была не третьем этаже. На втором меня остановили.