Гарнитур из электрических стульев

Дашу беспокоило не столько его отсутствие, сколько неоправданный риск, которому он себя подвергал. Действительно, он рвался всегда быть первым и азартно лез на самые сложные участки. Ребята из байдарочного похода рассказывали, что он один из всех прошел страшенные пороги, они же просто не решились, потому что накануне в этом месте разбились две лодки. Хорошо, что людей сумели спасти. Сергей же всегда выходил целым и невредимым из любой передряги.

«Ты не понимаешь, — посмеивался муж, когда Даша пыталась его образумить, — в этом-то и заключается самое интересное…»

Глаза его при этом блестели, сам он был похож на пантеру перед прыжком.

«Это не может продолжаться бесконечно долго, нельзя безнаказанно искушать судьбу!» — крикнула как-то Даша и осеклась под его острым, как нож, взглядом.

«Не каркай! — почти с ненавистью процедил муж. — Все равно я не смогу сидеть возле твоей юбки, я просто запью… или выброшусь из окна».

И Даша поняла, что непрерывная игра со смертью для ее мужа — это тот же наркотик, он просто не может по-другому жить. Она не могла с этим смириться и понимала, что беда не заставит себя ждать. И ругала себя за такие мысли — нехорошо каркать, это притянет несчастье.

Он появлялся в доме — веселый и довольный, с такими же веселыми и возбужденными приятелями, и однажды привел Игоря, представив его как старого школьного друга.

Даша очень удивилась их давней дружбе, потому что они были очень несхожими, как внешне, так и по характеру.

Игорь был спокойным, серьезным, немногословным человеком. Он появлялся у них в доме редко, потому что много работал. Но постепенно Даша привязалась к нему. Он стал в доме своим человеком и даже помогал ей по мелочам. Он возил их с Митькой к врачу, потому что мужу было вечно некогда, он привозил Даше с рынка продукты, он встречал их летом на вокзале, потому что муж окончательно добил свои старые «Жигули», а Даша и до этого боялась на них ездить.

Понемногу жизнь входила в колею. Даша занималась ребенком, а потом отдала Митьку в садик и устроилась на работу. Денег в семье катастрофически не хватало, потому что Сергей зарабатывал мало и нерегулярно — ему скучно было сидеть на одном месте и делать карьеру.

«Разумеется, куда интереснее дергать смерть за усы!» — сказала как-то Даша, не выдержав.

Он посмотрел так, что Даша поняла: это как-то должно кончиться, такая жизнь не может продолжаться вечно. Она думала, что муж ее бросит и ей останется только приложить максимум усилий, чтобы вырвать его из своего сердца, но он не уходил.

И однажды поздней осенью они с компанией шли на яхте по Финскому заливу. Была буря, яхта перевернулась и затонула, их выбросило на крошечный островок. Спасатели появились лишь под утро, когда стало светло. От долгого болтания в ледяной воде у одного члена экипажа не выдержало сердце, а все остальные заболели. Двое полгода мучились жесточайшим воспалением легких, один на всю жизнь получил ревматизм, Сергей отделался легкой простудой.

«Началось!» — поняла Даша, ведь раньше в таких случаях яхта, где в экипаже был ее муж, спокойно преодолевала все преграды и целехонькой приходила в порт. Очевидно, его ангелу-хранителю надоело присматривать за человеком, который сам вызывает на себя опасность.

Та ночь, когда она ждала возвращения яхты, была самой страшной в ее жизни. Она не спала, сидела возле телефона, прикрыв его подушкой, чтобы звонки не разбудили Митьку. Но телефон не звонил, и Даша сама наутро позвонила Игорю, просила его выяснить насчет спасателей. И когда Игорь сообщил, что из экипажа спасли только четверых, Даша замерла: все, конец! Но погиб другой, и ей было ужасно стыдно радоваться чужой смерти.

Сергея же это происшествие ничему не научило. Он самодовольно заявлял, что он заговоренный и с ним никогда ничего не случится. Даша молчала, доказывать что-то было бесполезно. Она знала в душе, что судьба вскоре докажет ему, как он не прав.

Долгими вечерами Даша ждала, что зазвонит телефон и незнакомый голос скажет, что муж ее в больнице в тяжелом состоянии, или предложит мужаться и сообщит, что все кончено.

Это случилось на следующее лето. Сергей по просьбе друга перегонял машину от границы. Шел жуткий проливной дождь, в тот год вообще было дождливое лето. Сергей не стал пережидать, он ехал ночью по пустынному шоссе с огромной скоростью. Откуда-то вынырнул грузовик, машина перевернулась. Даше сказали, что все кончилось мгновенно.

Она отреагировала на сообщение почти спокойно — слишком долго рисовала в уме страшные картины.

Однако это спокойствие было обманчивым. Вечером того же дня Даша вышла в магазин за продуктами и на улице потеряла сознание. Пришла в себя ненадолго в больничной палате и, увидев рядом знакомое и обеспокоенное лицо Игоря, снова провалилась в забытье.

Больше двух недель она провела в этом странном состоянии, балансируя между явью и беспамятством, и каждый раз, приходя в себя, видела рядом Игоря.

В один из моментов просветления Даша, с трудом разлепив пересохшие губы, спросила, где Митька.

— Не волнуйся, — тихо ответил Игорь, — за ним приехала твоя мама.

Даша снова провалилась в странное беспамятство. Ей виделись бесконечные темные коридоры, лестницы, пыльные стеллажи, на которых вперемешку стояли книги на непонятных языках и лекарства от несуществующих болезней. Даша шла по этим коридорам, открывала бесчисленные двери — где-то там должен быть ее муж, но кто ее муж, она не помнила. Наконец, открыв очередную дверь, она увидела стоящего к ней спиной мужчину. Мужчина медленно поворачивался к ней. Вот сейчас, сейчас она увидит его лицо…

Даша пришла в себя и увидела склоненное над ней усталое лицо Игоря.

На третьей неделе болезнь понемногу отступила. Даша окончательно пришла в себя, только сны ее оставались тяжелыми и больными. Игорь перевез ее домой, но навещал каждый день, он не позволял Даше выходить на улицу, приносил ей все необходимое. Она чувствовала себя уже неплохо, и домашний арест, под которым держал ее Игорь, постепенно начал ее тяготить. Она хотела выходить из дома, говорила, что чувствует себя уже совершенно нормально и прогулка была бы ей только полезна, но Игорь смотрел на нее как на непослушного ребенка и отвечал, что знает лучше, что ей полезно, а что вредно.

О смерти ее мужа они никогда не говорили, и только гораздо позже Даша узнала, где похоронили то, что от него осталось.

Она вообще не могла думать и вспоминать. От этого сердце сдавливало тяжелой болью, Даша начинала плакать, сначала тихо, потом все сильнее, потом уже не могла остановиться, а затем начиналась истерика, из которой ее мог вывести только доктор с помощью укола.

Когда она не думала о прошлом, то была относительно спокойна.

Игорь нянчился с ней, как с маленьким ребенком, и чуть ли не кормил с ложки.

— Перестань, — часто повторяла она, — я уже совершенно здорова!

Но он не хотел ее слушать, смотрел как на неразумное дитя и вел себя по-прежнему.

Однажды вечером в сумерках они молча сидели рядом на диване, не зажигая света, и Даша вдруг почувствовала, что молчание Игоря сделалось каким-то напряженным, наполненным электричеством, как воздух перед грозой. Она потянулась к выключателю, чтобы зажечь свет и прервать это ненужное ей напряженное молчание, но Игорь прошептал:

— Не надо! — и перехватил ее протянувшуюся к выключателю руку.

Его рука была необычайно горячей и чуть заметно дрожала. Игорь повернулся к ней, и Даша увидела в полутьме странный горячечный блеск его глаз. Она хотела отстраниться, но Игорь притянул ее к себе и горячим сухим ртом запечатал ее губы.

Даша все еще пыталась вырваться из его рук, но он все сжимал, сжимал ее тело сильными горячими руками.

В какой-то момент она забыла, кто обнимает ее. Ей показалось, что это вернулся муж, и она испугалась, но потом вспомнила все, вспомнила, как заботлив и внимателен был Игорь, и, хотя ей совершенно ничего не хотелось, она сделала над собой усилие, думая, что этим сможет отблагодарить его…

Потом она снова перепутала его с умершим мужем.

Спустя час она лежала рядом с ним в темноте и думала, что совершенно не знает его, что они — чужие в общем-то люди и что за все в этой жизни приходится платить собой.

На следующий день Игорь сделал ей предложение. Она не хотела соглашаться, но он, как всегда, лучше знал, что ей нужно. Даша сказала, что это, в конце концов, неприлично — выходить замуж через месяц после смерти мужа. Игорь ответил, что со свадьбой они могут подождать, но переехал к ней уже через неделю.

Понемногу она привыкла и научилась ценить то новое, что появилось в ее жизни вместе с Игорем, покой. Покой, которого не было и не могло быть с Сергеем. Игорь выглядел надежным, как скала, при нем с Дашей ничего не могло случиться. Даша как бы заснула, намеренно ограничив свой мир детской и кухней. Еще — магазины и общение с такими же, как она, молодыми мамами. Игорь такой ее образ жизни только приветствовал.

Даша проснулась, когда солнце уже заглядывало в окошко Митькиной комнаты. Хоть она много думала накануне и заснула поздно, спала крепко и без сновидений. Она взглянула на маленький Митькин будильник в виде черепашки-ниндзя, он показывал пять минут десятого. Очевидно, Игорь уже ушел на работу. Ну и ладно, Даше совершенно не хотелось встречаться с мужем, ей нужно привести себя в порядок. Она вспомнила вчерашний поход с Леонидом в гараж и расстроилась. Потому что надежда на возвращение заветной шкатулки сошла на нет. И что за странная история с первыми взломщиками? Об этом знает только муж, но он не желает с ней разговаривать.

Даша сердито вскочила с кровати и вышла в прихожую. Из ванной раздавался шум льющейся воды. Ах, вот как, муж, оказывается, еще дома! А как же его распорядок, ведь за два года, что они женаты, Игорь ни разу не вышел из дома после восьми… Но теперь все изменилось, может быть, он вообще ушел с той работы? А она даже не знает, что это была за работа, как-то раньше не приходило в голову поинтересоваться. И чем теперь занимается Игорь… он не сказал, только намекнул, что это опасно, что ей, Даше, лучше ничего не знать. Но очень возможно, что он врет, в последнее время она неоднократно ловила его на вранье. Ладно, сделаем вид, что ничего не случилось.

Услышав, как скрипнула дверь ванной, Даша скрылась у себя в комнате. Игорь раздраженно ходил по квартире, очевидно, что-то искал — рубашку или белье. Хотя что его искать — все аккуратно сложено в шкафу. Но женатый мужчина, да не просто женатый, а с неработающей женой, понемногу утрачивает хозяйственную самостоятельность. Ему все надо сунуть под нос — глаженую рубашку, гель после бритья, чашку горячего кофе, газету…

Обойдется, решила Даша, сам все найдет.

Судя по звукам, муж скрылся в спальне, и Даша просочилась в ванную. Она включила душ, разделась и, пошарив в шкафчике, сообразила, что кончился гель. Ну да, вчера она купила в магазине новый флакон, но забыла оставить его в ванной. Где же он может быть? Даша осторожно приоткрыла дверь, босиком проскочила в кухню и нашла новый гель в кухонном шкафчике. Что-то она стала в последнее время рассеянной, ничего не кладет на место… Даша хотела было вернуться в ванную, чтобы Игорь ее не заметил. Не то чтобы она его боялась, просто отчего-то не хотела показываться ему в голом виде. И тут ее внимание привлек тренькающий телефон. У них было два аппарата: один в гостиной, а другой — на кухне, потому что Даша не слышала звонка из гостиной, находясь у плиты. Игорь звонил по телефону. Ни секунды не колеблясь, Даша одним прыжком приблизилась к аппарату и успела схватить трубку как раз в тот момент, когда на том конце ответили, таким образом муж не заметил щелчка.

— Туристическое агентство «Ингрид», — пропел на том конце дежурный голос.

— Скажите, а Лиза Бачанова вернулась? — спросил Игорь каким-то не своим голосом, и Даша поняла, что он очень нервничает.

— Вернулась, но на работе ее пока нет… хотя… кто ее спрашивает?

— Селезнев, скажите, что Селезнев!

— Ах, это вы… — протянула девица, — я сейчас узнаю.

И через минуту в трубке раздался строгий женский голос:

— Бачанова слушает.

— Это я, — произнес Игорь сдавленно, — это я, слышишь?

— Слышу, — спокойно отозвалась она, — что ты хочешь мне сказать?

— Мне срочно нужно с тобой поговорить! — Игорь повысил голос. — Дело первостепенной важности…

— Дорогой, я только что вернулась… — протянула она, — дел накопилось невпроворот… нельзя ли это сделать попозже?..

— Дело не терпит отлагательств! — Игорь почти кричал.

— Ну-ну, промедление смерти подобно, — насмешливо сказала она. — Ну хорошо, приходи в бистро, заодно и перекусим.

— В обед? — уточнил Игорь. — Так поздно?

— К сожалению, больше ничего не могу для тебя сделать, — холодно ответила его собеседница.

В трубке раздались гудки, Даша подождала, пока Игорь положит трубку, и бросила на рычаг свою, после чего стрелой метнулась в ванную, моля бога, чтобы он ничего не заметил. Потом она долго стояла под теплыми струями, стараясь унять сердцебиение. Первый раз в жизни она подслушивала. Даже в детстве Даша никогда этим не занималась.

«Ну и пусть, — рассерженно думала она. — Игорь многое от меня скрывает, я должна узнать, что именно».

Завернувшись в полотенце, она вышла из ванной, убедилась, что муж ушел, и нажала на телефоне в гостиной кнопку повтора номера.

— Туристическое агентство «Ингрид»! — снова пропел дежурный голос.

— Девушка, милая, какие у вас есть ближайшие путевки в Париж? — заговорила Даша быстро и нервно. — Мне срочно нужно…

Девушка отвлеклась ненадолго, а потом назвала сроки и цену. Даша нарочно выбрала Париж — уж туда-то во всяком агентстве, хоть самом захудалом, путевки найдутся!

