Общая комната в доме Богатонова; несколько кресел, диван и вольтеровские кресла.
Лиза, а потом Анюта.
Лиза (держа в руках книгу). Какая скука! книга падает из рук! Аннушка!..
Анюта(входит). Что прикажете, сударыня?
Лиза. Аннушка! А! ты здесь.
Анюта. Что вам угодно?
Лиза. Мне? ничего.
Анюта. Вы изволили меня спрашивать.
Лиза. Я? Неужели?
Анюта. Да, сударыня, вы что-то хотели мне сказать.
Лиза. Быть может.
Анюта. Что же вам угодно?
Лиза. Ничего. Мне очень скучно.
Анюта. Не прикажете ли принести вам книжку?
Лиза. Нет, я не хочу читать.
Анюта. Вы ныне не играли на фортепьянах.
Лиза. Они так расстроены!
Анюта. Вы что-то сегодня очень рассеянны, сударыня. Уж не оттого ли, что целые два дня не видали князя Блесткина?
Лиза. Сделай милость, не говори мне ничего об этом несносном человеке.
Анюта. Однако ж, сударыня, князь — ваш жених.
Лиза. Но еще не муж.
Анюта. Дядюшка ваш его любит.
Лиза. Какая мне до этого нужда.
Анюта. Тетушка ваша от него без памяти.
Лиза. Тем хуже для нее.
Анюта. Дядюшка ваш хочет, чтоб вы вышли за него замуж.
Лиза. Может быть; но я не хочу.
Анюта. Он о том только и думает.
Лиза. Да я об этом совсем не думаю.
Анюта. Дядюшка ваш...
Лиза (прерывая с досадою). Дядюшка ваш, дядюшка ваш! Перестань, ты мне наскучила. Я сказала уже ему, что не намерена выходить ни за кого замуж.
Анюта. Ни за кого! Полно, правда ли, сударыня? Ну, если бы, например, вместо князя был женихом вашим граф Владимилов?
Лиза. Владимилов! Ах, Аннушка! где он? Здоров ли? Помнит ли обо мне?
Анюта (передразнивая). Ах, Аннушка! где он? Помнит ли обо мне? Ну, сударыня, вы не хотите ни за кого выходить замуж.
Лиза. Ни за кого, кроме Владимилова! А так как он не может быть моим мужем...
Анюта. А почему же нет, сударыня?
Лиза. Тетушка и дядюшка не согласятся никак на то.
Анюта. Г-н Мирославский писал к вашему дядюшке что будет сюда; он большой приятель графу; и если согласится помогать нам, то…
Лиза. Из этого ничего не выйдет.
Анюта. Почему знать! Блесткин князь, да и граф Владимилов не простой дворянин; а ведь дядюшка того только и добивается, чтоб называть вас при людях — ваше сиятельство.
Лиза. Полно, Аннушка, посмотри лучше, к нам кто-то приехал. Если это Блесткин, то я уйду в свою комнату.
Анюта (смотрит в окно). Это кто-то в дорожном экипаже. Кажется, как будто... Так точно! это г-н Мирославский!
Лиза. Неужели?
Анюта. Точно! Да вот он сам.
Те же и Мирославский.
Мирославский (целуя руку у Лизы). 3дравствуйте, сударыня! Как поживаешь, Аннушка?
Лиза. Мы никак не ожидали так скоро вас видеть.
Мирославский. Я и сам не надеялся: дороги такие дурные; и если б я ехал один, то, верно, дня два не был бы еще в Петербурге.
Лиза. Кто же ехал вместе с вами?
Мирославский. Приятель мой, граф...
Анюта. Владимилов?..
Мирославский. Точно так.
Лиза. Ах, боже мой! неужели?
Мирославский. Что же вы так испугались, сударыня?
Лиза. Я-с? я, право, не знаю! Я...
Мирославский. Вы, кажется, принимаете в нем особенное участие?
