Галерея призраков

Генри Каттнер Проблема квартирантов

Джекки предположила, что это канарейка, я же склонялся к мысли, что в клетке под покрывалом живет пара попугайчиков. Одной канарейке не под силу было бы производить столько шума. Кроме того, мне нравилось думать, что сварливый мистер Хенчард держит попугайчиков, потому что это абсолютно не вязалось с его характером. Но что бы наш квартирант ни держал в клетке на подоконнике своей комнаты, он ревниво оберегал это от любопытных глаз. Так что нам оставалось ориентироваться только на звуки.

А определить по ним что-либо наверняка было совсем не просто. Из-под кретоновой накидки доносилось шарканье, шуршание, шелест, временами раздавалось едва слышное и необъяснимое пощелкивание, а пару раз что-то стукнуло так, что вся клетка вместе с покрывалом затряслась на своей подставке из красного дерева. Мистер Хенчард прекрасно знал, что мы сгораем от любопытства. Но на слова Джекки о том, как это мило — держать в доме птичек, он лишь буркнул: «Глупости! Эта клетка вас не касается, так что оставьте ее в покое!»

Это нам, конечно, не понравилось. Никто нас раньше не подозревал в том, что мы любим совать нос не в свои дела, поэтому после такой отповеди мы даже не стали смотреть в сторону укрытой накидкой клетки. Кроме того, мы не хотели терять мистера Хенчарда. Заполучить квартирантов в то время было очень сложно. Наш маленький домик стоял на главной улице неподалеку от моря. Сам городишко насчитывал пару дюжин домов, бакалейную лавку, винный магазинчик, почту и ресторанчик Терри. Вот, пожалуй, и все. Каждое утро мы с Джекки садились в автобус и целый час добирались на нем на фабрику. Вернувшись домой, мы уже едва стояли на ногах. Держать прислугу мы не могли себе позволить, поэтому всю уборку делали сами.

А что касается питания, то мы были самыми постоянными клиентами Терри.

Зарплаты у нас были приличные, но до войны мы успели нахватать столько долгов, что нуждались в дополнительных средствах. Поэтому мы и сдали комнату мистеру Хенчарду. В стороне от оживленных трасс и при обязательной каждой ночью светомаскировке разжиться квартирантом считалось большой удачей. Мистер Хенчард показался нам человеком вполне нормальным. Он был уже далеко не молод, и мы решили, что можем не ждать от него неприятностей.

В один прекрасный день он появился у нас в городке, уплатил нам задаток и въехал в комнату. С собой у него был огромный кожаный саквояж и парусиновая дорожная сумка с кожаными ручками. Он был ворчливым маленьким старичком с крупной головой, охваченной скобкой жестких седых волос, и лицом, которое могло бы принадлежать отцу морячка Попая, разве что чуть более человечным. Он был не вредным, а скорее просто сварливым. Глядя на него, у меня складывалось впечатление, что большую часть жизни он провел в меблированных комнатах, занимаясь своими делами и попыхивая бесчисленными сигаретами, вставленными в длинный черный мундштук. Но он отнюдь не принадлежал к числу тех старичков, которые одним только своим видом невольно вызывают жалость. Совсем напротив! Он был небеден и вполне самодостаточен. Мы даже полюбили его. Как-то в порыве чувств я назвал его дедулей, но в ответ услышал такое, что потом краска долго заливала мое лицо при одном только воспоминании о его словах.

Некоторые люди рождаются под счастливой звездой. Это с полным правом можно было сказать о мистере Хенчарде. На улице он постоянно находил деньги. Стоило нам с ним сесть играть в покер, как на руках у него непременно оказывался стрит. О том, что он мухлевал, и речи быть не могло — просто ему везло.

Помню, однажды решили мы спуститься с утеса к пляжу по длинной деревянной лестнице. Мистер Хенчард столкнул ногой довольно большой булыжник, лежавший на одной из ступеней. Камень запрыгал вниз и вдруг в нескольких шагах перед нами легко проломил ступеньку. Дерево оказалось совершенно сгнившим. Не было никаких сомнений, что если бы мистер Хенчард, шедший впереди, наступил на эту гнилую перекладину, то неминуемо рухнул бы вниз и свернул себе шею.

В другой раз мы с ним вместе ехали в автобусе. Через несколько минут после того, как мы заняли свои места, двигатель вдруг заглох, и водитель вышел разобраться, в чем дело. А тем временем навстречу нам по трассе неслась машина, и как только мы остановились, у нее лопнул передний скат. Автомобиль на скорости занесло в кювет. Если бы не наша вынужденная остановка, то машина непременно врезалась бы в автобус. А так ни одна душа не пострадала.