— Ой, как хорошо, это мне подходит! — обрадовалась Даша. — Когда можно заехать?

— Да хоть сейчас! — приветливо ответила девица.

— Минутку… — Даша пошуршала листочками, — я прикину свое время… могу днем… а у вас обеда нету?

— Ну… — девица слегка замялась, — вообще-то нету, но приезжайте после двух, тогда точно все на месте будут.

«Все понятно, — подумала Даша, — официально обеда нет, но они ходят на ленч в ближайшее бистро с часу до двух».

— Да, еще адрес ваш напомните! — обратилась она к девице.

Агентство располагалось в центре на улице Рубинштейна.

Времени на подготовку было не очень много. Даша выпила чашку кофе и уселась в спальне перед зеркалом. Нужно было что-то сделать с лицом. За последнее время она редко делала настоящий макияж — так, немножко подкрашивала ресницы и губы, а летом обходилась и без этого. Они с Игорем нигде не бывали — ни в гостях, ни тем более в ресторане. В театр она ходила с Митькой на утренние спектакли, а больше ей никуда не хотелось. Подруг у нее не осталось. Сначала девчонки жутко завидовали, что она вышла замуж за Сергея, потом Даша сама отстранилась от них, когда у нее с Сергеем стало все плохо. Она не хотела, чтобы кто-то смотрел на нее с сочувствием, скрывая в глубине души злорадство. А потом, живя с Игорем, Даша никого не пускала в свою жизнь. Нет, друзей Игоря она, разумеется, приняла бы если не с радостью, то приветливо. Но муж, если и имел друзей, встречался с ними вне дома. «Неужели он стыдился меня?» — неожиданно подумала Даша.

Она внимательно вгляделась в свое отражение. Уже появились морщинки вокруг глаз, а сегодня, после бессонной ночи, еще и синяки. Нужно заняться своим лицом, маски, что ли, накладывать, протирать соком лимона.

Только ей сейчас до масок, одернула себя Даша, муж завел другую и вообще, кажется, ввязался в какой-то криминал, а она будет маски накладывать!

Но тем не менее она тщательно накрасилась и уложила волосы, распустив их по плечам. Конечно, такой тяжелой волны, как раньше, не получилось. Но, чисто вымытые, они блестели и лежали волосок к волоску.

На улице сегодня будет достаточно тепло для северного лета. Даша достала из шкафа хлопчатобумажные серые брюки и задумалась: что бы к ним надеть? Она собирается следить за собственным мужем (при этой мысли в душе даже не шевельнулось раскаяние), и нужно, чтобы он ее не узнал. В Дашины намерения не входит устраивать скандал в общественном месте. Что конкретно входит в ее намерения, она пока решила не уточнять. Откровенно говоря, сама не очень хорошо это представляла. Хотелось посмотреть на пассию Игоря, как всякой жене, ей было обидно… И еще ей нужно наконец понять, что Игорь за человек, потому что выяснилось, что за два года она совершенно не смогла узнать собственного мужа.

«В этом виновата только я сама, — решила Даша, — если на то пошло, не нужно было так скоропалительно выходить за него замуж».

Но ведь на этом настаивал он сам. Зачем ему так нужно было жениться на Даше? Не из-за квартиры же, в самом деле?

Даша даже фыркнула. Действительно, Игорь переехал к ней сразу же. Своей жилплощади у него считай что не было — он жил с матерью и сестрой, сестра собралась замуж… Даша не очень-то интересовалась его родственниками.

Родители Сергея прилетели из Европы на похороны сына. Свекровь навестила Дашу в больнице и сообщила, что они переоформили квартиру на нее и Митьку. Сами они не собираются возвращаться в Россию, но если у Даши будет нужда в деньгах, она может позвонить вот по этому телефону, ей не откажут. Но желательно, чтобы она те деньги потратила на образование сына. Даша молча кивнула. Она спрятала карточку с номером телефона в ящик стола и ни разу ею не воспользовалась — Игорь взял на себя заботу о них с Митькой.

Да, с Игорем ей было надежно и спокойно, в квартире чисто и тихо…

«Как в гробу! — неожиданно зло подумала Даша. — Без Митьки в этой квартире как в гробу!»

Но ведь рано или поздно Митька уйдет. Он вырастет, у него появятся знакомые девушки, своя жизнь, работа… А Даша так и будет сидеть здесь в четырех стенах и отравлять ему жизнь вечным нытьем. Мать, которая посвятила всю жизнь единственному сыну, — что может быть хуже? Такие матери превращают жизнь сыновей в ад…

Нет, так не пойдет, нужно отбросить посторонние мысли и сосредоточиться на сегодняшних событиях. Итак, что же такое надеть? Даша подумала немного и вытащила из вороха вещей длинную шелковую блузку с разрезами по бокам. Мама подарила ее только что, в Дашин приезд. Даша тогда еще решила, что не будет ее носить — слишком ярко. На сером фоне располагались в причудливом порядке синие и белые геометрические фигуры. Даша примерила блузку и неожиданно осталась довольна: во-первых, приятно было надеть новую вещь, а во-вторых, Игорь этой блузки не видел, что поможет ей остаться не замеченной при слежке. Даша почувствовала вдруг необычайное оживление. Новая блузка приятно холодила тело, волосы рассыпались по плечам. Она заглянула в зеркало и увидела, что глаза ее таинственно блестят. Впервые за два года она почувствовала интерес к жизни. Даша тут же устыдилась и призвала себя к порядку, но все равно глаза ее выдавали. Она увидела, что уже одиннадцать часов, и почувствовала, что проголодалась. Одной утренней чашки кофе явно было недостаточно. Даше вдруг захотелось оладий с вареньем. Как давно она не готовила только для себя… И тут совсем некстати раздался звонок в дверь. Очевидно, Белла Леонидовна пришла проведать Дашу и узнать новости.

Уже открывая дверь, Даша заглянула в «глазок». За дверью стоял участковый. Она успела только сложить губы в приветливую улыбку:

— Здравствуйте, Иван Васильевич!

— Здрасте! — вымолвил он, настороженно оглядывая прихожую, и в голове Даши тотчас зазвонил пожарный колокол — караул! Шуба!

Проклятая шуба так и висела на вешалке в прихожей, Даша не удосужилась ее убрать.

— Вот, зашел, — объявил участковый и внимательно поглядел на нее.

— Да? — Даша постаралась, чтобы взгляд ее не замутился. — Слушаю вас…

— Но вы же собирались ко мне, — напомнил участковый, — так я решил сам зайти…

«Ну и оперативность! — мелькнуло у нее в голове. — Интересно, кто ему сообщил, что я приходила, — тетка-уборщица или соседка? Белла Леонидовна вечно во дворе торчит со своим кокером, могла его вчера встретить и рассказать о наших с ней изысканиях…»

Тут ее отвлек запах горелого масла, доносящийся из кухни.

— Ой, сковородка! — вскрикнула она. — Иван Васильевич, пройдите на кухню, я сейчас.

Участковый прошел в кухню, Даша от души надеялась, что шубу он не заметил.

— Будете со мной завтракать? — Она улыбнулась как можно приветливее. — Тут и поговорим…

Участковый поднял на нее глаза, потом вздохнул и сказал, глядя, как ловко она плюхает на сковородку порции теста:

— Можно.

Даша заварила душистый чай, поставила перед инспектором тарелку с горкой оладий, подвинула вазочку с вареньем.

— Это абрикосовое, вчера только сварила, кушайте!

Но он мужественно отодвинул от себя тарелку и произнес:

— Нет уж, давайте сначала поговорим!

— Сейчас, я, кажется, дверь не закрыла! — Даша сорвалась с места и бросилась в прихожую.

Там она схватила шубу, втащила ее в спальню и запихнула под кровать, чтобы не скрипеть дверцей шкафа.

— Ну, так что случилось?

— Это я вас хочу спросить — что случилось? Малец с четвертого этажа вчера домой весь избитый еле приполз…

— Ну, не насмерть же, — усмехнулась Даша.

— Мамаша его с утра пораньше заявление мне принесла: дескать, вы во всем виноваты…

— Так-так, — заинтересовалась Даша. — Да вы кушайте оладьи-то, не стесняйтесь, а то остынут!

Участковый нахмурил брови, но запах от оладий шел очень аппетитный, так что он щедро наложил в тарелку варенья и отправил в рот сразу две штуки.

— Вам сахару в чай сколько ложек положить? — поинтересовалась Даша.

— Три, — без колебаний ответил Иван Васильевич.

Помолчали, пережевывая пищу, потом Даша миролюбиво спросила:

— Так вы, Иван Васильевич, стало быть, ко мне по сигналу?

— Да нет, — досадливо поморщился тот, — только я было к вам собрался, приходит жена Николая Иваныча, инвалида, что у вас на третьем живет. Ну, когда их ограбили-то, денег там взяли тысячи три, не больше. Так она говорит: пошла утром за газетой, а в ящике те три тысячи лежат, в конверте.

— Ну и что?

— Да ничего. Испугалась и принесла деньги мне.

— А вы что? — наступала Даша.

— А я отдал ей деньги и протокол оформлять не стал! — рассердился участковый. — А потом приходит отец того самого избитого Лешки. Он как раз утром из рейса вернулся, его и обрадовали новостью. Ну, жена-то как заявление ко мне понесла, его в известность не поставила. А он расспросил Лешку, подразобрался немножко с этим делом и пришел ее заявление забирать. Очень извинялся, что побеспокоили.

— А вы что?

— Ну, что я. Отдал ему заявление и сказал, чтобы он побольше дома бывал, в воспитании сына принимал участие, а то как бы чего похуже не вышло… А к вам он лично придет извиняться.

— Да мне-то его извинения без надобности, он мне ничего плохого не сделал, — вздохнула Даша, — мне, если хотите знать, его вообще жалко. С такой мегерой жить!

— Это точно, — вздохнул, в свою очередь, участковый, — уж лучше одному. Хотя одному тоже…

Даша посмотрела на него, заметила зорким женским глазом несвежую рубашку, наполовину оторванную пуговицу и прониклась к одинокому мужику сочувствием:

— Кушайте еще оладьи, я вам горяченьких положу!

— Так вот, Дарья Дмитриевна, — начал участковый, — вы, конечно, ко мне доверия не испытываете. Кражи эти… действительно мало где раскрываются. Но, однако, я хоть и недавно здесь работаю, но кое-какие сведения неофициальные имею. И вот дошло до меня, куда вы вчера ездили… с этим, у которого бультерьер.

— А что же вы раньше-то никаких шагов не предпринимали? — рассердилась Даша.

— Дак ведь как… — насупился Иван Васильевич, — доказательств-то никаких против них… то есть вот вы выследили мальчишку этого, Лешку…

— Да я случайно свои кроссовки на другом мальчишке увидала! — перебила его Даша. — Это уж Лешка совсем от жадности одурел, кроссовки за сто рублей во дворе продал! А если бы не они, то грош цена всей нашей с соседкой розыскной деятельности!

— Вот и я о том же, — поддакнул участковый. — И скажу так… — Он пристально уставился на оставшиеся три оладьи, потом нерешительно придвинул к себе тарелку, оглянувшись на Дашу.

Та ободряюще кивнула, Иван Васильевич щедро полил оладьи вареньем и стал жевать.

— Скажу вам так, — продолжил он через некоторое время. — Потому не стал я мелких тех воришек прижимать, что не думал на них. У вас, Дарья Дмитриевна…

— Да что вы все по отчеству меня величаете, — возмутилась Даша, — в жизни никто меня так не называл!

— Ладно. Так вот, замок у вас на железной двери очень даже крепкий, той шелупони мелкой ни за что такой замок не вскрыть! И еще: уж не обессудьте, но хитрый человек тут у вас орудовал. Специалист узкого профиля, так сказать. То есть вскрыл квартиру с одной определенной целью, искал тщательно и нашел, видно, то, что искал. Эти недоноски-то ведь как ищут? Быстренько пробегут по квартире, потому что хоть и ночью они залезают, так ведь все равно боятся. А ну как хозяева в неурочное время вернутся или соседи неладное заметят? Поэтому нервничают они. Здесь же у вас абсолютно спокойно всю квартиру перевернули.

— Да знаю, все знаю! — с досадой воскликнула Даша. — Только хотите — верьте, хотите — нет, но понятия не имею, что они, или он, искали!

— Хм… — Участковый кашлянул и отхлебнул чаю.

— Да не стесняйтесь вы, Иван Васильевич, говорите как есть!

— Однако тайничок у вас был в стенном шкафу оборудован, — замялся участковый, — не очень хороший тайничок, опытный вор его сразу определил. Это просто делается: заднюю стенку простучать — и сразу по звуку можно определить…

Даша поняла, что не просто так участковый ходил тогда по квартире, внимательно вглядываясь во все, цепкие глазки его ничего не упустили.

— Еще что-то хотите мне сказать? — прищурилась Даша. — Так не мучайтесь, я тогда на лестнице ваш разговор с операми слышала. И знаю точно, что ночью никого в квартире не было!

— Ну раз вы сами все знаете, — участковый вздохнул с явным облегчением, — то и ладно. Может быть, вы сочтете, что я не в свое дело вмешиваюсь, но уж позвольте сказать: очень часто бывает, что таким образом, с помощью ба… простите, женщины, нарочно хозяина из квартиры выманивают. И когда точно знают, что он отсутствует, тогда уже спокойно идут на дело.

— Ах вот оно что, — протянула Даша, — а мне такое и в голову не пришло…

— Так что не обижайтесь на милицию, — продолжал участковый, — муж ваш, естественно, ни в чем бы не признался, так зачем им попусту время тратить?

— Да я ни на кого не обижаюсь, — улыбнулась Даша.

— Так что забудьте вы все это, вещи новые купите, и жизнь с мужем наладится, — продолжал участковый, — ему эта история хорошим уроком будет…

Даша проводила Ивана Васильевича за порог и заметалась по квартире, собираясь.

«Ну уж нет, — думала она на бегу, — не собираюсь я ничего забывать! Если предположить, что участковый прав и Игорю подсунули какую-то девицу, чтобы она выманила его из дома, то это становится вдвойне интересным! Значит, она, эта девица, может что-нибудь знать про вора. И у меня есть призрачная надежда отыскать бабушкину шкатулку… Просто какой-то маниакальный психоз, — возмутилась Даша. — Ну зачем она мне нужна, эта шкатулка?»

