Севка все-таки уронил блюдце. Правда, чая в ней уже не было. Да и само блюдце не разбилось. Зато смеху! Напившись чаю, пацаны опять усвистали в комнату брательника. Пришлось мне убирать со стола и мыть посуду. Потом я вернулся в большую комнату. Телевизор включать не стал. Снял пиджак и галстук, повесил на спинку стула, завалился на диван. В квартире было тихо и до моего слуха поневоле долетали голоса из детской. Поначалу я и не прислушивался. Мало ли о чем болтают пацаны, когда остаются без надзора.
Потом я понял, что они говорят не о кино и футболе, а о чем-то научном. В разговоре то и дело мелькали термины — «расфокусировка луча», «ортогональная развертка», «Риманово пространство», «односторонний континуум». Уж не от своих ли инопланетян Володька нахватался таких заковыристых словечек? Потом Перфильев-младший отчетливо произнес: «У них не было нашей подготовки. Полезли наобум…», а Володька откликнулся: «Да что с них, с девчонок, взять!». Меня словно подбросило.
Девчонки⁈ Неужели они говорят о восьмиклассницах из девятнадцатой школы? Сунутся к пацанам в комнату, значит оборвать разговор на полуслове. И я навострил уши. Снова заговорил Севка: «Пространство складчатое, но рассчитать кривизну такой складки не смогут даже лучшие математики планеты. Можно было бы попробовать на ЭВМ, только кто нас допустит… Тем не менее, чтобы проникнуть в соседнюю складку, не нужно иметь семи пядей во лбу, но чтобы вернуться, без точного расчета не обойтись, если, конечно, ты не хочешь предстать перед здешними обитателями этаким привидением…»
Вдруг раздался щелчок открываемого замка. В прихожке вспыхнул свет. Я встал, чтобы встретить сеструху. Ни о каком подслушивании больше не могло быть и речи. Увидев меня, Ксюха улыбнулась. Я еще никогда не видел ее такой. Прическа, макияж, модный плащик, капроновые колготки, туфли на высоком каблуке. В руке букетик. Сразу видно — со свиданки вернулась. С удачной. Вон как глазки сияют. Наверное, этот шофер и впрямь хороший парень. Не стала бы она так лучиться, если бы попался какой-нибудь козел.
— Какой приятный сюрприз! — сказала сестрица, передавая мне букет.
— У тебя, похоже, тоже, — пробормотал я.
— Володька проболтался? Ну я ему уши-то надеру.
— А что — это секрет?
— Да нет… — отмахнулась она. — Уж во всяком случае — не от тебя.
— Когда свадьба?
— Ну до этого еще далеко… Грише осенью должны дать квартиру. Тогда и распишемся.
— У тебя же есть квартира! — удивился я. — Да еще дом в придачу.
— Гриша не хочет идти в примаки, как говорили раньше. Он хочет иметь свою жилплощадь. А квартира Володьке останется.
— Ну так из-за этого не жениться, что ли? Я могу забрать Володьку к себе, а вы живите здесь, покуда твой Гришка свою квартиру не получит.
— Ладно, посмотрим… Вы ужинали?
— Я был в гостях у Воротниковых, а потом Володька нас с Севкой угощал чаем.
— Опять он тут, этот твой Севка, — вздохнула Ксения, забирая у меня цветы и ставя их в вазу.
— А что, мешает? Если надо, я скажу ему, чтобы не ходил к вам.
— Да нет, что ты! Пусть уж здесь, у меня на глазах шушукаются, чем неизвестно — где. Мне и той ночи, когда они в подземелье полезли, за глаза хватило…
— Я сегодня у вас заночую, — чтобы отвлечь ее от грустных мыслей, сказал я. — Раскладушку дадите?
— Вот еще, раскладушку… Ложись на диван. Я лягу у Володьки, а на раскладушках пусть эти архаровцы дрыхнут… Иди скажи им, чтобы выметались из комнаты, я устала, еле на ногах держусь.
Получив мандат на разгон «ученого совета» в детской комнате, я с полным правом вторгся в нее. Застигнутые врасплох, сверхчеловеки шарахнулись, поспешно свернув большущий лист ватмана. Бесцеремонно отняв его у брательника, я снова развернул этот свиток и увидел тщательно вычерченную диаграмму. Вертикальная и горизонтальная оси, а между ними красная и синяя кривые. Да, пойми что тут и к чему. Пацаны молча, как волчата, наблюдали за мною. Я сунул ватман Володьке и сказал:
— Ксюша пришла. Велела вам выметаться из комнаты, брать раскладушки и стелиться в большой. А она ляжет здесь.