Лиза. Вы знаете, сударь, граф ездил к покойной моей матушке.
Анюта. Полноте, сударыня, к чему тут скромничать; я думаю, г-н Мирославский и без вас кой-что уж знает.
Мирославский. Приятель мой откровеннее вас: я знаю, — вы любите друг друга. Граф рассказывал мне все, только так, как рассказывают влюбленные; а я желал бы лучше знать все обстоятельства, чтоб найти вернее способ составить благополучие моего друга.
Лиза. Ах!
Мирославский. Что значит этот вздох?
Анюта. Это значит, что вы немного поопоздали приехать.
Мирославский. Как! неужели?
Анюта. Не пугайтесь, барышня еще не замужем; ее хотят только выдать замуж.
Мирославский. Кто же этот счастливый смертный?
Анюта. Постойте. Вы хотели знать все обстоятельства; я расскажу вам все по порядку. Когда матушка барышни моей была еще жива и жила здесь, в Петербурге, познакомился с нею граф Владимилов; он стал часто ездить, влюбился в барышню, барышня в него, и дело пошло было своим порядком; как вдруг графу досталось наследство в Рязанской губернии. Он уехал, и мы целые пять месяцев не получали о нем никакого известия.
Мирославский. Он был отчаянно болен.
Лиза. Я это уж знаю.
Анюта. Между тем скончалась барыня, и мы отправились жить в деревню к брату ее, г-ну Богатонову. Вы знаете: не успели мы там пообжиться, как дядюшке рассудилось бросить свои фабрики и отправиться на житье в Петербург. Мы приехали сюда опять; дядюшка и тетушка открыли пышный дом; начали сыпать деньгами; завели дружбу с знатными...
Мирославский. И верно, без дальнего труда: они как-то охотно знакомятся с богатыми провинциалами и отменно бывают ласковы...
Анюта. Когда им нужно занимать деньги. Чаще всех ездил к нам князь Блесткин...
Мирославский. Князь Блесткин! и он-то, верно, соперник графа!
Анюта. Вы отгадали.
Мирославский. Князь Блесткин; мне что-то знакома эта фамилия... А, теперь я вспомнил: у него были богатые деревни в нашей губернии.
Лиза. Он продал их для того, чтоб прожить два года в Париже.
Мирославский. Точно так, это он. И вас хотят выдать за этого вертопраха? О, не надобно терять времени! Я постараюсь показать дядюшке и тетушке в настоящем виде их Блесткина, а между тем нынешним же утром привезу сюда графа.
Лиза. Нынешним утром! Как вы любезны, г-н Мирославский.
Мирославский. Я только что догадлив, сударыня. (К Анюте) Смотри, милая, ты также должна помогать мне. На первый случай не худо бы было поссорить Блесткина с тетушкой: ты женщина, так это твое дело.
Анюта (Лизе) Благодарите, сударыня.
Лиза. Вот и дядюшка!
Те же и Богатонов.
Г-н Богатонов (оборотясь к кулисам). Слышишь ли? Узнай о здоровье графа, да мимоходом заверни к барону. Племянница!.. (Увидя Мирославского.) Ба, ба, ба, дружище, уж здесь! По добру ли по здорову? (Обнимает его.)
Мирославский. Слава богу! Я только часа с два, как приехал. Ну, любезный соседушка, скажи-ка мне, как поживаешь?
Г-н Богатонов. Да так, благодаря бога, мы живем не хуже людей. Да что это, брат, на тебе? (Осматривает его кругом.)
Мирославский. Как что? платье.
Г-н Богатонов. Уж подлинно, что платьице! Что за кафтан! Какой покрой! Ха, ха, ха! Какой это портной вздумал нарядить тебя таким уродом?
Мирославский. Тот же самый, который шил на тебя в прошлом году.
Г-н Богатонов. И ты ехал в нем по городу и на тебя пальцами не указывали?