Но тут же она поняла, что хочет, хочет вернуть ее назад, это единственная вещь, которая осталась у нее из детства, в то время она была счастлива. Взрослая жизнь не принесла Даше много радостей. Исключая, конечно, Митьку. Митька — свет ее очей. Но Митька повзрослеет, и очень скоро. И что у нее останется? Только воспоминания…

Воспоминания о том, как вечерами сидели они с бабушкой и двоюродным братом Сашей — худеньким, коротко стриженным мальчиком в очках — за столом под мягко светящимся зеленым абажуром и каждый занимался своим делом. Даша играла с волшебной шкатулкой, бабушка шила, а Саша всегда читал. Или они вместе рассматривали старинные бабушкины книжки с черно-белыми картинками — бабушка называла их гравюрами. Даша часто бывала у бабушки в квартире на улице Бармалеевой, а Саша с матерью жил там всегда, их встречи были в детстве постоянными. Когда Даше было двенадцать лет, умер ее отец и выяснилось, что отец этот был ей не родной, а отчим, следовательно, бабушка тоже была не родная. Сообщили это ребенку на поминках родственники, которых сбежалось великое множество. Бабушка была потрясена скоропостижной смертью своего сына и после похорон стала болеть, а Дашина мать, рассорившись с родственниками мужа, поменяла квартиру и уехала в свой родной Краснодар, о чем впоследствии никогда не жалела — она так и не смогла привыкнуть к отвратительной петербургской зиме.

Через пять лет Даша приехала в Санкт-Петербург, чтобы поступать в институт. Бабушка к тому времени умерла, родственники же, которые на самом деле таковыми не являлись, встретили Дашу нелюбезно. Одни посчитали, что она хочет жить у них, чтобы не маяться в общежитии, хотя ей такое и в голову не приходило. Другие опасались, что она хочет поразведать насчет бабушкиного наследства. Оказалось, что после бабушки остались кое-какие старинные вещи, которые в наше время приобрели большую ценность, — мебель, картины, книги… Все это были жалкие остатки, как говорила бабушка, многое пропало в блокаду. Немногочисленные драгоценности и дедовы золотые часы сменяли на еду.

Даша страшно обиделась на бабушкину родню, простилась холодно и ушла, чтобы никогда больше не возвращаться в тот дом. Сашу тогда она не встретила — он уже был студентом и летом находился на практике.

Она без всякого сожаления выкинула неродных родственников из головы, как вдруг, четыре года назад, в доме раздался телефонный звонок. Саша сообщал о смерти своей матери, сестры Дашиного отчима, которая как раз и встретила ее в свое время так нелюбезно. Даша выразила дежурное соболезнование, но, вспомнив неприветливые рожи родственников, на похороны не пошла, тем более что муж снова, в который-то раз собирался «зашаривать по горам», по его собственному выражению, и у Даши по этому поводу началась депрессия.

Но через некоторое время Саша снова позвонил и пригласил зайти, у него, мол, есть что передать Даше и нужно сказать еще очень важное. Отказаться в таком случае было просто неудобно, и она, оставив Митьку на вернувшегося с гор Сергея, отправилась в ту самую бабушкину квартиру на улице Бармалеевой, где провела в детстве так много счастливых часов.

Сборища родственников, как опасалась Даша, не было, за столом сидели две тетки — сослуживицы по работе и старуха-соседка. Саша представил Даше свою жену — худущую и злющую девицу, которая ей сразу же не понравилась. Впрочем, судя по кинжальным взглядам, которые бросала на нее Сашина жена, Даша тоже не вызывала у нее теплых чувств. Даша выпила чаю, ответила на дежурные вопросы о здоровье сына, выдавила из себя несколько слов о покойной тетушке и начала нервничать — Сергей не любил долго оставаться с ребенком один. Перехватив ее беспокойный взгляд, направленный на настенные бабушкины часы, Саша извинился перед обществом и пригласил Дашу в другую комнату, куда тут же бочком протиснулась его жена. Под ее немигающим взглядом Саша достал из ящика стола пакет, завернутый в полосатую холщовую тряпочку. Там оказалась бабушкина шкатулка.

«Это тебе, — сказал Саша, — на память…»

«Но мне ничего не нужно!» — Даша вспомнила неприветливые взгляды родственников.

«Бабушка хотела, чтобы это досталось тебе, — твердо сказал Саша, — она тебя вспоминала…»

Даша быстро провела пальцем по ресницам, опасаясь, что тушь растечется от внезапно набежавшей слезы. Она развернула холстину и увидела бабушкину шкатулку. Открыла ее — все было на месте: и браслет из потемневшего металла, похожего на серебро, и бутылочка темного синего стекла, и хрустальный шарик, в котором спала крепким сном фарфоровая принцесса, и костяная лошадка с всадником, и пять японских деревянных матрешек с четко прорисованными раскосыми лицами, самая маленькая из которых была в два сантиметра высотой, и брошка без замка, где на белой эмали была нарисована целая картина — рыбак на лодке удит рыбу посреди озера, а из тростников подсматривает за ним длинноволосая русалка…

Даша почувствовала рядом с собой какое-то движение — это Сашина жена настойчиво пыталась разглядеть, что там такое в шкатулке. Даша посторонилась, и девица жадным взглядом перебрала все безделушки. Даша вспыхнула и хотела сказать, что тут нет ничего ценного и что если им жалко, то пускай забирают все себе, она ничего не просила. Но стало неудобно вдруг устраивать скандал в доме, где недавно был покойник, и Сашу стало жалко.

Он пошел провожать Дашу до автобусной остановки, они долго молчали. Она подумала, что зря она не пришла на похороны тетки, Саше было бы приятно увидеть с детства знакомое лицо. Как бы в ответ на ее мысли Саша сказал, что его мать очень просила его передать Даше эту вещь перед смертью, это, дескать, была последняя воля бабушки, а она вот ее не выполнила, и теперь не будет ей на том свете покоя. Даша погладила его по руке и поцеловала в щеку, на том и простились.

А дома стоял дым коромыслом, у Сергея оказались какие-то срочные дела, он передал ей Митьку, страшно недовольный, и она засунула сверток со шкатулкой в ящик кухонного стола, чтобы вспомнить о нем только через четыре года, после ограбления.

Даша очнулась от раздумий. Вечно она предается воспоминаниям не вовремя!

Она надела темные очки и вышла из квартиры. Внизу у парадной прогуливалась Белла Леонидовна со своим кокером, Дашу она узнала, только когда та сама ее окликнула. Это радовало — если уж глазастая соседка обозналась, то муж точно ничего не заподозрит…

Туристическая фирма «Ингрид» располагалась на улице Рубинштейна, вход со двора. Даша прошла в подворотню и увидела во дворе чистенький двухэтажный флигель, выкрашенный светло-желтой краской. Входная дверь впечатляла солидностью. Вывеска тоже. Возле крыльца была разбита небольшая клумба, на которой расцветала темно-синяя бархатная петунья. Рядом с клумбой на асфальте стояли три автомобиля, очевидно, сотрудников. По всему чувствовалось, что «Ингрид» — солидная преуспевающая фирма.

«И что мне это дает? — мысленно вздохнула Даша. — Только то, что вряд ли какая-нибудь шалава, которую можно послать соблазнить мужика и увести его из дому на одну ночь, работает в такой фирме. Похоже, что участковый, несмотря на все его знание психологии преступника, тут оказался не прав».

Она почувствовала даже некоторое удовлетворение. Невозможно было представить, что ее муж соблазнится первой попавшейся девкой. Это уж совсем нужно жену не уважать… Хотя… кто их поймет, этих мужчин. Своего мужа Даша, во всяком случае, совсем не понимала, в чем имела несчастье убедиться.

Она вышла на улицу и огляделась. Бистро «Крокодил» находилось напротив подворотни и чуть наискосок. Крокодильчик на вывеске был очень симпатичный, как на одежде фирмы «Лакоста». Оставалось надеяться, что это именно то бистро, где неизвестная Лиза Бачанова назначила свидание ее мужу.

Подойдя к двери, Даша замешкалась. Она неуверенно потопталась возле, потом прошлась, пытаясь заглянуть в окна. Что делать? Идти прямо в бистро? А вдруг Игорь уже там и сразу ее заметит? На часах было пять минут второго, условленное время, можно сказать, наступило. Машины Игоря она не видела, но это ни о чем не говорило: он мог оставить ее на стоянке неподалеку. Она прошлась до конца дома, нужно было на что-то решаться.

И в это самое мгновение Даша увидела своего мужа. Он торопливо пролетел мимо нее наперерез блондинке в шикарном белом костюме с вызывающе короткой юбкой.

— Опаздываешь, дорогой, — улыбнулась она холодно и прошла в бистро.

Даша подождала еще минут пять, затем поправила темные очки и решительно шагнула следом.

У самого входа был крошечный закуток, куда выходили две двери с нарисованными на них соответственно мужским и женским силуэтами. Дальше был проем, укрытый занавеской из китайской соломки, за которым находился непосредственно зал. Даша услышала стук ножей и вилок и человеческий говор — время ленча. Небольшое относительно помещение оказалось заставлено столиками. Почти все были заняты; как видно, бистро пользовалось популярностью. Несмотря на волнение, Даша отметила, что за столиками сидели преимущественно женщины — редко мелькал хорошо стриженный мужской затылок… Все девушки аккуратно причесаны и в основном стриженые. На некоторых была форма какой-нибудь гостиницы или крупного магазина, на других — деловые костюмчики из легкого материала. Все это сборище торопливо ело, весело переговариваясь и шутя, чтобы потом со свежими силами снова приступить к работе и двигать карьеру.

Даша почувствовала себя удивительно одинокой и ненужной, стоя у лестницы в дешевой блузке и босоножках на низком каблуке. Ей не было места в этом зале, она отличалась от этих здоровых, деловых, уверенных в себе девиц и особенно от той, в белом костюме, с которой сидел теперь за столиком ее муж Игорь и говорил ей что-то взволнованно, а она слушала, не скрывая насмешливой улыбки. Вот она-то как раз оказалась здесь на месте, среди своих, хотя все у нее было несколько слишком: слишком светлые волосы (безусловно, крашеные!), слишком короткая стрижка, слишком большой вырез на костюме, слишком высокие каблуки… И еще слишком высокомерный вид и слишком холодная улыбка.

«Стерва, — подумала Даша, — самая настоящая стерва!»

И тут же одернула себя — да какое ей дело до этой наглой блондинки? Ей нужно узнать, не она ли замешана в краже и нельзя ли с ее помощью получить назад бабушкину шкатулку.

— Туалет только для посетителей бистро! — раздался рядом с Дашей строгий голос.

От неожиданности она вздрогнула, и темные очки упали на пол. Сразу же стало лучше видно, потому что в помещении царил полумрак.

— Я не… — Даша наклонилась поднять очки, голова немного закружилась, и она покачнулась, однако была поддержана мощной рукой.

— Простите, — пробормотала она, — я не нарочно.

Она наконец подняла глаза на женщину, которая стояла рядом с ней. Судя по форменной одежде — зеленая юбка, белая блузка с короткими рукавами и крошечным крокодильчиком на кармашке, — это была официантка. Она выглядела несколько старше обычного возраста официанток, и сама она была крупная, высокого роста.

— Пройдите в зал, — сказала официантка более мягко, — я вас посажу.

Даша посмотрела в зал. Свободный столик был только возле Игоря и его девки. Женщина перехватила ее взгляд и все поняла.

— Так-так, — медленно произнесла она, — муж?

— Муж, — покорно ответила Даша.

— То-то я смотрю — топчешься у входа, зайти боишься…

Даша на миг прикрыла глаза, так стало стыдно.

— Чего ты притащилась за ним следить? — незло начала увещевать ее официантка. — Себя только позорить…

— Мне нужно, — Даша упрямо посмотрела на нее, — не бойтесь, я скандал устраивать не буду, мне только бы знать, о чем они говорят…

— Честно? — недоверчиво спросила ее женщина. — Ну ладно, пойдем-ка…

Она провела Дашу по коридорчику мимо каких-то подсобных помещений. Пахло кухней, было жарко и тихо. Никто не попался им по пути.

— Меня Аллой зовут, — представилась женщина шепотом, открывая маленькую незаметную дверцу.

Комнатка была крошечной, там стояли старый письменный стол и стул без спинки. В углу навалены бумажные коробки.

— Садись здесь, — велела Алла по-прежнему шепотом, придвинув стул к стене, — перегородка картонная, все слышно. Только не вертись и не скреби стенку. И в щелочку посмотреть можно.

Даша приникла к щелке. Самый ближний столик был их — мужа и его любовницы. Даша совсем рядом видела ее профиль с несколько длинноватым носом и руку с длинными ногтями, крашенными серо-сиреневым лаком.

— Я тебя снаружи закрою, — сказала Алла, — а через полчасика заскочу.

— Спасибо, — прошептала Даша и приникла к щелке.

Девица пила грейпфрутовый сок из высокого запотевшего бокала.

— Ну, — спросил ее Игорь, — что ты молчишь?

— А почему я должна тебе что-то отвечать? — холодно удивилась она.

— А потому что я задал тебе вопрос, — ответил он бешеным свистящим шепотом.

— Я не желаю не только отвечать на подобные глупости, но и вообще не собираюсь слушать твои идиотские вопросы! — ответила блондинка вполголоса.

Даша отметила, что муж ее был взбешен по-настоящему, таким она видела его только после кражи. Блондинка же, хоть и смотрела на него презрительно, все же держала себя в руках и цедила слова так, чтобы не слышали окружающие.

— Как ты смеешь разговаривать со мной в подобном тоне? — шипела она.

— Дело не в моем тоне, а в твоих поступках, — отмахнулся он. — Это же ясно как божий день: как только я остался у тебя, так сразу же мою квартиру обокрали! Точнее, как только ты узнала, что жена с сыном уехали к теще, стало быть, в квартире никого не будет, ты сразу же пригласила меня к себе!

Даша за стенкой почувствовала сильнейшее желание плеснуть блондинке в лицо серной кислотой.

