Форпост мертвецов

Глава 4. Восстание

Мы летели по дороге вдоль полей, как опьяненные полетом птицы. Я чувствовала себя по детски счастливой и глупо улыбалась небу и солнцу, с которыми уже успела навсегда распрощаться, когда поняла, что мне не суждено выбраться из бандитского притона живой. Рядом ехал Эрвин, самый лучший, да по большому счету и единственный друг моего детства. Он был на несколько лет старше меня, и я запомнила его славным, чуть нескладным подростком, а теперь его даже нельзя было назвать юношей, это был молодой мужчина, рослый и сильный, с довольно резкими, но по-мужски красивыми чертами лица, на которые отложили свой отпечаток пережитые страдания и решительный, упрямый характер. Но сейчас его жесткие черты смягчало шальное, беспечное счастье. Помню, мне хотелось тогда, чтобы эта дорога длилась вечно.

Ближе к вечеру мы углубились в лес и стали кружить по каким-то малозаметным звериным тропам, я даже не сразу поняла, когда мы вышли к лагерю из землянок и шалашей, настолько хорошо они сливались с кустами и деревьями.

- В общем-то, у нас есть где остановится и в ближайшей деревне, но после того шума, что мы подняли в городе, лучше некоторое время пересидеть здесь, пока не уляжется, - объяснил Эрвин.

Я не стала возражать. Его люди занялись лошадьми и ужином, а сам он отвел меня на поляну неподалеку от лагеря, усадил на поваленное бревно, и мы наконец-то смогли вдоволь наговориться. В первую очередь я спросила кто его люди и зачем им этот лагерь в лесу.

- Понимаешь, Лильда, после того, как с моим отцом обошлись столь несправедливо, после его смерти в позоре и нищете, само все как-то так и получилось… не устраиваться же после такого к князю на службу, чтобы пресмыкаться всю свою жизнь за хлеб насущный. И уезжать отсюда я не хочу, это моя родная земля, на ней жил мой отец и многие поколения предков до него. Я здесь вырос, а в другом месте навсегда останусь чужим. Да и к Эрику у меня теперь появился свой особый счет, впрочем, как и у всех этих людей. Это сбежавшие крепостные холопы, не выдержавшие издевательств и притеснений, чинимых людьми князя. Простым людям и раньше не сладко жилось, а сейчас творятся совсем уж скверные дела. Мы собрали отряд и ведем свою войну. Пока это редкие осторожные вылазки, но мы потихоньку копим силы для большого дела. У нас много сочувствующих в деревнях и в городе, и становится больше с каждым днем. Кроме того, мы ищем контакты с другими бунтовщиками. Помнишь Дагейда? Он был другом нашим отцам. В этих краях действует и его отряд. Мы стараемся поддерживать связь и координировать действия. Официальная власть считает нас бандитами и время от времени устраивает облавы, пока, к счастью, безуспешные. – Он посмотрел на меня, улыбаясь с чуть лукавым прищуром. – Признайся, не ожидала, что друг твоего детства окажется разбойничьим атаманом?

- Эрвин, я действительно не ожидала, что настолько сказочно повезет, – я расхохоталась, - ты как раз тот человек, который мне нужен!

- Расскажи, наконец, как тебе удалось вырваться от Эрика? И где тебя носило столько времени? Неужели не было никакой возможности связаться со мной?

- Нет, Эрвин, там, где я провела последние годы, возможности наладить с тобой переписку отсутствовали в принципе. Погоди, сейчас я все тебе расскажу.

