«В склянке темного стекла
из-под импортного пива
роза красная цвела
гордо и неторопливо».
— У нас всем нравится. Многие приезжают второй раз. Место, говорят, хорошее. Всесоюзная здравница. Всех лечим.
Женщина в переднике говорила, покойно сложив руки в замок на животе и даже немного покачиваясь. В раскрытую дверь была видна тележка с круглым пылесосом и снятые в номерах полотенца, наваленные на ручку конструкции.
— А чистое дадите? — Александр посмотрел на пустые крючки и вопросительно обернулся. — Тут ни одного нет.
— Кастелянша еще не пришла, — охотно объяснила женщина. — У нее рабочий день с десяти. Как придет, я принесу.
Он бросил взгляд на часы. «Ракета» без цифр с вечным календарем, похожая на телевизор, показывала половину девятого. Александр махнул рукой — больше ничего не надо. Женщина сделала шаг назад и растаяла в проеме. Ковровая дорожка, красная с зелеными полосами по краям, приняла ее, обеззвучила, а потом и растворила в паркетном сиянии холла.
Номер был небольшим. Вытянутый прямоугольник оканчивался окном, у которого стоял стол. Широкая кровать при ближайшем рассмотрении оказалась двумя одноместными, пришлось попрощаться с мечтой спать по диагонали. Санузел выглядел по-спартански — унитаз, раковина, в углу душ: слив прямо в полу, среди белых плиток, украшенных геометрическим узором. Зеркало и розетка для бритвы.
Александр прошел к балкону, открыл дверь. Желтые занавески под деревянной плашкой карниза вздулись парусами и опали, показав выложенную метлахской плиткой лоджию с видом на море. От смежных балконов ее отделяли белые скошенные секции, так что если не приближаться к перилам, никто не увидит, а вот если подойти к краю, то можно заглянуть к соседям. Он постоял на металлическом пороге, который под его весом немного прогнулся (алюминий, острый, босиком не наступать), вернулся к столу и налил себе воды из графина. Стаканы на подносе были почему-то разными.
На прикроватной тумбочке зазвонил телефон. Александр подождал, но трескучий звук не унимался, пришлось снять трубку.
— Алло.
Сквозь шум и помехи пробился издалека голос Веры.
— Долетел?
— Да, я на месте.
Вера помолчала.
— Ну и как тебе там?
Александр обвел взглядом номер: клетчатое постельное белье на кровати наполовину прикрыто гобеленовым отрезом, полированный трехстворчатый шкаф, тумбочки парные, холодильник.
— Хорошо. Хочешь приехать?
— Нет-нет, — торопливо отозвалась Вера. — Я только спросить. Хорошо — и прекрасно.
«Тавтология», — машинально отметил Александр, и тут же поморщился.
— Поздравляю, — сказал он в трубку, чтобы не молчать. — Совет да любовь.
— Саш, не надо, — попросила Вера. — Просто отдохни как следует, ладно?
— Ладно.
В трубке стало тихо, а потом она коротко загудела. Он подержал ее в руке и аккуратно положил на рычаги. Аппарат был оранжевым, как апельсин.
«Отдохни…» Вспомнить бы, как это делается. Наверное, для начала нужно спать сколько захочется. Хорошо есть. На море ходить днем, а вечером — на променад. Дышать морским воздухом. Процедуры всякие делать, солнечные ванны. Гимнастику тоже можно.
— Для чего? — спросил он свое отражение в шкафу. — Давай, скажи честно — для чего?
Отражение ничего не ответило.
Затолкав чемодан под стол, Александр остался сидеть на корточках, упираясь коленом в его крышку. Нужно было распаковать вещи, достать бритву, крем, пижаму, но шевелиться не хотелось. Некоторое время он провел, разглядывая на тонкой занавеске спайку — нейлон расплавился. Может быть, до него здесь жила женщина, гладила на столе блузку, и вот, нечаянно задела. Сверху не видно. Торопилась, наверное, собиралась в ресторан со своим кавалером: пить вино, болтать, слушать музыку. Что она писала? Рассказы? Повести? О чем? О детях? О животных? Была брюнеткой, носила крупные серьги и бусы из янтаря, смеялась заразительно. Духи «Красная Москва».