Мирославский. Полно, братец, кому какая нужда до моего кафтана; поговорим-ка лучше о деле. Ты, уезжая, препоручил мне фабрику свою...
Г-н Богатонов. Воля твоя, братец, а на тебя смотреть умора! Ко мне весь город ездит; неравно увидят тебя в этом наряде...
Мирославский. Фабрика твоя...
Г-н Богатонов. Я рекомендую тебе моего портного; мастер, собака! Правда, за работу берет он не дешево, и сукно-то иногда ставит дурное; но зато уж оденет тебя, как куколку.
Мирославский. Хорошо, хорошо! Фабрика твоя...
Г-н Богатонов. И, братец, полно об этом толковать; мы наговоримся еще о деле! Да я было и забыл. Племянница! жена зовет тебя к себе. Мадам Трише[1] прислала к ней с три пропасти всякой всячины; поди-ка, авось ли и тебе что приглянется.
Лиза и Анюта уходят.
Г-н Богатонов и Мирославский.
Г-н Богатонов. Ну, мой милый, как я рад, что ты сюда приехал; у меня здесь такое большое знакомство, и все со знатными.
Мирославский. Поздравляю.
Г-н Богатонов. Да, да, все с знатными: графы, да князья, баронессы, да превосходительные...
Мирославский. Прошу покорно! Да этак ты с нашим братом простым дворянином и знаться не захочешь.
Г-н Богатонов. Полно, братец! Мы старые знакомые, соседи, — так что тут за счеты.
Мирославский (с усмешкою). В самом деле! Однако ж, не показалось бы странно твоим графам и князьям, что простой дворянин смеет мешаться в их компанию.
Г-н Богатонов. Ничего, ничего! Мы это дело сладим: я рекомендую тебя как моего приятеля.
Мирославский. Нельзя ли уволить. На что я им? Праздников давать я не могу, кланяться не люблю, придакивать не охотник...
Г-н Богатонов. Экий ты, братец! да зачем тебе кланяться? Вы, деревенские, думаете, что к знатным-то и приступу нет; вздор. Я с ними со всеми запанибрата; вот, например: «Здравствуйте, батюшка граф, ваше сиятельство!» — «Здравствуйте, любезный господин Богатонов!» А кто же это говорит? Его сиятельство граф Недочетов.
Мирославский. А скажи-ка правду: не случалось ли его графскому сиятельству занимать у тебя денег?
Г-н Богатонов. Ну что, братец, безделицу: всего-то перебрал он у меня тысяч десять. Да эти деньги не пропадшие: он человек богатый, и только я заикнись, то он, пожалуй, и мне даст взаймы.
Мирославский. Право! зачем же он занимал у тебя?
Г-н Богатонов. Да так все как-то случалось: то книжку оставит дома[2]; то проиграет больше, чем взял с собою; а мне прислать то как-нибудь забудет.
Мирославский. И конечно: до того ли знатному человеку, чтоб помнить о такой мелочи.
Г-н Богатонов. Вот как порассказать тебе еще про приятеля моего барона Радугина: что за человек! Да этаких людей и при дворе на редкость.
Мирославский. Нe забывает ли и он дома своей книжки?
Г-н Богатонов. Нет, мой милый, этому я сам рублей пятьсот должен.
Мирославский. Это каким образом?
Г-н Богатонов. Мы с ним бьемся по два рублика в пикет; и поверишь ли, какое ему счастье? Платить не успеваю.
Мирославский. Как не поверить!
Г-н Богатонов. Вообрази, мой милый, какой барон добрый человек: я играю плохо; а он не только не скучает, но из снисхождения играет иногда со мною часа по четыре сряду.
Мирославский. И только по два рубля? Подлинно этот барон очень тебя любит.
Г-н Богатонов. А за что бы, кажется? А любит, точно любит; но все-таки не так, как мой милый князь Блесткин. Вот, брат, уж приятель: жить без меня не может.