Мистер Хенчард вел спокойную жизнь пенсионера. Днем, я думаю, он ходил на прогулки, а по вечерам большей частью сидел у окна в своей комнате. Мы стучались, конечно, когда нам нужно было зайти, чтобы убрать у него, и иногда он просил нас подождать. Потом он впускал нас, и мы слышали шуршание, доносившееся из клетки, накрытой кретоновой накидкой. Нас очень занимало, что же за птицу он там держит. Мы даже рассматривали вероятность того, что это феникс. Она никогда не пела. Только издавала всякие звуки. Тихие, непонятные и не всегда птичьи. К тому времени, когда мы возвращались с работы, мистер Хенчард всегда был в своей комнате. Не покидал он ее и во время уборок. А по выходным даже не ходил на прогулки.

Что же касается клетки…

Как-то вечером мистер Хенчард вышел из комнаты, попыхивая вставленной в мундштук сигаретой, и задумчиво оглядел нас.

— Хм, — сказал мистер Хенчард. — Вот что, мне нужно съездить по делам на север, так что с неделю или около того меня не будет. За комнату я заплачу.

— О, что вы! — попыталась возразить Джекки. — Мы можем…

— Ерунда! — рыкнул он. — Это моя комната. И я хочу за нее платить. Согласны?

Мы сказали, что согласны, и он одной затяжкой сделал свою сигарету наполовину короче.

— М-м-м-м. Теперь вот что, слушайте сюда. Раньше я всегда ездил на машине. Поэтому клетку брал с собой. В этот раз мне придется поехать на автобусе, так что взять ее я не смогу. Вы мне показались людьми надежными — не шпионите, вроде, не вынюхиваете. Соображаете, что к чему. Я оставлю свою клетку здесь, но не смейте даже прикасаться к накидке!

— Но канарейка… — пробормотала Джекки. — Она ведь умрет с голоду!

— Канарейка, говорите? — переспросил мистер Хенчард, сверля ее пронзительным взглядом. — Это не ваша забота. Я оставлю ей достаточно корма и воды. Все, что от вас требуется, это не приближаться к клетке. Убирайте в комнате, если посчитаете нужным, но к клетке не притрагивайтесь. Договорились?

— Да без проблем, — ответил я.

— Ну ладно, но только не забудьте, что я вам сказал, — рявкнул он.

Когда мы следующим вечером вернулись домой, мистера Хенчарда уже не было. Мы прошли к нему в комнату, где на кретоновом покрывале нас поджидала приколотая булавкой записка со словами «Не забудьте!» Из клетки доносилось легкое шуршание. А потом раздался едва слышный щелчок.

— Давай не будем брать в голову, — предложил я. — Первая в душ пойдешь?

— Да, — ответила Джекки.

«Шшшррр», — прозвучало в клетке. Но это были не крылья. «Бух!»

— Может, корма он оставил и достаточно, а вот вода уже наверняка закончилась, — сказал я на следующий вечер.

— Эдди! — прикрикнула Джекки.

— Хорошо, согласен, мне просто любопытно. Но, кроме того, я еще и не люблю, когда птицы погибают от жажды.

— Но мистер Хенчард сказал…

— Ладно, ладно, убедила. Давай сходим к Терри и узнаем, что там за ситуация со свиными отбивными.

Следующим вечером… В общем, в конце концов мы подняли покрывало. Я все же думаю, что нам было скорее не любопытно, а тревожно за обитавшее в клетке существо. Джекки сказала, что читала где-то о человеке, который истязал канарейку.

— Мы обнаружим ее там закованной в цепи, — предположила она, смахивая пыль с подоконника рядом с клеткой. Я выключил пылесос. «Уишшш… трот-трот-трот», — раздалось из-под накидки.

— Да… — пробормотал я. — Слушай, Джекки, может, мистер Хенчард не садист, а просто немного тронутый? Эта птичка или птички точно уже изнывают от жажды. Ты как хочешь, а я посмотрю.

— Нет! М-м-м-м… да. Давай вместе посмотрим, Эдди. Разделим ответственность.

Я потянулся к покрывалу, но Джекки поднырнула мне под руку и первой коснулась кретоновой ширмы.

И мы осторожно приподняли уголок покрывала. Что-то, как обычно, шуршало под ним, но, как только мы прикоснулись к накидке, все звуки под ней стихли. Я хотел только одним глазком взглянуть на то, что там внутри. Но рука моя сама собой продолжала поднимать покрывало. Краем глаза я видел, как она продолжает подниматься все выше и выше, но не мог остановить ее. Я был слишком занят для этого — я смотрел в клетку.

А в ней был… В общем, в ней был маленький домик. Он был изготовлен настолько тщательно, что казался настоящим. Крошечный домик, выкрашенный белой краской, с зелеными ставнями, но декоративными, не закрывающимися, потому что домик был очень современным. Подобные уютные и добротные дома иногда можно встретить в богатых пригородах. В малюсеньких окошках висели ситцевые занавески, а окна первого этажа были освещены. Но в тот момент, когда мы подняли покрывало, свет в них мгновенно померк. Причем его не выключили, а резко и даже раздраженно задернули плотные шторы. Это произошло очень быстро. У нас не было никаких шансов заметить, кто это сделал.

Я отпустил покрывало и шагнул назад, потащив за собой Джекки.

— К-кукольный д-домик, Эдди!