— Не горячись, — спокойно ответила девица и достала из сумочки длинную сигарету.

Она выжидательно поглядела на Игоря, но он даже не сделал попытки дать ей прикурить и вообще отвернулся.

— Хам, — тихо пробормотала девица и прикурила от собственной зажигалки.

— Имей в виду, это тебе так просто не сойдет, — с новыми силами начал Игорь, — я так просто не отстану. Ты не представляешь, с кем связалась, это очень опасно…

— По-моему, ты бредишь, — холодно заметила блондинка, — это бывает в такую жару. Выпей холодненького, станет легче.

Она протянула ему стакан сока. Игорь посмотрел на нее с такой злобой, Даша думала даже, что сейчас он выльет сок девице на костюм (и поделом этой стерве). Ее все раздражало в этой женщине: высокомерие, презрительно сощуренные глаза, даже короткие волосы и белоснежный дорогущий костюм.

Вот интересно, когда Даша заводила разговор о стрижке, муж и слышать не хотел, он говорил, что женщины с короткой стрижкой похожи на прапорщиков. А сам выбрал в любовницы этакую «зимнюю вишню»!

Игорь сдержался, хотя Даша явственно слышала, как он скрипнул зубами.

— Послушай, — начала блондинка миролюбиво, — разговор в таком ключе нам ничего не даст. Сам подумай: в чем ты меня обвиняешь? В том, что я нарочно выманила тебя в ту ночь из дому и навела на твою квартиру мелких воришек?

— При чем тут мелкое ворье?! — чуть не закричал Игорь, так что на них стали оглядываться. — При чем тут мелкие жулики? — повторил он тише. — В квартире был профессионал, он взял то, что искал.

— И что же он искал? — насмешливо спросила блондинка. — Что такого ценного было в твоей квартире? Золото, бриллианты?

— Не строй из себя дуру, — коротко ответил Игорь, — у тебя это получается неубедительно. Ты прекрасно знаешь, что он взял. Так вот, я тебе говорю: номер не пройдет. Это был мой шанс, и так просто я не намерен его упускать. Ты, дрянь, еще пожалеешь, что меня использовала, еще заплачешь горькими слезами…

Он схватил свою визави за руку и, очевидно, больно сжал, потому что она резко высвободилась и прошипела сквозь зубы какое-то ругательство.

«Почему она не уходит? — внезапно подумала Даша. — Почему она просто не пошлет его подальше и не сделает отсюда ноги? Что ей мешает? Боится скандала? Но не станет же он, в самом деле, бросаться на нее с ножом прямо посреди зала! На улице сейчас день, полно народу, а в агентство вслед за ней его не пустят, наверняка у них там охрана при входе…»

Даша поймала себя на том, что все мысли о серной кислоте и здоровенном полене, которым хорошо бы отходить соперницу и изменщика-мужа, как-то сами собой исчезли из головы. Теперь ей было просто интересно, чем закончится разговор. Узнает ли она что-нибудь полезное для себя, или ленч этих двоих так и пройдет в бесплодных взаимных оскорблениях.

Девица вела себя непонятно, Даша никак не могла квалифицировать ее поведение. С одной стороны, если она ни в чем не виновата, то единственное, что она могла сделать после таких обвинений, — оскорбиться и уйти, хлопнув дверью. Она же почему-то этого не сделала, а пытается доказать Игорю, что она ни при чем, убедить его в своей честности. Вот в этом-то как раз Даша сильно сомневалась, потому что, по правде говоря, сразу же удивилась, чтотакая женщина может делать рядом с ее мужем? Он, конечно, не урод, но и красавцем его не назовешь, к тому же для таких женщин гораздо большее значение имеет материальное положение. Игорь же хоть и зарабатывает прилично, но вряд ли его доходы устроят такую холеную штучку. И вообще он довольно зауряден, Даша поняла это сейчас, глядя на мужа со стороны. Для такой, как она сама, он, возможно, и подходит, а уж для этой… Она явно независима, зарабатывает достаточно, один костюм небось долларов пятьсот стоит!

— Ну хватит, — сказала в тот момент блондинка, — время моего обеда вышло. Благодаря тебе я осталась сегодня голодной, но уж как-нибудь переживу. Извини, дорогой, но, боюсь, нам больше не о чем разговаривать. Оправдываться я не намерена, потому что считаю твои подозрения возмутительным безобразием!

— А за каким чертом тогда ты пригласила меня домой на всю ночь? Почему раньше, когда я просил, ты никогда не оставляла меня ночевать? А как только жена уехала…

— Да хватит мне тут о жене! — зло оборвала его блондинка. — Не желаю ничего слышать о твоей тетехе!

Даша за стенкой подавила желание бежать сейчас же в зал и вцепиться стерве в волосы. Хотя, учитывая их длину, трудновато будет ухватиться!

— Если хочешь знать, пригласила я тебя для того, чтобы ты отвез меня в аэропорт к шести утра. Но очень об этом жалею, лучше бы такси взяла…

Даша фыркнула и испуганно зажала себе рот рукой.

— Принимая во внимание, что наша связь не принесла нам обоим ни морального, ни физического удовлетворения, — издевательски продолжала блондинка, — думаю, будет весьма целесообразным ее прекратить. Расстанемся мирно, без взаимных претензий. У меня, во всяком случае, их нет. — Даша услышала звук отодвигаемого стула.

— А у меня есть! — закричал Игорь уже в полный голос. — У меня есть к тебе претензии! И так просто ты от меня не уйдешь!

В зале стало тихо — очевидно, все прислушивались к скандалу. Даша у себя в закутке затаила дыхание и приникла к щели.

Не обращая внимания на окружающих, блондинка аккуратно задвинула стул, прихватила со стола сигареты и зажигалку и, бросив Игорю: «Заплатить не забудь!», направилась к выходу. Игорь, кинув на стол деньги, побежал за ней следом.

— Черт знает что! — громко произнесла Даша и отошла от щели.

Минут через пять появилась Алла.

— Ну, нагляделась? — устало спросила она. — Убедилась, что все мужики козлы?

— Убедилась, — со вздохом согласилась Даша.

— О чем они говорили-то? — полюбопытствовала Алла.

— Ругались, — коротко ответила Даша, — я толком не поняла, вроде она его бросить хочет…

— Это она запросто, — согласилась Алла, — у нее это быстро.

— А ты что, ее знаешь?

— Да они же все в нашем бистро каждый день обедают! Из «Ингрид», из супермаркета девчонки, из «Стокмана»… Зовут ее Лиза…

— Да знаю, — досадливо перебила ее Даша, — фамилия Бачанова, в этой своей турфирме она какое-то там начальство…

— Точно, — согласилась Алла, — ты что теперь делать собираешься?

— Понятия не имею, — честно ответила та.

— Я в три сменюсь, — Алла поглядела на часы, — пойдем отсюда… Ты пока подожди.

Даша согласилась с удовольствием, потому что действительно не знала, что же теперь делать. Насчет Лизы Бачановой она не была ни в чем уверена, но это все же была тонкая ниточка. Нужно обдумать, как бы подобраться к этой Лизе поближе. Может, пойти к ним в турфирму как клиентке? Одеться поприличнее, сделать вид, что капризничаешь… хотя вряд ли в разговоре эта самая Лиза проболтается. Если уж она при таком нажиме Игоря устояла… Что же все-таки он хранил в том тайнике? Как он сказал? «Это мой шанс, и я не намерен так просто его упускать». А Даше он сказал, что это очень опасное дело и ей лучше в него не вмешиваться.

Снова в замке повернулся ключ, и на пороге вместо Аллы появился мордатый и лысый мужик самого наглого вида. Мужик был невысок ростом, но широкий в плечах и толстый. На белой рубашке с короткими рукавами выступали пятна пота. На животе рубашка не сходилась, и выглядывало волосатое необъятное пузо.

— Ты кто? — выдохнул он, изумленно глядя на Дашу. — Что тут делаешь?

Даша молчала, боясь подвести Аллу, но та сама явилась на пороге.

— Подруга это моя, немного подождала, пока я освобожусь, — спокойно сказала она, из чего Даша сделала вывод, что толстый мужик, несомненно, начальство, но Алла его не боится.

— Подруга… — Он покрутил головой, потом подмигнул: — Ничего такая подружка. Что смотришь — пузо мое понравилось?

Даша не выдержала и засмеялась — пузо, несомненно, впечатляло, хотя нравиться там было нечему.

— Рубашка скоро совсем лопнет, — заметила Алла, — меньше пива пей.

— Ну, знаешь, как в Турции говорят? — не смутился мужик. — Мужчина без живота — все равно что дом без балкона!

— В твоем доме скоро один балкон будет! — подначила его Алла. — Ну, мы пойдем…

Мужичок наклонился к ней и что-то зашептал.

— Вечером как обычно? — услышала Даша.

— Ну да, да, — ответила Алла с нескрываемой досадой.

Они вышли через черный ход во двор, потом прошли маленьким переулочком, потом обогнули скверик с пыльными деревьями. На краю скверика приткнулось крошечное кафе под открытым небом. Красно-белые зонтики над столиками придавали ему праздничный вид.

— За день набегаешься, на еду смотреть не хочется, — сказала Алла, усаживаясь, — а посидеть тут в тенечке очень даже приятно.

Они зашли в павильончик и взяли два бокала ледяного пива, а к нему сухариков и фисташек.

— Я угощаю, — заторопилась Даша, не дав Алле расплатиться.

— Легко? — прищурилась та.

— Нормально, не волнуйся, — успокоила ее Даша, хотя денег у нее было маловато, да и вообще следовало подумать о будущем.

— Ну, рассказывай, — потребовала Алла, пригубив пиво.

— Что рассказывать, — вздохнула Даша, — сама все видела.

— Как ты узнала-то, что муж гуляет?

— Догадалась… — Даша отвернулась: в ее планы вовсе не входило рассказывать малознакомой женщине все подробности про кражу.

— Ты вот что, — Алла тронула ее за рукав, — ты послушай меня, не пори горячку. Ну, погулял он, сходил пару раз на сторону, так разве из-за такой мелочи разводятся?

— Да… — деревянно ответила Даша, думая о своем.

— Обидно, конечно, но надо себя перебороть, — продолжала Алла сеанс психотерапии.

Даша прислушалась к ее словам и с удивлением поняла, что ей совершенно не обидно. Даже злости на Игоря не было, а только недоумение — почему именно эта женщина? По тому, как Игорь разговаривал с ней там, в бистро, Даша поняла, что ее муж совершенно эту Лизу не любит. Возможно, он и был немного ею увлечен, но как только случилось событие, которому он придавал гораздо большее значение, — его обокрали, — так сразу же все нежные чувства куда-то испарились. Даша почувствовала легкое злорадство, но, во-первых, стервоватая блондинка тоже не испытывала к Игорю нежных чувств, а во-вторых, справедливости ради следует отметить, что к Даше муж тоже не проявлял в последнее время особенной любви. Да и раньше-то…

Даша вспоминала их семейную жизнь и не находила в ней радости. И свои супружеские обязанности она исполняла с прохладцей, да и муж не очень настаивал. Даше никто не был нужен, кроме Митьки. Она не хотела выходить замуж за Игоря, он буквально заставил ее, и не было сил сопротивляться. Но что он искал в таком скучном браке?

Да-а, немудрено, что он бросился на поиски удовольствий на стороне…

Даша не заметила, что произнесла эту фразу вслух.

— Правильно, чем на мужа все сваливать, на себя посмотри! — горячо одобрила Алла.

Даша вгляделась в нее пристально: что-то уж очень сильно сопереживает она посторонней женщине. Алла правильно истолковала ее взгляд.

— Ты извини, что я с поучениями лезу, но уж больно жалко, когда из-за ерунды люди расходятся… А у вас ведь дети есть?

— Есть, — коротко ответила Даша, — сын… а у тебя?

— Нет… — Алла надолго замолчала, потом закурила. — Я вот тоже… по молодости самостоятельность проявила… Прихожу как-то с работы не вовремя — голова у меня заболела, вот начальник и отпустил. Прихожу это я, значит, и застаю мужа в постели с близкой подругой…

— Ой! — воскликнула Даша. — Мой домой не водил… А ты что?

— А что я? Устроила скандал, конечно, с мордобоем… эту стерву за волосы оттаскала, все соседи сбежались… в общем, весь район узнал. Мы тогда в Муроме жили, я там родилась, там и замуж первый раз вышла.

— Значит, с этим, первым, ты развелась? — уточнила Даша — раз женщина говорит про первое замужество, значит, было и второе.

— Молодая была, глупая, — вздохнула Алла, — позору стеснялась, сплетен. Сама же шум устроила… Умные-то женщины как делают? Ну, зашла в дом тихонько, увидела их — и ходу назад. Мужу вида не показала, что все знает, и как-нибудь незаметно подружку эту от дома отвадила. И все шито-крыто, никто ничего и не узнал бы. Потом можно было бы в другой город переехать… А я вот, видишь, обиду свою давай лелеять. Думаю, чем же я хуже подружки своей? Женаты-то всего год были. Решила гордость проявить, не нужен ты мне, кричу, и проваливай!

— А он что? — Разговор принял самую женскую направленность.

Даша оживилась, отхлебнула пива и раскусила фисташку.

— Он приходил, конечно, обратно просился, на коленях стоял, говорил, что жить без меня не может. Но я — как отрезала, дура… — Алла выбросила окурок, хлебнула пива и закашлялась.

Даша похлопала ее по спине, придвинувшись ближе, да так и осталась сидеть.

— А потом что было?

— Что потом… потом я уехала… познакомилась там с одним… военнослужащим, вышла за него, и услали нас служить аж в Таджикистан. Знаешь, песня такая была: «Я служу на границе…», и что-то там еще.

— Не помню, — Даша пожала плечами.

— А я так на всю жизнь запомнила, — усмехнулась Алла. — Застава маленькая, кругом одни горы. Ночью холодно, днем жарко. В горах каждую ночь стреляют. И днем мы боялись на десять метров от заставы отойти. Господа офицеры, которые не на дежурстве, каждый день пьют. Да так, что Витеньку моего два солдата домой приносили, сам до дома дойти не мог. Ты говоришь — дети, какие уж тут дети, в таких условиях урод только может родиться. Вот так и жили два года.

