От школы до дома, где жили Веретенниковы, ехать всего ничего. Так что никаких вопросов я Разуваевой не задавал, хотя произошедшая с ней перемена была очень странной. Вернее — странно стремительной. Не могла же она так перемениться меньше, чем за месяц?.. Мне захотелось выяснить причину не только потому, что меня попросил Пал Палыч. Все-таки Тигра была мне не безразлична, как человек. Машину я поставил во дворе, напротив подъезда, где жили Рунге. Как-то спокойнее.
Немцы, которые жили в этом доме, были людьми солидными и интеллигентными. И потому — надежными. А вот в доме, где обитала семья Веретенниковых, наоборот. Стоило только войти в подъезд, чтобы убедиться в этом. Стены на лестничной клетке изрисованы неприличными изображениями и снабжены соответствующими подписями. В штукатурку кое-где воткнуты окурки. На площадке третьего этажа обнаружились следы физиологических отправлений, самого неприятного вида и запаха. Это если выражаться интеллигентно.
Антонина Павловна взирала на грязь в подъезде с видом терпеливого сострадания. У меня сложилось впечатление, что она готова взять тряпку и швабру и начать отмывать все эти нечистоты. Наконец, мы добрались до нужной нам квартиры. Позвонили. Дверь открыла маленькая, темноволосая женщина в скромной кофточке и юбке. Увидев нас с Тигрой, она испуганно захлопала глазами. Ее можно понять, появление незнакомцев всегда вызывает тревогу, пришлось сразу успокоить:
— Здравствуйте, я классный руководитель Юры Веретенникова, Александр Сергеевич Данилов. А это — преподаватель математики Антонина Павловна Разуваева.
Успокоения не получилось.
— Что Юрка опять натворил? — еле слышно пролепетала женщина.
— Ничего, — поспешил заверить ее я. — Просто мы, учителя, обязаны знать, в каких условиях проживают учащиеся.
— Ну проходите, — не слишком радостно ответила она.
Мы вошли в прихожую.
— Простите, вы кем будете Юре? — спросил я, разуваясь.
— Матерью я ему буду, — последовал ответ. — Лидия Антоновна меня зовут. — Сюда проходите, на кухню. Чай поставлю…
Одного беглого взгляда оказалось достаточно, чтобы понять — живут Веретенниковы скромно. Старенький холодильник, сильно потертая кухонная мебель. В общем — ничего удивительного. Так живет сейчас много граждан. Однако не это самое главное. Важнее не материальное обеспечение семьи, а отношения в ней. Пока Лидия Антоновна возилась с чайником и заваркой, я задавал ей наводящие вопросы, искоса поглядывая на свою спутницу.
— У вас сколько комнат?
— Две.
— Значит, у Юры есть свое место для занятий?
— Есть. Стол, шкаф для книжек. Мы ничего не жалеем.
— Вы где работаете?
— В стройконторе, в бухгалтерии.
— А муж?..
И вот тут Веретенниковой отказало спокойствие. Она вздохнула и пробурчала:
— Муж объелся груш…
— Извините, что спрашиваю, вы в разводе?
— Да нет… — с досадой проговорила Лидия Антоновна. — С нами он живет, алкаш…
— А сейчас он где? На работе?
— На работе… Только вчера выписали из ЛТП! — едва не выкрикнула она. — Лечили, лодыря!.. Да только не верю я, что вылечили… С недельку посидит в завязке, на моей шее, и опять за старое… Вы бы хоть подумали, как оградить детишек от таких папаш!
— У нас школа, а не колония, — сказал я. — Мы же не можем изолировать нормальных, ни в чем не повинных пацанов от их родителей… Каким бы они ни были…
— Я понимаю, — кивнула Веретенникова. — Да вот мне-то что делать — вы не можете, милиция не может, профком не может, депутат горсовета тоже не может, а я — могу⁈
— А где он сейчас?
— Кто?
— Муж ваш?
— Да где ему быть! — едва не выкрикнула она. — У пивной, небось, ошивается… Денег нет, так попрошайничает…
— А пивная где?
— Да здесь, за углом.
Я поднялся, пробормотал:
— Я сейчас!.. Антонина Павловна, поговорите пока с Лидией Антоновной…
Выйдя из подъезда, я повернул в том направлении, куда вела наиболее утоптанная тропинка. И не ошибся. Едва я завернул за угол, как тут же наткнулся на очередь, которая состояла из одних мужиков, что тянулись к пивному ларьку. Зима — время для распития пива на свежем воздухе малоподходящее, но такого рода жажда посещает в любую погоду. Особенно работяг и не слишком разборчивых интеллигентов, которые хотят приятно провести время между работой и домом.