— А в нем живут куколки?

Я смотрел мимо нее на покрытую накидкой клетку.

— А нельзя… может быть… как ты думаешь… научить канарейку задергивать шторы?

— О господи! Эдди, слушай!

Из клетки доносились приглушенные звуки. Шуршание и почти неслышное постукивание. А потом царапанье.

Я решительно подошел к клетке и сдернул с нее покрывало. На этот раз я был начеку — я следил за окнами. Но шторы задернулись в тот самый момент, когда я моргнул.

Джекки осторожно прикоснулась к моей руке и кивнула на домик. На его покатой крыше возвышалась миниатюрная кирпичная труба, из которой медленно тянулась тонкая струйка бледного дыма. Дымок постоянно прибывал, но был настолько слабым, что я даже не смог уловить его запах.

— К-канарейки г-готовят к-кушать, — проговорила Джекки, давясь нервным смехом.

Некоторое время мы наблюдали за домиком, готовые к чему угодно. Если бы маленький зеленый человечек выпрыгнул вдруг из парадной двери и предложил нам загадать три желания, мы бы не слишком этому удивились. Однако не произошло абсолютно ничего.

Из крошечного домика в птичьей клетке не доносилось теперь ни звука.

И шторы оставались задернутыми. Присмотревшись, я убедился, что это сооружение было шедевром по части количества и качества присутствовавших в нем деталей. На малюсеньком крыльце перед парадным входом лежал миниатюрный коврик. В стену рядом с дверью была вделана кнопка электрического звонка.

Большинство птичьих клеток имеют съемные основания. Эта оказалась исключением. По пятнам от канифоли и тускло-серому металлу легко было определить те места, где клетку припаивали к основанию. Дверца ее тоже была запаяна. Указательный палец я еще мог кое-как просунуть между прутиками, а вот большой был для этого слишком толст.

— Какой миленький коттеджик, не правда ли, Эдди? — дрожащим голосом проговорила Джекки. — В нем, должно быть, живут такие маленькие ребятки…

— Ребятки?

— Птички. Эдди, в самом деле, кто же может в нем жить?

— Сейчас узнаем, — ответил я. Взяв авторучку, я осторожно просунул ее между прутиками клетки и попытался раздвинуть шторы ее кончиком. Как только мне это удалось, откуда-то из глубин комнаты в глаза мне ударил тонкий, как игла, но мощный луч электрического фонарика, на мгновение ослепив своей яркостью. Я от неожиданности отпрянул, и в ту же секунду штору вновь задернули.

— Ты это видела?

— Нет, твоя голова заслоняла, но…

В домике погасли все огни. Только тонкая ниточка дыма, заворачиваясь, тянулась из трубы, напоминая, что домик обитаем.

— Мистер Хенчард, наверное, сумасшедший ученый, — пробормотала Джекки. — Он уменьшает людей.

— Да еще и ускорителем частиц балуется, — поддакнул я. — У каждого сумасшедшего ученого обязательно есть ускоритель частиц для создания искусственных молний.

Я снова просунул авторучку между прутиками. Тщательно прицелился и нажал ее кончиком на кнопку электрического звонка. В домике раздался тихий перезвон.

Штора на одном из окон у двери стремительно колыхнулась, как будто кто-то выглянул из-за нее. Не знаю, не уверен. Все это произошло очень быстро, и я не успел никого заметить. Штора вновь висела неподвижно, и жильцы ничем не выдавали своего присутствия. Я звонил, пока не устал. Но, наконец, мне это надоело.

— Можно было бы попробовать разобрать клетку… — проговорил я.

— О нет! Мистер Хенчард…

— Ничего, — решительно сказал я, — когда он вернется, я потребую объяснить, что все это значит. Он не имеет права держать в доме эльфов. В его контракте на аренду это не оговаривалось.

— Да и контракта у него никакого нет, — возразила Джекки.

Я внимательно смотрел на крошечный домик в птичьей клетке. Ни звука, ни движения. Только дымок тихонько сочился из трубы.

В конце концов, у нас не было никакого права вламываться в клетку.

Может ли это считаться взломом? Я представил, как маленькие зеленые человечки с крылышками арестовывают меня за несанкционированное вторжение. Интересно, а есть ли у эльфов полицейские? И какие у них бывают преступления?

Я накрыл клетку накидкой. Через некоторое время под ней стали раздаваться тихие звуки. Шорох, стук, шелест, шелест, стук. И совсем не птичьи трели, оборвавшиеся так же внезапно, как и начались.

— О господи! — простонала Джекки. — Пойдем отсюда.

Мы сразу же легли спать. Мне снились орды маленьких зеленых человечков в полицейской форме, танцующих на радуге и распевающих веселые песенки.

Разбудил меня будильник. Я встал, принял душ, побрился, оделся, все это время не переставая думать об одном и том же. Об этом же думала и Джекки. Когда мы уже надели пальто, наши взгляды встретились, и я спросил:

— Ну что, посмотрим?

— Да. Боже мой, Эдди, ты думаешь, они тоже ходят на работу?

