Феникс в огне

ГЛАВА 30

Юлий и Сабина. Рим. 391 год н. э.

Его разбудил едкий запах гари. Вдалеке поднимался к звездам извивающийся столб черно-серого дыма, озаренный светом луны. Он встал и пошел в ту сторону, затем побежал, но слишком поздно оказался на месте пожарища. Все было кончено. Христиане полностью разрушили еще один храм. Юлий почувствовал отвратительное зловоние, развернулся и пошел прочь. Жрец заставлял себя поторопиться, несмотря на внезапную усталость, захлестнувшую его, когда он стоял и взирал на обугленные и почерневшие развалины. Его мир превращался в пепел.

Ему нужно было сделать одно важное дело. Он чувствовал, что теперь все равно опоздает, даже если будет торопиться, и надеялся, что Лука не станет особо беспокоиться по поводу его задержки.

Юлий прошел через район древних развалин и повернул налево. С каждым шагом обрушившихся стен становилось все меньше. На смену им приходили новые мраморные здания. Наконец запыхавшийся жрец добрался до небольшой рощи кипарисов, оливковых деревьев и дубов.

Юлий вошел в прохладу тенистых зеленых зарослей и вдохнул полной грудью запах леса. Даже здесь, на таком большом удалении от места пожара, чувствовался резкий привкус гари. Еще минут пять Юлий пробирался сквозь густую чащу и в конце концов вышел на противоположную опушку рощи, к ухоженному кладбищу, где увидел своего наставника, верховного понтифика Луку.

Они обменялись приветствиями, поговорили о пожаре, затем не спеша направились по центральной аллее кладбища, мимо величественных сооружений, установленных на могилах самых именитых граждан Рима.

Они уже много лет каждую ночь прогуливались среди мертвых. Поздно вечером, когда все ложились спать, Лука и Юлий встречались у входа на Марсово поле со стороны Тибра и отправлялись гулять по кладбищу. Здесь, где уже ничего никогда не изменится, они находили какое-то утешение. Эти души покинули мир давным-давно. Кругом стояли лишь холодные каменные монументы, напоминающие живущим о том, кем были эти люди и что они свершили в жизни.

Юлию и Луке было гораздо проще находиться в прошлом, чем пытаться представить себе будущее. Однако им приходилось заниматься именно этим. В этом состоял их долг, высочайшее предначертание.

Они подошли к мавзолею, в котором был погребен император Август, как всегда, остановились и помолчали, отдавая дань этому великому государственному деятелю.

Сооружение было выполнено в виде концентрических кругов, облицованных белым мрамором. Между каждыми двумя кругами росли аккуратно подстриженные кипарисы. Вход стерегли два обелиска в египетском стиле. Посреди мавзолея находилась круглая усыпальница. В ней стояла колонна, увенчанная бронзовой статуей императора, память о могуществе которого сохранилась в веках. В мавзолее сохранялись и другие погребальные урны, содержащие прах родственников и друзей Августа.

От этого места лучами расходились аллеи, обсаженные деревьями, которые вели к саду и остальным частям кладбища. Юлий и Лука каждый вечер выбирали какой-нибудь новый маршрут для прогулки. К этому времени они уже успели изучить все кладбище и все же всякий раз находили что-то новое.

— Пришли новости из Милана, — сказал Лука, перекрывая шум реки.

Юлий кивнул. Сообщения из Милана неизменно оказывались плохими. Он приготовился услышать неприятные новости, сделал глубокий вдох, силясь заставить себя найти хоть какое-то удовольствие в чистом аромате вечнозеленых кустарников, росших вокруг.

— Ночной воздух благоприятно воздействует на мой кашель. Ты не имеешь ничего против того, чтобы еще немного прогуляться? — предложил Лука.

Это была условная фраза, которой пожилой понтифик показывал, что беспокоится насчет шпионов и соглядатаев и предлагает молчать до тех пор, пока они не дойдут до храма, одиноко стоящего на пустыре. Там никто не сможет незаметно приблизиться к ним и подслушать их разговор.

Здесь росло слишком много деревьев. Ветви, покрытые густой листвой, в темноте предоставляли великолепное укрытие. Люди императора могли запросто затаиться тут, выведать замыслы двух жрецов и разрушить их. Рисковать было нельзя.

Стороннему наблюдателю показалось бы, что двое жрецов просто наслаждались вечерней прогулкой, как это бывало каждый день. Вот уже много лет они гуляли здесь ночами, обсуждали религию и политику, старались решить мировые проблемы. Сейчас, когда мир терял всякое подобие порядка, такие разговоры приносили им особое утешение.