— Мужики, который тут Веретенников? — спросил я.
От толпы нехотя отделился хмурый, небритый мужик в стоптанных унтах, ватнике и шапке-ушанке.
— Ну — я, — буркнул он. — Чё те надоть?
— Я учитель твоего сына, — сказал я.
— А-а, ну и чё?.. Набедокурил?..
— Да нет. У парня все нормально, а вот с его папашей надо решать…
— С каким еще папашей? — тупо удивился Веретенников-старший. — Погодь!.. Со мной что ль?…
— Вот и я о том, — подтвердил я. — Ты же только из ЛТП! И снова — в рыгаловку побежал!
— Эта хто… Эта Лидка накапала?.. Да я ее, сучку…
— Слушай, алконавт! — проговорил я, аккуратно беря его за кадык и чуть-чуть стискивая. — Если завтра не работу не устроишься, если с бухлом не завяжешь, если хоть пальцем тронешь жену или сына, я тебя раздавлю!
Он заперхал, задергался, но возразить не посмел. И я отпустил его горло.
— Так его, попрошайку! — послышались голоса из толпы. — Достал уже, канючить… Денег нет, не хрен бухать… Еще и сигареты стреляет.
— Пошли! — сказал я Юркиному папаше.
— Куды? — струхнул он.
— На кудыкину гору… Домой пошли! Умоешься, побреешься, приведешь себя в порядок, покаешься перед женой и попробуешь начать новую жизнь.
— Да ты не охренел? — пробормотал Веретенников-старший. — Ты хто такой ваще?..
— Учитель… Но меры могу принять жесткие.
Я ткнул легонько его в печень локотком. Тот закашлялся и примирительно пробурчал:
— А я — чё?.. Я ничё… Я только пивка хотел, трубы горят…
— Пиво у нас только членам профсоюза. Ты член профсоюза?.. По глазам вижу, что нет… Так вот, у нас, кто не работает, тот не пьет… Устроишься, заработаешь, принесешь жинке зарплату, она тебе рупь на пивко, глядишь, и выделит…
— Выделит она, как же…
— Алкашу — нет, а трудяге — выделит. Я сам проверю… Тебя, кстати, как кличут?
— Григорием…
— А меня — Александром Сергеевичем, — сказал я. — Так вот, Гришаня, встанешь на путь исправления, я тебе сам налью. И не эту бурду, водой разбодяженную, а настоящего чешского.
— Не, чё без базара⁈ — подхватился он.
— А ты у Юрки своего спроси, базарит классный руководитель или слово держит.
— Да не, чё, я верю…
— Ты кто по специальности?
— Маляр-штукатур…
— Нормально. Устроишься на работу, я тебе подработку найду, хорошо оплачиваемую.
Так под конвоем и привел я Гришаню домой. Дверь открыла Лидия Антоновна. Вытаращилась удивленно, увидев муженька.
— Ну что, алкаш, поймали тебя? — спросила она.
— Нихто мя не ловил, — буркнул он и попытался прошмыгнуть мимо благоверной, но та вдруг ловко зажала его башку под мышкой. — Ну ты чё… Пусти!.. Я ж ни капли…
— Ладно, живи… — милостиво разрешила Веретенникова.
Похоже, я ошибся в оценке расстановке сил в этом семействе.
— Григорий обещал мне встать на путь исправления, — сообщил я. — А если он не выполнит свое обещание, я приму меры.
— Дай-то бог, дай-то бог, — проговорила Лидия Антоновна. — Попьете чайку?..
— Не откажусь.
Я снял дубленку, шапку и прошел на кухню. Здесь уже чаевничала Разуваева. Тянула чай из блюдца, как монахиня в каком-то фильме, да и вид у нее был монашеский. Хозяйка квартиры налила и мне, и сама присоединилась к нам. Некоторое время мы швыркали горячий, но не слишком крепкий напиток. Не прошло и получаса, как к нам присоединились и остальные члены семьи. Во-первых, вернулся из школы Юрка. Увидев на кухне двух учителей, испугался, вытаращил глаза. Пришлось и его срочно заверить:
— Все нормально, Юрик, — сказал я. — Мы с Антониной Павловной зашли узнать, как ты живешь.
— А-а, ну ладно… — откликнулся пацаненок. — Мам, я пятерку принес!
— Вот молодец! — расцвела его мамаша.
