Гамбит искусного противника

Глава 13. Как я хочу. Амелия

17; Июнь

Я не отдаю себе отчета в том, что делаю. У меня как будто какой-то припадок или агония, и я мечусь точно раненный зверь в клетке, где клетка — Москва. Вся моя одежда насквозь мокрая, но мне так душно, что трудно дышать. Зачем-то покупаю коньяк. «Бахчисарай» — это даже на слух не выглядит, как хорошая идея, а я все равно открываю крышку и пью сколько могу, пока не начинаю кашлять. Вкус просто отвратительный, но я хочу забыть все, что произошло в зале — мне почему-то дико страшно от того, как выглядела мама в те последние пять минут.

Я чувствую, что скоро все изменится, и эти перемены не принесут мне ничего хорошо — одно разочарование и боль. Возможно я уже знаю ответ, но…

«Нет-нет-нет!»

Вместо него я принимаю еще одно неверное решение, снова откручиваю крышку и выпиваю еще адской жидкости, которая сжигает меня изнутри. Я не сомневаюсь, что пожалею об этом, но сейчас мне так гораздо лучше, чем встречаться с глазу на глаз со своими страхами. Я выбираю бежать дальше.

С похмелья утро никогда не бывает приветливым. Пение птиц — раздражает, а солнце и вовсе приносит одну лишь адскую боль. Когда я открываю глаза, весь мой мир крутит так, будто я на самом деле просидела в «Чашках» полгода. Издаю тихий стон, горло саднит, хочется пить, и я вообще не понимаю, где нахожусь — все какое-то странное. Такое ощущение, что я одновременно знаю и не знаю это место. Шкаф. Тумба. Телевизор. Рулонные шторы на окнах, открытая балконная дверь…

«Стоп»

Резко сажусь, но тут же морщусь от выстрела в левом полушарии. Мне требуется почти минута по внутренним ощущениям, чтобы боль отступила, а голова начала немного соображать. И сразу до нее доходит следующее — я полностью голая. Чтобы удостовериться, аккуратно отгибаю атласное, черное одеяло — все так и есть.

— Господи… — издаю тихий писк, конечно уже все прекрасно понимая.

Естественно я знаю это место, столько часов провести в этой комнате и не узнать было бы по меньшей мере глупо, но…

«СТОП!»

До меня внезапно доходит, что, как и много раз до этого, на постели я не одна. Мне снова требуется время, чтобы обернуться и укрепиться в подозрениях, а когда я все же решаюсь, моментально краснею до кончиков пальцев. Алекс действительно здесь. Спит. Я его никогда не видела спящим, и это так странно. Он голый по пояс, в серых спортивках, а на левой руке у него огромный, фиолетовый синяк — мой след от шокера. В миг становится стыдно, и я прикрываю глаза.

«Черт…»

Но даже стыд не может надолго меня сдержать, любопытство берет вверх. Я же действительно никогда не видела его спящим, а так хотелось…Мне ведь этого реально хотелось: проснуться так однажды, а лучше много-много раз, точнее даже "каждый" раз, и я открываю глаза, отдаваясь в руки любопытства.

Он выглядит таким спокойным…Алекс и так несильно напоминает психа. По началу мне вообще казалось, что он всегда абсолютно спокоен и отстранен, но со временем он открылся с другой стороны. Нет, все равно я не назвала бы его нервным или дерганным, но если довести…Это будет взрыв, каких не видел этот мир. Даже сейчас его мерное, спокойное дыхание, расслабленная поза все равно выдают в нем опасность, ведь даже не смотря на то, что тело не напряжено, кубики все равно видны вполне отчетливо. Но это меня не шокируют, я отлично знаю как пристально он следит за своим физическим состоянием, а вот сама его поза…Одна рука закрывает лицо, вторая лежит на моей подушке, будто он меня…

«Обнимал?!»

Я вытаращиваю глаза так сильно, что мне снова простреливает голову, и из груди вырывается тихий скулёж.

«Ну капец…как я здесь вообще оказалась?!»

Вопрос то со звездочкой. Я вообще ничего не помню, а последнее яркое воспоминание в памяти, как я покупаю мерзкий «Бахчисарай».

— Проснулась, алкашка?