Мирославский. Про этого-то я кой-что уж знаю.
Г-н Богатонов. Верно, тебе Лизонька сказала. Мы прочим ее за князя; да она что-то ни из короба, ни в короб: «Я, дескать, не расположена идти замуж, хочу в девках остаться». Да полно, у них уж у всех такой обычай: толку не добьешься.
Мирославский. Да знаешь ли ты хорошенько этого князя?
Г-н Богатонов. Как себя. Такой честной души поискать; а учен-то, воспитан!..
Мирославский. То есть: мастер танцевать, шаркать ногами, говорить по-французски...
Г-н Богатонов. Что и говорить! Поверишь ли: я отдал бы половину своего имения, чтоб знать все то, что он знает. Ну, да погоди, время еще не ушло, была бы только охота...
Мирославский. Уж не хочешь ли приняться за указку?
Г-н Богатонов. А почему бы и не так; век живи, век учись. Я уже подговорил себе французского учителя.
Мирославский. Ты хочешь учиться по-французски?
Г-н Богатонов. Да, мой милый. Меня всякий раз в краску бросит, как подумаю, что я и здравствуй не знаю сказать по-французски; стыд, да и только!
Мирославский (в сторону). Он повредился!
Г-н Богатонов. Вообрази, мой друг, каково мне, когда бываю в Летнем саду или на бульваре: рта открыть не смею. Здесь такой уж город: заговори только по-русски, так тебя разом за подлого и примут.
Мирославский. Чем больше я тебя слушаю, тем более удивляюсь: ты совсем переменился!
Г-н Богатонов (с радостью). Право! а я еще и году здесь не живу; погоди-ка, еще годика два, так меня никто и узнавать не будет.
Мирославский. Да я и теперь тебя не узнаю.
Г-н Богатонов. Не правда ли, что я не похож на вашего брата, деревенского? Что во мне есть что-то такое… что-то такое, как бы тебе сказать... что-то барское, знатное!
Мирославский. В самом деле! Однако ж знаешь ли что?
Г-н Богатонов. Что такое?
Мирославский. Прежде, как ты был простым дворянином, судил ты как человек умный, а теперь...
Г-н Богатонов. А теперь сужу как человек знатный? Это, брат, кажется, будет немного получше...
Мирославский. Не сметь говорить по-русски!..
Г-н Богатонов. Да что вы в вашей глуши знаете; по-русски, по-русски! А сказать правду, что толку-то в русском языке: всякий мужик говорит по-русски; по-настоящему, нам бы и знать-то его не надобно.
Мирославский. Я удивляюсь твоим успехам: ты начинаешь уж говорить как человек, который получил самое модное воспитание.
Г-н Богатонов. Насилу наметил! Вот видишь ли, что значит жить в большом свете; а давно ли я приехал сюда дурак дураком.
Мирославский. А теперь стал каким умницей!
Г-н Богатонов. И всем этим обязан я милому моему князю. Да что и говорить: родной брат не стал бы так стараться сделать меня путным человеком, как этот любезный Блесткин.
Мирославский. Итак, у вас решено: он будет мужем Лизы.
Г-н Богатонов. Непременно.
Мирославский. А если бы, например, сыскался жених повыгоднее?
Г-н Богатонов. Повыгоднее! Да будь он хоть какой заморский принц, так не видать ему племянницы. Если бы ты все знал, чем я обязан князю...
Мирославский. Уж не сам ли учит он тебя по-французски?
Г-н Богатонов. Нет, не то. Ну, да что об этом говорить; это статья особая.
Мирославский. Полно, брат; что за секреты с старинным приятелем.
Г-н Богатонов. Так-с, ничего! люди мы деревенские, простые, где влюбиться в нас какой-нибудь петербургской красавице.
Мирославский. Что это значит?
Г-н Богатонов. Ничего, безделица! Мы успели уже вскружить голову одной баронессе!