Где-то вдалеке послышался пронзительный вопль, за которым последовали громкие торжествующие крики. Жрецы всмотрелись в черное ночное небо. Сначала они ничего не заметили, затем ввысь взметнулось пламя, окрашивая горизонт оранжевым заревом.

Этим летом пожары в Риме случались особенно часто. Всего за полгода сгорело больше зданий, чем за шесть предыдущих лет. Виной тому не только поджоги. Все это являлось следствием перемен. Люди были напуганы, поэтому мужчины каждый вечер выпивали слишком много вина, а женщины не так внимательно следили за огнем, горевшим в домашнем очаге.

Беды случались постоянно, но только не в обители весталок и не в храме. Сабина развернула кипучую деятельность. Она приказала срубить всю растительность вокруг здания, организовать ночное дежурство и заготовить ведра с водой, чтобы можно было бороться с огнем в любой час дня и ночи.

Юлий смотрел на огненные отблески, озарившие небо, и вспоминал ту ночь. Пять лет назад ему показалось, что Сабина погибла в пожаре. Он даже поежился, хотя ночь была теплой.

За эти годы Сабина добилась отмены нескольких архаичных законов и усовершенствовала некоторые ритуалы. Она старалась добиться того, чтобы на весталок не смотрели как на существа не от мира сего, чтобы им было проще влиться в меняющееся общество.

Верховная жрица сделала много, но этого было недостаточно. Один закон, оставшийся незыблемым, грозил в самое ближайшее время принести погибель ей, да и ему тоже.

Юлий во всем винил себя. Ему нужно было быть тверже. Жрец не должен был поддаваться искушению, но оказался слишком самоуверенным, слишком часто бросал вызов судьбе и в конце концов проиграл. Это был суровый урок его высокомерию, но только он усвоил его слишком поздно.

Почему человека всегда тянет именно к тому, чем он не может обладать?

Рим — не провинциальный город. Жрецам, как и всем остальным мужчинам, здесь доступны любые плотские удовольствия. Они вольны посещать дома терпимости и предаваться сексуальным оргиям. Юлий мог бы ублажиться телом любой встречной женщины, даже самой знатной, умащенной благовониями, или развлечься с приглянувшимся ему мужчиной.

Но та женщина, которую он отчаянно желал, оказалась единственной, не доступной ему. Как у него хватило дерзости пойти на такой риск, когда наказанием за эту связь была смерть?

Юлий знал ответ. Для него страшнее смерти было бы продолжать жить без нее, ступать по одной и той же земле и никогда не прикасаться друг к другу, не шептать о том, что дорого для обоих, не погружаться в то восторженное блаженство, которое дарили им их тела.

Долгая, молчаливая часть прогулки завершилась. Юлий и Лука дошли до дальнего конца кладбища. Там, посреди небольшого пустыря, заросшего травой, возвышался одинокий храм. Скругленный купол опирался на дюжину колонн, утолщенных кверху. Его окружал сад, в котором росли только приземистые растения. Поблизости не было ни одного высокого дерева.

Тем не менее жрецы решили обезопасить себя и обошли вокруг храма.

— По-моему, никто за нами не следил, — заметил Юлий.

— Нам нужно кое-что обсудить, — сказал Лука, когда они устроились под черепичным куполом храма. — И как можно скорее. Ходят слухи, что император собирается выдвинуть новое требование.

— Еще более жесткое?

Лука кивнул.

— К нему приезжал епископ из Милана. Они продумали следующий этап так называемого очищения. Все наши обряды будут полностью запрещены, включая частные, хотя мы понимаем, что обеспечить это просто невозможно. Император издаст декрет, запрещающий совершать жертвоприношения где бы то ни было, в том числе и в частных домах. Нам запретят зажигать поминальные свечи, жечь благовония, лить на жертвенники вино, вешать венки нашим гениям и домашним богам — ларам и пенатам. Все это будет считаться тягчайшим преступлением. Предсказание будущего по внутренностям, даже завязывание ленточки на дереве и украшение изваяния будет считаться преступлением, наказанием за которое, как мне сказали, станет конфискация имущества, а то и кое-что похуже. Этот декрет откроет дорогу к нашему уничтожению во имя их бога.

— Сколько времени осталось до того, как все это будет прописано в законе?

— Кто знает?.. Месяц? Два? Боюсь, меньше чем через год в империи не останется ни одного храма и ни одного жреца.