И в это время на кухне появился глава семейства. Узнать его было затруднительно. Он умылся, побрился, натянул чистые треники и свитер с оленями. Домочадцы уставились на него, как на привидение. Похоже, они давно не видели его в презентабельном облике, да еще и трезвого. Правда — поневоле. Посмотрел на всех заискивающим взглядом, не проговорив ни слова. Жена и его усадила за стол, полезла в холодильник, достала из него кастрюлю. Стало понятно, что начинается семейный ужин.
— Ну мы пошли! — сказал я, поднимаясь. — Спасибо за чай!
— Куда же вы! — закудахтала хозяйка. — Поужинали бы с нами!
— Спасибо, конечно, — отозвался я, — но у нас дела.
И потянул за локоток Антонину Павловну, которая сидела на табурете, как пришитая. Мы вышли в прихожку. Веретенникова вышла нас провожать.
— Спасибо вам за мужа! — сказала она.
— Пока не за что…
Ладно, с этими разобраться еще можно. А вот что мне делать с Тигрой? Ее же узнать нельзя! Интересно, о чем они говорили с мамашей Юрки, покуда я выуживал из окрестностей пивнушки его папашу? А что! Надо об этом и поспрашивать!.. Вот сейчас сядем в мой тарантас и поговорим!.. И пока не пойму, с чего у нее этот заскок, из машины не выпущу. Буду хоть до утра катать! И выведя «Волгу» со двора, я погнал ее к Круговой дороге.
— Ну и какие у тебя впечатления от этого семейства? — спросил я.
— Неправильно живут, — последовал ответ. — Этому семейству поможет только вера.
— Слушай, Павловна, что ты так странно выражаешься?.. — спросил я. — Раньше была такая бедовая девчонка, на вписку ходила, в джинсе щеголяла. Я думал, татуху набьешь скоро, а сейчас…
— Это все в прошлом. Не напоминай мне об этом.
— Ну ладно, это — в прошлом, а что у тебя в будущем?
— Я надеюсь, что — очищение.
— От чего?.. Шлаки будешь выводить из организма?
— От греховной жизни.
— Ну хорошо! А как ты будешь очищаться?
— Меня проведут через очищение во время обряда.
— Что это еще за обряд?
— Я пока не знаю, потому что не посвящена.
— А кто тебя должен посвятить?
— Учитель.
— Кто он такой? Откуда взялся?
— Он послан богом!
Мда-а… С кем поведешься, от того и заразишься. Тяжелый случай. И почему она так откровенна со мной? Доверяет? Угу… Или тоже обратить хочет?
— Ну а, если я захочу пройти это очищение-посвящение, что должен буду сделать? — спросил я.
— Ты правда хочешь сделать это? — оживилась Разуваева.
— Ну, а что? Я хуже других что ли?..
— Я знаю, ты хороший! — обрадовалась Тигра. — У тебя сильная воля и ты сможешь стать достойным обряда!
— Спасибо на добром слове, но с чего мне начать?
— Тебе нужно встретиться с Учителем. Он поговорит с тобой, узнает — истинно ли твое желание пройти очищение.
— Ну вот, отлично! Как мне с ним встретиться-то?
— Приходи завтра вечером на бдение, там Учитель на тебя посмотрит и решит, готов ли ты к уединенной беседе с ним?
— К уединенной? — хмыкнул я.
— Да, он проводит ее со всеми братьями и сестрами, прежде чем принять их в общину.
— Понятно, — кивнул я. — Ну, говори адрес и время?
— Овощная семь, в шесть вечера.
— Спасибо! Буду! Только ты Учителю этому про меня заранее не говори, ладно!
— Я еще не достойна того, чтобы обращаться к Учителю по собственному желанию. Нужно ждать, когда он сам обратится ко мне.
— М-да, равноправием у вас там и не пахнет…
— Мы все равны, — возразила Разуваева. — И Учитель всех нас любит одинаково, никому не отдавая предпочтения, но каждый должен сам почувствовать, достиг ли уже он такой степени духовного совершенства, чтобы осмелиться отвлечь Учителя от его погружения в молитвенное созерцание.
— Что ж, тем лучше, — пробормотал я и повернул тачку в направление того района города, где жили Разуваевы.
