Фермер 1: перерождение

Глава 1 Перерождение

Я сидел в президиуме на сцене Мариинского театра, в кресле с высокой спинкой, обитом малиновым бархатом.

Слева от меня сидел Анатолий Викторович Кравцов, лидер партии «Справедливое Отечество». Высокий, седоволосый мужчина с проницательными глазами и привычкой поправлять очки в роговой оправе перед важными заявлениями. Бывший академик, специалист по квантовой физике. Я вывел его из полной безвестности за четыре года.

Когда мы познакомились в 2019-м, его партия имела ноль целых восемь десятах процента в рейтингах. Кравцов выступал в полупустых залах провинциальных домов культуры с лекциями о необходимости научного подхода к управлению государством. Благородно, но наивно.

Я предложил ему сделку. Он говорит то, что я пишу, а я довожу его до третьего места. И довел.

Восемнадцать процентов на последних выборах. Секрет прост. Люди устали от популизма и хотят видеть умного технократа. Но умный не значит скучный, я научил Кравцова быть ярким.

Моя биография довольно пестрая. Закончил МГИМО, затем Кембридж — степень магистра по политологии. Работал политтехнологом в разных кампаниях, был советником губернатора Калужской области.

Побочные увлечения: коллекционирую первые издания русских поэтов Серебряного века, играю в го на профессиональном уровне, решаю криптограммы викторианской эпохи для развлечения. Еще увлекаюсь ментализмом, это способность читать микровыражения лиц очень помогает в политике.

В кармане пиджака лежал томик Мандельштама — «Tristia», ценное издание 1922 года. Между страниц шпаргалка с тезисами для Анатолия Викторовича. Он имел обыкновение импровизировать, что иногда приводило к курьезам.

Кравцов произносил речь о цифровой экономике, используя метафору квантовой суперпозиции. Зал слушал завороженно.

Мало кто понимал детали, но звучало убедительно. Я добавил в текст несколько научных терминов, которые создавали нужное впечатление экспертности.

— Экономика страны сегодня находится в точке бифуркации, — говорил Кравцов, поправляя очки привычным жестом. — Подобно квантовой частице, она одновременно существует в двух состояниях. В состоянии застоя, с устаревшими методами регулирования, коррупционной составляющей и бюрократическим давлением. И одновременно в состоянии потенциального прорыва, который уже намечается в отдельных высокотехнологичных кластерах.

Он сделал паузу, обвел взглядом притихший зал. В первых рядах сидели журналисты, торопливо строчившие в блокнотах. Дальше представители бизнеса, университетская профессура, студенты.

— Задача «Справедливого Отечества» произвести так называемую редукцию волновой функции, — продолжил Кравцов с легкой улыбкой. — Для тех, кто не знаком с квантовой механикой, поясню: это означает заставить систему принять определенное состояние путем целенаправленного воздействия. Мы должны применить инструменты государственного управления таким образом, чтобы экономика перешла в состояние динамичного развития, а не застоя.

Он развернул передо мной новую страницу текста, мельком глянул на мои пометки на полях.

— Конкретно это означает системную декриминализацию бизнес-среды, — добавил он, уже отступая от заготовленного текста, но сохраняя основные тезисы. — Это значит, что если использовать цифровые платформы для взаимодействия государства и бизнеса, мы сможем устранить коррупционную составляющую, как устраняется классический наблюдатель из квантового эксперимента…

Публика под впечатлением. Не каждый день политик говорит языком науки. Я поймал взгляд молодой женщины в третьем ряду, в ее глазах читалось неподдельное восхищение интеллектом оратора. Именно на таких впечатлительных избирателей и был рассчитан мой сценарий.

Движение в зале привлекло мое внимание. Молодой человек в потертой кожаной куртке поднялся с места в партере и начал пробираться к сцене. Походка неровная, глаза лихорадочно блестят. В правой руке металлический предмет.

Я мгновенно проанализировал ситуацию.

Расстояние до цели пятнадцать метров, время на реакцию три секунды, охрана отвлеклась на что-то в фойе. Кравцов продолжал говорить, не замечая угрозы.

Фанатик вскинул руку. Пистолет, точнее, самодельный пистолет-пулемет кустарного производства. Дуло направлено на Анатолия Викторовича.

Я рванулся с кресла, толкнув Кравцова в сторону. Выстрел прогремел в тот самый момент, когда я оказался между стрелком и целью. Пуля попала в грудь, развернув меня и швырнув обратно на сцену.