И я рассказала ему всю историю своих приключений, ничего не скрывая, начиная с бегства, после казни отца, погони, оттеснившей меня в Брошенные Земли, и неожиданного спасения. Он серьезно и хмуро слушал про расправу над Воганом и травлю собаками, но когда в моем рассказе настала очередь эффектного появления живых мертвецов, Эрвин явно напрягся, и выражение его лица стало, мягко говоря, удивленным. Собственно, а на что еще я могла рассчитывать? Он сдержался и не перебил меня, но стал пытливо вглядываться в мое лицо, видимо, ожидая, что я вот-вот расхохочусь, подшутив над ним, а, может, искал там признаки безумия. Я поняла, что он просто не в силах поверить мне, но постаралась не сбиться и рассказывала дальше про крепость нежити, мир зла, Портал и его оборону от пришельцев и людей. Рассказала о предложении, которое сделал мне вождь живых мертвецов, о моей жизни в резиденции нежити и, наконец, о том, что настало время помочь друзьям, а заодно расквитаться с Эриком. Свою повесть я завершила дорожными приключениями и поисками самого Эрвина, окончившимися потасовкой в забегаловке, из которой он же меня и выручил. Когда я закончила говорить, он не сразу нашел что сказать мне и некоторое время просто молчал, осмысливая услышанное.

- Знаешь, я успел уже многое повидать, и допускаю, что в этом мире иногда могут происходить достаточно странные и труднообъяснимые вещи. Но твоя история все-таки самое невероятное и безумное из всего, что мне доводилось когда-либо слышать, ты уж прости меня за откровенность!

- Не извиняйся, я вполне тебя понимаю. Я бы тоже не поверила в существование живых мертвецов, если бы не видела их собственными глазами. И даже когда уже прекрасно знала, что они существуют и вполне реальны, все равно не могла тут же сходу принять на веру иные миры, порталы и магические артефакты. Поэтому прекрасно осознаю, как тебе сейчас невероятно трудно поверить мне. Но я не разыгрываю тебя и не сошла с ума, хотя, если задуматься, может от всего того, что было, чуть-чуть умом и тронулась, тут уж мне самой тяжело судить объективно.

- Нет, ты, конечно, изменилась, но все-таки не кажешься мне сумасшедшей. Но если ты в своем уме и просто лжешь, то зачем городить такие несуразные, фантастические обстоятельства? Понимаешь, я никак не пойму в чем может быть смысл настолько дикой и неправдоподобной лжи, а время для глупых розыгрышей действительно неподходящее. Если рассуждать логически, то все, что ты рассказала сейчас - правда, но это просто не может ею быть!

- Ну, сам думай, правда или нет, я рассказала тебе все, как было, теперь уже дело за тобой. Мне действительно совершенно незачем было бы сочинять подобную дичь, не то сейчас время и место, но и доказать здесь и сейчас я ничего не смогу. Мы с тобой, конечно, могли бы съездить в Брошенные Земли, где я бы познакомила тебя со своими друзьями, и все сомнения отпали бы сами собой, но путь этот неблизкий и займет несколько дней в оба конца. Есть ли у тебя возможность оставить свой отряд на эти несколько дней, тут уж тебе самому судить. Да и вообще, чтобы решиться на это путешествие, ты должен хотя бы немного мне доверять.

- А если не тебе, то кому тогда вообще можно доверять? У нас столько общего: мы оба потеряли отцов из-за Эрика, а теперь скрываемся и мечтаем отомстить. К тому же, я знаю и люблю тебя с детства. Только не смейся, я так мечтал, что женюсь на тебе, когда вырасту. Незадолго до смерти твоего деда, князя Хельрика, я упрашивал отца, чтобы он добился у Вогана твоей руки для меня. Я, конечно, прекрасно понимал, что шансы были ничтожны, маловероятно, что внучку князя отдали бы в жены простому дворянину, но кто же мог помешать мне, надеяться и мечтать? – он ласково посмотрел на меня, улыбаясь с легкой светлой грустью.

Мое сердце как будто кто-то безжалостно сжал, оторвал и бросил с размаху об землю. Я была совершенно потрясена его неожиданным признанием и тупо молчала, не в силах найти слова для ответа. Этот сильный, красивый мужчина, которого я знаю с детства, и который с детства очень близок и дорог мне, только что признался в любви, а я не испытываю ничего, кроме боли и сожаления, и еще, пожалуй, стыда за эти неподобающие моменту чувства. Как ни тяжело, но надо положить этому конец, пока не стало еще хуже, хотя куда уж тут хуже… Я чувствовала себя последней сволочью, когда, с трудом разлепив пересохшие губы, глухо выдавила из себя:

- Эрвин, ты мне очень нравишься и бесконечно дорог, но я люблю другого.

