Феникс. Возродиться из пепла

Пророчество из зеркала

Обхватив колени, я сижу на кровати с наглухо задернутым пологом и бездумно таращусь на завиток на покрывале. Даже на слезы нет сил. Я раздавлена и опустошена.

Ругая себя последними словами, я закрываюсь крыльями. Наивная идиотка. Как я могла поверить демону? Следует поблагодарить небеса за урок и хорошенько его усвоить, но я лишь корю себя.

Господи, какой же я была жалкой, когда убегала из спальни Люцифера! Растрепанная, в измятой одежде и с взъерошенными крыльями. С потерянным взглядом я неслась по ночному коридору и, не переставая, молилась, чтобы ни на кого не натолкнуться. И теперь мне тошно от своего падения. Второй день я трясусь как в ознобе.

Решив, что я еще сплю, Айри и Лэм перешептываются вполголоса – до меня долетают обрывки фраз о нарядах, которые они собираются надеть на предстоящие небесные гонки.

– Я возьму алое, с кружевной вставкой.

– Ты уже была в этом платье в «Чертоге».

– Тогда серебристое, на шнуровке.

– Не вздумай, в нем ты кажешься беременной.

Меня кидает в жар. А вдруг я… Нет! Невозможно так облажаться. Это станет последней каплей в чаше моего невезения. Надо принять меры. Если на земле давно придуманы таблетки, наверняка и на небесах есть специальные отвары или порошки.

Я осторожно высовываюсь из-под полога и, дождавшись, когда Айри уйдет копаться в шкафу, подзываю Лэм. Та подходит ближе:

– Ну ты и соня. Чуть не пропустила все самое…

– Необращенные могут забеременеть?

– Ничего себе «доброе утро», – восторженно присвистывает она. – Неужели Зепар все-таки тебя совратил? Айри, иди сюда. Пора рассказать нашей повзрослевшей малышке о небесной контрацепции.

Я шикаю на нее и кидаю подушкой:

– Оставь свои шуточки! Все серьезно.

– Праведница нарушила запрет? – мурлычет Айри, бесцеремонно плюхаясь на мою кровать, и успокаивающе гладит по ноге. – Не дергайся, все это делают. А если боишься, что Зепар тебя сдаст, напрасно.

– Так я могла забеременеть?

– Как много беременных демонесс ты видела в академии? – ее смешит моя наивность. – А ведь мы практикуемся каждую ночь.

– Ладно, – заметив, что меня колотит, Лэм, наконец, поясняет: – Здесь все сложнее, чем на земле. Соития недостаточно, потому что ребенок высших – это не только союз тел, но и единство душ. И если хоть у одного из любовников есть сомнения, ничего не случится.

– А я сомневаюсь, что Зепар готов стать отцом, – многозначительно тянет Айри. – Поэтому умойся, причешись и надень, наконец, самую сексуальную тогу, которая у тебя есть. И он наверняка захочет повторить.

– С чего вы взяли, что это Зепар? – с облегчением отмахиваюсь я.

Отчисление мне не грозит. Я не мечтала о ребенке, а Люцифер и подавно о нем не думал. Его не волнует ничего кроме собственного удовольствия.

– Не Зепар? – Лэм округляет глаза. – А кто? Неужели Фариэль?

– Нет, наверняка это парень из летной команды, который не пропускает ни одной необращенной. Как там его? – Айри щелкает пальцами, пытаясь вспомнить.

– Ярон? Вряд ли, он давно с Сииной.

– Тогда, может, Данталион? – Айри мечтательно прищуривается. – Он весьма недурен для своих лет. Я бы не отказалась размять его старые косточки.

– Или Ромуил? – хихикает Лэм.

Последнее предположение вызывает у меня приступ кашля:

– Издеваетесь?

Еле остановив шквал вопросов, я собираюсь на занятия. Перемерив больше половины нарядов из шкафа, Лэм и Айри уходят первыми. Я планирую их догнать, но обнаруживаю на пороге спальни небольшой ларец, обтянутый черной кожей. Узор на пряжках по бокам напоминает всполохи пламени.

Приподняв крышку, я вижу кусок пергамента с тремя словами, от которых меня передергивает:

«Ты кое-что забыла».

А под запиской лежит несколько смятых перьев.

– Вот мерзавец! – я в негодовании отшвыриваю ларец в угол.

Люцифер снова глумится! Даже добившись, чего хотел, он продолжает унижать!

– Чтоб у тебя крылья отвалились!

Я перебираю все известные проклятия и к вечеру взвинчиваю себя до предела. И даже позволяю Лэм втиснуть меня в блестящий корсет и обтягивающую кожаную юбку, которая едва прикрывает ноги. Теперь мы втроем похожи на девиц из бэк-вокала второсортной рок-группы, которые толком не умеют петь и славятся развязным поведением. Айри довершает образ ярким макияжем и с гордостью резюмирует, глядя на мое отражение в зеркале:

– Зепар оценит!

– Говорю же, у меня ничего с ним нет!

– Будет, – обнадеживает она. – Не с ним, так с кем-нибудь еще. Такой наряд нельзя не заметить.

Отчасти Айри оказывается права. Впервые за время обучения на меня, наконец, обращают внимание. Ангелы расступаются, пропуская на трибуну к демонам, те одобрительно кивают и здороваются, а сидящие на отшибе необращенные смотрят с укоризной. К началу небесных гонок мне хочется забиться под скамью – я не готова к прицельным взглядам со всех сторон.

Шум толпы и звуки горнов становятся громче. Зрители в предвкушении и не сдерживают эмоций. Перед трибунами медленно пролетают участники команд, делая почетный круг.