Несколько минут оба молчали. Юлий был просто оглушен масштабами перемен, а Лука жутко устал, пока рассказывал о них.

— Сдаваться нельзя, — наконец решительно заявил Юлий. — Мы должны сражаться.

— Нас превосходят в силе в тысячи раз.

— Ты собираешься опустить руки?

— Я говорю с тобой, пытаюсь понять, как нам быть, и не верю в то, что у нас будет хоть какой-то шанс устоять в открытой схватке.

— Значит, надо как-то перехитрить врага? — спросил Юлий.

— Я не вижу способа…

— В наших силах уберечь реликвии от грабителей, сохранить их. Когда все это закончится и мы снова придем к власти, можно будет возвратить святыни на их законные места.

— А ты оптимист. Лично я совсем не уверен в том, что все это когда-нибудь закончится.

— Этот император не вечен. Возможно, его преемник щелкнет пальцами и снова сделает нашу религию правящей, точно так же, как Феодосии сделал законом свою. Тут дело не в высоких идеалах. Это политика, а она штука капризная.

Понтифик кивнул, соглашаясь с молодым жрецом. Это движение головы напомнило Юлию его отца.

— Разумеется, ты прав. Подобная вероятность существует всегда. Но если правитель настолько хитер, что сочетает политику и религию так, как это делает наш император, то он изменяет не только законы, но и рассудок людей. Феодосии играет на страхе римлян перед неведомым. В каждой своей речи он напоминает им о том, что они окажутся в раю, если будут почитать его и новую религию. Все прочие будут обречены на мучения в преисподней. В его рассказах она становится все более и более страшной. Ему удалось запугать всех. Граждане боятся не только того, что произойдет с ними при жизни, но и того, что будет с ними и с теми, кто им дорог, после смерти. Люди бояться ослушаться императора. Феодосии сочетает новую религию со светскими законами. Это позволило ему десятикратно упрочить свою власть.

Жрецы ощутили дуновение теплого ветерка. Юлий пожалел о том, что нельзя использовать этот ветер, чтобы прогнать перемены, угрожающие их образу жизни. Он обвел взглядом знакомый пейзаж, гадая, милостиво ли обойдется будущее с этим местом успокоения или же кладбище ждет та же судьба, что постигла разрушенные и оскверненные храмы.

Ветер утих, и Юлий заметил какое-то движение вдалеке, среди кипарисов.

Он тронув понтифика за руку и кивнул в ту сторону.

Через несколько секунд ветви снова зашевелились сперва на одном, а потом и на другом дереве.

Юлий и Лука оценивали ситуацию.

Сколько здесь соглядатаев, ждущих, когда они покинут защиту святилища? Какова их задача? Готовы ли они напасть на жрецов или же это лишь попытка выведать их замыслы?

— Рискнем? — предложил Лука и указал на люк подземного хода, неразличимый среди сложного узора плиток пола, если не знать, где его искать.

— Если враги уже знают о том, что мы здесь, а затем выяснится, что мы куда-то исчезли, то они обнаружат наши подземные ходы. На такой риск мы пойти не можем. Эти подземные ходы понадобятся нам, чтобы покинуть Рим, если дело дойдет до самого худшего.

— Ты прав. Будем ждать до самого утра. Тогда сюда придет достаточно народу, и мы будем в безопасности. Наш город еще не дошел до такого состояния, чтобы среди бела дня можно было расправиться с двумя верховными жрецами. По крайней мере, я на это надеюсь.

Остаток ночи тянулся невыносимо медленно. Враги больше никак не проявляли себя, но двое жрецов решили соблюдать осторожность. Они до рассвета не покидали храм и шепотом обсуждали свои замыслы.

По мере того как вырисовывались четкие контуры плана, им становилось очевидно, что если действовать осмотрительно и быстро, то появится возможность спасти все самое ценное и перенести свою религию в другие земли. Может быть, когда-нибудь она возродится и в Риме.

Все священные реликвии следовало распределить среди жрецов и весталок в соответствии с их рангом, чтобы те в назначенный срок незаметно вывезли их из Рима. Они должны передвигаться скрытно, по одному или в крайнем случае по двое, встретиться в условленном месте, вдали от города, а потом уже всем вместе искать безопасное пристанище.

— Кому мы доверим Палладу? — спросил Юлий. — Это должен быть мужчина.