— А потом ты уехала? — спросила Даша.

— Да, только перед этим принесли моего Витеньку как-то из дозора. Тело отдельно, голова отдельно, глаза выколоты, уши отрезаны.

— Господи помилуй! — воскликнула Даша и, повинуясь порыву, обняла Аллу.

— Там такие вещи привычные… — сказала та спокойно, — Афганистан рядом… Но ты не смотри, что я так просто об этом говорю. Я как увидела, что от мужа осталось, так на землю грохнулась и потом три месяца в горячке пролежала.

— Еще бы! — пробормотала Даша. — А дальше как ты?

— Ну что, очухалась маленько, дали мне денег на дорогу, поехала в поезде через всю страну. Сама худая как смерть, смотреть страшно, руки трясутся. Приезжаю домой в Муром, там родня меня не больно ласково встретила. И то сказать: мама к тому времени умерла, у брата семья, детей трое, живут тесно, куда тут еще я приперлась? И зарплаты брату с невесткой полгода не платили. Все же ожила я маленько, дома и стены помогают. Огляделась, а на работу никуда не устроиться. Невестка стала косо смотреть, я и подалась сюда, на заработки. Тоже намаялась. Без прописки не берут. Работала в магазине, посуду мыла в ресторане. Потом коробейником ходила, потом уборщицей в бистро устроилась.

— И как на повышение пошла? — улыбаясь, спросила Даша. — Из уборщиц в официантки как попала?

— Как-как, — проворчала Алла, — обыкновенно. Мишаня этот, которого ты видела, директор бистро. Надоели ему, видишь ли, девчонки костлявые, а я в самый раз пришлась.

— С этим? — ужаснулась Даша. — Да он сто пудов весит! Ох, прости, — повинилась она, — сболтнула я сдуру.

— Да ладно, — Алла махнула рукой, — я не обижаюсь. Сама знаю, что Мишаня не супер. Да только выбора у меня не больно много. А надоем ему, так и вообще не знаю, куда денусь. В тридцать два года в официантки не очень-то берут.

Даша смолчала, она думала, что Алле гораздо больше. Что ж, у каждого свое горе…

— Вот я и говорю тебе: не дури, подумай о сыне! Жили ведь нормально, небось и на работу он тебя не посылал!

— А ты откуда знаешь? — удивилась Даша.

— Вид у тебя неработающий, незамотанный, спокойный.

— Это потому, что Митька сейчас у мамы в Краснодаре, — обиделась Даша, — а когда он дома, я только успеваю поворачиваться!

— Мало ли что там мужику в голову взбрендит! — не слушая, продолжала Алла. — Они ведь не как мы устроены. Тем более что стерва эта его сама бросить хочет, ты же слышала.

— Тут все сложнее, — медленно сказала Даша. — Дай и мне закурить.

— Ты же не куришь, — прищурилась Алла.

— Дай! — решительно потребовала Даша.

Она неумело затянулась, но сигарета курилась отлично, стало быть, она взяла ее в самое время. Даша вздохнула, выпила еще пива и рассказала своей только что обретенной подруге про кражу, про беседу с участковым и про его подозрения о том, что мужа нарочно выманили в ту ночь из дому, чтобы вор мог спокойно пошарить в квартире. Не рассказала Даша про свои изыскания и про общение с мерзавцами, которые побывали в квартире после настоящего вора. Тогда пришлось бы рассказывать про бабушкину шкатулку, а Даша не хотела показаться Алле полной дурочкой.

— Ты не придумываешь? — подозрительно спросила Алла.

— А ты? — агрессивно спросила Даша. — Я-то тебе сразу поверила.

— Да… конечно, — согласилась Алла. — А как ты эту Лизу вычислила? Мужа расколола?

— Да нет, — призналась Даша, — просто подслушала телефонный разговор, потом узнала, где она работает, вот и пришла… Ты мне вот что скажи: можешь рассказать про нее подробнее?

— Ну, что я могу сказать… — начала Алла, отхлебнув пива. — Девчонки из агентства ее не любят. Потому что уж очень она высокомерная, это если по-культурному, а если по-простому — то нос дерет. И никакое она у них не начальство — двое девчонок только у нее в подчинении. Зарабатывают они там в агентстве не очень много, а она одевается очень дорого, машина у нее… сейчас только что-то она не ездит — в ремонте, что ли… Девчонки сплетничали, что, возможно, спонсор у нее богатый. Но только я не верю: не из тех она женщин, уж очень независимо держится. И опять-таки, зачем ей тогда твой муженек сдался?

— Вот и я думаю, — протянула Даша. — Проследить бы за ней, да только как узнать, когда она из своего агентства выйдет? Не торчать же возле их дверей как дуб среди долины ровныя…

— Это проще простого, — оживилась Алла, — сейчас выясним.

Она скрылась в крошечном павильончике, где располагались подсобные помещения кафе, и через пять минут вернулась, неся еще два бокала пива.

— Все выяснила! — сообщила Алла на ходу. — Попросила Валентину позвонить, сказать, что ей нужна путевка в Италию. Приходите, говорят, Елизавета Николаевна будет до семи, она у них за Италию и Испанию ответственная.

— Чудно! — обрадовалась Даша. — Я тогда домой успею смотаться, чтобы тут не торчать. Спасибо тебе, увидимся еще! — Она чмокнула свою новую подругу в щеку и поднялась со стула.

— Поосторожнее там! — сказала Алла ей вслед.

Лифт, разумеется, опять не работал, и уже на подходе к своему пятому этажу на Дашу на уровне колен совершило атаку что-то белое, зубастое и без намордника.

— Баксик! — умилилась она и наклонилась. — Дорогой, что же ты один ходишь?

Бультерьер ткнулся холодным носом ей в руку, тут подоспел его хозяин.

— Вырвался из квартиры, как только вас в окно увидел! — отдуваясь, сообщил Леонид. — Ох, Даша, испортили вы мне собаку!

Бакс в это время усердно работал голым хвостом и вообще проявлял все признаки собачьей радости.

— Мы с ним теперь друзья! — сообщила Даша.

— Вижу уж…

Даша еще раз поблагодарила кривоногую парочку своих приятелей за вчерашний вечер и распрощалась.

Войдя в квартиру, она взглянула в зеркало в прихожей. Из темного стекла на нее смотрела молодая женщина с растрепанными волосами и разрумянившимися щеками. Глаза возбужденно блестели.

Даша долго смотрела на свое отражение. Как давно она не гляделась в зеркало вот так, со значением, а не просто для того, чтобы причесаться или подкрасить губы! Как скучно прошли последние два года, внезапно осознала Даша, два года ее жизни с Игорем. Как будто не жила она вовсе, а дремала… Машинально делала все домашние дела, занималась с сыном… После смерти Сергея душа ее впала в спячку и никак не отзывалась на окружающую жизнь. Игорь не мог этого не замечать. Но отчего же он не пытался достучаться до Даши?

Они никогда не разговаривали о серьезных вещах, только обсуждали хозяйственные проблемы, или Даша пересказывала ему содержание телепередач, которые смотрела днем. Он слушал вполуха, да что там, он вообще ее никогда не слушал, только кивал рассеянно: все нормально, малыш, все хорошо…

Так больше продолжаться не может, решила Даша, нужно срочно изменить свою жизнь. Она окончательно рехнется, если будет и дальше сидеть в четырех стенах. Какая скучная, безликая квартира! Все вещи на своих местах, неужели это она, Даша, с маниакальной аккуратностью и педантичностью занималась уборкой все свободное время? На кухне все блестит и сияет, так что хочется плюнуть на пол.

Даша решила вообще не заходить сегодня на кухню. Если Игорь придет пораньше, пускай сам готовит себе ужин. Но что-то подсказывало ей, что муж сегодня придет поздно.

Она сняла яркую блузку и задумалась. Если она собирается следить за ненавистной любовницей мужа, следует одеться как можно незаметнее. Уж у той-то глаз наметан, она живо приметит яркую блузку!

Даша достала длинную кофту из светло-серой марли и примерила. Вид совершенно бесцветный. Идет такая серая мышь, и никто на нее не посмотрит. Пожалуй, слишком. Даша повязала на шею ярко-оранжевый шелковый шарфик, волосы в этот раз заколола гладко, уж больно жарко на улице…

«Зачем я это делаю? — внезапно спросила она саму себя. — Для чего я трачу время на глупую и унизительную слежку? Не лучше ли будет заняться поисками работы, пока нет Митьки? Потому что сидеть на шее у Игоря я больше не собираюсь, я вообще не хочу ничего у него брать… Что ж, развод? — Она даже вздрогнула от этой простой мысли. — Возможно… со временем, а пока нужно разобраться со всей этой историей».

— Я хочу полной ясности! — сказала Даша громко. — Я не успокоюсь, пока не узнаю всю подоплеку этой истории. Кому понадобилось красть бабушкину шкатулку? Если вор взял ее просто так, то пускай отдаст. А если она ему зачем-то понадобилась, то мне она нужна еще больше. Я должна найти вора и отнять у него память о бабушке. Заодно и про собственного мужа неплохо кое-что выяснить… А стало быть, я не погнушаюсь слежкой ни за ним, ни за его любовницей. Не ждите от меня красивых поступков, не я начала всю эту историю. Вы сами устанавливали правила, так что не обессудьте…

Она усмехнулась: можно ли считать нормальным человека, который стоит один посреди комнаты и произносит длинную речь вслух?

«Плевать, — рассердилась Даша, — мне плевать, что обо мне подумают. Я буду стремиться к своей цели без колебаний. Пускай назовут это манией, мне все равно…»

Последнее дело у Шухера выдалось очень удачным. Квартирка на улице Ростроповича, с первого взгляда самая обыкновенная, принесла ему такую удачу, что он всерьез задумался о том, чтобы выйти на покой.

Он размечтался о домике в Испании с открытой террасой и садиком — не жалкие синявинские шесть соток, а хороший сад в цветах и апельсиновых деревьях…

Дело на улице Ростроповича было заказное, заказчик — ученый старик — дал наводку, велел принести только одну вещь. Шухер пришел на хазу в свое любимое время — полчетвертого утра, или ночи, когда на улицах нет ни одной собаки и угомонились уже самые поздние гуляки, а сон у мирных лохов самый крепкий, пушкой не разбудишь… Но Шухер никого будить не собирался, он отковырнул хороший импортный замок, как будто открыл банку пива. Все замки — они только от честных людей, а нормальному домушнику — тьфу, любой открыть ничего не стоит. В квартире, как и обещал заказчик, никого не было, и Шухер спокойно и неторопливо начал поиски.

Маленький фонарик держал в зубах, чтобы руки были свободны, верхний свет не включал — мало ли кто смотрит на окна, а работать в темноте, с фонариком, оно и удобнее, и привычнее.

Вещи Шухера не интересовали, на них можно засветиться, да и прибыль-то плевая, но, выдвинув ящик туалетного столика, на всякий случай запустил в глубину руку — и не ошибся: каждая вторая женщина в таком месте прячет заначку, и здесь тоже была стопочка долларов. Не бог весть что, а все-таки приятно, хорошая добавка к пенсии, как говорили в одной старой рекламе.

Но Шухер искал не это, он искал заказ, ту вещь, за которую ему обещал заплатить ученый старик.

Планомерно двигаясь по квартире, Шухер добрался до стенного шкафа в прихожей и тут, простукивая стенку, понял, что в шкафу оборудован тайник. Примитивный любительский тайник, двойная стенка, которую ничего не стоило найти… Вот он и нашел.

Вскрыв тайничок, он нашел не то, на что надеялся, — он-то думал, что именно сюда хозяева спрятали ту самую вещь, но в тайнике лежала прозрачная папочка вроде конверта, а в ней — две фотографии с напечатанными на них датами. Шухер подумал — и на всякий случай сунул папку в свой вещмешок. Если люди прячут фотографии в тайник, значит, это важные фотографии, значит, они могут стоить денег.

И через два дня Шухер понял, как он был прав.

А тогда ночью он спрятал снимки и продолжал обыск квартиры — и очень скоро нашел то, что искал. Да так просто нашел, что даже расстроился, — никакого интереса: лежала вещь в ящике кухонного стола, среди открывашек для консервов да кулинарных рецептов, будто барахло ничего не стоящее, а Шухеру ученый старик за эту вещь большие деньги обещал! Но так или иначе, дело было сделано, Шухер положил вещь туда же, в свой вещмешок, и отправился домой, как говорится, усталый, но довольный. Шел налегке: взял в квартире ту маленькую вещь, да две фотографии, да долларов стопочку.

Доллары дома посчитал — восемьсот двадцать. Мелочь, а приятно.

А на следующий день хотел посмотреть футбол по телику, да включил не ту программу и замер перед экраном как примороженный.

Показывали по ящику мужчину, сперва он даже не понял, откуда его лицо знакомо, а потом дошло: это же тот, чьи фотографии он в тайничке нашел! Мужик что-то такое вещал по поводу честного бизнеса, и потом на экране появилась надпись: «Генеральный директор компании «Вестком» господин Водопятов».

И тогда Шухер понял, что значили эти фотографии. И тогда же он первый раз задумался о том, чтобы уйти на покой. И представил себе домик в Испании. Белый двухэтажный домик среди апельсиновых деревьев и цветущих розовых кустов.

Шухер поморщился — давала знать о себе язва, нажитая на зоне. Он достал из холодильника коробку ряженки, налил себе в стакан и с интересом послушал, что господин Водопятов вещает про честный бизнес.

Честный бизнес, блин! Шухер вспомнил две фотографии из тайника и усмехнулся: честный бизнес! Ну ничего, этот честный бизнесмен раскошелится. И ученый старик должен Шухеру хорошие деньги, но с Водопятова за фотографии можно стребовать гораздо больше.

Заказчику Шухер позвонил на второй день после дела, но по телефону ответила старушка, видно, жена. И сказала, что Виктор Илларионович в больнице с поджелудочной железой. Шухер просил передать, что звонил мастер, с которым Виктор Илларионович договаривался насчет заборной сетки для дома — так у них со стариком было условлено, если все в порядке. Старуха очень оживилась, видно, ей эта сетка и впрямь нужна. Ничего, обойдется.

Шухер повесил трубку. Пока старик выйдет из больницы, придется подождать.