— Какая у них может быть работа? — раздраженно ответил я. — Раскрашивать лютики?

Когда мы на цыпочках вошли в комнату мистера Хенчарда, из-под кретонового покрывала не доносилось ни звука. Лучи утреннего солнца заливали подоконник. Я сдернул накидку. Домик был на месте. Шторы на всех окнах, кроме одного, были задернуты. Прижавшись щекой к прутикам клетки, я заглянул в открытое окошко, в котором слабый ветерок лениво покачивал ситцевые занавески.

Из окна на меня в упор смотрел громадный глаз.

Как позже рассказывала Джекки, ей показалось, что мне нанесли смертельный удар. Я как ошпаренный отскочил от клетки, вопя что-то невразумительное об ужасном, залитом кровью глазе, в котором не было ничего человеческого. Мы вцепились друг в друга и некоторое время крепкими объятиями восстанавливали душевное равновесие. Затем я отважился повторить попытку.

— О, — тихо пролепетал я, — это всего лишь зеркало.

— Зеркало? — переспросила Джекки.

— Да, большое, на противоположной стене. Больше мне ничего не видно. Ближе к окну не могу подвинуться.

— Посмотри на крыльцо, — сказала Джекки.

Я посмотрел. У двери стояла молочная бутылка — сами можете представить ее размеры. Фиолетовая. Рядом с ней лежала сложенная почтовая марка.

— Фиолетовое молоко? — спросил я.

— От фиолетовой коровы. Или бутылка крашеная. Эдди, а это что — газета?

Вы будете смеяться, но это была газета. Я напряг зрение, силясь разобрать заголовки. «ЭКСТРЕННЫЙ ВЫПУСК» — кричала растянутая на всю полосу ярко-красная шапка, набранная громадным шрифтом почти в одну шестнадцатую дюйма высотой. «ЭКСТРЕННЫЙ ВЫПУСК — ФОЦПА ОПЕРЕЖАЕТ ТУРА!» Больше мы ничего не смогли разобрать.

Я осторожно опустил на клетку кретоновое покрывало. Мы пошли к Терри и позавтракали, дожидаясь автобуса.

В тот вечер я еще по дороге домой решил, что мы сделаем в первую очередь. Убедившись, что мистер Хенчард еще не вернулся, мы прошли в его комнату, включили свет и прислушались к звукам, доносившимся из птичьей клетки.

— Музыка, — проговорила Джекки.

Она была такой тихой, что я ее почти не слышал, и, кроме того, это была не совсем музыка. Я даже не возьмусь описать, на что это было похоже. И все смолкло, как только мы включили свет. Бух, шррр, бззз, тррр — и тишина. Я сдернул покрывало.

Домик был погружен во мрак, все окна были плотно задернуты шторами. С крыльца исчезли газета и молочная бутылка. На входной двери висела табличка, на которой при помощи увеличительного стекла мы прочли: «КАРАНТИН! СЕННАЯ ЛИХОРАДКА!»

— Маленькие лгуны, — пробормотал я. — Готов спорить, нет у вас никакой сенной лихорадки!

Джекки нервно хихикнула.

— А у тебя сенная лихорадка бывает в апреле, правильно?

— Да, в апреле, когда все цвести начинает. Где моя ручка?

Я надавил на кнопку звонка. Шторка колыхнулась и вернулась на место. Мы с Джекки не успели заметить, кто ее пошевелил. Домик замер, даже дымок перестал подниматься из трубы.

— Боишься? — спросил я.

— Нет. Самой удивительно, но не боюсь. Какие-то высокомерные и неприветливые ребята там живут.

— Так вести себя с нами мы им не позволим, — сказал я. — Их дом находится в нашем доме, если ты понимаешь, что я имею в виду.

— Что будем делать?

Я взял авторучку и с большим трудом вывел дрожащей рукой «ВПУСТИТЕ» на белой поверхности входной двери. На более подробный текст просто не хватило места.

— Может, не стоило так писать, — предположила Джекки. — Мы ведь не хотим, чтобы нас впустили. Мы просто хотим их увидеть.

— Поздно уже менять. Я думаю, они и так догадаются, что нам нужно.

Мы молча смотрели на домик в птичьей клетке, а он, казалось, наблюдал за нами, встревоженный и немного раздраженный. Сенная лихорадка, подумать только!

В тот вечер больше ничего не произошло.

Следующим утром мы обнаружили, что мое послание было тщательно стерто с входной двери, что предупреждение о карантине по-прежнему оставалось на месте и что на крыльце на этот раз стояла бутылка зеленого молока, а рядом с ней лежала новая газета. Заголовок свежего номера гласил: «ЭКСТРЕННЫЙ ВЫПУСК — ФОЦПА ЗНАЧИТЕЛЬНО ОПЕРЕЖАЕТ ТУРА!»

Труба лениво курилась дымком. Я позвонил. Никакой реакции. В прорези закрепленного у входной двери почтового ящика я разглядел крошечные конверты. Но сам ящик был заперт на замочек.