Изваяние Афины высотой превосходило три фута. В правой руке богиня сжимала поднятое копье, а в левой держала веретено и прялку. Ни одна весталка не смогла бы нести такую тяжелую ношу. Эта деревянная скульптура поражала всех, кто ее видел. Она была раскрашена ляпис-лазурью и малахитом, истолченными в порошок. Одежду богини покрывал тонкий слой позолоты. Скульптору каким-то образом удалось придать неподвижному лику выражение сострадания и силы.

Все это, а также история статуи делали ее бесценным сокровищем. Молва гласила, что замечательная скульптура была вывезена Энеем из горящей Трои. Богиня считалась защитницей Рима. С ней беглецам будет сопутствовать удача. Без ее благословения суеверные усомнятся в успехе предприятия.

— Полагаю, ее должен взять Драконт, — сказал Лука.

— Мой брат будет рад оказанной ему чести.

Затем понтифик распределил еще два деревянных изваяния, хранящихся в храме, а также еду для ублажения домашних божеств пенатов — пепел неродившихся телят, смешанный с кровью лошадей, выигравших гонки.

Через полчаса жрецы добрались до конца списка. Осталась только одна реликвия, которую, конечно же, должен был охранять сам Лука.

Но почему наставник не поручил ничего Юлию? Молодой жрец не мог скрыть расстройство. Почему Лука оскорбил его недоверием?

Юлий мог придумать только одно объяснение этому.

Каким-то образом понтифик прознал про Сабину и понял, что Юлий вряд ли надолго переживет свою возлюбленную, если откроется, что он является отцом ребенка. Закон требовал, чтобы мужчина, лишивший весталку девственности, тоже был наказан смертью. Однако в настоящий момент смерть казалась жрецу чем-то неопределенно далеким, а вот то, что ему не доверили одну из священных реликвий, явилось настоящим унижением.

Юлий устремил взор в сторону горизонта, чуть тронутого едва заметной золотистой пылью рассвета. Он понимал, что ведет себя как ребенок, позволяя своим личным чувствам вмешиваться в такие важные проблемы, от которых зависит вся их жизнь. Приверженцы древней религии оказались перед лицом кризиса, подобного которому никто не мог и предположить, а он завидовал родному брату и собратьям-жрецам, потому что на них возложили больше ответственности, чем на него!

— Скоро для нас начнется еще один трудный день. — Лука взглянул на светлеющее небо. — Осталась еще одна реликвия.

В подвале пенуса, то есть внутреннего хранилища обители весталок, самого оберегаемого помещения во всем здании, была спрятана резная шкатулка с камнями памяти. Точное ее местонахождение являлось тайной, которая передавалась от одного поколения старейшин, верховных жрецов и жриц к следующему. По прошествии многих столетий многие уже считали, что эти камни — не более чем легенда.

— Ты веришь в то, что они настоящие?

— Я верю в то, что они находятся там, но не знаю, какова сила, заключенная в них. Вот уже много сотен лет их никто не видел.

— Но ты знаешь, где они?

Лука улыбнулся.

— Я, как и верховная жрица, знаю, где они должны быть.

После каждого пожара, которых было немало, действующий понтифик должен был проследить за тем, чтобы обитель весталок восстанавливалась строго на месте сгоревшей. При этом пенус оказывался в той же самой точке. Это делалось ради того, чтобы погребенную реликвию можно было обнаружить, если возникнет такая необходимость.

Несколько месяцев назад Сабина предложила Юлию похитить эти камни и бежать. Верховная жрица знала, где они были спрятаны. Сейчас Юлий отчетливо вспомнил тот день. Тогда он покинул город рано утром, был объят ужасом и уверен в том, что ничего не может быть страшнее опасности, нависшей над ними. Жрец вспомнил сладостную страсть в тени деревьев священной рощи, купание в заводи, признание Сабины в том, что у нее в чреве зреет его ребенок, означающий смертный приговор.

— Разумеется, камни возьмешь ты, — сказал Юлий.

Лука покачал головой.

— Если какой-то соглядатай проведает о наших замыслах, то он решит, что самую ценную реликвию я возьму с собой. Я хочу, чтобы так все и думали, вот почему исчезну первым. Наступит всеобщее смятение. Пойдут слухи, что я забрал с собой камни. Затем будут спасаться бегством весталки и старшие жрецы, все, но не ты. Они заберут с собой подозрения и догадки. К этому времени наша сокровищница будет пуста. Люди императора будут считать, что все ценное уже исчезло. Никому даже в голову не придет, что самое главное сокровище остается на месте. Тогда наступит твой черед.