Он словно окаменел. Помолчал несколько бесконечных мгновений, глядя застывшим взглядом в пространство.

- Почему-то никогда не думал, что все может выйти именно так. И кто же этот счастливец?

- Извини, но я не хочу об этом говорить.

- Да ладно, что уж тут, раз начали, все-таки я твой старый друг, могла бы и поделиться… Он хоть любит тебя?

- Кажется да.

- Что значит, кажется? Вы что, об этом даже не говорили?

- По большому счету нет, не говорили.

- Странные какие-то отношения!

- Да, по своему очень странные, но тем не менее…

- И ты рассчитываешь, что он вдруг чудесным образом догадается обо всем сам и сделает тебе предложение, или вы и так уже живете вместе?

- Что?! Нет, конечно! И ни на что я не рассчитываю, не будет ничего и никогда!

- Вот даже как? Так какого же черта ты мне здесь морочишь голову?

- Ты просто не знаешь, о чем говоришь, и вообще, кто дал тебе право лезть в мою душу?!

- Ну, свою-то я тебе открыл! Как бы там ни было, я не отступлю без боя, у тебя еще будет время передумать.

- Пять минут или до завтрашнего утра?

- Не ерничай, тебе не идет! А времени у нас действительно мало. То, чем мы сейчас занимаемся, мало способствует долголетию, так что решай быстрее!

Он поднялся и ушел к своим людям, издалека я слышала, как он отдает распоряжения об организации лагеря. Я съежилась на бревне как побитая собака и уставилась в подступающую темноту.

Вот и встретилась со старым другом, вот и поговорили. Наверное, вообще не стоило раскрывать свой глупый рот и так с ходу отшивать хорошего человека. Скорее всего, его или меня, а то и нас обоих завтра или через неделю-другую убьют, так он успел бы хоть узнать, что такое счастье. Правда, ободренный, он, скорее всего, захотел бы физического подтверждения моей любви, но, в конце концов, не такая уж это неприемлемая цена. А с другой стороны, как я могла солгать ему, тем более в том, что так лично и настолько важно? Разве такой человек, как Эрвин, заслуживает обмана из жалости? За что так унижать его? Рано или поздно он бы узнал об этом, если бы успел, конечно, а может и сразу же почувствовал бы фальшь. Как ни поверни, выходило паршиво.

Надо ж было мне встретить Бера, эту древнюю нежить, такую мудрую и лихую, прячущую за весельем свою грусть, а за насмешками внимание и заботу. Разве были у меня шансы не влюбиться в него? И что мне теперь делать с этим всем?

Вскоре меня позвали. Я поужинала вместе со всеми и переночевала в отдельном шалаше. А утром Эрвин кивком пригласил меня пройти на ту же поляну, видимо, для продолжения разговора. Поговорить нам, конечно, было необходимо, но только ничего приятного в свой адрес от этой дискуссии я не ждала и невольно втягивала голову в плечи, искоса бросая взгляды на Эрвина. Но он не выглядел обиженным и разгневанным, скорей был сосредоточен и серьезен.

- Знаешь, Лильда, у меня к тебе есть предложение. Мы вчера как-то плохо начали, и беседа наша повернула совсем не в то русло. Я предлагаю временно закрыть для обсуждения то, о чем мы говорили, как наши личные отношения, так и проблемы нежити в средней полосе. Эти темы только создают между нами напряженность и никуда не ведут. Ведь даже если твои невидимые друзья существуют на самом деле, все равно возможности их, как я понял, серьезно ограничены. Они не могут действовать нигде, кроме как на своих территориях и совсем небольшом удалении от них, правильно? – я утвердительно кивнула, - поэтому в случае осложнений на их помощь не стоит рассчитывать. Они не смогут ничего предпринять, даже если бы захотели, не говоря уже о том, что если бы в принципе существовали. Нам надо рассчитывать только на собственные силы, вот об этом давай и поговорим.

Я сочла разумным согласиться с ним.