— Если бы мы узнали, кому эти письма адресованы… — проговорила Джекки.

— Или от кого они. Это меня занимает значительно больше.

Так ничего и не добившись, мы отправились на работу. Весь день я не мог отделаться от мыслей о домике и его загадочных обитателях и чуть не поджарил большой палец на сварочном аппарате. Когда вечером я рассказал об этом Джекки, она ответила, что ее тоже весь рабочий день навязчиво преследовали посторонние мысли.

— Давай плюнем на них, — предложила она в автобусе по пути домой. — Нам ведь ясно дали понять, что не желают с нами общаться, правда?

— Я не потерплю, чтобы в моем доме устанавливали порядки какие-то… какие-то сверчки! Кроме того, мы с тобой просто медленно свихнемся, если не выясним, кто живет в этом доме. Может, мистер Хенчард — колдун, как ты думаешь?

— Он просто чудовище! — с горечью воскликнула Джекки. — Уехал себе и бросил на нас своих эльфов!

Когда мы вернулись домой, в птичьей клетке, вероятно, как обычно, прозвучал неслышный сигнал тревоги, и к тому времени, как мы сорвали с нее покрывало, тихие и едва уловимые звуки уже успели смолкнуть. Сквозь опущенные жалюзи пробивались тоненькие лучики света. В почтовом ящике желтел конверт телеграммы.

Джекки побледнела.

— Это последняя капля, — пробормотала она. — Телеграмма!

— Может, и нет.

— Нет-нет, это телеграмма, я уверена. Умер чей-то дядюшка. Или чья-нибудь тетушка приезжает погостить.

— А объявление о карантине сняли, — заметил я. — Новое повесили. А на нем написано «ОКРАШЕНО».

— Еще бы. Ты ведь им своей ручкой всю дверь испортил.

Я опустил на клетку покрывало, выключил в комнате свет и взял Джекки за руку. Мы стояли и ждали. Через какое-то время раздалось: «Топ-топ-топ», — и сразу же послышался тонкий свист, как будто чайник закипел.

На следующее утро на крошечном крыльце стояли уже двадцать шесть бутылок желтого — ярко-желтого — молока, а рядом с ними лежала газета с броским заголовком: «ЭКСТРЕННЫЙ ВЫПУСК — ТУР СОКРАЩАЕТ ОТСТАВАНИЕ ОТ ФОЦПЫ!» В почтовом ящике лежали письма, но телеграммы уже не было.

Вечером события разворачивались по заведенному порядку. Когда я снял покрывало, домик мгновенно погрузился в зловещую тишину. Мы чувствовали, что за нами настороженно наблюдают через малюсенькие щелки между шторами. Наконец, мы отправились спать, но посреди ночи я встал и попытался еще раз взглянуть на наших загадочных квартирантов. Нельзя, конечно, сказать, что я их видел. Но по всему выходило, что они там устроили развеселую вечеринку, однако тихая музыка и дробный легкий топоток смолкли, как только я приподнял покрывало.

Утром на крылечке стояла бутылка красного молока и лежал свежий номер газеты. Яркий заголовок сообщал: «ЭКСТРЕННЫЙ ВЫПУСК — ФОЦПА УХОДИТ В ОТРЫВ!»

— Вся моя работа идет коту под хвост, — пожаловался я Джекки. — Я не могу сосредоточиться. Только и делаю, что думаю об этом домике!

— Я тоже. Надо как-то узнать, кто там живет, иначе надолго нас не хватит.

Я заглянул под покрывало. Штору на окне задернули с такой силой, что едва не сорвали с карниза.

— Думаешь, они на нас злятся? — спросил я.

— Конечно, — ответила Джекки. — Наверное, мы их до белого каления доводим. Мне так и кажется, что они сидят у себя в комнатках перед окнами, кипят от негодования и думают, когда же мы оставим их в покое. Может, нам так и следует поступить. Пойдем, все равно уже на автобус пора.

Я посмотрел на домик, и домик, как мне показалось, ответил полным раздражения и неприкрытой ненависти взглядом. Ну ладно. Мы поехали на работу.

Мы были уставшими и голодными, когда вечером вернулись домой, но сразу же, даже не раздеваясь, направились в комнату мистера Хенчарда. Тишина. Я включил свет, а Джекки тем временем сняла с клетки кретоновую накидку.

Вдруг она сдавленно вскрикнула. Я бросился к ней, ожидая увидеть маленького зеленого человечка на этом идиотском крылечке… Я был готов ко всему. Однако не заметил ничего необычного. Разве что над трубой не было дыма.

Джекки дрожащим пальцем показывала на парадную дверь. На ней висело крошечное, аккуратно выполненное объявление. Простое, лаконичное и недвусмысленное — «СДАЕТСЯ».

— О! О! О! — только и могла выдавить из себя Джекки.

Я смотрел на домик, разинув рот. Все окна были раскрыты, на них не осталось ни штор, ни ситцевых занавесок. Впервые мы смогли заглянуть в комнаты. Они были совершенно удручающе пусты.