В дверь постучали.
Александр сообразил, что стучат уже не первый раз, поспешно поднялся, но открывать не пришлось. Замок щелкнул, знакомая уже женщина вошла и испугалась.
— Извините, я думала, в номере пусто.
— А зачем тогда стучались?
Женщина молча попятилась, держа на вытянутых руках полотенца, точно рушник с хлебом. Ей не хватало только косы и кокошника.
— Простите, — пробормотал Александр, растирая лоб. — Я не спал всю ночь, плохо соображаю, что говорю. Оставьте где-нибудь.
Полотенца перекочевали на край кровати, чистые, сероватые, жесткие. Три штуки.
— Разве уже десять?
— Четверть одиннадцатого, — тихо ответила женщина.
Холодный душ сделал свое дело, он успокоился. Бреясь, он даже наметил план: посмотреть территорию, найти столовую, позавтракать, потом визит к врачу, может, и искупаться успеет. Ни о чем не думать, ничего не планировать, не следить за временем, снимать напряжение, как говорили ему в редакции. Даже рассеянным быть не помешает. Верную «Ракету» придется спрятать в чемодан. На территории парка много лестниц, широких, каменных, ведущих с одной террасы на другую, если по ним ходить каждый день вверх по несколько раз, можно согнать эту дряблость, которая образовалась в нынешний год, пока он писал четвертый том «Приключений Поля и Афанасия». Загореть, мышцы поправить. Волосы бы погуще… Ну, здесь ничего не попишешь…
Последняя фраза вышла непроизвольно, но он повторил ее с нажимом на каждое слово, просто послушать звучание непривычных слов.
— Ничего не попишешь, — вслух сказал он, накручивая бритвенные круги по щеке. — Здесь ничего не попишешь.
Острая боль внезапно полоснула кожу, на подбородке выступила капля, скользнула вниз и распустила на раковине алые лепестки. Плеснув на нее водой, Александр вышел на балкон и облокотился о парапет, подставив мокрую голову солнцу вместо фена.
Лучи на юге жгучие, не то что у него в городе, беда, если бы не местный ветер. Кажется, бриз. Вера сейчас загнала бы его обратно в номер, но Веры у него больше нет. Полное, так сказать, безверие…
— Сашка, уйди с балкона! — крикнул рядом женский голос.
Александр вздрогнул. Повернул голову и столкнулся глазами с мальчиком, который точно так же, как он, свешивался через перила на смежном балконе. На шее у мальчика висело сероватое полотенце, в руке он держал косточку от персика.
— Тезка, — сказал Александр. — Привет, сосед. Простудиться не боишься?
Сашка лег щекой на нагретые перила, улыбнулся, показав расщелину между резцами, и рукой проехался по коротким волосам.
— Высохло уже, — солидно объяснил он.
— Панаму тогда надень, — посоветовал Александр. — Напечет макушку, будет солнечный удар.
— Дома и жарче бывает. У нас море ближе.
— Зачем же сюда было ехать? — искренне удивился Александр.
Сашка переступил к краю своего балкона, встал на цыпочки и локтем навалился на общий разделитель, даже слегка подпрыгнул, при этом выражение лица у него стало таинственным.
— Да мне скоро десять, а я еще не пишу. Ну то есть изложения пишу, диктанты, а продолжения — нет. Здесь психологи, врачи, библиотека детская большая.
В доказательство своих слов он опустил руку куда-то вниз и показал книгу, взятую, видимо, в той самой библиотеке. На обложке книги были мальчик и рыжий лис, сидящие под одинокой звездой.
— А тебе никогда не хотелось продолжений? — не поверил Александр. — Капитана Немо, например? Тома Сойера?
Сашка убрал книгу и отступил на шаг назад.
— Нет. Зачем?
Александр растерялся. Он не задавался вопросом, зачем нужно продолжать чужие книги. С ним это просто случилось, как читать научился: голова создавала сюжет с любимыми героями, руки тянулись к тетради, и буквы выстраивались на белом плацу листа, как пехотное каре, готовое к бою. И атаковало неприятеля — пустое пространство, захватывало территорию словами, исправляло несправедливости и обиды и поднимало свой флаг. Так делали все его друзья, так делали его родители, и до сего дня он даже не представлял, что может быть по-другому.