Мирославский. Одной баронессе?
Г-н Богатонов. Да, да! баронессе Вольмар, молодой вдовушке, близкой родственнице князя.
Мирославский (в сторону). Хороша же, видно, эта баронесса!
Г-н Богатонов. Что, милый, ты удивляешься?
Мирославский. Как не удивляться: кружить головы в твои лета.
Г-н Богатонов. В мои лета! да что мои за лета? Прямой ты деревенщина! Кто здесь говорит о летах; здесь все молоды. Попытайся-ка спросить у какой-нибудь вдовушки, который ей год, так она тебя так отбоярит, что ты и места не найдешь.
Те же и Клим Кондратьич.
Мирославский. А! Клим Кондратьич! и ты здесь?
Клим кланяется.
Г-н Богатонов. Как же, я взял его с собою! На фабрике был он у меня конторщиком, а здесь отправляет должность — того бишь... как он?..
Мирославский. Дворецкого?
Г-н Богатонов. И, нет, братец; а вот эти... Провал бы их взял — метри... метро...
Мирославский. Метрдотель?{1}
Г-н Богатонов. Да, да, метрадотеля, метрадотеля! Ну, что скажешь, Кондратьич?
Клим. Мусье Филутони дожидается в передней.
Мирославский. Филутони! Что это за человек?!
Г-н Богатонов. Не человек, а сокровище! Вот у него-то, подлинно, чего хочешь, того просишь; все сыщет, все сделает, скажи только слово.
Мирославский. Да не жалей денег.
Г-н Богатонов. Нет, брат, не такой человек; все верит в кредит; я ему тысяч около трех должен. Жена его держит трактир, а он промышляет всякой всячиной.
Клим. Он пришел с каким-то счетом.
Г-н Богатонов. Знаю, знаю! Я давал вчерась баронессе за городом праздник; он приготовлял стол. Позови его.
Клим (отворив дверь). Мусье! ступай сюда.
Те же и Филутони.
Г-н Богатонов. Здоров, брат мусье! Как поживаешь?
Филутони. Потиконька, милостиви косударь, потиконька.
Мирославский. Я не хочу тебе мешать; да мне надобно еще кое-куда завернуть. Прощай, мой друг!
Г-н Богатонов. Разве ты у меня не обедаешь?
Мирославский. Я приеду и привезу к тебе одного человека, который очень хочет с тобою познакомиться.
Г-н Богатонов. Верно, кто-нибудь из ваших деревенских?
Мирославский. Да! Человек очень добрый.
Г-н Богатонов. Не имеет ли он во мне какой надобности?
Мирославский. Может быть. Прощай, любезный, до свиданья. (Уходит.)
Богатонов, Клим и Филутони.
Г-н Богатонов. Имеет во мне надобность... Что бы такое? А, понимаю, какой-нибудь бедняк, которого должно определить к месту. Хорошо, хорошо! мы это увидим. (К Филутони.) Что новенького?
Филутони. Нишефо! Што, Monsieur{2} Покатон, тафольно пила вшерашни опед?
Г-н Богатонов. Очень доволен! Ты хватски нас отпотчевал.
Филутони. Кохда снатна паринь исфоль у нас кушаить, ми нишефо не шалей! Мой приниос непольши сшот.
Г-н Богатонов. Давай сюда. (Берет.) Да это никак писано по-французски?
Филутони. Monsieur совсем не снай француска езык?
Г-н Богатонов. Нет, не могу сказать, чтоб совсем не знал; да я как-то, знаешь ты, без очков-то плохо читаю французскую грамоту. Да что тут написано?
Филутони. Тшена кушаньи.
Г-н Богатонов. Цена кушаньям. Читай-ка сам, а я послушаю.
Филутони (читает). Перьви антре: суп а ла тортю...{3}
Г-н Богатонов. То есть суп; знаю, знаю!