Никакой мебели, абсолютно ничего. Только лишь несколько царапин на полированном паркете пола. На стенах — безупречно чистые обои, очень милые, со вкусом подобранные и разные в каждой комнате. Вероятно, жильцы покидали дом в спешке.

— Они съехали, — пробормотал я.

— Да, — согласилась Джекки. — Они съехали.

Внезапно меня охватило какое-то неприятное ощущение непоправимой пустоты в доме — не в этом кукольном домике в клетке, а в нашем доме. Знаете, так бывает, когда после веселого вечера в шумной компании возвращаешься домой, а там тебя никто не ждет.

Я обнял Джекки и крепко прижал к себе. Ей тоже было паршиво. Кто бы мог подумать, что малюсенькое объявление «СДАЕТСЯ» способно произвести такое убийственное впечатление?

— Что же скажет мистер Хенчард? — жалобно спросила Джекки, глядя на меня огромными от страха глазами.

Мистер Хенчард вернулся двое суток спустя. Мы сидели у камина, когда он вошел в комнату, поставил на пол свой огромный кожаный саквояж и внимательно оглядел нас, попыхивая сигаретой в черном мундштуке.

— Хм, — поздоровался мистер Хенчард.

— Здравствуйте, — тихо отозвался я. — Рады, что вы вернулись.

— Трепло! — буркнул мистер Хенчард и пошел к себе в комнату. Мы с Джекки переглянулись.

Он взревел так, что мы чуть не оглохли. Затем в дверном проеме появилось его перекошенное от ярости лицо.

— Кто вас просил совать туда свой нос?! — возмущенно воскликнул он. — Ведь я же предупреждал…

— Минутку! — перебил я его.

— Я съезжаю! — рявкнул мистер Хенчард. — Немедленно! — Голова его скрылась из виду, дверь захлопнулась, и в замочной скважине повернулся ключ. Мы с Джекки ждали, понурив головы.

Через минуту мистер Хенчард выскочил из комнаты, таща за собой свой неподъемный кожаный саквояж. Не обращая на нас внимания, он молнией пронесся к входной двери. Я попытался задержать его.

— Мистер Хенчард…

— Слышать ничего не желаю!

Джекки потянула его за руку, я схватился за другую. Совместными усилиями мы кое-как заставили его остановиться.

— Подождите, — сказал я. — Вы забыли вашу… э… птичью клетку.

— Это для вас она птичья клетка, — выпалил он. — Руки бы поотрывал! Можете оставить ее себе! Мне потребовалось несколько месяцев, чтобы по всем правилам построить для них этот домик, и еще несколько месяцев, чтобы уговорить их въехать в него! А теперь вы все испортили! Они больше не вернутся!

— Кто? — выдохнула Джекки.

Если бы его взгляд мог воспламенять, мы бы уже давно сгорели.

— Мои квартиранты. Теперь придется начинать все заново… Но уж в следующий раз таких, как вы, я к ним и на пушечный выстрел не подпущу!

— Подождите, — пролепетал я. — Вы кто — в-волшеб-ник?

Мистер Хенчард хмыкнул.

— Просто я хороший мастер. Это все, что нужно. Обращайтесь с ними, как подобает, и они будут обращаться с вами так же. Но, — тут в глазах его сверкнула гордость, — не каждый знает, как правильно построить для них домик!

Казалось, он начал отходить, но мой следующий вопрос снова привел его в бешенство.

— Кто они?! — рявкнул он. — Маленький народец, разумеется. Называйте, как вам больше нравится. Эльфы, феи, гномы, домовые — имен у них хватает. Вот только жить они любят там, где тихо и спокойно, где к ним относятся с уважением, а не суют каждую секунду в окна свои любопытные носы! Смогли бы вы сами жить в такой обстановке? Ничего удивительного, что они съехали. Жаль… Квартплату они вносили вовремя… Впрочем, маленький народец всегда этим отличался, — добавил он.

— Квартплату? — едва слышно переспросила Джекки.

— Удачу, — ответил мистер Хенчард. — Везение. А чем, вы думали, они со мной расплачивались — деньгами, что ли? Теперь придется заново строить домик, чтобы вернуть мою особенную удачу.

Окинув нас хмурым взглядом, он рывком распахнул дверь и вышел из дома. Мы стояли на пороге и смотрели ему вслед. Автобус как раз въезжал на заправку, и мистеру Хенчарду пришлось побежать, чтобы успеть на него.

Успеть-то он успел, но прежде, споткнувшись на бегу, шлепнулся — носом в грязь.

Я молча обнял Джекки.

— Черт, — проговорила она. — Вот он уже и стал неудачником.

— Не неудачником, — поправил я. — Просто обычным человеком. Это когда сдаешь домик эльфам, сразу получаешь большую порцию дополнительных удач.

Мы сидели и молча смотрели друг на друга. Потом, не сговариваясь, встали и пошли в бывшую комнату мистера Хенчарда. Птичья клетка по-прежнему стояла на подоконнике. И домик был в ней. И объявление «СДАЕТСЯ».

