Фермер 1: перерождение

Глава 12 Тени прошлого

Ночь в алтайской глуши оказалась удивительно тихой. За окнами дома лесника не слышно городского гула: ни шума машин, ни звука телевизоров из соседних квартир. Только изредка ухнет филин да потрескивает остывающая печь.

Я сидел за самодельным письменным столом, сколоченным из толстых досок, при свете керосиновой лампы. Электричество в доме было, но вечерами я предпочитал керосинку, ее мягкий желтоватый свет располагал к размышлениям лучше, чем резкая лампочка под потолком.

Мысли текли неспешно. Обычно по ночам, если не спалось, я делал анализ первых месяцев работы в совхозе.

Итак, что у нас? Советская система управления строится на сочетании формальной иерархии и неформальных связей. Формально все решения принимаются партийными органами, но реально многое зависит от личных отношений, авторитета, умения находить компромиссы.

Главное отличие от избирательных технологий XXI века — здесь нет конкуренции. Выборы формальные, реальная борьба идет за влияние внутри системы. Но принципы остаются теми же: формирование образа, создание коалиций, управление информационными потоками.

Я потер уставшие глаза. За окном завыл ветер — надвигалась непогода. В печи догорали березовые поленья, отбрасывая через заслонку пляшущие тени на бревенчатые стены.

Память услужливо подсунула картинки из прошлой жизни. Избирательный штаб Анатолия Кравцова в элитном бизнес-центре на Тверской. Дорогие костюмы, кофе из профессиональной машины, огромные мониторы с социологическими опросами. Как далеко это теперь…

Основные различия от рыночной системы будущего:

Первое. Временные горизонты. В избирательной кампании все решается за несколько месяцев. В советской системе нужно думать годами, десятилетиями.

Второе. Целевая аудитория. На выборах работаешь с массами избирателей. Здесь ключевые решения принимает узкий круг партийных функционеров.

Третье. Инструменты воздействия. Вместо СМИ и социальных сетей — личное общение, служебные записки, неформальные встречи.

Часы на стене пробили полночь. Механические, с кукушкой, остались от прежнего хозяина дома. Каждый час кукушка выскакивала из домика и отсчитывала время громким «ку-ку». Поначалу это раздражало, но постепенно я привык.

Я встал, подошел к окну. В темноте едва угадывались очертания совхозных полей. Через месяц уборка, и тогда станет ясно, удались ли все эти затеи с террасированием и новыми методами.

Если урожай превзойдет ожидания, это будет только началом. Настоящая цель — влияние на систему, возможность что-то изменить в масштабах страны. А для этого нужно подниматься по партийной лестнице, завоевывать доверие все более высокопоставленных руководителей.

Какие у меня есть возможные пути продвижения:

Первое. Через сельскохозяйственную номенклатуру. Областной агроном уже обратил внимание. Если результаты подтвердятся, могут предложить должность в области.

Второе. Через партийную работу. Климов относится ко мне с симпатией. Возможно, предложит перейти в райком.

Третье. Через научную деятельность. Методические разработки, выступления на конференциях, публикации в специальных журналах.

За стеной что-то скрипнуло. Я прислушался, кажется, просто дерево во дворе потрескивает от ветра. В деревне я уже привык к таким звукам. В Москве шумел город, а здесь каждый шорох слышен.

Я продолжил лениво о размышлять стратегии.

Основная проблема — необходимость скрывать истинные знания и возможности. Если покажу все, что умею, возникнут подозрения. Откуда у молодого агронома такая эрудиция? Почему он знает методы, которые еще не изобретены?

Нужно дозировать «открытия», выдавать их за результат изучения зарубежного опыта или переосмысления классических работ. Благо в СССР много переводной литературы, можно сослаться на забытые источники.

Память вдруг выдала эпизод из прошлой жизни. Штаб Кравцова, совещание по стратегии предвыборной кампании. Анатолий Викторович стоял у доски, объяснял принципы политической борьбы своей команде. Я иногда добавлял точные комментарии.