Падая, успел заметить надпись золотыми буквами на занавесе: «Мариинский театр основан в 1783 году». Забавно, если умирать, то в месте, где когда-то ставили оперы для царей.

Боль накатывала волнами, кровь растекалась по паркету сцены. Слышал крики, топот ног, голос Кравцова: «Доктора! Быстрее!»

В глазах потемнело. Последняя мысль была почти философской: интересно, есть ли в квантовой механике что-то про переселение душ?

Темнота. Полная, абсолютная тишина. Затем мерцание, словно старый телевизор настраивал каналы.

Первое ощущение — холод. Металлический привкус во рту. Резкий запах карболки и табачного дыма. Я открыл глаза.

Потолок. Побеленный известкой, с рыжими пятнами сырости в углах. Висела одинокая лампочка под простым белым абажуром. Неправильно. В Мариинском потолки расписные, золоченые…

Я попытался сесть.

Тело откликнулось слишком быстро, слишком легко. Руки молодые, без старческих пятен и морщин. Ладони гладкие, без мозолей от постоянного посещения спортзала.

Я смотрел на них и не узнавал. Это были не мои руки.

Голова гудела, а на виске ощущалась тугая повязка. Лоб пересекал тонкий бинт.

Я поднялся с узкой железной кровати. В комнате деревянный стол, два стула, шкаф из фанеры. На стене портрет Брежнева с орденскими планками на груди и календарь с девушкой в купальнике. «Май 1972».

1972-й. Быть не может.

Я подошел к зеркалу над рукомойником. На меня смотрело молодое лицо. Лет двадцать пять, не больше.

Русые волосы, серые глаза, чуть хищноватый разрез. Незнакомец. Но когда я моргал, он моргал. Когда касался щеки, он делал то же самое.

Виктор Корнилов. Имя всплыло в сознании, словно кто-то шептал его на ухо. И вместе с именем — воспоминания. Не мои, чужие.

Содержимое ящиков стола раскрыло первые детали. Паспорт с серией и номером, выписанный на имя Корнилова Виктора Алексеевича, 1950 года рождения. Диплом об окончании Тимирязевской сельскохозяйственной академии. Направление на работу в совхоз «Заря» Алтайского края. Записная книжка с несколькими телефонами и адресами.

Одно фото в потертом бумажнике — пожилая женщина в платке перед деревянным домом с наличниками. На обороте надпись выцветшими чернилами: «Витеньке от бабушки. Помни свои корни. 1966».

Рядом больничная справка, датированная вчерашним числом. «Корнилов В. А. Сотрясение головного мозга, ушибленная рана височной области. Рекомендуется постельный режим 3 дня…»

Сквозь окно с подтеками дождя виднелась сельская улица. Ряд домов с палисадниками, размокшая грязная дорога. Вдали водонапорная башня, здание с красным флагом, должно быть, контора совхоза.

В углу я обнаружил раковину, торопливо умылся ледяной водой.

Память Виктора постепенно проступала сквозь мою собственную. Родители погибли, когда ему было десять, автокатастрофа на подмосковной трассе.

Воспитывала бабушка, строгая, но справедливая. Умерла от инфаркта на третьем курсе его учебы.

Одиночество, учеба как спасение. Красный диплом. И распределение в далекий алтайский совхоз.

Три дня назад — приезд на новое место работы. В тот же вечер нелепая случайность.

Проходил мимо строящегося зернохранилища, когда сорвалась плохо закрепленная балка. Удар по касательной — спас рефлекс, отпрыгнул в последний момент. Очнулся уже в сельской больнице.

А теперь в его теле был я, политтехнолог из будущего. Человек, который создавал и разрушал политические карьеры.

— Итак, — сказал я вслух и вздрогнул от чужого тембра голоса, — я умер в 2023-м и каким-то образом оказался в теле молодого специалиста в Советском Союзе эпохи застоя.

Звучало как безумие. Но ощущение абсолютной реальности происходящего не оставляло места для сомнений.

Запахи были слишком яркими, керосин, застарелый табак, специфический аромат советского одеколона «Шипр» от полотенца. Текстуры слишком осязаемыми — шероховатость побелки на стене, прохладная гладкость эмалированного таза, жесткая хлопковая ткань рубашки.

В дверь постучали, три уверенных удара.

— Виктор Алексеевич! Проснулись? Как самочувствие после вчерашнего? Михал Михалыч просил узнать, сможете на совещание к обеду подойти?

Женский голос, хрипловатый, с деревенским говорком.

— Да, спасибо! Голова почти не болит, — ответил я автоматически, удивляясь тому, как естественно звучала моя реакция. — Обязательно буду.