- Итак, что у нас в активе: люди, особенно бедные и простые, недовольны правлением князя Эрика, многие уже серьезно пострадали из-за несправедливостей, чинимых князем и его людьми, и готовы к решительным действиям. Мы все эти годы проводили работу среди крестьян и городской бедноты, могу сказать, что большинство уже вполне готово к борьбе. Далее, переходим к пассиву: почти все они плохо подготовлены, еще хуже вооружены, - тут я попыталась вставить слово о запасах оружия, собранного в крепости нежити, но Эрвин прервал меня предупреждающим жестом, - кроме того, они не будут пускаться в длительные военные походы, максимум отобьют свои деревни и тут же вернутся к пашне. Крестьянское хозяйство требует постоянного, непрерывного труда, иначе все пойдет прахом, урожая не будет, а голодная скотина передохнет. Вот и попробуй, объясни им, что надо бросить все, обрекая свои семьи на голод, и уйти сражаться с несправедливостью. В то же время князь располагает целой армией, причем многочисленной, хорошо обученной и вооруженной. Все эти годы он не жалел средств из казны на укрепление своей мощи. К тому же, у него развернута обширная агентурная сеть и хорошо работает репрессивный аппарат. Любой недовольный, открыто выражающий свою позицию и подбивающий к действиям остальных, тут же обезвреживается, оперативно и жестоко. Нам всем приходится действовать крайне осторожно, с вечной оглядкой. Надо признать, что князь Эрик опасный противник и наши шансы справиться с ним, что уж тут скрывать, совсем невелики, - Эрвин вздохнул, немного помолчал и продолжил, - очень хорошо, что ты теперь с нами, ведь ты внучка – Хельрика и имеешь почти столько же прав на престол своего деда, сколько и твой дядя. И про то, как Эрик обошелся с твоим отцом, своим родным братом, все еще прекрасно помнят. Если ты возглавишь нас, пусть даже номинально, это придаст нашим действиям хоть какую-то формальную законность, что должно привлечь в наши ряды новых бойцов из числа тех, кто пока колеблется.

- Я, конечно, буду рада помочь всем, чем только смогу. Но, если речь идет о том, чтобы возглавить восстание, то я смогу быть только фиктивным вождем: у меня нет ни соответствующих знаний, ни опыта, ни таланта управлять людьми. Да и вообще, откровенно говоря, нет никакого желания занимать дедов престол в случае, если все-таки удастся скинуть оттуда дядюшку. Я, определенно, не подойду для того, чтобы править страной, как правильно охарактеризовал меня недавно один умный человек, я для этого слишком проста и наивна. К тому же, прекрасно помню ту людскую гниль, что собирается обычно вокруг власть имущих. Мне не хотелось бы всю жизнь провести в атмосфере, что царила при дворе Хельрика. И движет мной совершенно иное. Во-первых, я хочу помочь нежити защитить этот мир от небывалого кошмара, в который ввергнет его Эрик, заполучив секреты чужой реальности. Во-вторых, мечтаю отомстить за Вогана, а теперь и за твоего отца тоже, да и за всех остальных хороших людей, пострадавших от князя, ну а в-третьих, может быть, нам удастся сделать простой народ этой страны хоть немного счастливей.

Кстати, когда будем вести агитацию, может лучше сделать упор как раз на этом моменте? Не на том, что нужно свергнуть князя ради не совсем законной наследницы, никому не известной и непонятно откуда взявшейся, а потом уповать, что в ее душе окажется хотя бы капелька совести, и она наградит всех тех, кто ей помогал, да и вообще сделает жизнь хоть немного лучше. Мне кажется, по настоящему достойная цель – это установление справедливости для всех людей. К черту, вообще, князей, дворян и холопов! Люди рождаются одинаковыми по природе и должны иметь равные права на счастливую жизнь!

Я запнулась, услышав тихий смех, и покосилась на Эрвина. В его глазах плясали веселые чертики, и как это ни странно горело искреннее восхищение, хоть он и посмеивался надо мной.