— Потребность, понимаешь, такая. В мировой гармонии. В счастье для всех.
Он подумал, что мальчику не объяснить таких тонких нюансов. Возможно, ему действительно попадались такие писатели, которых не хотелось продолжать. Хотя нет, читает же он Экзюпери, у «Маленького принца» всегда много продолжений.
Сашка избавил его от раздумий, задав свой вопрос:
— А вы почему сюда?
Правдивый ответ был тяжелым. Всем остальным Александр говорил, что просто расстроен личными неприятностями и зол за испорченный любимый пиджак, но дело было совсем не в пиджаке. Пиджак был вообще не при чем. Вряд ли ребенок поймет.
— Я, видишь ли, неудачно написал жалобу в химчистке. — Александр вспомнил эту жалобу, четыре листа в амбарной книге. — Немного эмоционально. Вот на работе и решили, что мне нужно нервы подлечить.
— Поскандалили?
— Сашка, пошли есть. — На балкон вышла женщина, увидела соседа и вежливо склонила голову: — Здравствуйте.
Сашка мгновенно просочился под ее локтем в комнату.
— Добрый день. — Александр был благодарен ей за своевременное появление. — Извините бога ради, нельзя ли мне пройти с вами до столовой? Я только дорогу запомню и больше досаждать не буду, первый раз тут.
— Пойдемте, — ответила женщина. — Мы в первый раз тоже долго искали. Заблудиться легко.
В столовой было малолюдно, основной завтрак закончился, и только металлические емкости с какао, чаем и кофе с молоком были к услугам вновь приехавших. Хлеб, впрочем, тоже был. Белый и черный. И масло на блестящем подносе. И розовая колбаса в нарезке. И даже вареные яйца и сардельки.
Они сели за покрытый красной тканью длинный стол на небольшом расстоянии друг от друга. Вроде как знакомы, но все-таки посторонние. Сашка в ожидании стакана крутился на стуле, сполз под скатерть и был изгнан родителями в туалет снова мыть руки.
— Толя, принеси еще батона, — обратилась женщина к мужу.
Лысоватый Толя разгрузил поднос с какао и послушно поплелся за хлебом. Александр незаметно наблюдал за ними. Интересно, кто из них пишет? Вряд ли он, скорее она. Энергичная, деятельная… Наверняка публицистика, что-нибудь школьное с уклоном в просвещение. Может быть, немного про авиамоделирование и научные эксперименты. Студенческие походы на байдарках. Костры, палатки, картошка, песни под гитару. Хотя не исключено, что пишет он. Тогда, скорее всего, биографии. Набил руку на Иване Грозном и викингах, перешел к двадцатому веку и великим открытиям, паровые двигатели, дирижабли, аэропланы, очки, планшеты, полярные исследования…
— Третье лето сюда приезжаем, — вдруг сказала Сашкина мать, перехватив его взгляд. — Каждый раз обещают. Все надеемся на чудо. Машинку пишущую подарили. Бумага дома ящиками стоит. Ручка есть, с золотым пером.
Александр опустил обратно поднятый ко рту стакан. Женщина не ждала ответа, ей просто нужно было выговориться.
— Он не глупый, учится хорошо, дома четыре шкафа книг, во все библиотеки записан, читает много. И — не пишет. Врачи говорят, какой-то блок.
— Некоторые поздно начинают. — Слабое утешение, но лучше, чем молчать истуканом. — Умберто Эко, Пруст…
— Это их публиковать стали поздно, — ответила женщина. — А писать они начинали раньше. Стихи девушкам, рассказы, пьесы… Чем дальше, тем больше я боюсь, что когда мы добьемся своего, он с этим не справится или не сможет контролировать.
Александр про себя крякнул.
— Это и взрослым трудно дается. Может быть, проще оставить как есть?
— У вас есть дети?
— Нет.