— Завтрак вам в столовой уже приготовили, — продолжил голос за дверью. — Фельдшерица сказала, что вы можете вставать, но осторожно. Повезло вам, еще бы сантиметр, и поминай как звали…

— Родился в рубашке, — согласился я, пытаясь нащупать тон общения.

— Ну отдыхайте тогда. Совещание в два часа.

Я услышал удаляющиеся шаги. Тяжелые, размеренные, явно женщина средних лет, в резиновых сапогах, судя по характерному чавканью по грязи.

Осмотрел гардероб. Серый костюм из жесткой шерстяной ткани, две рубашки, одна белая, другая в едва заметную голубую полоску, галстук темно-синий, потертый на сгибах. В шкафу брюки, свитер грубой вязки, ватник. Рабочая одежда — телогрейка, кирзовые сапоги.

Нашел бритвенный станок, опасную бритву, помазок. Старался привыкнуть к чужому лицу в зеркале, чужим движениям рук.

— Добро пожаловать в СССР, — сказал я отражению. — Нужно разобраться, что произошло и как здесь жить.

Совхозная столовая — одноэтажное здание из красного кирпича, с облупившейся вывеской. Внутри пахло подгоревшим маслом, свежим хлебом и квашеной капустой. Несколько столов, покрытых клеенкой в клетку, железные стулья с потрескавшимися сиденьями из кожзаменителя.

К обеду я решил все-таки выйти, несмотря на рекомендации фельдшера. Нужно понять обстановку, познакомиться с людьми. В конце концов, память Виктора подсказывала, что его здесь практически никто не знал, идеальная ситуация для вживания в роль.

За стойкой стояла грузная женщина в белом халате и косынке, с ярко-красными щеками и выбившейся прядью крашенных хной волос. На груди был приколот значок «Отличник советской торговли».

— А, Виктор Алексеич! — махнула она половником. — Ну как вы после вчерашнего? Все село только и говорит, новый агроном едва не погиб в первый же день. Зернохранилище это проклятое уже третью жертву требует!

— Жив, как видите, — улыбнулся я, потрогав повязку на голове. — Врачи разрешили вставать.

— А костюм зачем нацепили? — всплеснула руками женщина. — Вам же голову беречь надо, а не на совещания бегать!

— Первое впечатление важно, — ответил я. — Не хочу, чтобы директор подумал, что взял на работу недотепу.

— Ох уж эти городские! — покачала она головой, но в голосе слышалось одобрение. — Садитесь, покормлю вас нормально. Для раненого героя положена двойная порция.

Я сел за пустой стол. Столовая была почти безлюдна, обеденный перерыв еще не начался.

— А вас как зовут? — спросил я, когда женщина принесла тарелку наваристого борща с куском хлеба.

— Зинаида Петровна я, — представилась она. — Но все Зиной кличут. Двадцать лет уже здесь работаю, всех знаю и все про всех знаю. — Она понизила голос. — Вот вас поселили в этом бараке, а не дело это. Холодно там, сыро. Вам после травмы покой нужен и уход.

— Есть другие варианты? — спросил я с интересом.

— Есть дом пустующий на окраине, — сразу оживилась Зина. — Федор Макарыч там жил, лесник. Умер в прошлом году, родственников не было. Домик крепкий, бревенчатый. Камень бутовый, фундамент надежный. Печка в порядке. Только пыли, наверное, скопилось…

— А как его получить?

— Так с Михал Михалычем поговорите. Вы ж специалист, с высшим образованием. Вам положены условия. Скажите, что для научных изысканий вам нужен покой и тишина. Он поймет — мужик толковый.

Я кивнул, мысленно благодаря случай, который так удачно подбрасывал решение жилищного вопроса. Уединенный дом — именно то, что нужно человеку, оказавшемуся в чужом времени, чужом теле, и готовящемуся к такой необычной игре.

— Спасибо за совет, — сказал я Зине. — Обязательно поговорю с председателем.

— Кушайте борщ, пока горячий, — по-матерински сказала она. — А на второе будет жаркое.

Борщ оказался невероятно вкусным, с мясом, с нотками чеснока и лаврового листа. Не то что синтетические супы моего времени. Я ел медленно, анализируя ситуацию.

Итак, я вчерашний выпускник, московский специалист, чуть не погибший в первый же день работы. Местные относились настороженно, но доброжелательно. Ожидали, что молодой агроном привнесет что-то новое.

