Гадина Петровна (СИ)

Глава 20. Шрамы, которые остаются

Теофиль смотрел на происходящее с неодобрением.

Как ни старалась принцесса действовать осторожно, но ее ежевечерние прогулки сохранить в секрете от советника было невозможно.

Влюбленный принц, воображая себя романтическим героем, писал сонеты Виолетте и то и дело пропадал в ее комфортной темнице под присмотром «продажных» стражников.

Обе монаршие персоны выглядели довольными, и даже в некотором смысле, счастливыми. Днем принцесса продолжала заниматься своим отделом королевского учета, обучая юных счетоводов вести дела, вечером, набросив капюшон растворялась в тени дворцового парка. Иногда к ней в покои пробирался лорд и оставался там до утра.

Палмер Теофилю не нравился настолько же, насколько ему не нравился Блэквуд. Небольшое княжество, не имевшее за собой совершенно никаких стратегических или ресурсных богатств, держалось на плаву за счет интригантской политики и ростовщичества. Лорд, к тому же, за время пребывания при дворе Аурусбурга зарекомендовал себя, как неисправимый ловелас и разбиватель дамских сердец. Последняя история его похождений не обошлась без скандала: он закрутил роман с замужней знатной дамой. Обманутый супруг, прознав о своих ветвистых рогах, почти силой выволок жену из дворца на глазах у всего высшего света, и увез в поместье в деревне, чтобы та подумала о своем поведении в окружении коз и барашков.

Во дворце готовились к коронации Мартина и Ровены.

Дефорт ходил уже без повязки на голове, но сквозная рана на руке затягивалась плохо, и обещала оставить на всю жизнь треугольный шрамик. Он снова тенью следовал за принцессой везде, кроме ее вечерних похождений. В эти моменты Ровена давала ему вольную, ссылаясь на то, что он еще не полностью оправился. Брать с собой кого-то из фэйских воинов она также наотрез отказывалась. Как только Дефорт пытался приводить ей доводы здравого смысла, она лишь сердилась и иногда даже в гневе топала ногой, грозясь отправить его в отставку. На что капитан неизменно отвечал: «Готов хоть сейчас!».

От Палмера капитан не ждал ничего хорошего. Сам он был прямой и бесхитростный, как стрела, поэтому обаятельные красавцы, подобные лорду, никогда не вызывали у него доверия. Может быть, завидовал? Сам-то он так ловко с женщинами не умел обращаться, хоть и дамским вниманием обделен не был. Что в Фэй, что в Аурусбурге женщины интересовались высоким молчаливым мужчиной с военной выправкой, и пытались привлечь его внимание первыми.

Сейчас принцесса с загадочным видом отправилась в малый рыцарский зал, при этом Дефорт знал, что на сегодня у нее никаких встреч здесь не планируется. Она закрыла за собой двери и повернулась к капитану, доставая что-то из расшитого бисером мешочка.

— Вот, — она торжественно выложила на подставку для мечей и шпаг добротный кинжал с облегченной рукояткой.

— Это что? — удивился Дефорт.

— Это мой боевой трофей, — заявила она с гордостью.

— Боюсь предположить, в каких стычках вы участвуете, когда гуляете по вечерам в сопровождении лорда.

— Я тебя, капитан, ценю не за предположения, а как раз-таки, наоборот, за их отсутствие. Ну что, нравится?

— Неплохой, хорошо сбалансирован, — капитан подбросил оружие в руках, оценил легкость последнего, сделав пару вращений кистью.

— Отлично. Я хочу, чтобы ты научил меня с ним обращаться. Мне надоело ползать от убийц на четвереньках. В конце концов, я «тварь дрожащая или право имею»?

Капитан задумался над последними словами, пытаясь уяснить их смысл.

— Я полагаю, что вы не тварь. И совершенно точно не дрожащая. А на что право имеете?

— На самозащиту! Как его лучше держать? Так? — она схватила кинжал и стала им размахивать, чуть не отрезав капитану ухо.

— Полегче, полегче, — замахал тот руками. — Для начала вам нужно не повредиться об него. И изготовить хорошие удобные ножны.

— Так. Изготовь мне ножны.

— Хорошо, я зайду к мастеру. Во-вторых, вы сейчас его держите, как будто собрались морковку резать. А нужно брать вот так. Он аккуратно переложил оружие в руке принцессы. Будут ножны — будем учиться безопасно и быстро выхватывать. А пока делайте выпад, как будто я преступник и напал на вас.

Он шагнул к ней навстречу с угрожающим видом.

Принцесса с энтузиазмом пошла в атаку, азартно пытаясь достать капитана своим кинжалом. При этом вид у нее был самый свирепый и совершенно не вязался с пышным платьем и аккуратной прической. Дефорт уворачивался достаточно легко и в один момент вовсе расхохотался, и тогда принцесса в сердцах бряцнула кинжал на подставку и возмущенно воскликнула:

— Капитан, да ты как уж на сковородке! Я никогда тебя так не достану!

— Хорошо, — согласился Дефорт, — я могу постоять и подождать, когда вы подойдете поближе и доберетесь до меня. Так все убийцы обычно и делают.