- Надо же, ты оказалась именно такая, как я и думал – хорошая и светлая. И ведь мы с тобой одинаково смотрим на этот мир. Я много общался с простыми людьми и понял, что они достойны гораздо большего, чем трудиться всю жизнь в горе и нищете для того, чтобы несколько родовитых подонков могли проводить свое время в увеселении и праздности, походя унижая тех, чьим трудом куплено их незаслуженное счастье. И если вдруг произойдет чудо, и у нас с тобой получится свергнуть князя, мы обязательно постараемся исправить эту несправедливость, чего бы нам это ни стоило. Но мне кажется, что не стоит прямо сейчас всем рассказывать, что наши цели настолько глобальны. Это может привести к тому, что нам будут яростно противодействовать не только ставленники князя, но и в целом дворяне, богатые дельцы, да и вообще все кому есть что терять, причем будут делать это отчаянно и зло. А простые люди нас не поймут, нет еще у них в головах почвы, на которой могут вырасти идеи о равенстве, братстве и справедливости, они слишком темны и забиты. Глупо ставить это им в вину, их столько лет унижали и учили, что такое положение вещей единственно верное. Поэтому, поверь, не стоит сейчас рассказывать им о неправильном устройстве общества, которое нужно переделывать и лечить, для них намного проще будет принять идею о доброй княжне, которая прогонит злого, несправедливого князя, а потом даст счастье для всех даром, и никто не уйдет обиженным (*), - он невесело улыбнулся.

- Я как-то и не задумывалась над этим, но, похоже, что ты прав. Давай так и сделаем. А что мы вообще планируем, и какие именно действия потребуются от меня?

Мы говорили почти весь день. Эрвин в деталях рассказывал план восстания: на какие силы мы можем рассчитывать, кто нам будет противодействовать, и какие возможны примерные варианты развития событий; рисовал схемы на мокрой глине, которой было в избытке в русле ручья, пересекавшего нашу поляну. По всему выходило, что шансов на успех у нас практически нет, и, хотя мы прекрасно понимали, чем рискуем, но, тем не менее, были тверды в своей решимости попытать счастья. Время работало против нас, поскольку помощи ждать было неоткуда, и не предвиделось никаких других обстоятельств, которые могли бы как-то улучшить нашу ситуацию. При этом с каждым днем росла вероятность того, что о заговоре, а, возможно, и о моем участии в нем, станет известно князю, который тут же не замедлит принять контрмеры, сводящие все наши шансы в абсолютный ноль.

Я все-таки упросила Эрвина выделить пару доверенных людей с лошадьми и подводами для поездки в сторону Брошенных Земель. Его люди через Магду должны были передать защитникам Портала письмо, в котором я описывала, что мне удалось выйти на ядро заговорщиков, и просила выдать им со складов в крепости оружие, перечень которого мы составили вместе с Эрвином. Это письмо в целях безопасности я написала на родном языке своих друзей, ведь я была его единственным живым носителем.

Когда солнце начало клониться к закату, в лагерь приехал Дагейд. Эрвин еще прошлым вечером послал человека в его отряд с вестью о том, что я нашлась. До полуночи мы – уже втроем – обсуждали и корректировали наши планы.

Несколько последующих дней заняла непосредственная подготовка к выступлению. Вернулись подводы с оружием, посланным нам из крепости нежити, что, наконец, вынудило моего друга детства поверить рассказу о Портале и его защитниках. Пользуясь этим, я пыталась убедить его скоординировать с Кревом план восстания, поскольку нежить могла бы отвлечь на себя и связать боевыми действиями часть княжеских войск, но Эрвин отказался. Видимо, не хотел полагаться на силы, настолько чуждые для любого нормального живого человека, а может, просто опасался дальнейшего промедления, которое увеличивало риск того, что обо всем станет известно князю.

К разговору о наших отношениях он больше не возвращался, видимо, считал ниже своего достоинства уговаривать меня, полагая, что все, что можно было сказать, и так уже сказано. Держал себя со мной очень доброжелательно, сдержанно и слегка отстраненно, но несколько раз, когда он думал, что на него никто не смотрит, я нечаянно перехватывала его грустный и задумчивый взгляд. Для меня оставалось полнейшей загадкой, что этот молодой красавец смог найти в той свихнувшейся баньши, что злобно глядела на меня из зеркала. Видимо, причиной были воспоминания детства и раз и навсегда прицепленный на меня светлый, романтичный образ.