— Политика — это шахматы, где все фигуры живые, — говорил я. — Нельзя думать только о следующем ходе. Настоящий политик просчитывает комбинации на десять шагов вперед.

Тогда эти слова казались банальностью. Теперь я понимаю их глубокий смысл. Каждое действие в совхозе это ход в большой партии. Ремонт трактора, создание дробилки, система орошения, все работает на главную цель.

Какие есть параллели между избирательными технологиями и партийной работой?

Первое. Создание образа. На выборах формируем имидж кандидата. В совхозе создаю репутацию толкового специалиста-новатора.

Второе. Работа с ключевыми группами. На выборах это спонсоры, журналисты, лидеры мнений. Здесь — партийные функционеры, хозяйственники, авторитетные колхозники.

Третье. Информационная политика. Вместо СМИ сарафанное радио, служебные отчеты, выступления на совещаниях.

Лампа начала коптить, фитиль поднялся слишком высоко. Я убавил огонь, протер стекло чистой тряпкой. В доме стало совсем тихо, только ветер завывал в трубе.

Я подумал о людях, с которыми приходится работать. Громов — типичный хозяйственник старой школы. Честный, работящий, но мыслящий шаблонами. Климов — партийный функционер, прагматик, ставящий результат выше идеологии. Лаптев — карьерист и интриган, готовый на все ради продвижения.

Каждый требует особого подхода. С Громовым нужно говорить языком производственной необходимости. Климова убеждают конкретные достижения. Лаптева можно только нейтрализовать, подружиться с ним невозможно.

Вот он, кадровый анализ:

Громов М. М. — союзник. Заинтересован в успехе совхоза, доверяет моим методам. Возможные риски — консерватизм, нежелание конфликтовать с районом.

Климов А. С. — потенциальный покровитель. Ценит результативность, не зациклен на идеологии. Может поддержать продвижение по службе.

Лаптев Н. П. — противник. Видит во мне угрозу собственной карьере. Необходимо держать под контролем, блокировать интриги.

Часы пробили час ночи. Пора бы спать, завтра рабочий день. Но сон не шел, слишком много мыслей крутилось в голове.

Я встал, подошел к самодельному книжному шкафу. Полки забиты книгами, купленными в районной библиотеке и книжном магазине. Труды классиков марксизма-ленинизма — обязательная литература для любого советского специалиста. Справочники по агрономии и механизации. Несколько художественных произведений.

Я достал с полки потрепанный томик Макиавелли. «Государь» — настольная книга любого политтехнолога. В СССР ее не переиздавали с 1960-х, но старые экземпляры можно найти в букинистических магазинах. Как я и сделал.

Открыл на заложенной странице: «Государь должен быть одновременно львом и лисицей. Лев не может защитить себя от сетей, лисица не может защитить себя от волков. Следовательно, нужно быть лисицей, чтобы распознать сети, и львом, чтобы отпугнуть волков».

Мудрые слова флорентийца актуальны в любые времена. В советской системе тоже нужно сочетать силу и хитрость, открытость и осторожность.

Политические технологии универсальны. Меняются только формы, а суть остается той же. Борьба за влияние, формирование коалиций, управление информацией.

Моя задача — адаптировать методы из будущего к реалиям 1970-х годов. Использовать знание будущего для создания устойчивых позиций в настоящем.

В дверь тихонько постучали. Кого это принесло так поздно? Егорыч, что ли?

Но нет, на пороге стоял пожилой мужчина в потертом пиджаке и кепке. Худощавый, жилистый, с прокуренными пальцами и внимательными глазами под густыми бровями. На лице сеточка мелких морщин, выдающая возраст и нелегкую жизнь.

— Виктор Алексеевич? — спросил он, снимая кепку. — Серафим Петрович я. Прошу прощения за поздний визит. Проходил мимо, смотрю, лампа горит. Слыхал про вас много, захотелось познакомиться. Чего откладывать? Разрешите?

Я вспомнил рассказы о местном ветеране партии. Серафим Петрович Волков, один из старейших коммунистов района. Вступил в партию еще до революции, прошел Гражданскую войну, участвовал в коллективизации. Сейчас на пенсии, но пользуется большим авторитетом среди местных партийцев.