От хриплого голоса своей надменной зазнобы я вся деревенею, уставившись перед собой, а еще он странно действует не только на мое тело, но и на мозг, потому что, кажется, я кое что начинаю вспоминать…

Неизвестно во сколько…

Весь мир кружится. Я почти не чувствую рук, да и тело мое сейчас, кажется, легче воздуха. Вроде и иду, а вроде и лечу вовсе. У двери в подъезд роняю ключи. Мне так лень нагибаться, а когда я это все-таки делаю за неимением другого выхода, с первого раза поднять связку кажется вообще непосильной задачей. Кажется это новая версия невыполнимой миссии. Когда мне всё-таки удается схватить колечко, я сталкиваюсь со второй частью этого блокбастера. Теперь главная цель — попасть в кружочек таблеткой. Не знаю сколько вожусь, но успеваю здорово задолбаться и снова думаю все бросить к чертям собачьим. Победная мелодия все таки звучит, хотя я и не поняла, как именно мне удалось этого добиться.

Вваливаюсь в подъезд, как мешок с картошкой. Хорошо, что у нас нет никакой бабушки-консьержки, потому что иначе слухи бы ходили просто сказочные — бабка с нижнего этажа была бы в восторге. Меня же тем временем впереди ждет третья часть моих незатейливых приключений: лестница. Она не очень высокая, ступенек пять, но в таком состоянии это все равно что бесконечность. Я снова преодолеваю свой путь, держась за поручень, и наконец подхожу к лифту.

Ну все. Миссий то было все три, вроде? На этом должен наступить долгожданный хэппи энд в моей теплой постельке, но как бы не так. Я наконец замечаю, что не одна.

— Потрясающая ловкость…

Перевожу взгляд со створок на говорящего и тут же громко цыкаю, закатив глаза. Алекс. Ну конечно же! Он подпер плечом стену, смотрит на меня с ухмылкой, и я не могу определить ничего больше. Ни настроения, ни его намерений — я, если честно, смутно вижу даже очертания его лица.

Разговора конструктивного не получится — понятно сразу. Благо меня спасает лифт, кто бы мог подумать? Створки открываются, я еще раз цыкаю, закатываю глаза и захожу внутрь. Он не отстает. Створки закрываются.

Мы едем молча. Меня еще больше шатает от внезапно накатившей волны опьянения, которая накрывает меня сильнее, чем в самом начале. Я понять не могу почему, но смутно вспоминаю, что дело может быть в смене температуры. Наверно правду говорят, что из тепла в холод и наоборот — не лучшая идея, но какая уж есть. Я прикрываю глаза, чтобы хоть немного спастись от своего состояния в надежде, что меня не будет так кружить, а на деле становится еще хуже. И еще в следующий миг, когда лифт вдруг резко тормозит.

Моя реакция очень замедлилась, и я успеваю только приложить усилия, чтобы посмотреть, что еще случилось, как оказываюсь в капкане. Алекс с силой вжимает меня в стену, а я чувствую легкий отголосок боли в затылке. Щурюсь и тихо мямлю что-то вроде: ай…

— Ну что, сучка? — слышу хриплый голос и чувствую дыхание на своей шее, — Как сходила в гости к миллиардеру?

— Очень неплохо.

Парирую, как мне кажется вполне себе четко, хотя где-то на подсознательном уровне понимаю, что на самом деле у меня дико заплетается язык. Кажется, мои ощущения не врут, потому что Алекс издает смешок, слегка кусает за мочку и шепчет.

— Котенок, да ты в говно? Неужели было настолько хорошо?

— Пусти…

— О нет, ты забыла о том, что я тебе сказал? Ты же не думала, что я шутил?

Горячая ладонь ложиться на бедро, я чувствую не только ее, но и ногти, которыми он царапает кожу, ведя выше, и…тут же вспыхиваю. Алекс почти и не касался меня, а я так сильно его хочу, что внутри все переворачивается, пульсирует, бунтует…я издаю что-то вроде стона, но больше это похоже на скулеж побитой собаки. Алекс отстраняется, берет мое лицо одной рукой, второй продолжая удерживать, заставляет посмотреть на себя. Кажется, он хмурится? Но я точно не могу сказать, у меня все расплывается.

— Что случилось, котенок?

— Все кружится…

— Что ты пила?

— Коньяк. И шампанское.

— В такой последовательности?

«Что?!» — хмурюсь, Алекс слегка трясет мое лицо, чтобы я сфокусировалась, что-то еще говорит, но я вдруг…тихо шепчу.

— Это моя вина…

— Что? — Алекс не понимает, теперь я точно вижу, что хмурится, но мне уже плевать.