— Понятно, — вздохнул Володька. — Пошли, Севка, раскладухи доставать.
Сестра выдала мне подушку, одеяло и комплект постельного белья. Нашлась для меня и зубная щетка. Так что устроился я с полным комфортом. Пока я совершал гигиенические процедуры, брательник разложил диван и постелил мне. Я завалился спать, не дожидаясь, пока улягутся остальные. И сразу уснул. Преимущество молодости заключается в способности быстро засыпать и легко просыпаться. Особенно — если ночью не мучают кошмары. Увы, сегодня мне так не повезло.
Сначала приснился звук — надрывный механический рев, разбивающий тишину. Потом я увидел, что стою посреди ночной городской улицы. В руке у меня чемодан. От рева уже начали дрожать стекла в окнах домов, на лужах на асфальте появилась рябь, а с деревьев посыпались листья. Я и мой спутник, я не сразу понял, что это Граф, принялись зажимать уши и непроизвольно бросились в ближайшую подворотню, при этом я уронил чемодан. В подворотне мы сели на корточки, стараясь опустить головы как можно ниже, чтобы спрятать их между колен. Несколько мгновений рев продолжал сотрясать все вокруг, но затем стих. Оглушенные, мы с Третьяковским выпрямились, но не сразу решились убрать ладони от ушей. Я пришел в себя первым. Дрожащими пальцами достал из кармана сигареты, закурил сам и предложил товарищу, но тот отрицательно помотал головой.
— Мать их, сволочей… — почти рыдая, произнес он —:Чем это они так гудят, Саша⁈
— Сиреной ПВО, — произнес я, слишком громко, потому что уши у меня все еще были словно набиты ватой. — Не слышишь что ли!..
— Какая еще сирена! Разве такие бывают?
— Хрен их знает, что тут у них бывает… Хватит ныть, философ, пошли лучше мой чемодан поищем.
Мы выбрались из подворотни и начали бродить по темной улице, почти на ощупь. Неожиданно на пустынной улице появился первый автомобиль. Его фары ослепили меня и Графа. Мы едва успели отскочить. За первым автомобилем последовало еще несколько. Обгоняя друг друга, опасно подрезая при обгоне, машины неслись, не разбирая дороги. Все это были дорогие лимузины — «ЗИМы», «ЗИСы», «Чайки». Одна «Чайка» вдруг притормозила, отворилась дверца и из нее показалась бледная физиономия моей, вернее — Владимира Юрьевича Данилова — бывшей жены.
— Саша? — не слишком удивилась она и тут же распорядилась: — Садись, поехали. Товарищ Степанов любезно согласился нас подвезти.
Председатель горисполкома высунулся следом.
— Да, товарищ Данилов, вам лучше поехать с нами! — пробурчал он.
— Вы разве знакомы? — настороженно спросил я. — И почему это, интересно знать, мне лучше поехать с вами?
— Потому что оставаться здесь опасно… — ответил Степанов.
— Ты еще спрашиваешь! — взъелась на меня бывшая супруга. — В кои-то веки тебе предлагают помощь уважаемые люди, а ты еще вопросы задаешь! Ну хоть вы ему скажите, товарищ Обломкин!
И этот тут⁈ В глубине обширного салона замаячил расплывчатый силуэт первого секретаря.
— Поедем, Александр Сергеевич! Ко мне на дачу… — сипло пробасил он. — Осетринка, банька, девочки… Хочешь вот ее?.. Не баба, а тридцать три удовольствия!
Я увидел, как он принялся лапать Лизку. Отбиваясь и кокетливо хихикая, та защебетала:
— Ну что вы, Пармен Федорович!.. Я женщина порядочная… И потом, Данилов — это мой муж, пусть и бывший… — и добавила совсем другим тоном, обращаясь ко мне. — Так ты едешь⁈
Я пинком захлопнул дверцу дорогого авто и отскочил в сторону. Лимузин укатил. Он оказался последним в своем роде. За ним уже помчались легковушки попроще: мятые, грязные «Жигули», «Москвичи, 'Запорожцы». Малолитражки мешались с мотоциклами и мотороллерами. Заметно отставая от них, покатили велосипедисты.
— Что они сказали? — искательно заглядывая мне в глаза, спросил Граф.
— Что здесь опасно оставаться, — пробурчал я.
— Пойдем, Саша, а? — умоляюще произнес он. — Ну чего мы здесь застряли? Опасно же…
— Пойдем, — согласился я. — Как только так сразу… Вот найдем чемодан мой и почапаем.