Наконец, пришел назначенный день. Отряды Эрвина и Дагейда объединились и выдвинулись к ближайшему селу, где в первую очередь захватили и повесили старосту и трактирщика, которые были хорошо известны тем, что доносили на своих односельчан княжеским людям. Хоть приказ об аресте и казне отдавал непосредственно Эрвин, он не мог спокойно наблюдать за происходящим и невольно отводил глаза. И в этот момент я прекрасно его понимала: одно дело убить в горячке боя, защищая себя, и совсем другое хладнокровно смотреть, как живого беззащитного человека лишают жизни по твоему приказу. Однако вскоре он поборол мгновение слабости, успокоил коня, волнующегося под ним, и обратился к сельчанам.

- Мои братья и сестры, ваша жизнь всегда была нелегка, но в последние годы, благодаря князю Эрику и его людям, стала напоминать кромешный ад на земле. Разве заслужили это вы, проводящие свое время в труде и заботах, простые и скромные? Разве заслужил кончины в нищете и позоре мой честный отец, а Воган, отец Лильды, разве заслужил ту лютую казнь, которой подверг его родной брат? Мы - один народ, все вместе мы - несокрушимая сила, которая подымется в бой против несправедливости и уничтожит ее. Никому не отнять наше право сражаться за лучшую жизнь!

Легкий ветер ласково перебирал светлые волосы Эрвина и разносил его звучный голос по затихшему селу, жадно ловившему каждое слово. Льдисто-голубой взгляд прожигал слушателей фанатичной решимостью. Я невольно залюбовалась страстной одержимостью человека, который до этого момента представлялся мне таким сдержанным и спокойным. Он продолжил:

- Несколько дней назад я узнал, что княжна Лильда, дочь замученного Вогана и законная наследница своего деда Хельрика, чудом вырвалась из лап Эрика и осталась жива. И теперь она здесь вместе с нами будет воевать с князем, и мстить за своего отца, - при этих словах он, протянув руку, указал на меня.

Я подхватила инициативу и в свою очередь произнесла соответствующую случаю речь о несправедливости, мести, необходимости сражаться и о том, как хорошо мы все заживем после победы. Сказался многолетний опыт почти каждодневного воодушевления моих товарищей на их вечную битву за Портал, нужные слова приходили на язык сами собой и звучали довольно прочувствованно, хоть мне, конечно, было далеко до почти священной вдохновенности Эрвина.

Как бы там ни было, нам удалось затронуть людей, и наши ряды в этом селе пополнились многими добровольцами. Хотя, конечно, истоки нашей популярности лежали не столько в хороших ораторских способностях, сколько в закоренелой ненависти этих людей к распоясавшимся угнетателям. К тому же, сказалась многолетняя подготовительная работа, которой исподволь занимались люди Эрвина и другие заговорщики.

В соседних поселениях все действо повторялось практически в точности. Мы набирали людей и направлялись в сторону столицы, планируя обходить крупные города и крепости, чтобы не ввязываться в затяжные осады, которые связали бы нас до подхода основных сил Эрика. Единственный наш шанс был в том, чтобы набрать как можно больше людей и успеть взять штурмом столицу, захватив в ней князя, пока он не успел перекинуть против нас войска, сосредоточенные сейчас большей частью на подступах к Брошенным Землям.

Когда покидали пятую деревню, нас догнали разведчики, прикрывавшие наше продвижение с тыла; оказалось, что из ближайшего городка – того самого, где я встретила Эрвина, – была выслана погоня. Перепуганный бургомистр оставил город без защиты, отправив за нами практически всю городскую стражу. Нас, конечно, совершенно не устраивала перспектива заполучить в свой тыл на марше кавалеристскую атаку, поэтому сразу же была организована засада в лесу на подступах к этой деревне. На деревьях вдоль дороги засели лучники, а вооруженные крестьяне затаились в придорожных кустах. Вскоре на узкой лесной дороге появились вооруженные всадники, и началась бойня. До рукопашной дело практически не дошло, стрелки Эрвина быстро и точно перестреляли всадников, им даже удалось сберечь большинство лошадей, которые естественно влились в наше войско. Трофейное оружие также пришлось очень кстати, но главное, это была первая и практически бескровная с нашей стороны победа, которая воодушевила бойцов.