Высадив Тигру возле ее подъезда, я поехал к себе. Мне уже ясно было, что директорская дочка вляпалась в какую-то доморощенную секту. Вряд ли это были баптисты. Конечно, я о них почти ничего не знаю, но мне кажется, что у тех все устроено как-то иначе. Ведь баптистская церковь — та же христианская, только со своими закидонами. А здесь явно что-то самопальное. И откуда только взялся в здешних палестинах этот самопальный Учитель? Как бы там ни было, надо эту шоблу разгонять. Нечего народ дурить. Чую, подвязавшись на ниве божьей, Учитель этот скоро богатеть будет.
Сегодня мне не удалось поужинать, так сказать, за чужой счет — не объедать же семью, которая живет на одну зарплату? Правда, Борисовых я тоже объел, но во-первых, они мои родичи, хоть и не знают об этом, а во-вторых, им-то уж я точно расходы компенсирую с лихвой. Так что пришлось поужинать тем, что завалялось в холодильнике.
А утро субботы я опять начал с пробежки, а потом подъехал к «Литейщику». Там меня встретила счастливая Ниночка. Она, оказывается, уже вплотную пообщалась с нашим режиссером, Женей Красильниковой, и та ее утвердила на роль доны Оканы. Ну и хорошо!
Отработав занятие в секции, я заскочил в ресторан, чтобы пообедать. До посещения молельного дома или как это там у них называется, оставалось еще несколько часов, и я решил потратить их с пользой. Попросту проехался по магазинам, накупил разного и помчал к Борисовым. О том, как объяснить им свою щедрость, я не думал. Какого дьявола я должен выкручиваться, даже если не могу рассказать всей правды? Вот так и скажу прямо — хочу отплатить за оказанное гостеприимство. Хотя, конечно, прозвучит глупо.
Подъехав к дому родичей, я посигналил. На всякий случай — вдруг в доме никого нет? Скрипнула дверь, и на крылечке показалась Ксения. Я вышел из машины и, открыв багажник, начал вытаскивать пакеты с покупками. Подошла сестренка, с удивлением на меня уставилась. Ни слова не говоря, я сунул ей в руки часть из купленного и, захлопнув багажник, направился к калитке. Ксюхе ничего не осталось, как последовать за мною. На крыльце пришлось сложить пакеты, чтобы обмахнуть обувку веником.
— Что все это значит, Александр Сергеевич? — все-таки спросила сестричка, когда мы внесли покупки в дом.
— Во-первых, Саша, — сказал я. — А во-вторых, вам с Володькой вдвоем трудненько жить на одну зарплату и пенсию, а я один живу. Еще и наследство получил.
— Нет, Саша! — откликнулась она. — Мы к такой щедрости не приучены. Да и приучаться не стоит.
— Ну, когда уеду, можете выбросить все это, — не стал я спорить. — Вы только чаем меня напоите и я покачу дальше.
— Чаю? Конечно! Сейчас поставлю.
И она принялась возиться с чайником и керогазом, на котором обычно готовила. Сложенные на столе пакеты, из которых выглядывала разная магазинная снедь, девушка подчеркнуто игнорировала.
— Да я почему все это купил, — снова заговорил я. — У меня тоже дед на войне погиб… Он на побывку приезжал к своей жене, в конце сорок первого. Вот после этой побывки и родилась моя мама. Своего отца она так и не увидела, если не считать такой же фотографии, какая и у вас висит. Ну в смысле — фронтовой фотографии… Наши деды, может, рядом, в одном окопе воевали, один паек делили и погибли в одном бою.
Это был запрещенный прием. Я видел, как замерла Ксения, которая в этот момент нарезала хлеб для бутербродов с маслом, а может — с маргарином. Сейчас многие ели маргарин, вместо сливочного масла. Потом она повернулась к столу и начала вытаскивать мои покупки. Молодец, девчонка, правильно все истолковала. Тем не менее, было видно, что сестренка своего мнения о моей щедрости не изменила. Да, трудненько мне придется с оказанием помощи.
Попив чайку, я стал собираться. Ксюша старалась на меня не смотреть. Понятно, теперь просто так, без всякого повода, к ним не заедешь.
За окнами уже смеркалось, когда я снова уселся за руль. Город я уже немного знал, но где находится эта Овощная улица, понятия не имел. Пришлось притормозить у поста ГАИ и уточнить. Гаишник мне все объяснил и посоветовал приобрести автомобильный атлас города и района, который по его словам, продается в каждом киоске. Дельный, между прочим, совет. У дома номер семь было припарковано несколько тачек. Хм, солидная клиентура у этого самозваного Учителя. Одновременно со мною, остановилась у забора и вишневая «копейка». Опа, а я ведь хорошо знаю ее владельца!