Меня вдруг накрывает другая волна. Не головокружения, нет, и даже не тошнота. Мне очень больно, а еще очень страшно…

— Мне страшно…

— Тебе нечего бояться.

— Есть чего, ты не понимаешь…

— Объясни.

— Не могу…

— Можешь.

— Это моя вина…моя…Я во всем виновата…То, что случилось — это моя вина…и только моя. Лиля была права, — задыхаюсь, вываливая все, что во мне лежало годами, — Если бы не я, все было бы хорошо…Я виновата…дурацкий мяч, дерьмовая коллекция…Я хотела его купить, очень сильно хотела, а мамы не было дома. Роза была…

— Кто такая Роза?

— …Она…ей пришлось…я не успокаивалась и ей пришлось…а если бы я сидела дома…Я во всем виновата. Лучше бы это была я…

Больше нет сил что-то говорить, а точнее закончился воздух. Меня трясет, слезы катятся так быстро, что я не успеваю их вытирать ледяными пальцами. Истерика забирает способность дышать, и все, что мне удается, хрипеть. Алекс берет мое лицо в ладони почти бережно, а потом вдруг крепко обнимает, буквально вжимая в свою грудь.

— Успокойся, хорошо? Просто дыши. Ды-ши.

Я пытаюсь подчинится по привычке, но все расползается, а меня будто и вовсе утягивает в какую-то зияющую дыру…

Сейчас

Последнее, что я помню, как начинаю трепыхаться и рыдать прямо в голос, а потом пустота.

«Твою. Мать…»

Выругиваюсь смачнее следом, а потом вздрагиваю. Моей лопатки касаются горячие губы, а за реакцию получаю хриплый смех.

— И ты еще будешь спрашивать почему ты котенок?

— Скорее спрошу почему я голая?

— Я тебя раздел.

«Спасибо, кэп!»

— Зачем? — не отступаю, вызывая очередной смешок.

— Потому что не смог устоять?

— То есть ты воспользовался моим положением?

— А ты не помнишь? В следующий раз не мешай коньяк с шампанским, милая.

— Спасибо за совет, учту.

— Пользуйся.

Алекс проводит губами по коже, вызывая бурную стаю мурашек, а сам притягивает к себе ближе, лишая меня способности думать. Рядом с ним мне вообще всегда сложно думать, особенно когда я нахожусь в этой постели, а от него пахнет…им.

«Твою. Мать!!!»

— Мне надо в душ!

Ловко и быстро для своего бедственного положения я вскакиваю с кровати, утягивая за собой одеяло. Алекс никак не комментирует, но я знаю, даже не глядя на него, что он улыбается.

«Нет, не стану смотреть! Я слишком уязвима, потому что, кажется, еще пьяна…»

Четко обозначив себе свои позиции, я иду не оборачиваясь к двери, а когда открываю ее, аккуратно высовываю нос. Не знаю сколько времени, но, кажется, еще совсем рано, а в квартире стоит глухая тишина, и это не может не радовать. Объясняться с Кристиной и стоять под ухмылкой Арая, как под прожектором, мне сейчас ну вообще не упало, вот только…

— А где моя одежда? — шепчу, все таки бросив короткий взгляд на Алекса, который так и лежит на кровати лицом там, где я только что сидела.

И черт. Ну вот как чувствовала, нельзя на него смотреть! Он такой милый — загляденье. Улыбается так тепло, изучает меня, но молчит, а когда я дергаю головой, нервничая и как бы намекая на «хочу-получить-ответ-сейчас-а-не-играть-в-гляделки», он смеется.

«Дебильный смех! Дебильный Алекс! Дебильный секс!!!»

— Ну?!

— Не нервничай так, котенок, весь дом перебудишь своими криками.

— Ты ответишь на мой вопрос или будешь раздавать советы?!

— Она была мокрая.

— И это по-твоему ответ?!

— Другого у меня нет.

«Мудак!!!»

Я знаю, что он специально. Издевается надо мной, а может чего еще задумал?!

«К нему точно подходить не буду, слишком уж игривое у него настроение! Не к добру это!» — и тогда я осматриваюсь.

Сразу нахожу спасение в виде его футболки у телика, к которой подхожу, по-хозяйски беру и, отвернувшись, быстренько расправляю, ловя в спину очередной смешок.

— Это моя футболка.

— Моя честь стоит дороже.

— Твоя честь осталась при тебе. Сегодня ночью точно.