— Тогда вы вряд ли поймете. — Она глотнула свое какао, словно то было спиртным напитком. — Знаете, в этот раз мы на электричество согласились. Как последнее средство.
— Это же больно.
— Я знаю. Некоторым, говорят, помогло, блок этот разрушить. Писать начали. Мало, серенько, скучно, подражательно, но все-таки безопасно. «Красного цветка» не породят.
Сашка вернулся, ничего не знающий о нависшей над ним угрозе, Толя тоже принес нарезанный батон, и за столом наступила пауза.
— Какой еще «красный цветок»? — подозрительно спросил Сашка, уловивший только последние слова. — Который в «Маугли» был? Огонь?
Родители Сашки переглянулись.
— Просто такая легенда, — пояснил Александр, чтобы компенсировать промах его матери. — Когда писатель создает свой главный труд, когда вкладывает в него всего себя, все доступное ему вдохновенье, весь опыт, всю свою изнанку до донышка — над его творением распускается цветок. Красная роза.
Сашка приоткрыл рот, отложив в сторону схваченный кусок булки.
— И он цветет до тех пор, пока созданное мастером не отзовется в чьей-то душе стихией живого отклика, породив понимание и проникновение в замысел. Когда кто-то со всей полнотой вчувствуется в автора, услышит, как он дышит, — цветок поблекнет, передавая свои краски читателю. Так автор поймет, что у него навсегда есть теперь лучший собеседник, собрат.
— И как его потом найти, этого собрата? Может, он в Аргентине книжку прочтет, — не удержался Сашка. — Он что, поймет, что это «его» писатель?
— Говорят, желание разыскать автора и все с ним обсудить будет непреодолимо. Как зов крови, как поиск разума во вселенной, огромная и неконтролируемая потребность, которую нужно удовлетворить, чтобы найти покой. Когда автор поговорит с ним или прочтет его письмо — цветок возле текста вновь обретет свежесть и прежние яркие краски. Только цвести теперь будет уже для двоих.
— А я могу… — подумав, вдруг начал Сашка.
— Нет! — дружным хором прервали его фразу родители, и отец Сашки метнул в непрошеного рассказчика огненный взгляд. — Тебе сказали, что это просто легенда. Красивая сказка. В наше время существует наука, она все объясняет иначе. «Красный цветок» — просто название, упрощенный способ говорить об уникальном физическом явлении, имеющем корни в каком-то ином пространстве или в неизвестном измерении нашего.
Александр пригляделся к нему — нет, не биографии пишет, науку популяризирует. Для детей и юношества. Продолжал, небось, фантастов, Беляева, Грина, «Аэлиту» Толстого тоже, вот и нашел свою нишу.
— …Накопившийся потенциал порождает своего рода прокол в пространстве, и когда он вторгается туда, оттуда в наш мир встречно выступает эта «роза», источник энергии огромной мощности. Принцип похож на шахматные часы, одну кнопку вдавил — вторая выскочила. Огромная мощность у него в прямом смысле слова, можно космический корабль снарядить в другую галактику. На некоторых приборах он действительно похож на розу. А вот воронку этот цветочек оставляет после себя размером с Луну, если его нечаянно тронуть или сдвинуть с места. Читал про Тунгусский метеорит? Использовать этот вид энергии люди пока не научились, предсказать, кто и когда создаст новый красный цветок, — невозможно, разрядить его очень и очень сложно. Поэтому всех и приучают писать с детства, чем раньше, тем лучше. Для этого всеобщую безграмотность победили, кружки для юных открываем, развиваем литературное наставничество и соавторство — все это снижает риск до приемлемой нормы. И чтение в школах обязательный предмет, мы сейчас самая читающая страна в мире. Разделенный на множество потребителей потенциал не опасен.
Сашка недоверчиво посмотрел на Александра, пришлось утвердительно кивнуть — отец прав. С физикой разговор стал ребенку неинтересен, он развернул книгу, нашел там закладку — сплющенную обертку от шоколадной конфеты «Красный мак» — и погрузился в чтение. Александр поднялся — приближалось назначенное ему время приема у главного врача, нехорошо будет опаздывать с первого дня. Когда он уходил от стола, Сашка не обернулся.