А потом он увидел по телевизору Водопятова и понял, как ему повезло с последним делом. Теперь нужно было грамотно все обтяпать, и главное — не продешевить. Судя по всему — этот Водопятов очень жирный карась и денег с него можно содрать немерено.

Для начала он выяснил, что это за фирма такая — «Вестком». Оказалось, телефонная компания, очень крупная. Шухер попробовал позвонить по тому телефону, который нашел в рекламной газете, и спросить Водопятова, но ему вежливо ответили, что с Ильей Олеговичем запросто не соединяют. Вроде как понимай, дядя, что рылом не вышел.

Но Шухер мужик тертый, просто так сдаваться не привык. Попробовал через справку узнать домашний номер Ильи Олеговича Водопятова, но в справке ему ответили, что такого абонента нет. Видно, этот карась на всякий случай подстраховался и то ли засекретил свой телефон, то ли просто зарегистрировал его на жену или тещу.

Тогда Шухер снова зашел с другой стороны. Позвонил по тому телефону, что давали в рекламе, и сказал девушке, что хочет установить у себя аж пятьдесят телефонных номеров. Вроде бы он, Шухер, богатый бизнесмен. А по такому поводу хочет получить солидную скидку. Девушка заволновалась и сказала, что сейчас соединит его со своим начальником, Андреем Степановичем, который может решить такой вопрос. Но Андрей Степанович вопрос решить тоже не смог, потому что наглый Шухер запросил скидку вовсе несообразную.

Тогда Шухер попросил, чтобы ему дали телефон такого начальника, который может решить вопрос, для Андрея Степановича чересчур трудный.

Тот слегка обиделся и сказал:

— Ну, звоните начальнику коммерческого отдела фирмы Борису Наумовичу, может быть, с ним вы сможете договориться…

И назвал номер этого самого Наумыча.

Шухер позвонил по этому номеру, попросил секретаршу соединить его с начальником и, услышав высокий мужской голос, сказал:

— Борис, тебе что же, блин, жить надоело? — причем своему голосу Шухер придал такую тяжеловесную мужественную лаконичность, что вполне мог внушить страх избалованному обеспеченной жизнью коммерческому начальнику.

— Что такое, кто это звонит? — в тревоге спросил Борис Наумович.

— Кто звонит, кто звонит! — угрюмо передразнил его Шухер. — «Крышу» должен по голосу узнавать! Со следующего месяца плата повышается, ясно? Я в курсе, что вы с тамбовскими заигрывали! За такое баловство можем и в мешок зашить!

— Но я совершенно не занимаюсь этими вопросами! — проблеял перепуганный Борис Наумович.

— С Водопятовым твоим никак не связаться! — прервал его Шухер. — Ни по одному номеру его нет! По бабам небось шляется! Так что будем с тобой разбираться.

— А по мобильнику звонили? — проскулил коммерческий в слабой надежде отделаться от страшного собеседника.

— Напомни его номер, — недовольно проворчал Шухер, — куда-то визитку засунул…

Коммерческий торопливо продиктовал номер сотового телефона директора. Шухер записал его и бросил трубку, не попрощавшись и представляя, как Борис Наумович облегченно переводит дух.

Потом Шухер набрал продиктованный номер и, дождавшись ответа, на одном дыхании проговорил:

— Слушай, Водопятов, и не перебивай. Если ты и дальше хочешь заниматься своим, блин, «честным бизнесом», а не попасть на зону за убийство, ты мне заплатишь пятьсот штук «зеленых»!

— С какой радости? — поинтересовался Водопятов.

По его голосу Шухер понял, что с этим человеком у него будут проблемы. Это был не коммерческий Борис Наумович, задрожавший от серьезного мужского голоса. Водопятов держался твердо, дурацких вопросов типа «кто звонит» не задавал, интересовался только тем, насколько серьезна угроза.

— С той радости, — ответил Шухер, — что у меня есть две фотографии, сделанные четырнадцатого мая, которых вполне достаточно, чтобы посадить тебя за убийство депутата Госдумы…

— Не надо фамилий! — резко оборвал его Водопятов. — Я все понял. Мне понадобится время, чтобы обналичить такие деньги.

— Само собой, — рассудительно согласился Шухер, — даю два дня. Готовь деньги, я позвоню!

Он повесил трубку и прикрыл глаза. Перед его внутренним взором снова появился белый двухэтажный домик, но он понемногу становился все более реальным. Теперь Шухер уже отчетливо видел крытую галерею, опоясывающую домик на уровне второго этажа, и даже плетеное кресло-качалку на этой галерее, и столик рядом с креслом. На столике стояли запотевшая бутылка и высокий стакан. Что было в бутылке — он пока еще не видел, поскольку привык в основном довольствоваться нашей родной водкой, когда при деньгах — хорошей, когда не при деньгах — скверной, но в Испании, наверное, пьют что-нибудь совсем другое.

Отведя свой внутренний взгляд от столика с бутылкой, Шухер мысленно полюбовался красными решетчатыми ставнями и красной же черепичной крышей домика, цветущими кустами роз возле крыльца и золотыми шарами апельсинов на высоких зеленых деревьях…

Шухер вздохнул и открыл глаза. Нельзя расслабляться и мечтать раньше времени. Ясно одно: Водопятов готов заплатить, и он заплатит. Нужно только тщательно подготовить встречу, чтобы без лажи прошло. А то, что он попросил два дня на обналичивание денег, — это даже хорошо: старик-заказчик выйдет, может быть, из больницы, и Шухер получит с него деньги за заказанную вещь. Тогда у него будут совсем хорошие деньги, и он даст деру из страны. Паспорт у него был уже приготовлен, хороший паспорт, совсем как настоящий, даже еще лучше. Коля Скелет отличные паспорта делает, не подкопаешься. А с деньгами Водопятова и ученого-старика Шухеру сам черт будет не брат.

— Гриша, ужин готов! — крикнула с кухни Мартыновна.

Шухер встал, с хрустом потянулся, отбросил все мечты и пошел есть.

Мартыновна была старая эстонка, медлительная и невозмутимая, давняя подруга Шухеровой мамаши. В незапамятные времена они с матерью обменяли две комнаты в разных районах на эту двухкомнатную запущенную квартиру и с тех пор жили вместе. Шухер называл Мартыновну крестной, хотя, правду сказать, он не был крещен.

Вернувшись из ходки на зону, он узнал, что мать умерла — отказало сердце. Мартыновна одна похоронила ее и дожидалась Гришиного возвращения — другого дела у нее все равно не было. Так с тех пор и жили они вдвоем, и Шухер привык считать рослую неторопливую старуху за родню, тем более что другой родни он все равно не знал. Мартыновна обстирывала его, готовила нехитрую еду и по-своему, медлительно и тяжеловесно, любила непутевого крестника. Довольно часто она заговаривала о том, что неплохо было бы купить домик где-нибудь в Псковской области, но Шухер этих разговоров не поддерживал — у него была совсем другая мечта: белая двухэтажная вилла, увитая плющом и окруженная розовыми кустами. Правда, Мартыновна никак не вписывалась в этот испанский рай, но главный урок, который Шухер вынес с зоны, был прост, как грабли: каждый сам за себя.

Мартыновна медленно двигалась по кухне, от стола к плите, от плиты к холодильнику. Шухер всегда удивлялся тому, как медленно старуха двигается и как быстро успевает сделать все по дому. Движения ее при всей их неторопливости были очень точны и экономны.

— Сколько тебе лет, Мартыновна? — неожиданно поинтересовался Шухер.

Старуха остановилась посреди кухни, сложила руки поверх передника, как усердная ученица, и зашевелила губами. Окончив подсчет, сообщила:

— Семьдесят пять.

Через два дня старик из больницы не вышел, но Шухер решил, что железо надо ковать, не отходя от кассы, и снова набрал номер Водопятова.

— Здравствуй, Водопятов, — начал он разговор, — ну что, собрал деньги?

— Собрал, — бизнесмен был сдержан и лаконичен.

— Молодец, — поощрил Шухер послушного карася, — поезжай на Московский вокзал. Один, понял? Если будешь не один, я к тебе не подойду. Деньги положи в чемодан.

— А как я вас узнаю? — осведомился бизнесмен.

— А зачем тебе меня узнавать? — удивился Шухер его глупости. — Тебе меня узнавать без надобности, я к тебе сам подойду. Только чтобы был один, ясно?

— Ясно.

— Так вот, если ясно — через час будь возле памятника в центральном зале.

Шухер хотел уже повесить трубку, но непонятливый Водопятов окликнул его:

— Какой должен быть чемодан?

«Да какая, блин, разница!» Шухер разозлился, но взял себя в руки и для солидности, будто у него всякая деталь продумана, уточнил:

— Черный, непременно черный.

— А с какой стороны от памятника мне стоять?

«Ну, достал!» — подумал Шухер, но вслух опять-таки велел:

— Стой справа, я же все равно тебя узнаю.

— Там просто людей всегда очень много, как бы чего не перепутать — деньги-то большие…

Шухер бросил трубку и задумался: не продешевил ли он? Называя огромную сумму, он был уверен, что клиент начнет спорить, торговаться и они сойдутся тысячах на двухстах. Но Водопятов согласился удивительно легко и деньги собрал быстро — так, может, надо было просить миллион?

Так или иначе, после драки кулаками не машут. Шухер засунул в боковой карман пиджака папочку с фотографиями и поехал на Московский вокзал.

В центральном зале, как всегда, было столпотворение. Встречающие и провожающие переговаривались, ходили кругами, стояли в очередях к ларькам, читали сообщения на электронном табло. В середине зала у памятника Петру Первому толпа была особенно густой. Под самым императором сидела на рюкзаках большая группа молодых туристов. Двое парней настраивали гитары, рыжая девица устраивала своему приятелю сцену ревности, толстый солидный юноша с начинающей пробиваться бородкой пересчитывал багаж.

Шухер специально назначил встречу Водопятову в таком людном месте. Так казалось ему безопаснее. Правда, поговорив дважды с директором «Весткома», он окончательно успокоился: этот карась вообще не представляет опасности, выложит деньги как миленький, без всяких разговоров… Но что же его нет?

Шухер посмотрел на свои наручные часы. Потом — на большие электронные на стене зала. Так и есть — уже пять минут назад Водопятов должен был появиться возле памятника, а его нет как нет. А еще говорят, что бизнесмены — очень точные люди…

Шухер прошел по залу, купил в ларьке банку пепси-колы и выпил ее, поглазел на прилавок с яркими детективами — так, от нечего делать, сам он книг никогда не читал. Обратил внимание на заголовок: «Любовница снежного человека». Интересно, наверное. Снова посмотрел на часы. Прошло уже двадцать минут сверх назначенного времени, а Водопятова все не было. Туристы уже настроили свои гитары и затянули в два голоса что-то тоскливое про тайгу и туман. Рыжая девица помирилась со своим парнем и теперь целовалась с ним взасос.

Водопятова не было. Прошло уже полчаса.

Шухер постепенно начал закипать. Он купил в газетном киоске телефонную карточку, нашел телефон-автомат и набрал номер Водопятова.

«Аппарат абонента выключен или находится вне зоны действия», — сообщил в трубке вежливый женский голос.

«Что, блин, за дела? — подумал Шухер. — Он что, в игры со мной играет?»

Он потрогал фотографии в своем кармане и немножко успокоился: куда он денется, этот карась? Заплатит как миленький.

Сам Шухер никогда не пользовался мобильными телефонами, но слышал, что те не работают в метро, и подумал, что, может быть, Водопятов задержался из-за каких-то своих дел и сейчас едет сюда на метро, потому и не работает его мобильник… но тут же одернул себя: чтобы Водопятов да ехал в метро?

Прошел уже почти час после назначенного времени. Туристы возле памятника загалдели, подхватили свои рюкзаки и гитары и двинулись на платформу. На их место тут же прихлынула большая группа загорелых теток-челноков с огромными клетчатыми сумками и обветренными пиратскими лицами. Шухер негромко выругался и пошел прочь, постановив про себя, что за такое хамство накинет необязательному Водопятову еще сто тысяч.

Вернувшись домой, Шухер позвонил в дверь собственным своим звонком — короткий, два длинных и еще один короткий. На другие звонки Мартыновна приучена была не открывать.

Но сейчас она и на его звонок не среагировала — видно, ушла в магазин. Шухер открыл дверь своими ключами и вошел в коридор. Привыкнув глазами к полутьме, он увидел в дальнем конце коридора высунувшуюся из-за угла ногу в войлочном домашнем тапке. Похоже, что Мартыновна лежала на пороге кухни.

«Не окочурилась ли старуха?» — с беспокойством подумал он и пошел по коридору, представляя себе будущие хлопоты с похоронами… да и, честно говоря, привязан был к своей старой крестной, как ни внушал себе скупую уголовную мораль.

Завернув за угол коридора, Шухер невольно вздрогнул. Мартыновна лежала на спине, неловко подогнув под себя левую ногу. Глаза ее были полуоткрыты, а на полу под головой растеклось большое багровое пятно.

— Что за… — начал он фразу, неизвестно к кому обращенную, но закончить ее не успел: за спиной у него раздался недвусмысленный металлический щелчок.

— Не дергайся, пристрелю, — проговорил спокойный бесцветный голос.

— За что же ты старуху-то убил? — спросил Шухер, переведя дыхание и взяв себя в руки.

— Не болтай ерунды, — оборвал его Водопятов, — проходи на кухню. Дернешься — и тебя убью.

«Вот так карась, — подумал Шухер, — то-то он по телефону так долго говорил… Видно, мой номер вычислял…»

Только теперь, когда уже поздно было что-то исправить, далекий от техники вор-домушник, привыкший действовать дедовскими способами и доверять только собственным золотым рукам, осознал, как глупо было звонить Водопятову со своего домашнего телефона.

— Садись! — коротко приказал тот, указав стволом пистолета на шаткий табурет.

Впервые они оказались лицом к лицу. Шухер вгляделся в жесткое лицо с бугристыми скулами, в холодные маленькие глаза и понял, как ошибся в этом человеке, как промахнулся, посчитав его жирным карасем, дойной коровой. Перед ним был человек, который для достижения своих целей не задумываясь принесет в жертву чужую жизнь.

