Феникс. Начало

Глава 17 Громадье планов

Я вздохнул с облегчением, когда створки гаражного бокса с грохотом захлопнулись, отделяя нас от десятков, похищенных у полиции, стволов разнообразного охотничьего и гражданского оружия.

— Ключи давай. — моя раскрытая ладонь повисла в воздухе.

— Но это мой гараж! — Миша Хромов даже спрятал руку с зажатым в кулаке ключом, за спину: — Мне что, теперь в свой гараж не попасть?

Это была длинная история. Мишин батя несколько лет назад арендовал у одинокого пенсионера гаражный бокс, подписав договор аренды с автоматической пролонгацией. Дед в прошлом году умер, права на гараж никто не заявил, наследники не проявились, и отец Миши продолжал пользоваться боксом, уплачивая за покойного старика все взносы и платежи, надеясь, через десять лет, переписать гараж на себя, так как в каком-то телевизионном шоу он услышал, что так можно сделать. Бокс использовался как склад ненужного хлама семейства Хромовых, которые перетащили в бетонную будку все, что дома хранить стыдно, а выбросить жалко. Так как Хромов-старший две недели назад убыл на Севера, на трехмесячную вахту, то Мишка притащил мне ключи от гаража, как от места надежного укрытия. И вот теперь маленький гавнюк пытался стать главным хранителем вечных ценностей для любого мужчины — смертоносных игрушек.

— Мишенька, тебе деньги дать за аренду гаража, на срок, пока папа твой не приедет? — я полез в карман: — Сколько я тебе должен?

— Да я пошутил, Саша! — Миша отвел глаза и протянул мне ключ: — Конечно, забирай.

— Отлично. — ключ от гаража я надел на кольцо с другими ключами: — Теперь откатим контейнеры на место и по дороге обговорим еще одно дело.

— Что за дело? И может не покатим их обратно? Мы их сюда то еле-еле прикатили…

— Мужики, надо сделать все, как надо. Тут каждая мелочь важна. Поэтому, мы берем и катим баки обратно. Тем более, что обратно под горку катить — уже легче.

— Ну и ладно, докатим — Вадик уперся в зеленый бок контейнера, напрягся, и покатил его, ускоряясь с каждым шагом.

— Эх, дубинушка- Миша с Женей уперлись руками во второй ящик, а я чуть подзадержался, вталкивая в узкие щели ворот и калитки гаража тонкие, невесомые стебельки — Миша конечно отдал мне ключ, но есть вероятность, что у кого-то есть второй экземпляр. Если, в мое отсутствие, кто-то откроет гараж — я узнаю.

Обратная дорога действительно было легче. Пустые контейнеры весело подпрыгивали на трещинах в асфальте, парни приободрились, и через десять минут мы уже втискивали зеленые короба в бесконечный ряд подобных им контейнеров.

Возле будки охраны я остановился и показал на широкую скамейку у поднятого шлагбаума.

— Давайте здесь поговорим. Если кто-то поблизости появится, то мы его заметим. Скажите, парни, по вашему мнению, зачем мы сделали то, что сделали?

Мои подельники озадаченно переглянулись.

— Ну…это было круто! Как мы от полиции удрали…

— Парни, это не смешно и не весело. А если бы у вас мопед заглох? Ну ладно, вас бы просто на учет поставили, а вот если бы у нас баллончики не сработали? Или полицейский, вместо того чтобы тереть глаза, выстрелил бы в кого-нибудь из нас? А если нас сейчас прихватят со стволами от того, что кто-то начнет хвастаться? Лет по десять дадут каждому, не меньше. И только лет через пять, теоретически, может быть, выпустят. Поэтому тут детские игры заканчиваются, начинаем жить по-взрослому, где жизнь или смерть, как в русской рулетке, может выпасть в любой момент. И я сейчас перед вами не рисуюсь и не гарцую красивыми словами. Просто, примерно месяц назад, я огляделся на нашу жизнь и меня, как холодной водой окатило. Я понял, что мы неправильно живем. Вот, вроде бы, все хорошо, все, что необходимо для жизни, у людей есть. Только, как не крутись, но выше уровня, на который тебя судьба при рождении поставила, ты не поднимешься. Упасть можешь, а выше подняться — не получится. Вот у тебя, Вадик, кто родители?