Груз обиды мгновенно свалился с плеч Юлия. Лука словно пролил целебный бальзам на его рану. По спине Юлия побежали мурашки, голова пошла кругом при мысли о том, что за столько лет он станет первым, кто прикоснется к этим камням.

Согласно легенде, камни явились частью сокровищ, которые были обнаружены в усыпальнице фараона Рамсеса Третьего во времена печально знаменитого разорения гробниц, случившегося в эпоху Двадцатой династии. Затем они стали собственностью нубийского царя Пианхи, который пришел из Судана, покорил раздробленные египетские царства и основал Нубийскую династию. Камни похитил у царя египетский сановник, впавший в немилость. Затем они попали к Нуме Помпилию, второму царю Рима. Ему преподнес их тот самый вельможа, когда попросил предоставить ему убежище.

Нума Помпилий принял этот дар. Он прекрасно знал, что камни являются древним инструментом, помогающим вспомнить прошлые жизни, однако секрет того, как именно надо его использовать, к тому времени уже был давно утрачен. На всех камнях были начертаны какие-то таинственные символы, но при дворе царя не нашлось никого, кто смог бы их прочитать. Нума Помпилий предложил большую награду тому, кто разгадает надпись. Ученые и мудрецы приезжали со всего света, чтобы разобрать непонятные письмена. Неудача лишь укрепила решимость царя раскрыть загадку силы камней.

Да, Нума Помпилий хотел узнать секрет своего прошлого, чтобы его душа смогла обрести покой. Он также горел желанием использовать камни как инструмент, способный дать ему могущество и богатство, преподнести давно утерянные сокровища и раскрыть древние тайны.

Каждый год царь увеличивал обещанную награду. К моменту смерти Нумы она, по слухам, уже составляла четвертую часть всего его состояния. Однако никто так и не смог прочитать надписи на камнях и высвободить силу, скрытую в них.

Нума Помпилий, как и многие другие, считал, что после смерти он когда-нибудь вернется в другое тело, чтобы снова жить и править в Риме. Ему не удалось раскрыть секрет камней в нынешней жизни, но он позаботился о том, чтобы получить шанс в следующей. Незадолго до своей смерти царь объявил о том, что назначил двух женщин, Гезанию и Вверению, оберегать священный очаг и следить за тем, чтобы пламя в нем никогда не погасло. Он назвал этих жриц весталками в честь богини Весты, наделил их властью и почестями, постановил, что они будут хранить целомудрие.

Однако забота об очаге была лишь прикрытием истинной задачи, которую Нума поручил первым весталкам. После его смерти они должны были оберегать камни памяти. Царь также постановил карать смертью мужчину, лишившего весталку девственности. Он рассуждал, что если ему удастся заставить мужчин бояться весталок как огня, то этот страх закроет для них дорогу в святая святых обители. Следовательно, камни будут в безопасности.

Но одно дело заставить мужчин держаться подальше от женщин, и совсем другое — обеспечить, чтобы сами женщины не зарились на мужчин. Поэтому Нума Помпилий не только объявил девственность весталок священной и неприкосновенной. Он постановил, что наказанием за нарушение обета целомудрия будет медленная и мучительная смерть от удушья.

В качестве последней предохранительной меры, призванной обеспечить неприкосновенность драгоценного клада до его возрождения, Нума Помпилий распространил слухи о том, что на камни наложено проклятие. Каждый, кто хотя бы попробует их разыскать, будет поражен неспособностью забывать то, чему надлежит оставаться в забытьи. Вся жизнь этого человека превратится в сплошной кошмар.

По прошествии стольких лет проклятие по-прежнему висело над камнями. Римляне были очень суеверными. Ни один мужчина до сих пор не переступал порог обители весталок. Даже те девственницы, которые, как и Сабина, нарушили обет, делали это за пределами своего жилища.

Если камни вообще когда-либо существовали, то они по-прежнему оставались погребенными под обителью.

Как и Юлий, Лука перевел взор вдаль. На небе появлялись бледно-оранжевые и голубые блики рассвета.

— Как ты думаешь, когда нам тронуться в путь?

— Через семь или восемь недель. Дольше тянуть нельзя, если мы хотим покинуть Рим целыми и невредимыми.

Именно в это время Сабина должна была разрешиться от бремени. Уходить тогда будет опасно. Им надо уйти раньше или дождаться родов, а затем затаиться в городе еще на какое-то время.