Филутони. Дватсять пять рубль. Пети паше бивстекс, котелет отруфль...{4}
Г-н Богатонов. Да, да, котлеты! Читай, читай, я все понимаю.
Филутони. Фосемьдесять пять. Соте де желинот, пулард, фрикасе а ла мод...{5}
Г-н Богатонов. Сиречь, модное фрикасе; не так ли?
Филутони. Тошно так!
Г-н Богатонов. Мы таки, брат, кой-что разумеем!
Филутони. Во фарси...{6}
Г-н Богатонов. Полно читать-то; скажи-ка лучше разом, что весь стол стоит?
Филутони. Фесь? Сейшас. Фи исволил кушать шесть персон — по пятьдесят рубль с персон, триста рубли.
Г-н Богатонов. Триста.
Филутони. Вина исфолил кушать на сто фосемьдесят три; ликер на пять с половиной рубль, тоталь{7}: четыреста фосемьдесят фосемь рубль атна бульдин.
Г-н Богатонов. Четыреста восемьдесят восемь рублей с полтиною. (В сторону.) Разбойник, как он дерет! А торговаться как будто совестно, — он не русский.
Филутони (подавая счет). Угодна — поверяит.
Г-н Богатонов. Чего поверять! вы народ дельный, итоги подвести умеете. (В сторону.) Четыреста восемьдесят восемь рублей с полтиною! (Громко.) Послушай-ка, мусье?..
Филутони. Шево исфолишь?
Г-н Богатонов. Что, знатные-то господа, чай, иногда тоже торгуются?
Филутони. Э, фи! Monsieur! Одна месшань пpoста народ торгуй; а польши парин — сохрани бок!
Г-н Богатонов (в сторону). Ну, вот, что будешь делать? Плачь себе, а денежки плати. Четыреста восемьдесят восемь рублей. Черт бы побрал этих знатных rocпод, и кто завел такую моду! Четыреста восемьдесят рублей!
Филутони. Monsieur, буди платить или прикажи на сшот поставить?
Г-н Богатонов. Нечего делать; вишь, ты говоришь, что знатные не торгуются, — запиши в счет общего долга.
Филутони. Ошень корошо! Monsieur приказал мне вчерась принесть франсуски табак.
Г-н Богатонов. Да, да, я было и позабыл. Покажи-ка!
Филутони (вынимает из узелка, который, входя, оставил на стуле у дверей, картуз табаку). Фот исфолит, сами сфеший.
Г-н Богатонов (нюхает). Самый свежий. А что фунт?
Филутони. Тесять рубль.
Г-н Богатонов. Десять рублей, только-то! (Нюхает.) Да что это за табак? дрянь! Князь платит за свой по двадцати рублей, а этот десять!.. Нет, брат, возьми его назад. (Отдает.)
Филутони. Посфольте, monsieur, у меня есть утифительный табак, только ошшень торога.
Г-н Богатонов. Очень дорог! За кого ты меня принимаешь? Очень дорог! Для меня, брат, все дешево. Давай сюда.
Филутони. Сей минут! (Идет к углу и делает вид, будто вынимает другой картуз, а между тем берет тот же самый; Клим подходит и рассматривает узелок.) Вот, monsieur!
Г-н Богатонов. Ну, этот и на взгляд-то не тому чета.
Филутони. В селом короде нет таки табак.
Г-н Богатонов. А вот увидим. (Нюхает.)
Клим (подойдя близко к Филутони). Мусье, да с тобой только и был один картуз.
Филутони (тихо Климу). Пошалуй, мальши.
Г-н Богатонов. А что картуз?
Филутони. Сорок рубль.
Г-н Богатонов. Сорок рублей! Вот это табак! Что за дух! (Нюхает.) Какой вкус! То ли дело; дорого да мило! А то вздумал было отпотчевать меня десятирублевым табачишком.
Филутони. Таки табак и на Париж мал; ефо делаить тле отне каралевски фамиль.