За окном стояло пасмурное майское утро. Грузовик ГАЗ-52 с облупившейся краской проехал мимо, подняв фонтан брызг из лужи. Два старика в кепках обсуждали что-то, опираясь на изгородь. Женщина вела за руку мальчика лет пяти в резиновых сапожках.

Советский Союз времен Брежнева. Эпоха, которую я изучал по учебникам и рассказам стариков. А теперь мне предстояло в ней жить.

Я доел борщ, принялся за жаркое. Сквозь окно столовой увидел приближающегося мужчину в тяжелом драповом пальто и сапогах.

Широкоплечий, с властным, тяжелым подбородком и густыми бровями. Шел уверенно, несмотря на грязь, перепрыгивая через лужи с ловкостью, неожиданной для его комплекции.

— Михал Михалыч идет, — сказала Зина, тоже заметив его. — Видать, про вас узнал, что вы уже на ногах.

Дверь столовой открылась. Директор совхоза, а это был, несомненно, он, окинул помещение быстрым взглядом и решительно направился к моему столу.

— Ну-с, Виктор Алексеевич, рад видеть вас в добром здравии, — сказал он без предисловий, протягивая широкую ладонь. — Михаил Михайлович Громов, директор совхоза «Заря».

— Очень приятно, — ответил я, пожимая крепкую руку. — Простите за недавнее неудачное знакомство с местной архитектурой.

Громов усмехнулся, показав крепкие зубы.

— Балку уже закрепили. Прораба в шею. Бригадира на пятнадцать процентов премии лишил. — Он сел напротив меня без приглашения. — Зина! Компоту мне и пирожок с капустой!

Я воспользовался моментом, чтобы изучить человека, от которого сейчас зависело мое будущее в этом мире. Лет пятьдесят, властный, но не самодур. В глазах природный ум. На пиджаке под пальто орденская планка. Фронтовик, скорее всего.

— Как голова? — спросил он, заметив мой изучающий взгляд.

— Жить буду, — ответил я. — Готов приступать к работе.

— Вот это по-нашему, — одобрительно кивнул Громов. — Но сегодня отдыхайте. Завтра обсудим ваши обязанности. Документы я уже видел, образование у вас отличное, рекомендации хорошие. Нам такие кадры нужны, молодые, с научным подходом.

— Михаил Михайлович, — решил я воспользоваться моментом, — мне бы хотелось обсудить жилищный вопрос.

— Что, барак не нравится? — прищурился председатель.

— Дело не в комфорте, — ответил я, продумывая подход. — Для научной работы нужно уединение. Я планировал вести наблюдения, ставить эксперименты на небольших участках. Мне говорили, есть пустующий дом лесника…

— Федьки Макарыча дом? — Громов задумчиво потер подбородок. — Крепкий дом, хороший. На отшибе, правда. До конторы полчаса пешком.

— Это даже лучше, — улыбнулся я. — Утренние прогулки полезны для здоровья.

Директор внимательно посмотрел на меня, словно оценивая.

— Городской, а не белоручка, — заметил он одобрительно. — Ну что ж, дом освободим и оформим за вами. Только учтите, дорога туда в распутицу сплошное мучение. Пока не подсохнет, придется в сапогах топать.

— Справлюсь, — кивнул я.

— Тогда по рукам. — Он поднялся. — Завтра в девять жду вас в конторе. Посмотрим поля, обсудим планы на сезон.

Громов ушел так же стремительно, как появился, оставив нетронутым принесенный Зиной компот.

Я допил свой чай, обдумывая разговор. Первые шаги сделаны, есть работа, будет жилье. Уже неплохо для человека, который несколько часов назад очнулся в чужом теле.

В голове начал формироваться план. Пять лет назад я превратил неизвестного академика в политическую фигуру национального масштаба. Что я мог сделать здесь, имея знания из будущего?

Стратегия вырисовывалась четкая. Стать незаменимым, но не слишком заметным. Создать репутацию эксперта, чьи советы всегда оказываются полезными. Изучить ситуацию, выявить реальные центры влияния. И постепенно, шаг за шагом, начать свою игру.

Пока я был обычным молодым специалистом с травмой головы. Но скоро, очень скоро, совхоз «Заря» узнает, что такое современные методы агрономии. А потом и район почувствует перемены. И это будет только начало.

«Первый шаг — понять местную ситуацию. Второй — найти свое место. Третий — начать действовать».

С этими мыслями я направился обратно в барак, отдохнуть перед первой завтрашней рабочей встречей с директором совхоза Михаилом Михайловичем Громовым, человеком, от которого зависело мое ближайшее будущее в этом новом для меня старом мире.