– Не могу выбрать, кого тащить в постель сегодня вечером, – восхищенно стонет Айри, перегнувшись через перила.

– И я, – вторит ей Лэм, провожая Теониса похотливым взглядом. – Кто же знал, что у святоши такое тело!

У игроков действительно есть, на что посмотреть – короткие тоги едва прикрывают мускулистые фигуры.

– Жаль, самый горячий занят, – Айри кокетливо улыбается Люциферу.

Тот, словно услышав, подмигивает Инферне. От восторга она разве что не стекает по скамье. Я не могу смотреть в его сторону. Лицо пылает, и если бы не слой пудры, мерзавец сразу бы догадался, что снова меня смутил. В отместку я машу Теонису. Заметив разительные перемены в моем облике, ангел округляет глаза, но ему хватает такта, чтобы кивнуть в ответ.

– Да, блондинчик хорош, – одобрительно вздыхает Лэм.

Айри тычет ее локтем в бок:

– Ты куда уставилась?

– Я одним глазком! – оправдывается Лэм. – Я же не собираюсь… с ним… А вот нашей тихоне он бы подошел.

Я чувствую на себе пристальный взгляд Люцифера и изо всех сил изображаю веселость. А когда кто-то из демонов протягивает фляжку с жидким маревом, не раздумывая, опрокидываю в себя почти половину. Пусть проклятый лицемер видит, что мне не больно. В итоге к стартовым фанфарам я уже изрядно пьяна.

Словно в тумане я наблюдаю за несущимися по кругу участниками. В полете они передают друг другу командные стяги. Полотнища развеваются на ветру, а крылатые фигуры мелькают подобно молниям. Эстафета длится несколько секунд, и затем из каждой команды выбывает самый медленный. От черно-белых всполохов мне дурно – к горлу подступает тошнота. Проклиная жидкое марево и Люцифера, я свешиваю голову вниз, и вижу, как под трибунами что-то темнеет. В глазах двоится, и, кажется, что странная бесформенная фигура шевелится.

– Последний круг! – громогласно сообщает судья, и зрители кричат в экстазе. – Состязаются лучшие!

Остались Теонис и Люцифер, кто бы сомневался. С сосредоточенными лицами они выходят на круг. Вцепившись в перила, я пытаюсь выпрямиться. И делаю глубокий вдох, чтобы не стошнило – и без того позора хватает. Туманный сгусток перемещается вдоль трибуны и, наконец, растворяется в дымке.

В полете Люцифер замечает движение, удивленно поворачивает голову… и Теонису хватает этой заминки, чтобы его опередить.

– Золотой стяг в небе! – провозглашает судья под всеобщий рев. – Победа за ангелами!

Под шквал аплодисментов и приветственных криков Теонис проносится над зрителями. Ангелы и необращенные ликуют, лишь среди демонов стоит недовольная тишина.

– Поверить не могу, – возмущается Айри. – Люцифер никогда не проигрывает небесные гонки.

– Ничего, Инферна его утешит, – ядовито цежу сквозь зубы я, решаясь взглянуть в сторону Люцифера.

Вопреки ожиданиям, тот кажется не удрученным, а настороженным. Ни ярости, ни сжатых кулаков – кивая судье и Теонису, он снова косится под трибуну. Такое поведение подозрительно. Люцифер амбициозен, и вряд ли упустит возможность скабрезно высказаться об удачливом сопернике. Но он молчит.

Когда все начинают расходиться, я чуть отстаю. Пьяный дурман выветривается из головы, и мне больше не нужно опираться на перила. Скамьи быстро пустеют – ангелы, демоны и необращенные спешат отметить победу или залить досаду от проигрыша. Оставшись в одиночестве, я резко поворачиваю и ныряю под деревянный настил. Глаза быстро привыкают к полумраку, и сначала я не вижу ничего странного, лишь толстые отполированные столбы, поддерживающие основание, на котором расставлены скамьи.

Что же заинтересовало Люцифера настолько, что он потерял бдительность?

Я обхожу одну из подпорок и натыкаюсь на кучу тряпья. Вблизи она оказывается чьей-то накидкой – местами прогнившей и вывалянной в грязи. Брезгливо отдернув руку, я распрямляюсь и больно ударяюсь затылком об один из столбов.

– Черт! – я с досадой потираю место ушиба.

Прямо над головой нависает массивная балка, на которой кто-то нацарапал в спешке:

«Смерть – больше не спасение».

Я окончательно трезвею и замираю, приложив руки к груди. Нет! Не бывает таких совпадений!

За спиной слышится шорох. Испуганно обернувшись, я встречаюсь взглядом с разъяренными красными глазами.

Днем в «Чертоге» тихо. Свечи в канделябрах не горят, диваны затянуты чехлами – до вечера здесь никого не бывает, поэтому я не скрываюсь и не боюсь случайных свидетелей.

Поравнявшись с зеркалом у входа, я с опаской рассматриваю свое отражение и неуверенно зову:

– Нингаль?

Реакции нет. Осмелев, я касаюсь гладкой поверхности и провожу по нему кончиками пальцев.

– Поговори со мной, – свободной рукой я достаю из кармана плат.

И снова – лишь молчание вместо ответа. Быть может, ее стоит спрашивать на шумерском?

– О чем ты предупреждала? – бормочу я сквозь ткань.

В прозрачном стекле появляется знакомая белесая муть. Концентрируется, собирается в однородную массу и, наконец, сквозь него проступают очертания безжизненного лица.