Вот только потом дела стали идти все хуже. Чем дальше мы отходили от родных мест Дагейда и Эрвина, где их хорошо знали и любили, тем меньше добровольцев рисковало присоединиться к нам. До столицы княжества оставалось не более одного дневного перехода, когда высланные вперед конные разведчики доложили, что нам на встречу движется войско, превосходящее нас по численности почти в полтора раза. Мы остановились и начали подготовку к битве.

Когда начался бой, до захода солнца оставалось совсем немного. Нашим плохо вооруженным и необученным людям противостояли регулярные войска: тяжелая пехота и закованная в латы кавалерия. По большому счету, исход сражения был предрешен еще до его начала, но никто из нас даже не помышлял о сдаче без боя.

По левому флангу, на холме, мы разместили лучников, их защищала возвышенность и естественная преграда – небольшой ручей, протекающий у подножья. На правом фланге сосредоточилась наша немногочисленная конница, а по центру стояли плохо вооруженные пешие крестьяне. Само собой, что основной удар тяжелой вражеской кавалерии пришелся именно на слабо защищенный центр. Все крестьяне были вооружены заостренными кольями и строжайшим наказом – стоять до последнего. Но страшно представить, чего стоило привыкшим к мирным будням новобранцам не поддаваться панике перед лицом бронированной смерти, во весь опор несущейся по полю и нацеленной прямо на них.

Немудрено, что многие из крестьян, поддавшись смертному ужасу, побросали на землю свое нехитрое оружие и пытались бежать. Дагейд поскакал им наперерез, пытаясь образумить дезертиров и вернуть их в бой, но его маневр не имел большого успеха. Бедняги были слишком напуганы, чтобы внимать его доводам, лишь несколько человек повернули обратно.

Но все-таки большая часть нашей крестьянской пехоты мужественно встретила атаку бронированных всадников, чьи несчастные кони с разбегу насаживались на подставленные колья. Наши стрелки, пользуясь преимуществом господствующей высоты, безжалостно разили их, не забывая поливать смертоносным дождем слегка отставшую тяжелую пехоту. Воспользовавшись подходящим моментом, я завела конный отряд с правого фланга в тыл вражеской кавалерии, отрезая ее от опаздывающих пехотинцев и зажимая между холмом лучников и крестьянскими кольями, лишая пространства для перестроения и маневра. Настали минуты, когда, несмотря ни на что, наша победа представлялась вполне осуществимым вариантом развития событий.

Не секрет, что история не терпит сослагательных наклонений, а жаль, ах как жаль…

Если бы пешие ратники неприятеля замешкались в пути, если бы поле, что им пришлось пересечь, оказалось длиннее, если бы каким-то неведомым чудом нашим плохо вооруженным крестьянам удалось чуть дольше сдерживать натиск закованных в латы всадников… но, увы…

Вражеская кавалерия с небольшими потерями пробилась сквозь почти безоружное пешее крестьянское воинство, безжалостно опрокинув и разметав его по полю, а затем устремилась в тыл наших стрелков. К несчастью, с этой стороны позиция лучников оказалась практически беззащитной: ручей ограждал холм только с фронта и левого фланга, к тому же с этого направления открывался для атаки его пологий склон. Мой конный отряд попытался связать противника боем, перенаправить на себя натиск тяжелых всадников, защищая лучников – нашу последнюю надежду, но тут подоспели пешие латники противника и ударили нас с тыла. Мы оказались зажаты с обеих сторон.

С этого момента битва, как таковая, была закончена, началось тотальное уничтожение наших разгромленных войск.

Вражеские всадники преследовали тех немногих, кто решил спастись, их догоняли и безжалостно рубили, прямо на скаку. Однако большинство наших людей продолжало сражаться с фанатичной решимостью отчаяния. Я видела, как подняли на копья Дагейда, но не смогла ничего предпринять, не успев прорваться на помощь. На глаза навернулись слезы бессильной злости, но время для скорби было неподходящим, следовало побеспокоиться о живых. Не желая вновь беспомощно наблюдать со стороны, как убивают моего последнего друга, я прорубилась к Эрвину, чтобы биться поблизости, и, как оказалось, не зря.