И Шухер знал, что он уже принес одну жизнь четырнадцатого мая, вторую сегодня — жизнь несчастной безобидной Мартыновны, так и не получившей от судьбы того, о чем она мечтала, — скромного домика в Псковской области…

Водопятов тоже внимательно рассматривал сидящего перед ним человека и по прошествии нескольких минут удивленно спросил:

— Ты кто же такой? В жизни тебя не видел! Откуда у тебя эти фотографии?

— Откуда? От верблюда! — Шухер пытался хорохориться.

— Где фотографии-то? — спросил Водопятов, поведя стволом пистолета.

Шухер полез рукой в карман, и бизнесмен предупредил:

— Медленно, скотина, медленно. Дернешься — руку прострелю.

Шухер учел предупреждение и очень медленно вынул из кармана злополучные снимки.

— Брось на стол! — скомандовал Водопятов.

Не сводя с Шухера глаз, он осторожно левой рукой взял фотографии и опустил в карман своего пиджака.

— И все-таки откуда ты их взял? — задумчиво повторил он свой вопрос. — Ведь первый и второй раз звонил мне не ты, звонил совсем другой человек — умный и осторожный, говорил быстро, чтобы не успели засечь его телефон, а когда звонок все-таки проследили, оказалось, что это телефон-автомат на Финляндском вокзале… А потом вдруг звонишь ты и сразу позволяешь себя вычислить. Честно говоря, я просто не поверил в такую удачу. Да только удачей здесь и не пахнет: ты человек явно случайный, а первым шантажистом все равно еще придется заниматься. Но ты мне все-таки скажешь, откуда у тебя эти снимки.

Водопятов произнес эти слова со спокойной уверенностью. Он нисколько не сомневался, что все будет именно так, как ему нужно. Он не умел проигрывать, он просто не знал такого слова — «проигрыш».

— А вот те хрен! — неожиданно для самого себя выкрикнул Шухер. — Ничего я тебе не скажу!

Его вдруг охватила жгучая ненависть к этому удачливому, бездушному, жестокому человеку, который походя убил несчастную старую Мартыновну просто потому, что она оказалась у него на пути.

— Я так не думаю, — невозмутимо ответил Водопятов, — ты все мне скажешь…

И в подтверждение своих слов нажал на спусковой крючок. Пистолет с глушителем негромко хлопнул, и ногу Шухера пронзила невыносимая боль.

— Так откуда у тебя эти фотографии? — как ни в чем не бывало повторил Водопятов свой вопрос.

Шухер, преодолевая боль в простреленной ноге, рванулся навстречу врагу, попытался дотянуться до его горла… но Водопятов легко отстранился и изо всех сил ударил его носком ботинка по раненой ноге. Боль ослепительной вспышкой взорвалась в голове, и Шухер потерял сознание.

Когда он пришел в себя, он был связан по рукам и ногам, а Водопятов приводил его в чувство ударами по щекам.

— Ты тут не изображай кисейную барышню, — зло прошипел он, увидев, что Шухер очнулся, — со мной такие штучки не проходят! Говори быстро — кто тебе дал эти фотографии?

— На зоне ты не был, — криво усмехнулся Шухер одними губами, — не знаешь, как там бьют! Ты против настоящих блатных — просто сестра милосердия!

— На зоне я не был, — подтвердил Водопятов, — и не буду. Зона — это для таких дураков, как ты. Не знаю, как там тебя били, но одно точно знаю: ты у меня заговоришь. Я тебе буду раненую ногу кипятком поливать, ногти на руках и ногах вырву, но ты у меня все скажешь, даже то, чего не знаешь. Так что лучше бы ты себя пожалел и сразу все выложил.

Шухер скрипнул зубами. Он много отдал бы сейчас, чтобы добраться до этого жирного гада. Хотя он был связан, но кое-какие возможности у него остались. Шухер осторожно пошевелил у себя за спиной пальцами связанных рук. К счастью, Водопятов не обыскал его как следует, и Шухер нащупал за ремнем рукоятку складного ножа, который с давних пор носил за спиной на случай опасности. Стараясь не выдать свои действия, он вытянул нож из-за ремня и, ловко действуя своими гибкими пальцами, перерезал веревки на руках. Водопятов тем временем направил пистолет на его здоровую ногу и прошипел:

— Говори, сволочь, кто тебе дал фотографии, а то сейчас для начала вторую ногу тебе прострелю!

Шухер резко выдохнул и выбросил из-за спины руку с ножом. Однако усталость и боль от раны в ноге притупили его реакции, и Водопятов успел отпрыгнуть, увернувшись от удара. Но при этом от неожиданности он нажал на спусковой крючок пистолета, и выпущенная им пуля попала в грудь Шухеру, пробив его позвоночник. Домушник, отброшенный силой выстрела, грохнулся на пол. Свет в его глазах потускнел, и в последний миг жизни он удивительно отчетливо увидел двухэтажный белый домик, опоясанный на уровне второго этажа открытой террасой, и кресло-качалку на ней, и столик с темной бутылкой и высоким бокалом дымчатого стекла. Над террасой нависали темно-зеленые ветви апельсиновых деревьев с ярко-золотыми шарами спелых плодов. Дверь в домик была полуоткрыта.

Водопятов потрогал пульс на шее Шухера и убедился, что тот мертв. Он коротко выругался. Нитка оборвалась, так и не удалось узнать, откуда получил этот идиот фотографии. Странно: этот уголовник совершенно не вписывался в картину шантажа, выглядел в ней удивительно чужеродным. Первые звонки делал человек совершенно другого склада — гораздо более развитый, более осторожный. Этот же выглядит мелким воришкой. Уголовник, прошедший зону, знающий тамошние порядки… Одно из двух: или первый шантажист нанял этого уголовника, чтобы не рисковать самому, или фотографии попали к нему совершенно случайно. В любом случае смерть этого человека нисколько не уменьшает опасности, не решает проблемы с шантажом.

Водопятов решил осмотреть квартиру, раз уже он сюда попал, — может быть, удастся найти какую-то связь с настоящим шантажистом или другие фотографии.

Он начал с кухни, проверил ящики столов, вынул банки с крупами и сахаром, пошуровал в них вилкой, зная, что в таких местах часто прячут что-нибудь важное. Ничего не найдя, прошел в комнаты.

В первой комнате царила бедная старушечья чистота. На полках старого фанерного шкафа ровными стопками были сложены пожелтевшие от бесчисленных стирок, многократно залатанные простыни и пододеяльники. Водопятов разрыл эту стопку, нашел под ней плотный конверт с аккуратной, как по линейке сделанной надписью: «На похороны». В конверте лежали три тысячи рублей. Водопятов убрал конверт на место, подумав, что, несмотря на аккуратность и предусмотрительность, вряд ли старуха будет достойно похоронена.

Во втором отделении шкафа висели на плечиках несколько поношенных ситцевых и шерстяных платьев да допотопное черное суконное пальто с большой, изъеденной молью лисой на воротнике. На тумбочке возле древней металлической кровати лежал плюшевый фотоальбом. Водопятов на всякий случай перелистал его. Именно здесь могли быть спрятаны сделанные шантажистами фотографии.

На первых страницах мелькали выцветшие черно-белые снимки белобрысой эстонской девочки с торчащими в стороны короткими косичками, рядом с ней был снят то высокий человек с большими неловкими руками, в серой фуражке и черном жилете, то такая же высокая веснушчатая женщина с уложенной вокруг головы светлой косой.

На следующих страницах белобрысая девочка превратилась в статную, но бесцветную светловолосую женщину. Пару раз мелькнул скуластый солдат в выцветшей гимнастерке и лихо сбитой набок пилотке с неуставной звездочкой, но так и не укоренился на страницах альбома.

На следующих фотографиях светловолосая женщина становилась все более бесцветной и усталой, понемногу утрачивая свою прежнюю стать.

Последние фотографии были подписаны: Зеленогорск, 1975 год.

Судя по всему, женщина ездила в этом году по путевке в дом отдыха, и эта поездка оказалась последним достойным увековечения событием в ее неинтересной и несчастливой жизни. Больше она не фотографировалась.

Не найдя ничего интересного в первой комнате, Водопятов перешел во вторую, где, судя по всему, обитал угрюмый уголовник, двадцать минут назад закончивший счеты с жизнью на собственной кухне.

Здесь также имелся небольшой платяной шкаф, сильно потертый диван-кровать и небольшой японский телевизор на низенькой черной тумбе.

Водопятов приподнял диван, заглянув в бельевой ящик, сдвинул вещи в платяном шкафу, простучал его заднюю стенку, заглянул в тумбу. Не найдя ничего, представляющего хоть какой-то интерес, он уже собрался уходить, но под конец решил еще раз осмотреть кухню. Честно говоря, Водопятову не хотелось это делать — хоть у него и были очень крепкие нервы, трупы только что убитых им людей действовали на него угнетающе. Почувствовав эту свою слабость, он решил преодолеть ее и направился на кухню.

Перешагнув через мертвую старуху, оглядел свежим взглядом уже обысканное один раз помещение. Ему показалось, что самодельный хозяйственный шкафчик стоит подозрительно высоко. Водопятов приподнял шкафчик и отодвинул его в сторону. Чутье его не обмануло: под дном шкафа к полу был пристроен потайной ящик, запертый на замок. Водопятов попытался открыть его ножом, но крепкая крышка не поддавалась. Тогда он выстрелом из пистолета разбил замок и откинул крышку.

В ящике лежал обильно смазанный пистолет Макарова, патроны к нему, небольшая стопка долларов и резная деревянная шкатулка. Оставив деньги и пистолет на месте, Водопятов положил шкатулку на кухонный стол и задвинул шкафчик на прежнее место. Однако шкатулка не оправдала его надежд: в ней лежали только какие-то пустяковые безделушки. Водопятов смирился с тем, что не найдет в этой квартире ничего, имеющего отношение к шантажу, еще раз прошел по всем комнатам, тщательно стирая везде отпечатки своих пальцев, и наконец ушел прочь.

Дверь в квартиру он оставил незапертой: искать в карманах покойников ключи ему не хотелось, а большой роли это не играло. С этими людьми его абсолютно ничто не связывало, и он никак не мог попасть в список подозреваемых. На лестнице он никого не встретил. Илье Олеговичу Водопятову вообще всегда везло.

Варвара Васильевна Хряпина поставила вариться картошку и вдруг спохватилась, что у нее нет соли. Беда невелика: у Марты Мартыновны, соседки по лестничной площадке, всегда можно разжиться солью, сахаром и спичками. Варвара Васильевна с уважением относилась к соседке: несмотря на ее вопиющую молодость — Марте шел только семьдесят шестой год, — она была женщина хозяйственная и степенная. Самой Варваре Васильевне было уже восемьдесят два, и все люди моложе восьмидесяти казались ей молодежью.

Варвара Васильевна позвонила в соседнюю квартиру, но никто на ее звонок не отозвался. Огорчившись и собравшись уже вернуться домой, она вдруг заметила, что дверь у Марты чуть приоткрыта.

Поджав губы на такой непорядок, Варвара Васильевна приоткрыла дверь пошире и негромко крикнула внутрь:

— Мартыновна, а Мартыновна! Что это у тебя дверь не заперта?

Из квартиры никто не отозвался. Это было странно и подозрительно. Варвара Васильевна сказала самой себе, что надо бы проверить, не случилось ли чего с соседкой — эта молодежь чего только не учудит, — и осторожно юркнула в чужую квартиру.

На самом деле старухой двигало любопытство, но если бы кто-нибудь осмелился ей это сказать, Варвара Васильевна испепелила бы наглеца гневным взором.

В квартире было тихо и гулко. Осторожно двинувшись вперед шаркающей по причине возраста и войлочных тапок походкой, Варвара Васильевна вполголоса окликнула:

— Есть кто живой?

На ее голос никто не отозвался, но, сделав еще пару шагов, она увидела высунувшуюся из-за угла ногу в точно таком же, как у нее, войлочном тапке.

— Мартыновна! — испуганно выкрикнула старуха. — Ты чего?

Пройдя еще несколько шагов, Варвара Васильевна наконец увидела соседку целиком. Мартыновна лежала на полу, неловко подогнув под себя одну ногу.

Соседка остановилась, горестно сложив на животе руки, и вполголоса задала трупу риторический вопрос:

— Мартыновна, ты померла, что ли?

Соседка не отвечала. Она лежала, полуоткрыв блекло-голубые глаза, видевшие в жизни удивительно мало хорошего.

В первый момент Варвара Васильевна испытала кратковременное чувство торжества: вот ведь, она куда старше Мартыновны, а еще и не думает умирать, но потом она разглядела темно-красное пятно на полу под головой Марты и испугалась больше прежнего. А еще чуть погодя, подняв глаза от мертвой соседки, старуха увидела на кухне второй труп, Мартиного племянника, и испугалась окончательно.

Мартин племянник Гриша был вовсе уж в молодых годах, только-только пятьдесят исполнилось, и тоже, гляди-ка ты, помер. Ох, молодость!

Варвара Васильевна слышала от людей всякие страшные истории про грабителей и убийц, но считала до сих пор, что истории такие могут случаться только где-то в других местах и с совершенно другими людьми, богатыми и бескультурными, а тут перед ней лежали трупы двоих хорошо знакомых людей… Этак и ее саму могут убить!

Варвара Васильевна собралась было поскорей уйти из этой опасной квартиры, как вдруг на глаза ей попалась одна вещь, которая имела на бедную старуху совершенно магическое влияние.

Это был графин с петухом.

Каждый раз, оказавшись по какой-либо хозяйственной надобности в кухне у Марты Мартыновны, Варвара Васильевна как зачарованная замирала перед этим графином. Графин был необыкновенный. Гладкий и совершенно простой снаружи, внутри он заключал в себе чудесного разноцветного стеклянного петуха с ярко-алым гребнем и красно-сине-бирюзовым хвостом. Одно то, что этот петух волшебным мастерством стеклодува был заключен в графин, производило на старуху неизгладимое впечатление, но когда этот графин наполняли водой, или водкой, или любой другой прозрачной жидкостью — петух сказочно преображался, увеличивался в размерах, заполняя собою всю внутренность сосуда, и становился таким ярким, живым и сверкающим, что, казалось, еще немного — и он, победно закукарекав, вылетит из своей стеклянной тюрьмы!