— Пойдем к Терри, — предложил я.

У Терри мы засиделись дольше обычного. Глядя на нас со стороны, можно было подумать, что мы боимся возвращаться домой, потому что у нас поселились призраки. Однако в нашем случае все обстояло как раз наоборот. Никаких призраков у нас больше не было. Наш дом был угнетающе, отвратительно, непередаваемо пуст.

В полном молчании мы прошли по улице, поднялись по ступеням и отперли дверь. Сняли пальто и — не знаю, почему — так же молча направились в пустую комнату нашего бывшего квартиранта. Посмотреть в последний раз на домик, наверное. Клетка была накрыта накидкой, как мы ее и оставили, а из-под нее — шурх, клик, тррш! В домик вернулись квартиранты!

Задержав дыхание, мы на цыпочках вышли из комнаты и осторожно прикрыли за собой дверь.

— Все! — сказала Джекки. — Мы больше не будем заглядывать. Мы никогда, ни за что, ни при каких обстоятельствах не посмотрим под эту накидку.

— Никогда! — подтвердил я. — Как ты думаешь…

Мы уловили едва слышимое бормотание, которое в действительности, вероятно, было безудержным пением. Это было просто замечательно. Чем свободнее они будут себя чувствовать, тем дольше у нас задержатся. Довольные, мы отправились спать.

На следующее утро зарядил унылый дождь, но он не мог испортить нашего радостного настроения. Нам казалось, что в окна льется ослепительный солнечный свет. Стоя под душем, я пел в полный голос. Джекки, сменив меня, тоже мурлыкала что-то веселое. Дверь в комнату мистера Хенчарда мы не открывали.

— Может, они любят подольше поспать, — предположил я.

В механическом цеху всегда стоит такой оглушительный грохот, что проезжающая мимо вас тележка, груженная необработанными чугунными болванками, как бы она ни громыхала, едва ли способна обратить на себя внимание. В три часа пополудни один из парней катил такую тележку по проходу в сторону склада, и я не видел и не слышал ее, пока не сошел спиной вперед с платформы своего строгального станка, поглядывая краем глаза за его перемещениями.

Эти громадные строгальные станки обладают колоссальной разрушительной силой. Они представляют собой массивные, залитые бетоном рамы, высотой чуть ниже пояса взрослого человека, по которым взад и вперед скользит по пазам огромное железное чудовище, являющееся рабочей частью станка.

Я шагнул назад с платформы станка, увидел приближающуюся тележку и проворно развернулся на одной ноге, чтобы не столкнуться с ней. Парень, кативший тележку, испугался, что собьет меня, и вильнул в сторону. Чугунные болванки начали вываливаться из тележки, я отскочил назад, потерял равновесие и, ударившись бедром о край рамы, кувыркнулся через голову. Приземлившись, я обнаружил, что прочно застрял в раме, и увидел, как на меня, стремительно увеличиваясь в размерах, надвигается рабочая часть станка. Я даже не успел сообразить, что это последние мгновения моей жизни.

Все закончилось в считанные секунды. Я барахтался в раме, пытаясь выбраться из нее, все кругом орали, станок приближался ко мне с кровожадным скрежетом, а чугунные болванки с гулким стуком прыгали по полу. Вдруг раздался оглушительный треск, сопровождаемый звоном и грохотом разлетающихся на кусочки механизмов. Станок остановился. Сердце у меня екнуло.

Переодевшись, я дождался Джекки, и мы поехали домой. В автобусе я рассказал ей, что случилось в цеху.

— Чистое везение. Или чудо. Одна из этих болванок попала в станок, причем именно в то место, куда было нужно. Станок — вдребезги, а я вот, как видишь, цел и невредим. Наверное, нам надо написать благодарственное письмо нашим… э… квартирантам.

Джекки закивала с фанатичной убежденностью.

— Да, Эдди, они расплачиваются за жилье везением. Как я рада, что они заплатили вперед!

— Разве что я теперь безработный, пока не отремонтируют станок, — заметил я.

Когда мы добрались домой, на улице вовсю бушевала гроза. Из бывшей комнаты мистера Хенчарда доносился такой грохот, на который никогда не были способны жильцы крошечного домика. Ворвавшись в нее, мы обнаружили распахнутое ветром окно. Я быстро закрыл его. Ветер сорвал и кретоновую накидку с клетки. Я поднял ее с пола и расправил, собираясь положить на место. Джекки стояла рядом. Мы взглянули на маленький домик, и мои уже протянутые руки с накидкой замерли на полпути. С входной двери исчезло объявление «СДАЕТСЯ». Из трубы густыми клубами поднимался черный дым. Шторы, как обычно, были плотно задернуты, но изменений хватало.