— Да на кой хрен он тебе сдался, этот чемодан! — истерично взвыл лжеписатель. — Подштанники свои боишься потерять! Да я тебя завалю ими выше головы!
— Сам носи свои кальсоны… — огрызнулся я. — У меня там рукопись моего ученика Альки Абрикосова, понял!
— Тогда понятно… — сник Третьяковский. — Так бы сразу и сказал…
Мы попытались отыскать чемодан, воспользовавшись паузой в потоке беженцев на колесах, но вскоре нас накрыла звуковая волна, которая была слабее рева сирен, но гораздо страшнее оттого, что исходила от несметной толпы. Мужчины, женщины, старики, роняя скарб, затаптывая слабых, неслись по улице. Крики, проклятия, женский визг, мольбы о помощи оглушали почище сирены. Мы вновь нырнули в подворотню.
— Что это, Данилов? — хныкал Граф. — О, боже…
Я на мгновение высунулся из подворотни, выхватил из толпы бегущих какого-то мужика, прижал его к стене и только тогда увидел, что это милиционер. С белыми от ужаса глазами, страж порядка попытался вырваться, но я держал его крепко.
— Что тут у вас творится? — спросил я. — Куда вы все валите?
— М-м… ме-мяртваки! — заикаясь, выдавил тот.
— Кто-кто⁈
— Мертвяки идут! — заорал мент. — Конец всему! Конец света! Господи помилуй…
— Какие еще мертвяки⁈ Вы что тут с ума посходили!
— Отпустите меня, бога ради! — захныкал страж порядка. — У меня жена, дети…
Я отпустил его. Он выскочил из подворотни и умчался, подхваченный человеческой рекой.
— Вот тебе и милиция! — презрительно пробурчал я. — Правоохренители… Обосрались с перепугу.
— Ну все с меня хватит… — решительно произнес мой спутник.
И попытался выйти из подворотни. Я едва успел ухватить его за хлястик плаща.
— Куда ты, малахольный! Затопчут ведь!
— Пусти, тебе говорят…
И я его отпустил, потому что на улице опять было пусто, если не считать нескольких тел, неподвижно лежащих на мостовой. Ночной дождь, поливавший все эту безумное бегство, прекратился, но вместо него появились первые языки тумана. Я подошел к одному из тел, перевернул его на спину. Оказалось, что это женщина. Было видно, что толпа прошла по ней, не разбирая на что наступает. С трудом сдерживая рвотный рефлекс, я выпрямился и поискал глазами Третьяковского. Лжеклассика нигде не было видно.
— Эх вы, а еще суперы… — забормотал я в отчаянии. — Мелкие идиотики… Разрушите город, людей подавите, сами погибните… А зачем? Вместо Нового Мира явится еще один Новый Порядок, а ведь давно известно, что чем порядок новее, тем он хуже… Перестройка… Ускорение… Гласность…
Мне вдруг показалась, что растоптанная в давке женщина на кого-то похожа. Я резко наклонился к ней. Сзади раздались шаркающие шаги. Выпрямившись и резко обернувшись, я увидел, как из клубов медленно крадущегося вдоль улицы тумана появился силуэт человека. Это был мужчина. Он брел медленно, подволакивая ноги и слепо шаря перед собой вытянутыми руками. Слепой что ли?..
— Вам помочь? — спросил я. — Обопритесь на меня…
Мужик молча приближался. Видно было, что он чрезвычайно грязен, даже лицо у него в каких-то лохмотьях. Пристально всмотревшись в него, я с изумлением пробормотал:
— Да это же… Илья Ильич?.. Ты живой, что ли…
Сумароков не отреагировал на мои слова. Все также слепо шаря руками в пустоте он приближался ко мне. Я начал отступать назад, не поворачиваясь к «воскресшему» смотрящему спиной. Мертвец, как есть мертвец… Кто это давеча кричал о мертвяках? Ах да, милиционер… Не отводя от мертвяка глаз, я почувствовал за спиной какое-то движение. Оглянулся через плечо и едва сам не завопил от ужаса.
Затоптанная в панике женщина встала и с механической резкостью вздернула окровавленные размозженные руки. Другие тела, жуткими мешками, валяющиеся там и сям, тоже начали шевелиться и вставать. Я попятился, стараясь держать мертвяков в поле зрения. Те шаркая, раскачиваясь из стороны в сторону, поводя в воздухе вытянутыми руками, надвигались на меня. Неужели и вправду конец света?.. Хотя скорее это похоже на дешевый ужастик… Мертвый Илья Ильич вдруг с деревянным скрипом повернул голову, невидяще уставился на меня.