Юлий видел, что скоро станет достаточно светло и им с Лукой можно будет покинуть храм, служивший защитой. Он понял, что ему нужно прямо сейчас открыть правду своему наставнику и другу. Пока что Сабине удавалось скрывать свою разрастающуюся тайну под свободным одеянием, которое она теперь носила постоянно. Однако делать это становилось все труднее. Если им придется спасаться бегством, то Сабина не сможет спрятаться в доме своей сестры, как было намечено.

«Мне будет нужна помощь Луки, поэтому больше нельзя оставлять его в неведении. Поймет ли он, защитит ли нас? Что делать, если он откажется? Но я должен прогнать страхи. Мне нужно поверить Луке, пойти на риск и открыться ему. Если я хочу спасти Сабину, то мне не обойтись без его помощи».

— Я не могу уйти, если для этого мне придется бросить Сабину.

Какое-то мгновение Лука молчал. Юлий ощутил волну нахлынувшего страха.

— Ты для меня все равно что сын. Я знал тебя еще ребенком. Неужели ты думаешь, что я ничего не знаю про вас с Сабиной?

Юлий был оглушен.

— Но ты ведь ничего не говорил…

— А что я мог бы сказать? Разве ты послушал бы меня?

Юлий с трудом сдержал улыбку, однако не мог не сказать еще кое-что. Он был уверен в том, что Лука знает не все.

— Я не смогу уйти из города вместе с Сабиной, с ребенком на руках, и унести при себе камни.

Лука кивнул с видом осужденного, выслушавшего смертный приговор.

— Тревога за то, что такое может случиться, давно не давала мне уснуть. — Он помолчал, размышляя. — Все вокруг нас рушится. Наступило смятение. Может, нам удастся использовать беременность Сабины. Возможно, это как раз то, что поможет нам притвориться, будто мы подчиняемся новым законам, в то время как на самом деле мы не оставляем от них камня на камне.

Впервые за много месяцев Юлий ощутил шевельнувшуюся надежду.

Через полчаса двое жрецов спустились по ступеням храма. Они без всяких происшествий дошли до середины кладбища и большой бронзовой статуи Августа. Его сверкающие плечи казались такими могучими, что на них можно было бы положить весь земной шар.

Лука указал на него и сказал:

— Перед тем как он пришел к власти, гражданские войны бушевали на протяжении ста лет. Может, ты был прав, говоря о том, что старые порядки вскоре будут восстановлены.

Все прекрасно помнили заслуги первого императора Рима. До сих пор люди вкушали плоды его деятельности. Денежная система, дороги, соединившие города, почтовая служба, мосты, акведуки, многие здания, возведенные во времена правления Августа, — все это существовало и по сей день. Вергилий, Гораций, Овидий и Ливии, книги которых читались и сейчас, жили и творили при первом цезаре.

— При его правлении нам не нужно было бы бежать и прятаться, — вздохнул Юлий.

— Если мы сейчас возьмем все в свои руки, то переживем эту тяжкую годину.

— А когда…

Удар первого камня, брошенного с близкого расстояния, заставил Юлия потерять равновесие. Второй свалил его с ног.

— Юлий? Юлий? Ты меня слышишь?

Ему потребовалось приложить все силы, чтобы разобрать слова Луки.

— Юлий?

Молодой жрец с трудом открыл глаза и тотчас же ощутил обжигающую боль над правой бровью.

— Ты ранен. У тебя течет кровь.

Лука склонился над ним и с тревогой всмотрелся в его лицо. В глазах Юлия все то расплывалось, то появлялось вновь. Он зажмурился. Кровь стучала у него в висках.

— Юлий?

На этот раз жрец открыл глаза и больше уже не закрывал их.

— Что произошло?

— Должно быть, они всю ночь ждали нас, сидя в этих зарослях.

Юлий с трудом прогнал волну головокружения. Густые заросли кипарисов, в которых скрывались их враги, были идеальным местом для засады. Два или три человека запросто могли укрыться за сплошным зеленым покровом. Если не знать, что в зарослях кто-то есть, то тебе даже в голову не придет именно там искать врага.

В детстве отец часто рисовал сложные узоры и предлагал сыну отыскать среди них птицу, осла или амфору. Мальчик всматривался в рисунки, изучал их и в конце концов находил то, что скрывалось в пустоте.

Отец говорил, что прятать что-либо надо у всех на виду.

Именно так поступили те люди, которые бросали камни.

Именно так Юлий и Лука намеревались спасти Сабину. Они решили использовать пустоту.