— Заткнись, а…

Бормочу под нос, заканчивая переодевания "на бис", скидываю одеяло и снова иду к двери на полу-пальчиках. В квартире все еще тихо, и это сродни манне небесной — все, кажется, налаживается. Да и я могу вдохнуть свободно, закрыв за собой дверь в территорию Х.

Душ мне действительно просто необходим. Волосы все какие-то сосульчатые, неприятные — так бывает если неудачно заснуть с невысушенной головой, и я вспоминаю, что вчера действительно круто так промокла.

«Дождь же шел, даже ливень, надеюсь, что не заболею…»

Делаю воду погорячее, упираясь в стену руками, встаю под безжалостные капли. Недавно мы поменяли обычную лейку на новомодный «тропический душ» — и это было просто сказочно прекрасное событие. Вообще это сделал Алекс. Он такое любит, а я такое видела только на картинках. Пока мама была «жива» мы часто ездили в Европу, да и с деньгами у нас проблем никогда не было, так как мой отец не бедный человек, да и сама мама имела неплохое состоянии, но тогда таких леек отродясь не было. Нет, может они и были, но точно не занимали место в топе, а может просто их не было в тех гостиницах, где мы останавливались? Это уже вопрос риторический.

Провожу рукой по шее. Я дико напряжена не только из-за того, что устроила вчера, но и…

«Боже, о чем я думаю…»

Да о том самом.

Его губы оставили на мне много огненных следов, а сегодняшний утренний будто активизировал их все разом! Это вообще ненормально! Я как наркоманка, которая только-только завязала, а потом с дуру вляпалась в очередную компанию с уклоном, но сбежала в самый сладкий момент. Теперь жалею. Я ведь действительно жалею, что не осталась с ним, и до слез обидно…

Дверь открывается, и понимаю я это лишь по внезапному холодку по ногам, поэтому быстро стираю эти самые слезы и смотрю в сторону.

— Крис? Это ты?

— Почти.

Снова таращусь, но головная боль утекла вместе с вчерашним позором в слив, и теперь здесь только я. И он. Алекс издает смешок, а потом берет что-то с полки, буднично добавляя:

— Не волнуйся, котенок. Я уже много раз видел тебя голой. Кстати, ты знала, что в ванной есть защелка?

Конечно я это знала, козел! Просто однажды я застряла в этой самой ванне из-за этой самой защелки, и ее так никто и не починил, хотя здесь живут уже почти год двое здоровых мужиков. Похоже они об инструментах только в теории слышали…

— Или ты специально? — уже тише парирует сам себе, на что я показываю ему средний палец, но продолжаю молчать, а он улыбаться, — Тут так освещение расположено, что тень видно с обратной стороны, знаешь об этом?

— И?

— Аккуратней с жестикуляцией, котенок. Я еще не забыл три твоих вчерашний страйка.

— Тогда добавь еще один! — повторяю жест и уже громче возмущаюсь, — Какого хрена ты вообще приперся?! Выйди!

В ответ мне прилетело молчаливое «тоже самое». Конечно тени я не видела, зато видела очертания его лапищи, которую он прижал к хлюпенькой шторке, а потом включил электрическую щетку, как бы говоря: разговор окончен.

Ну и хрен с ним!

Я закатываю глаза и выдавливаю гель на свою мочалку-медвежонка, а когда уже собираюсь смывать, он заканчивает и свои процедуры. Тут то я и радуюсь: наконец-то свалит, а я смогу спокойно…кхм, продолжить, но вместо этого слышу, как срабатывает защелка. Застываю. Обдумываю, а потом выпаливаю, как на духу:

— Ты закрыл дверь?!

— Именно так, котенок.

— Зачем?!

— Решил показать, как это делается.

— Очень смешно. Выйди наконец и…

Но я не успеваю договорить, так как шторка резко отъезжает, и это настолько неожиданно, что я взвизгиваю, неудачно отступаю, поскальзываюсь и съезжаю по стенке. Вся эта мизансцена вызывает единственную, наверно, разумную реакцию — смех. Алекс ржет, откинув голову назад, а сам стоит полностью готовый к тому, о чем я мечтала еще каких-то пятнадцать минут назад.

«Твою. Мать!!!»