— Э-э-э… мама учитель, а папа прораб на стройке.

— А ты кем хочешь стать?

— Не знаю пока. Не думал об этом…

— Не думал? Ну ладно, давай, сейчас подумаем. Как ты видишь свой будний день через десять лет?

— Я не знаю, наверное, в муниципалитете, в экономическом отделе сижу, кофе пью…

— И с тоской ждешь конца рабочего дня. Платишь за ипотеку половину заработной платы, каждый день, со страхом, ждешь увольнения. Ждешь, когда родители оставят тебе наследство, чтобы рассчитаться, наконец, за квартиру, за которую будешь платить лет тридцать, и съездить на море в отпуск. И ты всю жизнь будешь перекладывать тупые, никому не нужные бумаги, а там подрастет твой ребенок и будет, в глубине души, ждать, когда ты своим уходом поможешь закрыть уже его ипотеку. И когда ты, старый и больной, будешь стоять на крыльце аптеки, прикидывая, что купить — лекарства или колбасу из сои, мимо проедет красивый автомобиль, в котором будет сидеть господин Хвостов, который Глеб, в шубе из соболя, с красивой двадцатилетней третьей женой. Представил? А теперь скажи, реально Глеб настолько лучше тебя? Или может быть, в несколько раз удачливее или умнее? Ну скажи?

— Ну ты же знаешь, что у Глеба папа…

— Вот именно. Не Глеб, а папа, его золотой папа, начальник финансовой гвардии района, одновременно, почему-то, очень богатый человек. Странно, правда? Такой старый, добрый феодализм, в котором если папа барон, то и сын будет бароном. А ты Вадик, по масштабам средневековья, всего лишь свободный виллан, лично вольный человек, только полностью зависимый от воли барона. Хорошо, если барон не жадный, и ворует не все деньги, которые присылает сюзерен. И ты крутишься, как белка в колесе, экономишь каждую копейку, и вроде бы, тебе зарплату подняли, на несколько процентов, ты уже доволен, строишь планы на будущее, а тут БАХ! Сюзерен поднимает коммуналку на те-же проценты, а за ним поднимаются цены на все, и ты опять такой же бедный, как был до того, как тебе подняли зарплату. И все начинается сначала, тебе просто не дают жить лучше. Проходят десятилетия, и ничего не меняется.

И тут же я вижу другую картину. В нашу страну приезжают люди, чужие здесь, плохо знающие язык, и начинают крутится — ставят ларек, торгуют по четырнадцать часов в сутки, живут по двадцать человек в комнате, спят на нарах в три яруса. А глядишь, через пять лет у него уже три ларька, грузовик и двадцать работников — земляков. А через десять уже ты, Вадик, сидишь в трехэтажном офисе, принадлежащем многочисленной семье этого человека, и каждый день, по двенадцать часов, ведешь черную бухгалтерию, потому, что государственной зарплаты, что платит муниципалитет, тебе на ипотеку не хватает, и ты идешь к этому бизнесмену главным бухгалтером. Он тебе предлагает зарплату в два раза больше, чем платит государство, и ты впервые везешь семью в Европу, на неделю, а потом, из чувства благодарности, помогаешь хозяину бизнеса уходить от налогов, а в спину тебе дышит двоюродный племянник хозяина, который быстро учится тому, что умеешь ты.

А через три года приходит налоговая проверка и оказывается, что там, где не надо, стоят твои подписи. Сотрудники фирмы, все, как на подбор, родственники хозяина, на допросах подтверждают, что деньги обналичивал ты и забирал ты. И ты, в полным соответствии с законом, уезжаешь пилить лед на Ямал, лет на семь, и твою, выстраданную квартиру, единственное жилье, на которое ты горбатился, изымают в доход государства, а жену твою с ребенком выселяют в муниципальное общежитие, из расчета по шесть метров на человека, с единственным туалетом на этаже. А в твоем бывшем кожаном кресле сидит другой человек, твой бывший заместитель, племянник хозяина. И работники в фирме все те же, только название на вывеске новое. Только тебя там нет, вот и все. Тебя больше нет в этой жизни.