Варвара Васильевна всячески старалась скрыть свое непреходящее восхищение замечательным графином, справедливо считая это чувство постыдным, недостойным серьезной женщины солидного возраста, но сейчас, когда никто не мог ее видеть, она не смогла противиться своей слабости.

Графин с петухом полностью лишил ее моральных устоев, подчинив себе ее волю.

— Пропадет же все равно, — вполголоса пробормотала Варвара Васильевна, осторожно перешагивая через труп соседки и как сомнамбула приближаясь к заветному графину, — разобьют же его, охальники!

Пробравшись на кухню и стараясь не смотреть на мертвого Гришу, Варвара Васильевна взяла со стола волшебный сосуд и поскорее скрыла его от мертвых Гришиных глаз в складках своего коричневого клетчатого передника.

Рядом с графином на столе стоял красивый деревянный ящичек.

Прежде Варвара Васильевна такого ящичка у соседки не замечала — видно, Марта прятала от любопытных глаз такую хорошую вещь.

В другом состоянии Варвара Васильевна ни за что не опустилась бы до того, что она сделала в следующую минуту, но сейчас ее моральные принципы были полностью разрушены чудесным петухом, и добавить еще одно преступление к уже совершенному оказалось проще простого.

— Нитки в нем буду держать… и память опять же, — пробормотала Васильевна и, стараясь не встретиться глазами с мертвым Гришей, прихватила деревянный ящичек и спрятала в складках передника рядом с заветным графином.

Затем, чувствуя себя чрезвычайно неуютно в чужой квартире рядом с двумя еще не остывшими трупами, Варвара Васильевна поспешила домой.

Успела она очень вовремя — еще немного, и картошка полностью бы выкипела.

Вернувшись в свой офис, Илья Олегович Водопятов велел секретарше никого с ним не соединять и ни по каким вопросам его не беспокоить. Закрыв дверь кабинета, он выложил на стол найденные у шантажиста фотографии и внимательно в них всмотрелся.

Да, эти снимки были для него смертельно опасны.

Фотографии были сделаны с двух точек, поэтому на одной из них можно было сразу узнать в лицо самого Водопятова, а на другой — депутата Госдумы Орехова… Ныне покойного Сергея Петровича Орехова, бывшего председателя думского Комитета по информации и связи. И бутылка на обеих фотографиях тоже была видна.

Илья Олегович вспомнил тот день, так много значивший в его жизни, — четырнадцатое мая.

Орехов прилетел в Санкт-Петербург в составе серьезной правительственной делегации, которая должна была побывать на нескольких крупнейших петербургских предприятиях и решить ряд вопросов, связанных с реструктуризацией их задолженности перед бюджетом.

Водопятов предварительно договорился с Ореховым о приватной встрече один на один. Орехов мог помочь Водопятову и возглавляемому им «Весткому» сохранить монополию на телефонном рынке северо-запада, мог не допустить вторжения в этот богатый и перспективный регион московского концерна «Моссвязь».

Сергей Петрович неоднократно давал понять Водопятову, что понимает его проблемы и сочувствует им. И тот, вполне однозначно расценив эти намеки, передал Орехову через своего доверенного человека в Москве в качестве аванса за его «сочувствие» чемодан с четвертью миллиона долларов. Теперь они должны были встретиться с глазу на глаз и обсудить окончательный размер комиссионных — ту сумму, в которую сам Орехов оценивал свое «сочувствие».

И тогда, четырнадцатого мая, обстоятельства сложились как нельзя более удобно для такой встречи.

Орехов под благовидным предлогом отделился от делегации и со своим шофером-телохранителем приехал в Юкки, на дачу Водопятова.

Илья Олегович предложил московскому гостю традиционную программу — водка, баня, девочки, — но Сергей Петрович отказался, посетовав на недостаток времени и на то, что ему сегодня еще работать.

Они прошли в кабинет Водопятова, Илья Олегович разлил по бокалам темно-золотой «Реми Мартен» и, выждав приличествующее случаю время, прямым текстом сказал, что готов сию минуту заплатить своему гостю еще полмиллиона долларов, если тот сможет затормозить на год внедрение «Моссвязи» на северо-запад.

Орехов допил коньяк, поставил бокал на стол и посмотрел на Водопятова ускользающим взглядом человека, привыкшего лгать всегда и всем — близким людям и случайным знакомым, избирателям и коллегам по Думе, журналистам и телезрителям…

— Илья Олегович, — начал депутат своим хорошо поставленным голосом, — вы понимаете, конечно, что попытки затормозить движение концерна «Моссвязь» в новые регионы идут вразрез с антимонопольным законодательством?

— Что такое? — переспросил Водопятов, отказываясь верить своим ушам.

— Вы меня не поняли? — делано удивился депутат. — Такая протекционистская политика нанесет урон интересам потребителей телефонных услуг вашего региона. Только здоровая конкуренция операторов связи может обеспечить…

— Ты что, козел, несешь?! — зарычал Водопятов, медленно поднимаясь из глубокого кожаного кресла. — Ты сейчас не на трибуне в своей сраной Думе! Ты у меня дома! Тебя сейчас по телевизору не показывают!

Неожиданно накатившая на Водопятова волна ярости удивила и испугала его самого. Он понимал, что с Ореховым нужно держаться более осторожно, но глаза его заволокло мутной багровой пеленой, руки тряслись от злобы, и он не в силах был выбирать выражения и контролировать свои поступки.

— Ты что, Водопятов? Ты забываешься! — Депутат тоже побагровел. — Да ты понимаешь, кто я такой?

— Я понимаю, кто ты! Ты — сука гребаная! Ты у меня деньги взял, а теперь устраиваешь тут политинформацию! По телевизору можешь нудить про интересы потребителей! Деньги взял — отработай! Мало — скажи! Но дурака из меня не делай!

— Да я тебя, Водопятов, в порошок сотру! — завизжал депутат неожиданно высоким злым голосом. — Что ты мне про свои деньги дерьмовые повторяешь? Да ты мне платить должен только за то, чтобы я тебя вообще в покое оставил! А то я на тебя всех собак спущу — и Генпрокуратуру, и налоговую полицию, и ФАПСИ…

Водопятов едва не задохнулся от ненависти. Все вокруг него сделалось густо-багровым, слова депутата звучали гулко, как будто тот говорил из железной гудящей бочки. Водопятов окончательно утратил контроль над собой. Он схватил стоявшую перед ним бутылку коньяка и ударил Орехова по голове, вложив в этот удар всю ненависть к лживому мерзавцу…

В комнате стало неожиданно тихо. Орехов покачнулся, широко открыл рот, как выброшенная на берег рыба. По его лицу поползли темно-красные дорожки, черные с сединой волосы набухли пульсирующей кровью.

Депутат захрипел, потянулся рукой к горлу, будто хотел ослабить галстук, и с грохотом повалился на низкий стеклянный стол.

Водопятов глубоко вздохнул и тряхнул головой. Багровая пелена спала с его глаз. Он неожиданно успокоился и почувствовал себя свежим и бодрым, как будто только что принял контрастный душ.

Удивленно оглядевшись и увидев перед собой тело депутата и расплывшуюся по стеклянной столешнице кровавую лужу, Илья Олегович потер рукой переносицу.

Неужели это он только что убил депутата Госдумы? Кажется, это сделал совершенно другой человек…

Он еще несколько раз глубоко вдохнул и выдохнул. Нужно было действовать, действовать быстро и решительно. Водопятов вызвал своего преданного телохранителя Костю Сергеева, бывшего спецназовца, ветерана Чечни, очень многим ему обязанного.

Увидев тело депутата, Сергеев не задал ни одного вопроса. Он стоял перед шефом, ожидая приказа.

— Его шофер, — задумчиво проговорил Водопятов.

Сергеев молча кивнул и двинулся к двери.

— Постой, — Водопятов поморщился, — я вызову его сюда.

Он достал из кармана депутата переговорное устройство и, включив его, торопливо и взволнованно произнес:

— Зайдите в мой кабинет! Сергею Петровичу стало плохо.

Костя встал сбоку от двери и, когда в соседней комнате послышались торопливые шаги, слегка пригнулся, приготовившись к нападению.

В дверь кабинета постучали.

— Войдите! — громко сказал Водопятов.

Дверь открылась, и на пороге показался телохранитель Орехова с аптечкой в одной руке и пистолетом в другой.

— Что случилось? — спросил он.

Тела его шефа не было видно от дверей. Водопятов указал на него глазами. Телохранитель сделал шаг вперед, и тут же Сергеев обрушил на его затылок страшный удар сплетенных в замок рук. Телохранитель Орехова беззвучно рухнул на ковер.

Дальнейшее Костя проделал быстро и аккуратно. Он перегнал машину Орехова во внутренний гараж, в который можно было попасть коротким коридором прямо из кабинета Ильи Олеговича. Оба тела Костя перенес в машину. В кабинете хозяина навел порядок, убрал все следы происшествия. Потом сел за руль ореховской машины и, петляя второстепенными дорогами, объехал город, минуя все посты ГИБДД и дорожно-патрульной службы, чтобы никто из постовых не мог впоследствии вспомнить проезжавший в этот день черный «Мерседес» с правительственными номерами.

Объехав город по периферии, Костя с Обводного канала выехал на Витебский проспект из города в районе Пулковского аэропорта.

Здесь он дождался момента, когда на дороге будет пусто, поставил таймер взрывного устройства на десять минут и выскользнул из машины.

До ближайшей станции метро Костя дошел пешком, чтобы его не запомнил какой-нибудь внимательный таксист.

Вечером по всем телеканалам страны прошло экстренное сообщение о том, что депутат Государственной думы, председатель Комитета по информации и связи Сергей Петрович Орехов был убит в машине мощным взрывным устройством во время визита в Петербург в составе правительственной делегации.

По центральным каналам говорили о той прогрессивной роли, которую играл депутат Орехов в Думе, о его вкладе в развитие отечественных средств связи, показывали рыдающую жену и напряженно-молчаливого сына.

По одному из «желтых» каналов позволили себе осторожный намек на то, что Орехов погиб в то время, когда, отделившись от делегации, занимался собственными делами и что Сергей Петрович снимал в Петербурге трехкомнатную квартиру для некоей Риммы Николаевны Подберезкиной, двадцати четырех лет.

По всем каналам телеведущие не удержались от того, чтобы сказать: Петербург снова подтвердил свое название криминальной столицы России.

Илья Олегович Водопятов выключил телевизор и облегченно перевел дыхание.

Все обошлось. К счастью, покойный Орехов отказался от бани с девочками, иначе свидетелей было бы гораздо больше. А так — только Костя Сергеев, на которого Водопятов мог положиться как на самого себя.

После возвращения из Чечни Костя, как и многие молодые солдаты, почувствовал себя преданным и никому не нужным. Он запил, потом подсел на наркотики. Героин стоил очень дорого, деньги на дозу были нужны каждый день, и их нужно было все больше и больше. Костя связался с мелкой бандой, влип в скверную историю, бежал из-под стражи, две недели скрывался по чердакам и подвалам. Голода он не ощущал — все остальные чувства отступили перед адом мучительной наркотической ломки. Когда ему стало уже все равно, что будет дальше, лишь бы достать денег на дозу, он попытался напасть на возвращавшегося из ресторана «нового русского». Охрана с трудом смогла скрутить его. «Новый русский» с интересом смотрел на грязного, небритого, тощего как скелет парня, которого едва удерживали трое плечистых мордоворотов.

Так Водопятов познакомился с Костей Сергеевым.

Илья Олегович отмыл и накормил Костю, вылечил его от наркозависимости и дал ему работу — сделал своим личным телохранителем. Все его неприятности с законом он тоже быстро урегулировал.

Ни разу Илья Олегович не разочаровался в своем выборе.

Костя боготворил шефа и был ему предан, как верный пес. Ради Водопятова он ни перед чем бы не остановился.

Поэтому после инцидента с Ореховым Илья Олегович чувствовал себя достаточно уверенно.

В тот же день, четырнадцатого мая, он сделал еще одну важную для своей безопасности вещь.

В его кабинете, как и во всех остальных помещениях дома, были установлены камеры видеонаблюдения. Изображения от камер поступали на центральный пост охраны. Ночью изображение записывалось на видеомагнитофоны, днем запись включалась только эпизодически, когда охрана была чем-нибудь обеспокоена.

Сразу после того, как Костя убрал тела Орехова и его шофера, Водопятов пришел на пост охраны. Охранника на месте не было — он делал обход территории, но видеомагнитофон работал на запись. Водопятов вынул из него кассету и сжег ее в камине.

Когда охранник возвратился с обхода территории, Илья Олегович вызвал его к себе и спросил, почему тот днем включил запись. Парень ответил, что обычно делает так во время обхода, чтобы по возвращении просмотреть кассету и убедиться, что в его отсутствие ничего не произошло.

Во время этого разговора охранник держался совершенно спокойно, и Водопятов уверился, что он ничего не видел.

Илья Олегович, конечно, не забыл этот день, но был убежден, что сделал все как надо и что ему ничего не угрожает.

Однако через две недели его мобильный телефон зазвонил и незнакомый мужской голос сказал, что, если он хочет, чтобы никто не узнал об истинных причинах смерти депутата Орехова, ему придется заплатить.

У Водопятова пересохло в горле.

Только этого ему не хватало!

Шантажисту нельзя платить, его аппетит будет расти и расти, а исходящая от него опасность всегда сохранится. С шантажом можно покончить только одним способом — устранив его источник.

Но этот шантажист был очень осторожен. Он звонил в самое неожиданное время и говорил всегда не больше десяти секунд, понимая, что Водопятов, глава крупной телефонной компании, имеет большие технические возможности и проследить звонок для него не представляет труда.

Поэтому Илья Олегович очень удивился, когда ему позвонил другой человек и сразу же удалось проследить звонок.

К сожалению, этот второй шантажист умер, так и не сказав Водопятову, откуда к нему попали фотографии, а сам он никак не был связан с компанией «Вестком» — обычный вор-домушник, отсидевший солидную часть жизни на зоне… Но теперь у Ильи Олеговича по крайней мере были в руках фотографии.