Г-н Богатонов. Для одной королевской фамилии! Шутишь? Хе, хе, хе! а мы и не короли, да понюхиваем. (Нюхает.) Ай да мусье! спасибо, брат. Вот уж удружил!
Филутони. У меня толька есть шесть фунт. Его сиятельство граф Недошотов коши взять.
Г-н Богатонов. Нет, брат, нет, не продавай никому; я его весь беру за себя.
Филутони. Краф буди сердись.
Г-н Богатонов. Э, братец, посердится да перестанет. Пожалуйста, любезный, уступи мне.
Филутони. Ну, што делать, исфольте — я все шесть фунт принесу после опед.
Г-н Богатонов. Спасибо, мусье, спасибо! Смотри ж, не забудь — после обеда.
Филутони. О, нет! не песпокойтесь!
Г-н Богатонов. Прощай же, мой милый; я пойду одеваться. (В сторону.) Все шесть фунтов мои! Ха, ха, ха! в каких же дураках граф! Он лопнет с досады; а я-то буду его потчевать да похваливать! (Уходит.)
Филутони и Клим.
Клим (после короткого молчания). Ну, мусье, что скажешь?
Филутони. Что скажу? что с русски коспод нам жить очень хорошо.
Клим. Да русским-то господам с вами жить накладно. Не совестно ли тебе так явно обманывать барина?
Филутони. А что такой софестно?
Клим. Ты, видно, брат, ни на каком языке этого не понимаешь. Не стыдно ли тебе взять сорок рублей за картуз табаку?
Филутони. Отшефо стыдно? Твой парин не люби тиошева купить, а я не люби тиошева продаить.
Клим. Резонт{8} достаточный. Однако же, мусье, сделаим-ка прежде уговорец: обирай как хочешь барина, только, чур, барыши пополам.
Филутони. Как парыш пополам! А са што?
Клим. За то, что я молчу.
Филутони. Ну, мой будет давать тебе на вотка.:
Клим. На водку! Нет, мусье, водкой-то не отделаешься. Ты хитер, да я и сам десять лет был в уездном суде подъячим. Давай-ка начистоту: что мне за то, что я молчал, как ты обманывал барина?
Филутони. (дает деньги). Фот восми.
Клим. Десять рублей! только-то? Как хочешь, а мне, право, совестно; пойду, скажу барину всю правду.
Филутони. Постой, фот есшо.
Клим. Еще десять!
Филутони. Теперь тафольно?
Клим. За один картуз довольно; а ты сегодня принесешь еще шесть. Нет, мусье, мне, право, жаль барина. (Хочет идти.)
Филутони. Постой! Што ти коши?
Клим. Нy, так и быть, я человек сговорчивый: по десяти рублей с картуза, да и концы в воду.
Филутони. Ай, ай, ай! по тесяти рубль.
Клим. Что, видно, нашла коса на камень. Полно, брат, торговаться, плати; а не то мне сейчас сделается совестно.
Филутони. Нешево телать. (Отсчитывает деньги.) Фосьми.
Клим. Давай сюда. (В сторону.) Никак мало я с него сорвал. (Громко.) Однако же, мусье, мне что-то как будто все еще чего-то стыдно.
Филутони (в сторону). Ай, ай, ай! (Вслух.) Прощай, мой патюшк. (Хочет идти.)
Клим. Постой-ка на минутку: меня опять начинает совесть мучить.
Филутони. Мне нушна, ошень нушна! Adieu!{9} (Уходит.)
Клим. Ин быть уж так, — ступай; в другой раз буду умней.
Клим (один, считает деньги). Десять, двадцать, шестьдесят, восемьдесят. (Кладет их в карман.) Так-то лучше! Нет, мусье, не проведешь. Вот как разбогатею да выйду в люди, так и меня ваша братья будет обманывать; а теперь погоди, дружок! Я еще не барин, а хочу только сделаться барином. (Уходит.)