Нравиться картина? И мне не нравится такая судьба. И всем нам, без исключения, уготовано что-то подобное. И я понял, что не хочу так жить. Тогда я стал думать, как можно выбраться из этой кучи нежного дерьма, которое нас обволакивает. Я понял, что если со мной будут люди, которые готовы всегда прийти на помощь своему…скажем так, брату или сестре, и готов пойти на многое, то у меня, и у вас, если вы будете со мной, появится шанс, настоящий шанс. Поэтому я вам предлагаю быть со мной вместе. Если мы будем заодно, то я вам обещаю, что жить вы будете лучше. А теперь вы должны решить — вы со мной?

— Жить будем лучше? — Миша горько усмехнулся: — Жизнь будет яркой, но короткой?

— Миша, я вас не в банду зову. Это все не наше. Я вам предлагаю создать, ну скажем, группу единомышленников, которая будет помогать друг другу во всем. Советом, деньгами, общественной реакцией, созданием скандала или широкого электорального мнения. Мы будем тащить друг друга вверх и вперед, используя любые методы. И оружие, которое мы, с боем, взяли, важная часть этого будущего. Но это не повод лишний раз доставать его, делать с ним сэлфи, токи, или еще, что там делают. Ну, что скажете? Все согласны? Еще можно уйти и не иметь ко всему этому отношение.

— Можно попробовать… — Женя обвел взглядом всех, Миша с Вадиком, после паузы кивнули.

— Ну, тогда, начинаем завтра. У нас первая тренировка. Мы должны добиться, чтобы мужика, который вступился за беременную жену и, случайно, застрелил одного из нападавших, завтра отпустили домой, а не посадили, как собираются, в тюрьму. Завтра в три часа дня в суде будет заседание, где парню, кстати, Миша, твоему тезке, объявят меру пресечения.

— Мы, что, суд штурмом будем брать?

— Нет. Мы будем формировать общественное мнение. Каждый из нас должен собрать несколько человек, не важно, наших ровесников, младших или взрослых, но должно быть не менее двадцати человек, готовых действовать по единому плану. И еще одно. Давайте подумаем, над связью. То, что спецслужбы всех пишут, в этом, надеюсь, никто не сомневается? И возникает вопрос — как мы будем связываться и общаться между собой? Я вот подумал, а что если для этого использовать смайлики? У всех же одинаковые андройды стоят? И вот, надо отправить короткое сообщение. Я вместо буквы «А» нажимаю на первый смайлик, букву «Б» обозначает второй по счету смайл и так далее. Что скажете?

— Слушай, Саша, я еще маленьким был, читал рассказ Конан Дойля, «Танцующие человечки», кажется назывался. Так такой шифр читался легче легкого…

— Согласен. Слышал, про такой рассказ. Но, сейчас никто вручную сообщения не читает, это машины делают, в которые словарь загружен. Чтобы наши смайлики читать, надо знать, что это не просто ми-ми-мишки, а буквы. Во-вторых, использовать специальную программу, которую еще должен кто-то написать, а еще раньше выделить бюджет, для ее создания. А это время, за которое мы сможем еще что-нибудь придумать. Так-что думайте, любые предложения приветствуются. А теперь давайте по домам, идем поодиночке, но чтобы не терять друг друга из поля зрения, на всякий случай.

Домой я проник через соседний подъезд. Когда я, крадучись, вошел в квартиру, всюду был погашен свет и стояла тишина. Из спальни родителей выглянула заспанная мама, увидев меня, облегченно махнула рукой и вновь скрылась, прикрыв за собой дверь. Телефон, который я оставлял дома в выключенном состоянии, встретил меня букетом сообщений. Самое первое по очереди выскочило сообщение от Тани Белохвостиковой, из которого следовало, что они не смогли переехать на ту сторону, пограничный переход через Реку так и не открыли. Простояв в огромной очереди на переход границы, Таня с мамой вернулись домой, и сейчас благополучно вернулись в свою квартиру. В их отсутствие кто-то пытался расковырять замки на металлической двери в квартиру — на личинках замков блестели свежие, глубокие царапины. Верхний замок с трудом открылся. Но сейчас они находятся в запертой изнутри квартиры, в относительной безопасности.