— Проходите, Серафим Петрович, — пригласил я. — Чай будете?

— Не откажусь, — кивнул старик, проходя в дом.

Он оглядел нехитрую обстановку: самодельную мебель, книжные полки, портрет Ленина на стене. Взгляд задержался на томиках сочинений классиков марксизма.

— Читающий человек, — одобрительно заметил он. — Это хорошо. Без теории практика слепа.

Я поставил чайник на керосинку, достал из буфета банку с вареньем. Серафим Петрович сел за стол, достал из кармана пачку «Беломора».

— Разрешите? — показал он папиросы.

— Конечно.

Старик закурил, глубоко затянулся. В доме запахло крепким табаком.

— Значит, молодой специалист, — начал он, изучающе глядя на меня. — Из столицы к нам пожаловал. И сразу такие дела творить начал, террасы строить, дробилки изобретать.

— Работаю по специальности, — скромно ответил я, разливая быстро закипевший чай по стаканам. — Стараюсь принести пользу народному хозяйству.

— Пользу… — Серафим Петрович задумчиво покачал головой. — Слово хорошее. Только не все, кто о пользе говорит, ее на самом деле приносят.

В его словах послышался подтекст. Старый партиец что-то заподозрил? Или просто проверяет, из каких побуждений действую?

— А что вас настораживает в моей работе? — осторожно спросил я.

Серафим Петрович отхлебнул чаю, тщательно обдумывая ответ.

— Настораживает… — протянул он. — Да не то чтобы настораживает. Удивляет скорее. Редко встретишь молодого человека с такой основательностью. Обычно молодежь торопится, хочет все сразу и побыстрее. А вы как-то по-особому действуете. Планомерно. Как опытный человек.

Я почувствовал, что старик нащупывает что-то важное. Нужно быть осторожным.

— Может быть, сказывается образование, — предположил я. — В Тимирязевке хорошо учили системному подходу к решению задач.

— Образование… — Серафим Петрович снова затянулся папиросой. — Конечно, образование важно. Но есть знания, которые в институтах не преподают. Знание людей, понимание того, как все устроено на самом деле.

Он замолчал, глядя в окно на ночной пейзаж. За стеклом сплошная темнота.

— А вы долго в партии, Серафим Петрович? — поинтересовался я, надеясь перевести разговор в другое русло.

Глаза старика ожили, в них появился какой-то внутренний огонь.

— С семнадцатого года, — ответил он с гордостью. — Семнадцать лет мне тогда было, совсем мальчишка. Но уже понимал, что наступает новое время.

— Революцию застали?

— Еще бы! Февральскую здесь, в Барнауле, встретил. Потом к большевикам примкнул. Ленин тогда выступал, слышал своими ушами.

В голосе Серафима Петровича прозвучала нота искренней приверженности. Этот человек действительно верил в идеалы, за которые боролся в молодости.

— Наверное, удивительное было время, — заметил я. — Когда все менялось, когда можно было строить новый мир.

— Удивительное, — согласился старик. — И страшное тоже. Гражданская война, разруха, голод. Но была вера. Вера в то, что мы строим справедливое общество.

Он замолчал, о чем-то думая. Потом вдруг резко повернулся ко мне:

— А вы верите, Виктор Алексеевич? В то, что мы строим?

Вопрос прозвучал неожиданно. Я почувствовал, что это какая-то проверка.

— Конечно, верю, — ответил я. — Иначе зачем бы работал?

— Работать можно по-разному, — возразил Серафим Петрович. — Кто по принуждению, кто за деньги, кто по привычке. А кто действительно верит.

Он снова затянулся папиросой, выпустил дым в потолок.

— Знаете, что меня в последнее время тревожит? — продолжил старик. — Много развелось людей, которые правильные слова говорят, а внутри пустота. Карьеристы, приспособленцы. Им не идея важна, а собственное благополучие.