В воздухе стоял тяжелый запах готовящейся пищи — тушеная говядина и кислая капуста, мелькнула у меня дикая мысль. Не приходилось сомневаться, что источником этих удушливых ароматов был кукольный домик. На прежде всегда безукоризненно чистом крыльце громоздился переполненный мусорный бак, а рядом с ним валялся грязный ящик из-под апельсинов, доверху забитый миниатюрными пивными банками и пустыми бутылками. У двери стояла молочная бутылка с жидкостью ядовито-лилового цвета. Рядом с ней лежала утренняя газета. Судя по внешнему виду, это было совершенно другое издание. Яркие краски ее огромных заголовков определенно указывали на то, что наши жильцы стали выписывать желтую бульварную прессу.

От крыльца к углу дома протянулась веревка, на которую еще не успели вывесить для просушки выстиранное белье.

Я набросил на клетку покрывало и вслед за Джекки выскочил на кухню.

— Боже мой! — выдохнул я.

— Мы должны были попросить у них рекомендательные письма, — пробормотала она. — Это не наши квартиранты!

— Да, это совсем не те квартиранты, что у нас жили, — согласился я. — Точнее, не те, что жили у мистера Хенчарда. Ты видела этот мусорный ящик на крыльце?

— А бельевая веревка? — добавила Джекки. — Такая… такая неряшливая. — Она судорожно сглотнула. — Мистер Хенчард сказал, что они не вернутся.

— Да, но…

Она медленно кивнула, как будто начиная понимать, что происходит.

— Передумали? — предположил я.

— Не знаю. Только мистер Хенчард говорил, что маленький народец любит жить в спокойной и уважительной обстановке. А мы своим отношением вынудили их съехать. Мне кажется, что теперь у этой птичьей клетки — у этого района — плохая репутация. Добропорядочные эльфы здесь больше не поселятся. Теперь это… О господи! теперь это, наверное, что-то вроде трущоб.

— Ты с ума сошла, — проговорил я.

— Совсем нет. Точно, так и есть. Именно об этом и говорил мистер Хенчард. Он сказал, что ему придется строить новый домик. Уважаемые квартиранты не станут селиться в плохом районе. Мы заполучили неряшливых жильцов, только и всего.

Разинув рот, я молча смотрел на нее.

— Угу. Могу поспорить, что на кухне они держат миниатюрную козочку, — хмыкнула Джекки.

— Ну, — сказал я, — этого-то мы не потерпим. Я заставлю их убраться. Я… я налью воды им в трубу. Ну-ка, где чайник?

Джекки схватила меня за руку.

— Нет, ты этого не сделаешь! Мы не можем их выселить, Эдди. Не имеем права. Они заплатили нам вперед, — сказала она.

И тут я вспомнил.

— Станок…

— Именно, — подтвердила Джекки, продолжая крепко держать меня за руку. — Ты бы погиб сегодня, если бы тебе не сопутствовало немножко дополнительной удачи. Может, эти эльфы и неряхи, но за жилье они заплатили.

До меня стало доходить.

— Удача мистера Хенчарда проявлялась несколько иначе. Помнишь, как он столкнул булыжник на лестнице и тот провалился в гнилую ступеньку? Со мной получилось по-другому. Да, я упал на раму, а болванка перелетела через меня и остановила станок, но я теперь буду без работы, пока его не отремонтируют. С мистером Хенчардом не могло случиться ничего подобного.

— Его квартиранты были другого уровня, — сказала Джекки, печально покивав головой. — Если бы мистер Хенчард упал на раму, готова спорить, что просто полетели бы предохранители. У нас неряшливые жильцы, а потому и удача наша неряшливая.

— Ладно, пусть живут, — сказал я. — Лучше уж неряхи, чем совсем никого. Пойдем, что ли, к Терри?

Мы надели плащи и вышли из дома в холодный и сырой вечер. Буря бушевала как никогда. Я забыл взять фонарик, но мне не хотелось возвращаться за ним. Мы пошли вниз по улице, ориентируясь на слабые огоньки ресторана.

Тьма стояла кромешная. Ветер швырял в лицо струи дождя, заставляя щуриться и прятать глаза. Наверное, именно поэтому мы не заметили вовремя автобус, ехавший со светомаскировкой, и спохватились, только когда услышали прямо за спиной натужный рев его двигателя.

Я схватил Джекки за руку и потащил в сторону, но поскользнулся на мокром асфальте и нырнул головой вперед. Почувствовал, как на меня упала Джекки, и в следующее мгновение мы уже валялись в придорожном кювете, слушая, как мимо проезжает автобус.

Выбравшись из канавы и кое-как отряхнувшись, мы побрели к Терри.

— Да… — протянул он, окинув нас заинтересованным взглядом.

— Только что мы чудом избежали смерти, — сказал я.

— Точно, — согласилась Джекки, вытирая рукавом грязь с лица. — Но с мистером Хенчардом никогда не случилось бы ничего подобного.

Терри покачал головой.

— В канаву, что ли, упал, Эдди? И ты тоже? Да, не повезло!

— Не то чтобы не повезло, — тихо ответила Джекки. — Повезло. Но неряшливо. — Она подняла стакан и печально посмотрела на меня. Я поднял свой и чокнулся с ней.

— Ну что, — сказал я, — за удачу?