Срочные дела росли как снежный ком, я попытался прикинуть план завтрашних действий, но провалился в темноту тревожного сна.

В восемь часов утра я проснулся мгновенно, от засбоившего в груди сердца. В квартире раздавался чужой голос. Неужели, за мной все-таки пришли? Я натянул шорты и футболку, схватил худи, в карманах которого был малый джентельменский набор т на цыпочках подбежал к двери, ведущей в коридор и замер, прижавшись к узкой щели. К моему удивление, в прихожей никого не было, а незнакомый голос доносился с кухни. Я старался двигаться, как можно тише, скользнул в входу на кухню.

Мама, одетая в голубой халатик, что-то резала у плиты, а отец, прихлебывая чай их большой кружки, слушал так напугавшего меня постороннего мужика, что вещал из телевизора, закрепленного под потолком, на специальной штанге.

— Привет, папа. Привет, мама.

— Здравствуй, сынок. Садись, кушать будешь. — мама поставила на стол тарелку с бутербродами.

— Спасибо, мамочка. А это кто? — я ткнул ложкой в сторону человека в телевизоре.

— Наш мэр. Рассказывает, как мы живем.

— О! Интересно. — я отхватил половину бутерброда с колбасой и уставился в мерцающий экран: — Без бумажки читает? Молодец.

— У него там автосуфлер или еще что-то. Либо текст идет на экране рядом с камерой, либо, через микро-наушник в ухе, суфлер подсказывает, что говорить.

— В настоящее время силами сотрудников полиции и жандармерии патрулируются наиболее значимые магистрали Города. Дополнительные выходные дни, установленные для жителей нашего Города, завтра заканчиваются, предприятия и организации начнут работу в обычном графике. Хочется успокоить горожан — все системы городского жизнеобеспечения работают в нормальном режиме, без сбоев. Предприятия торговли, в основном, открылись, после короткого перерыва, необходимого для проведения учета товарных остатков, а в банкоматы завезена наличность в достаточном количестве. Никаких оснований для паники нет и не будет. А в довершении своего выступления хочется высказаться относительно главных настроений, царящих в нашем обществе. По моему глубочайшему убеждению, приезжие, как имеющие Союзное гражданство, так и стремящиеся к получению гражданства, являются величайшими пользой и благом для государства, а те, кто отрицают эту точку зрения, не желают признавать очевидность происходящего вследствие своих личных психологических проблем и дремучих, средневековых заблуждений. Приезжие — крайне необходимый и неотъемлемый процесс для нашей страны в условиях демографического спада. Конечно, иногда происходят отдельные конфликты по причине незначительных трудностей и издержек. Все ветви власти проводят специальные, комплексные мероприятия, препятствующие этнической обобщенности. Основными направлениями этих мер являются усовершенствование законодательства, с целью диверсификации миграционных потоков и взаимного ознакомления носителей различных культур. На этом я с вами, с сожалению, прощаюсь, с пожеланием всем телезрителям всяческих благ.

Симпатичное лицо профессионального политика сменилось рекламой водки «Морововской».

— Я вот сейчас не понял, он меня психом назвал? — я повернулся к родителям: — Вы, кстати, завтра на работу поедете?

— Мне придется, шеф сегодня уже звонил, уточнял, что завтра надо быть обязательно. Насчет отца не знаю.

— Мне тоже надо будет на Оптовку заехать, а то товара совсем немного осталось. Маму только на работу завезу и поеду. Кстати милая, вечером меня дождись, не вздумай сама домой добираться.

— Ух ты мой защитник! — мама наклонилась, чмокнула отца в макушку и вышла из комнаты: — Посуду помойте.

Я успел заметить довольную усмешку на лицо отца.

— А ты, Саша, чем будешь заниматься?

— У меня сегодня мероприятие, учебные, по обществоведенью. Мы договорились в суде встретится, на заседаниях поседеть, послушать.

— Да? Ну, дело хорошее, там иногда происходят забавные вещи. Только поздно не возвращайся, договорились? Время сейчас не подходящее.