Я понял, что разговор принимает серьезный оборот. Серафим Петрович не просто знакомится, он изучает меня, пытается понять, кто я такой на самом деле.

— Наверное, это неизбежно, — осторожно ответил я. — Любая система привлекает и искренних сторонников, и тех, кто ищет выгоду.

— Неизбежно… — старик покачал головой. — Может быть. Но от этого не легче. Особенно когда видишь, как твоими руками построенное другие разрушают. Не враги, а свои, партийные.

В его словах прозвучала горечь. Видимо, за долгие годы службы Серафим Петрович повидал немало разочарований.

— А что конкретно вас беспокоит? — спросил я.

Старик долго молчал, обдумывая ответ. Потом вдруг заговорил, словно прорвало плотину:

— Беспокоит то, что партия превращается в карьерную лестницу. Раньше коммунистом становились по убеждению, готовы были жизнь отдать за идею. А теперь вступают, чтобы должность получить или квартиру лучше.

Он встал, прошелся по комнате.

— Беспокоит, что молодежь не знает истории. Думают, что советская власть с неба свалилась. А за нее кровью платили, годами строили.

— Но ведь есть и искренние люди, — возразил я. — Те же комсомольцы в совхозе, они по-настоящему горят делом.

— Есть, — согласился Серафим Петрович. — И слава богу. Иначе все бы давно развалилось.

Он вернулся к столу, сел напротив меня.

— Вот потому и пришел к вам, Виктор Алексеевич. Слышал, что человек неравнодушный. Дело делаете, а не имитируете деятельность.

— Стараюсь, — кивнул я.

— Старайтесь дальше. Только помните, в нашей системе все взаимосвязано. Нельзя изменить что-то в одном месте, не затронув остальное.

Эти слова прозвучали почти как предостережение. Серафим Петрович что-то понимал в моих планах?

— А что вы имеете в виду? — уточнил я.

Старик внимательно посмотрел на меня:

— Имею в виду, что любое серьезное дело рано или поздно выходит за рамки одного совхоза. Вы уже привлекли внимание области. Дальше будет больше. А чем выше поднимаешься, тем больше ответственность.

— И больше возможностей принести пользу, — добавил я.

— Возможностей — да. Но и опасностей тоже. Наверху воздух разреженный, не всякий выдерживает.

Серафим Петрович докурил папиросу, затушил окурок в блюдце.

— Ладно, засиделся я у вас. Дела вас завтра ждут, спать надо. Это у нас, стариков, бессонница.

Он встал, надел кепку.

— Спасибо за чай и беседу. Заходите как-нибудь ко мне. Живу в том доме, что рядом с клубом. Расскажу про старые времена, может, что полезное услышите.

— Обязательно зайду, — пообещал я.

Проводив Серафима Петровича до калитки, я долго стоял, глядя ему вслед. Встреча оказалась важнее, чем ожидал.

Старый большевик явно что-то заподозрил в моих намерениях. Возможно, его опыт подсказывал, что за внешней скромностью молодого агронома скрывается что-то большее.

С другой стороны, Серафим Петрович не выглядел враждебно настроенным. Скорее, он искал союзника среди молодого поколения. Человека, который мог бы продолжить дело, которому он посвятил жизнь.

Эта встреча открывала новые возможности. Поддержка авторитетного ветерана партии дорогого стоила. Но нужно было действовать осторожно, не раскрывая истинных планов слишком рано.

После ухода старого большевика я улегся спать. Ночь выдалась душной. Несмотря на открытые окна, в доме не хватало воздуха.

Я ворочался на кровати, никак не мог заснуть. В голове крутились мысли о разговоре с Серафимом Петровичем, о предстоящем выступлении на областном совещании, о том, как правильно выстроить дальнейшую стратегию.

Около трех ночи решил встать. Зажег керосиновую лампу, сел за стол.

Принципы управления людбми остаются теми же. Власть, влияние, умение управлять людьми, все это работает в любую эпоху.

Главный урок из будущего: политика начинается с людей, а не с программ. Каждый человек — это возможность или угроза. Каждая встреча может изменить расклад сил.