Мне не хватает духу возмутиться, вместо того, я тупо пялюсь на его член, хлопаю глазами, а он только рад! Весь из себя горделивый, облизанный моим же взглядом и с самооценкой уровня Бог, Алекс переступает бортик ванной, а потом протягивает мне руку так, будто ничего такого не происходит. И это бесит! Я наконец прихожу в себя, смотрю на него волком, но в ответ получаю привычное закатывание глаз, после которого следует такое же привычное «будет так, как я хочу». Алекс берет меня под руку и тянет, чтобы я встала, а когда это происходит…делает кое что неожиданное. Он осматривает меня на предмет ушибов, за чем я наблюдаю чуть не с упавшей на дно ванны челюстью. Это действительно очень неожиданно — он будто за меня…волнуется?! Опять что ли глючит?!

Но вместо едкого комментария, из меня идет другой…ответный.

— Было очень больно? — указываю глазами на синяк, и он усмехается, упирает руку в стену, вынуждая и меня к ней припасть, и лишь после этого шепчет.

— Ты за меня волнуешься, котенок?

— Понятно. Не хочешь, не отвечай, мне то…

— Прилично, — перебивает, не отводя своих серых глаз от моих, — Но это не самое страшное, что со мной случалось.

Мы молчим, пока капли безжалостно бьют сверху. Забавно получается, что он невольно закрывает меня от них, принимая на себя весь удар, а я вижу в этом какой-то символизм…будто он делает это намерено. И это подкупает, черт возьми, но лишь на миг. Я одергиваю себя, складываю руки на груди и хмурюсь:

— Какого хрена ты творишь?

— То, что хочу.

Больше говорить он не собирается. Алекс по-хозяйски кладет руку мне на щеку и притягивает к себе, впиваясь горячим, страстным поцелуем. Так получается, что каждый раз, когда он меня целует — я чувствую тоже самое, что чувствовала в первый раз. Целая буря эмоций, которая распаляет меня быстрее, чем если облить что-то керосином, и я себя больше не контролирую. Меня как нарывает гормональная волна, которая отделяет разум толстым стеклом, в которое сколько не бейся — не пробьешь.

Я хочу его.

Я так сильно его хочу, что меня изнутри разрывает. Я просто физически не могу оттолкнуть Алекса, который это прекрасно знает. Он прижимается ко мне всем телом, вдавливая в стену сильнее, а его эрекция настолько сильная, что, как бы смешно не звучало, точно оставит мне синяк. Но мне плевать. Я прикусываю его губу сильно, потому что злюсь, а он принимает это, подыгрывает, кусая в ответ. Мне не больно, это настолько приятно, что у меня подгибаются коленки, и я обязательно снова прочесала бы холодное дно задницей, если бы его сильные руки не подхватили бы вовремя.

Он всегда подхватывает. Я не боюсь упасть рядом с ним, а одновременно с этим боюсь. Это так странно, логике вообще не поддается — нам очевидно сложно общаться, но что касается секса, все настолько классно будто у нас один мозг на двоих. Иными словами в постеле я доверяю ему полностью, а в жизни не доверяю совсем. После Верочки мне сложно не ждать от него ножа в спину…

А воспоминания то имеют свойства отрезвлять. Я чувствую, как он упирается в меня, и так хочу ощутить его полностью, но все равно даю заднюю. Отстраняюсь, задыхаясь, смотрю пьяно в его пьяные и, сбиваясь с ритма нормальной речи, выдыхаю.

— Подожди…подожди, стой…

— Замолчи.

— Алекс, это неправильно, стой…

— Амелия, — твердо взяв меня за подбородок, он велит коротко, — Замолчи.

И я замолкаю.

А через миг все мое тело пронзает знакомая до боли наполненность, смешанная из щепотки боли и безграничного наслаждения.

Алекс буквально рычит мне в висок, будто сам соскучился именно по мне, и эта мысль сносит все грани разумного. Я впиваюсь ему в спину ногтями, издаю стон, выгибаю спину, чтобы быть ближе. Хочу чувствовать его глубже, и Алекс читает это желание, будто оно написано печатным шрифтом у меня на лбу. Целует меня. Боже, как он целует меня…Не сдерживаясь, страстно, сильно, всепоглощающе. Он двигает бедрами быстро, а потом вдруг медленно, и я рассыпаюсь на молекулы, как мой самый любимый, новогодний салют. Есть ведь много их видов, а мне всегда больше всех нравился тот, что летит кометой, взрывается и опадает тысячами прекрасных огоньков.

Каждый из этих огоньков — это я. Каждая комета — это я. Каждый взрыв — это я. В его руках все — это я.

— Сильнее… — выдыхаю еле слышное, но он меня слышит.