Его атаковали сразу три кавалериста. Я потеряла несколько драгоценных мгновений, ввязавшись в бой с одним из них, в это время Эрвин проломил шестопером шлем и череп второго, но тот успел вскользь рубануть его по бедру, а третий воспользовался ситуацией и ранил моего друга мечом в грудь. Увидев это, я потеряла над собой контроль. Даже не помню, как убила своего противника, запомнилось только, что страх и бешенство настолько переполняли меня, что голову кавалериста, ранившего Эрвина, я снесла с плеч одним ударом.

- Эрвин, ты как? Можешь держаться в седле? Надо выбираться отсюда, вести бой дальше бессмысленно, мы все равно уже проиграли!

Мой друг, пошатываясь, сидел в седле и захлебывался кашлем, потом снял шлем, сплюнул кровью, и отрицательно качнул головой.

- Уезжай сама, я останусь со своими людьми!

Я достаточно хорошо его знала и сразу поняла, что любые уговоры сейчас окажутся бесполезны, поэтому, выбрав момент, когда Эрвина скрутил новый приступ надсадного кашля, ударила его по затылку рукоятью меча и, подхватив обмякшее тело, перетащила его на своего коня. Прокричала: «Отступаем! Все, кто жив, за мной!» и направилась в сторону леса. Ко мне присоединилось несколько наших уцелевших всадников. Большинство вражеских кавалеристов были увлечены погоней за крестьянами, и нас почти никто не преследовал, что было, конечно, невероятной удачей. Нам сыграла на руку подступающая темнота. Вместе со мной до леса доскакало двадцать четыре человека, и я повела их к Брошенным Землям.

На ходу я попыталась, как смогла перевязать Эрвина, чтобы он не истек кровью в пути. Мой друг был очень плох, правда, ранение в бедро показалось мне не опасным, кость была не задета, но его пробитые легкие вызывали серьезное беспокойство. Кровь пузырилась на ране во время перевязки, Эрвин тяжело дышал, но пока не приходил в себя, да это, наверное, было и к лучшему, все-таки меньше мучился. К тому же, я слишком хорошо представляла, что он скажет мне, когда очнется.

Всю ночь и следующий день мы пробирались по лесу, пытаясь уйти незамеченными как можно дальше. Очнувшийся Эрвин захлебывался кровавым кашлем, но все-таки нашел в себе силы произнести несколько теплых слов благодарности за то, что его сделали трусом и предателем и лишили возможности сохранить честь, погибнув на поле боя. Мне было совершенно нечего ему возразить, и я только крепче прижимала его к себе, не давая свалиться с коня. Я понимала, что он страдал не только от ран, его душу разрывали на части мысли о том, скольких людей он повел на смерть, да еще и не смог умереть там, вместе с ними. Я отдавала себе отчет в том, что поступила с Эрвином бесчестно, но не могла же я оставить его там, раненого, на верную смерть? И груз, отягчающий мою совесть, был еще тяжелее – я тоже звала всех этих людей за собой, они пытались отбить для меня престол, и все погибли за меня, как и те друзья моего отца, что когда-то помогли мне бежать. Невольно лезли в голову мысли, что это безнадежно, и стоит ли вообще моя, ничем особым не выдающаяся персона всех этих жертв. Да и решение покинуть поле проигранной битвы, спасая свою драгоценную шкуру, я приняла вполне осознанно и самостоятельно. Конечно, я могла сколько угодно оправдывать себя бессмысленностью заведомой смерти на поле боя, когда все уже и так решено. А еще важностью миссии, возложенной на меня, ее я, к слову, уже практически провалила, и также нельзя было забывать о возможной пользе, которую я могла еще принести. Все эти рассуждения были правильны и логичны, но гадкий осадок на дне души все равно никуда не девался и безжалостно отравлял ее.

(*) – Стругацкие А. и Б. «Пикник на обочине»