В СССР это работает еще сильнее, чем в будущей России. Здесь формальные процедуры значат меньше, а личные отношения — больше. Партийный функционер может продвинуть или похоронить любую инициативу в зависимости от того, как к тебе относится.

Я задумался о том, как применить этот принцип в текущих условиях. Громов уже стал союзником. Климов проявляет заинтересованность. Серафим Петрович может оказаться ценным советником. Но этого мало для серьезного продвижения.

Нужна системная работа с кадрами на всех уровнях:

Районный уровень. Укрепить отношения с Климовым, нейтрализовать Лаптева, найти союзников среди других руководителей.

Областной уровень. Произвести впечатление на совещании, установить контакты с ключевыми фигурами.

Республиканский/федеральный уровень. Пока рано, но нужно готовить почву.

За окном начало светать. Скоро рассвет, а я так и не поспал. Но это не важно, в голове наконец сложилась четкая картина дальнейших действий.

Стратегия без тактики — это пустые мечты. Тактика без стратегии — это суета сует. Нужно сочетать долгосрочное планирование с ежедневной работой по укреплению позиций. Что можно сделать?

Первое. Подготовить блестящее выступление на областном совещании. Не просто доклад о достижениях, а концептуальное видение развития сельского хозяйства.

Второе. Создать при совхозе неформальную группу специалистов-единомышленников. Люди, которые разделяют мои взгляды и готовы их продвигать.

Третье. Наладить связи с научными учреждениями. Сельскохозяйственная академия, НИИ, экспериментальные станции. Научное обоснование придает вес любым предложениям.

Четвертое. Начать публиковаться в специальных журналах. «Земледелие», «Сельское хозяйство», возможно, «Правда» и «Известия». Публикации создают репутацию эксперта.

План начинал обретать конкретные очертания. Из местного новатора нужно превратиться в областного, а затем и всесоюзного специалиста. Использовать знания из будущего для решения проблем настоящего.

Но главное, не торопиться. Политика это марафон, а не спринт. Побеждает не тот, кто быстрее стартует, а тот, кто правильно распределяет силы.

В СССР тем более нужно думать десятилетиями. Здесь карьеру делают годами, поднимаясь по ступенькам партийной и хозяйственной иерархии. Каждый шаг должен быть выверенным, каждое назначение — логичным продолжением предыдущего.

Каждый путь имел свои преимущества и риски. Хозяйственная карьера давала реальную власть над ресурсами, но ограничивала общественное влияние. Партийная работа открывала доступ к принятию ключевых решений, но требовала строгого соблюдения идеологических рамок. Научная деятельность позволяла формулировать концепции развития, но не гарантировала их воплощения.

А что, если совместить все три направления? Практик-хозяйственник, имеющий научные степени и партийный авторитет. Такая комбинация встречалась редко, но именно такие люди достигали наивысших постов.

Оптимальная стратегия — параллельное развитие по всем направлениям. Это потребует огромных затрат времени и энергии, но создаст уникальную комбинацию компетенций.

За окном окончательно рассвело. Скоро придет время вставать, ехать на работу. Но сейчас я чувствовал прилив энергии, план созрел, стратегия определилась.

Политика — это искусство возможного. Но в моем случае возможности ограничивались только собственными амбициями и знанием будущего.

СССР 1970-х годов переживал период относительной стабильности. Но я знал, что впереди кризис, застой, а затем перестройка и распад. Можно ли что-то изменить? Направить развитие страны по другому пути?

Пока рано об этом думать. Сначала нужно обрести реальную власть, заслужить доверие системы. А потом уже пытаться ее менять изнутри.

Впервые за месяцы пребывания в прошлом я почувствовал, что контролирую ситуацию. Есть план, есть понимание механизмов власти, есть знания, которых нет ни у кого в этом времени.

Остается только воплотить задуманное в жизнь.

Я лег на кровать, закрыл глаза. Теперь можно поспать пару часов перед рабочим днем. Сны, если приснятся, будут хорошими, о будущих победах и свершениях.