Алекс входит в меня сильнее, рычит, сжимая в своих объятиях, стонет, и мне так хорошо…Клянусь, каждое мгновение, что он во мне — правильное. Оно лучшее. Плевать, что будет потом, просто я знаю, что так хорошо мне не будет больше не с кем. Возможно это моя наивность говорит, моя неопытность, а все равно это стойкое чувство «только-с-ним» не покидает ни на секунду.

Такое бывает только раз в жизни.

Это страшно, но, кажется, Алекс — мое «раз в жизни».

— Ты сделал это без защиты…

Когда я наконец могу говорить, сидя на дне ванной сверху и утыкаясь в его плечо, я говорю. Алекс, откинувшийся на стену с закрытыми глазами, только улыбается. Я это кожей чувствую, хотя снова не вижу его лица, зато могу убедиться в том, как хорошо я его знаю. И я убеждаюсь. Нехотя отстраняясь, смотрю на эту наглую, довольную рожу и цыкаю, слегка щипая за руку.

— Издеваешься?!

— Я не кончал в тебя, успокойся.

— Но мог бы!

— Мог бы, но не кончил, — наконец он открывает глаза, кладет руки мне на бедра и двигает ближе к себе, — Не порти момент, котенок.

— Этого вообще не должно было повториться.

— И повторилось.

— В последний раз.

— А-га…

Я открываю рот, чтобы поставить его и это его «а-га» на место, но тут в дверь стучат. Рефлекторно я закрываюсь руками и испуганно оборачиваюсь, что веселит моего личного Чеширского кота. Об этом я быстро забываю, когда слышу Крис с той стороны двери:

— Амелия? Ты там?

— Да-а… — неловко протягиваю, краснея, Алекс же никак не может угомониться.

Он снова издает смешок, но на этот раз я зажимаю ему рот ладонью и добавляю.

— Ты что-то хотела?

— Эм…тут такое дело…К тебе пришли.

«Что?!»

— …Мужчина.

«Опять что ли?!»

— Говорит, что вы…эм… знакомы, но…

— Рыбка моя!

О, этот громовой бас я узнаю из тысячи. Обреченно выдохнув, опускаю голову и также обречено мотаю головой, а говорящий продолжает.

— Вылезай, это не поможет! Я купил кефир, буду делать антипохмельные оладья по семейному рецепту! Давай, мой маленький цветочек, не заставляй меня долго ждать! А то…

— Сейчас иду! — злобно рявкаю от раздражения ко всем этим «сопливостям», получаю смех и вновь закатываю глаза.

Но расслабляюсь. Шаги нашего «гостя» уводят его на кухню, и я могу убрать руку, коротко бросив взгляд на Алекса. Тот приподнял брови, ожидая объяснения, но я лишь коротко мотаю головой.

— Без комментариев.

— Что так, мой маленький цветочек?

Слегка пинаю его, но больше не смотрю, вместо того вылезаю и заворачиваюсь в полотенце. Алекс собирается проделать тоже самое, и тут то я фокусируюсь на нем, уперев ладони в широкую грудь.

— Пожалуйста, только не сейчас.

— В смысле? — усмехается, но у самого глаза вспыхивают, и я, опасливо взглянув себе за спину, придвигаюсь ближе и шепчу.

— Пожалуйста, побудь тут. Выйдешь минут через двадцать после меня.

— С чего вдруг?

— Потому что я тебя прошу.

Алекс щурится, ему не нравится происходящее, и он дает это понять, складывая руки на груди и смотря на меня прямо и бескомпромиссно. Я понимаю без слов, он не станет делать так, как я прошу, из принципа, и тогда мне ничего не остается, как пояснить.

— Он воспитал меня, и если узнает о тебе и о том, что нас связывает…Я не хочу его разочаровывать, понимаешь?

— Очень приятно, милая, — цедит сквозь зубы, правда я не оцениваю жест.

Наклонив голову на бок, смотрю на него пару мгновений, после которых говорю чистую правду.

— Я не хочу, чтобы человек, который меня воспитал знал, что я — шлюха. Можно оставить эту жемчужину между нами?!

— По-твоему ты шлюха? Так ты это видишь?

— А как мне это видеть? Трахаюсь с тобой по щелчку пальцев, как дешевка. Оставим эту информацию для жителей этой квартиры! Хотя бы раз можно все будет не так "как хочешь ты"?!

Больше не вижу смысла говорить о чем-то и выхожу. Я его все равно не смогу заставить, мне остается лишь надеяться на что-то человеческое в нем самом.