— Веко за веко, клык за клык… — клацая зубами, простучал он
— Ау, Данилов!.. — раздался откуда-то голос Графа. — Где ты, физрук? Я велики нашел, целые!
Меня разбудили голоса и бряканье посуды на кухне. Сквозь плотно задернутые шторы сочился утренний свет. Никакого ночного города и бредущих с костяным стуком мертвецов не было и в помине. Однако кошмар все еще не оставлял меня. Апокалипсис да и только. Вредно все время думать о сверхчеловеках и прочем, за это любого другого давно бы упекли в дурку. Да и меня бы упекли, если бы я принялся направо и налево разбалтывать о том, что меня мучает. Ладно, пора вставать!
Веселая сеструха возилась на кухне, а пацанята шумно умывались в ванной. Я нырнул в сортир, а когда облегчился, ванная была уже свободна. Контрастный душ смыл ночной пот с тела и очистил от воспоминаний о кошмарном сне мозги. Ксения сварганила на завтрак омлет с колбасой, который мы вчетвером и умяли. Когда все оделись, я погрузил всю компанию в машину. Сестричку мы подбросили до КБО, а потом поехали в школу. Привычная суета учебного процесса не оставила мне времени для посторонних мыслей.
На большой перемене я подошел к Тигре. Мы поздоровались с ней утром, в учительской, но не смогли перекинуться и парой слов. Выглядела она ничего, но я на всякий случай спросил:
— Как здоровье отца?
— Ему существенно лучше, — ответила Антонина Павловна. — Скоро выпишут, но придется еще посидеть дома, на больничном.
— Ну и пусть отдохнет. Царева и без него справится.
— Я тоже так считаю, — кивнула Разуваева. — У тебя-то как дела? Что-то мы давно не общались.
— Да вот кручусь, как белка в колесе.
— Про тебя какие-то странные слухи ходят по городу, — проговорила она. — Не знаю у чему и верить…
— Какие же?
— А ты не обидишься?
— Не умею.
— Будто бы ты главный мафиози Литейска.
— И это все?
— Мальчишки на тебя молятся, а все эти хапуги — завмаги, завбазами и прочие торгаши, боятся, как огня.
— Выходит, я местный Робин Гуд?
— Разве это смешно?
— Послушай, Тигра… А если все это правда, станешь ли ты ко мне хуже относиться?
— Нет, наверное… К тебе нельзя плохо относиться, ты слишком порядочный…
— Ну так слушай свое сердце, а не сплетни.
Антонина Павловна вдруг закусила губу, кивнула и пошла прочь. Глядя ей вслед, я оторопело осознал, что давно уже не видел на ней джинсов, свободных свитеров, косухи и кроссовок. Все чин чинарём — блузка, не слишком короткая юбка, чулочки, туфельки. Ни дать ни взять — образцовая училка эпохи развитого социализма. Покачав головой, я отправился в столовку — пожрать казенных котлет, с макаронами и подливкой. Нагрузив всем этим, с добавлением компота из сухофруктов, поднос, я направился к столику Рунге, жующего в одиночестве.
— Садись-садись, Саша! — пробурчал он. — Давненько не общались!
— Прости, совсем замотался.
— Что ты сделал с моей женой⁈
— Что?
— Раньше она в свой архитектурный надзор ходила только зарплаты ради, а теперь ее дома не удержишь…
— Ну так она же главный архитектор города теперь.
— Пока еще — ИО… Должны на заседании горисполкома утвердить, но уже сейчас они там затевают что-то грандиозное! Практически — перестройку города!
— Лишь бы — не Ускорение и Гласность, — хмыкнул я.
— Что-что? — не понял Карл.
— Не обращай внимания, это я так…
— В общем, она по уши в творческих замыслах, а вот у меня не ладится…
— Что так?
— Да понимаешь… застряли мы с новым фильмом, — пожаловался он. — Снимать любительскую короткометражку, вроде «Альки и Трех мушкетеров», не хочется… А для профессиональной картины у нас ни бюджета, ни аппаратуры, ни павильона, ни актеров — ничего…
— Скажи Эмме Францевне, пусть закладывает в свой план по перестройке города еще и киностудию…
— Александр Сергеевич! — вдруг окликнула меня Раечка. — Вас Эвелина Ардалионовна срочно зовет!
От автора: Новинка! Штурмовик, погибший на боевой задаче, получает второй шанс на Руси 12 века! Раздробленность, борьба князей за Киевский стол. Не дремлют воинственные соседи.
https://author.today/work/380161