— Не сметь стоять и ждать!

Она снова схватила свое орудие и ринулась в бой.

— Я тебя убью! Я доберусь до тебя, капитанишка! — принцесса зло прыгала вокруг него, уже устав, и даже не пытаясь бить прицельно, совершая хаотичные действия.

— Вы уже утомились и попусту тратите силы и запал, — поучительно сказал ей «капитанишка».

— Хорошо, завтра продолжим, — сдалась Ровена.

— Завтра у вас коронация, — резонно заметил Дефорт.

— А это неважно. Будем учиться. Держи, надеюсь завтра ты принесешь мне его уже в ножнах, — она отдала Дефорту кинжал.

Предстоящая коронация волновала Ровену гораздо меньше ее бархатных вечеров и ночей. Каждое утро, она поднималась с постели невыспавшаяся, но счастливая. Предвкушая, как скоро пройдет день и наступит долгожданный вечер. Она всю неделю жила ради этих вечеров, ожидая как в окно стукнет легкий камешек, и она помчится с Палмером на прогулку по Аурусбургу, окрестностям, к нему в поместье, да куда угодно. Хоть к черту на кулички! Их прогулки были не всегда безопасными, подобно той, самой первой, когда она получила свой трофей, но это лишь добавляло остроты ощущениям, будоражило кровь. С лордом она не боялась ничего и чувствовала себя властительницей не только Аурусбурга, но и всего мира.

Мысль о том, что нужно разбираться с рудниками, с государственными проблемами и угрозами, маячила где-то на заднем фоне зудящей мошкой, но каждый день она думала: не сегодня, время еще есть. И всякий вечер, она выскальзывала в своем плаще из ворот, называясь именем Софи Мартен, и мчала навстречу пьянящему чувству влюбленности, свободы, прижимаясь к теплому и мощному мужскому телу в неизменном бархатном камзоле.

Утром перед церемонией она снова смотрела на себя в привычное зеркало. Мастер причесок сооружал на голове нечто сложное. Другая мастерица уже расставила перед ней свои баночки и кисточки, готовясь набрать привычный нежно-розовый оттенок. Ровена остановила ее руку.

— Давайте сегодня потемнее.

— Может быть, вот этот? — женщина показала на баночку с цветом пепельной розы.

— Нет. Мне нужен красный. Вот такой. — Она указала на нужную помаду. — И глаза выдели посильнее.

Серьги и колье она также выбрала тяжелые, скорее женские, чем девичьи. Пусть все видят, даже с самого последнего ряда, что перед ними королева.

Впервые за неделю они с принцем увиделись, непосредственно на коронации. Передавать корону было некому. Поэтому монаршие уборы на их головы возлагал церемониймейстер. Сначала Мартину, затем Ровене. Корона оказалась тяжелой и царапала лоб.

Она обвела взглядом зал: перед ней стояли навытяжку мужчины и женщины, одетые невычурно, прилично и со вкусом в оттенки серого, бежевого, темно-зеленого, коричневого. В золотое в Аурусбурге позволено было одеваться только членам королевской семьи. В ряду с придворными дамами глаз резануло единственное розовое пятно.

— Кто такая? — спросила она по окончании церемонии у Теофиля, на что тот ответил:

— Не обращайте внимания, она только что из деревни, еще не знает новомодных веяний, была там последние три недели с супругом, говорят, он занемог и она вернулась ко двору, развеяться.

— Разве не пристало любезной жене заботиться о муже в моменты болезни? — подняла бровь королева. На что Теофиль лишь пожал плечами, выказывая отсутствие сведений по этому поводу.

Вечером, лежа в хаотично разобранной постели в аурусбургском поместье Палмера, она с интересом рассматривала свои белоснежные коленки. Лорд с бокалом вина в руке с не меньшим интересом читал восточный философский трактат.

«Занятно, — подумала она, — тело другое, а детский шрам остался». Шрамик в форме полумесяца был на том же самом месте, что и на старом теле. Она помнила, как маленькой девочкой, шагала со стаканчиком мороженого в руке по бетонным плитам, которыми проложили дорогу в поселке вместо тротуара. Девочка зацепилась ногой за ржавую железную петлю, торчащую из плиты, и неудачно упала на осколок пивной бутылки. На грязном бетоне смешались кровь и растаявшее мороженое. Мама отругала за неуклюжесть и деньги, зря потраченные на пломбир. Мама. Как ее зовут? Или звали? Королева рывком села на кровати. Память наткнулась на темное пятно, которое никак не поддавалось ей. Как можно было это забыть? Тревога нахлынула в одно мгновение. Что дальше? Она забудет, как ее зовут?

— Все в порядке, любовь моя? — лорд оторвал взгляд от книги.

— Натаниэль, — обратилась она к любовнику по имени. — Дай лист бумаги и чернила.

— Нужно срочно написать письмо? Возьми в письменном столе, там же прибор.

Ровена села за стол, выдохнула и начала писать: 'Меня зовут Вострикова Галина Петровна. Мне 48 лет. Я работаю…"