Фундаментальные вещи

35

Мы с Антонеллой пошли в парк у вокзала. В парке было летнее кафе со столиками. Я был настолько оглушен, что даже не предложил ей сесть за столик и что-то заказать. Мы сели на скамейку. В нескольких метрах от нас люди спокойно потягивали напитки. Я смотрел на ее ноги, лицо, потом снова на голые ноги в сандалиях.

Мы проговорили полчаса. Я выжал из себя несколько фраз. Большую часть времени я слушал ее. Полагаю, с открытым ртом. Не знаю, как я выглядел со стороны, но изнутри я воспринимал себя как сплошной открытый рот, с ног до головы.

Антонелла оказалась умницей. Она взвесила все за и против создавшейся ситуации. Она рассказала мне о своем отце, о его слабости к обеим дочерям.

— Но я на вашей стороне. Я очень рада за нее и за тебя. Все, что я смогу сделать для вас, я сделаю. Обещаю.

Прекрасная девушка. Остроумная, решительная. Очень нежная и сильная. Супер.

Я почувствовал, как во мне вскипает возмущение. Ничего подобного я раньше не испытывал. Наверное, впервые в жизни я кого-то по-настоящему возненавидел.

(Мне явно не по себе! Тициано отбил у меня всякое желание продолжать рассказ. Я снова и снова возвращаюсь к нашему вчерашнему разговору. Вот гад! Но я доведу начатое до конца. Просто что-то оборвалось, куда-то улетучилась интонация, не могу взять нужной ноты. Надо глубоко вздохнуть и встряхнуться.) Сынок, мой рассказ подходит к концу. Не знаю, смешной он или грустный. Получается какая-то игра слов: у моей родственной души есть душа-близнец. Только я на самом деле играл в эту игру. Причем довольно простенькую.

После встречи с Антонеллой я уже не мог быть вместе с Идой. Нет, я не влюбился в Антонеллу, как я и говорил. Антонеллу я ненавидел хотя бы за то, что она существует. Невыносимо было сознавать, что на свете есть еще одна Ида — двойник моей любимой — и что она подходит мне чуть больше, чем оригинал. Она чуть остроумнее, чуть решительнее. И чуть пи. дястее, если уж выкладывать все начистоту (я знаю, словцо забористое, однако вспомни, что я говорил тебе насчет словечек о сексе). И у нее такие же неповторимые и неполноценно-идеальные мизинцы на ногах.

Девушки-двойняшки — тебе такие в жизни попадались? Нет? Даже если это однояйцовые сестры-близнецы, одна из них обязательно окажется привлекательнее другой. Мне выпало познакомиться с менее привлекательной. И влюбиться в нее до того, как я узнал о существовании другой. Из ста миллиардов человек, которые жили в прошлом, живут в настоящем и будут жить в будущем, я познакомился с номером первой бис, почти с первой. Бога нет, а если и есть, то он садист. Я не смогу больше жить с Идой, зная, что среди всех женщин, населяющих землю, есть еще одна практически такая же, как она, но чуточку лучше. И я никоим образом не смогу нацелиться на нее, после того что было между мной и Идой, после того как признался Антонелле в любви к ее сестре.

Я все думал о встрече с Антонеллой, о нашем с ней разговоре на скамейке в привокзальном парке. Мне казалось, у нее такая же манера речи, как у сестры. Но это были ее собственные выражения. Они очень меня забавляли и способствовали тому, что я влюбился в Иду. Теперь я убедился, что Ида наверняка заимствовала их у Антонеллы. Пусть тебе это покажется диковатым, но я попробовал представить себе рождение близняшек. Я видел, как из влагалища их матери сначала выходит Антонелла, а затем Ида, словно не вполне удачная копия сестры. Или нет, говорил я себе, первой родилась Ида, после этого ее мать повторила попытку, чтобы добиться лучшего результата, и тогда появилась Антонелла — идеально подходящая мне женщина, мой враг.

И потом, Ида скрывала от меня существование сестры-близняшки. Одно это доказывало, что она сознательно водит меня за нос. Ида знала, что она как две капли воды похожа на сестру, только чуточку не такая красивая, остроумная, решительная. Она позаимствовала у Антонеллы ее забавные словечки, сочные выражения. Может, именно поэтому Ида о ней и не упоминала. Конечно же! Вот почему она переехала в другой город.

Ты представляешь, каково это — расти, зная, что тебя постоянно с кем-то сравнивают? Никто вслух не говорит, но все думают: "Глянь-ка, похожи как две капли воды, но эта посмазливее". — "И посимпатичнее!" Их, небось, и одевали одинаково, как обычно одевают близнецов в детстве. В этом случае разные черты лица еще заметнее. И разница в поведении тоже: "У той больше грации!"

Все сходилось. Хотя между близнецами существует сильная связь и магнетическая близость, будто это одна душа, расщепленная на два тела, Ида оборвала эту связь. Совершив над собой насилие, она уехала учиться в другой город. Для многих вполне обычная вещь, но для сестры-близнеца это очень тяжело. Я должен был бы испытывать трогательные чувства к моей бедной и обожаемой Иде. Вместо этого я мгновенно ее разлюбил.

Я помню то лето. Мы с Идой нашли работу в гостинице, в двух шагах от платного пляжа. Мы собирались провести там весь сезон, с июня по сентябрь. Ночью по очереди дежурить на регистрации, утром убирать номера, в течение дня стоять за стойкой бара и кафе-мороженого, затем падать от усталости, забываться коротким сном и опять начинать все сначала. Нам дадут маленький номер на двоих. Мы чувствовали себя героями, оттого что проведем так лето. Мы всем покажем, что можем ни от кого не зависеть. Мы сами заработаем себе на жизнь, без посторонней помощи. Конечно, будет нелегко, а в сентябре, в конце сезона, придется подыскивать что-то еще. Но мы не теряли веры. Нас было двое. Мы были вместе. Мы придавали друг другу сил. За три дня до начала работы я бросил Иду и вернулся к своим.