* * *

Бежан, видимо, интуитивно понял, с кем имеет дело, и допрос Мартинека провел в правильном ключе.

— Главное для нас — установить точную хронологию, — начал он, сев за стол и усадив Мартинека напротив. — Очень надеюсь на вашу помощь в этом отношении. Когда вы первый раз услышали о Ванде Паркер?

Мартинек ни секунды не промедлил с ответом.

— Когда потребовалось прибивать полку в чулане. Так меня подгоняли, так торопили! Оказывается, гостья приезжает.

— Вы об этом с кем-нибудь говорили?

— Еще сколько! С пани Фелицией.

— Нет, за исключением женщин, проживающих в доме пани Фелиции.

Мартинек честно задумался. По лицу было видно — честно.

— Говорил! Такой вымотанный в тот день вернулся домой, что дома всем рассказал, ну да они меня не слушали. Одна сестра слушала. Ее даже это заинтересовало, не полка, конечно, а пани Ванда. Она еще сказала — тянет людей на родину, когда состарятся. Вот и она знала одного такого, что у нас всю жизнь прожил, а под старость вернулся к себе в Афганистан, чтобы помереть...

— Вы рассказывали дома, что пани Ванда богата?

— Ясное дело, рассказал! И что богатому квартиру купить — раз плюнуть, она как раз собиралась купить, пани Фелиция говорила. И что из родных у нее никого тут не осталось, вот и разыскала свою крестную внучку, чтобы было к кому приехать.

И что завещание тут составит, отпишет все внучке и Богу душу отдаст.

— И о чем еще вы рассказывали дома?

— Больше ни о чем, потому что сестра отправилась к себе домой, а остальные спать.

— Прекрасно, это в первый день. А в последующие кому и что вы говорили?

Мартинек опять задумался, на сей раз долго вспоминал.

— А в последующие дни только о ней и говорили, но больше про мойку. Я еще про кронштейн вспомнил...

— Если можно, о пани Ванде.

— О пани Ванде всю дорогу говорили. Никто не знал, когда она точно прибывает, потому что ее письмо затерялось. Ну и предположили — летит вокруг света.

— Об этом вы тоже рассказали сестре? Или еще кому?

— Нет, никому. То есть, да, сестре. В те дни мать приболела, так что сестра у нас каждый день бывала, а так она редко приходит. Сестре было интересно про пани Ванду слушать, ну я и рассказывал.

— И больше никому, только сестре?

— А кому же еще? У меня и времени не было.

Уж наработался я в ту неделю — сил нет! И на лекции ходил, и потом допоздна при мойке вкалывал, а еще приходилось по магазинам угломер искать. Жуткое дело.

— А на лекциях никому не проболтались?.

— Да нет, как-то к слову не приходилось...

Похоже, Мартинек очень жалел, что никому больше не рассказал о приезде пани Ванды, вон как это, оказывается, нужно пану полицейскому, кайся теперь. Знай он раньше, уж бы постарался, всему городу разболтал. Бежан не знал, что и думать. Неужели этот великовозрастный придурок и в самом деле не понимает, почему ему задают такие вопросы, неужели в этой пустой голове не рождается никаких ассоциаций? Трудно поверить в такое счастье.

— Да вы не переживайте, — великодушно успокоил он парня, — нет так нет. Расскажите, что было потом.

— А потом пани Ванда приехала, аккурат я прибирался в чулане. Вы не представляете, пан полицейский, сколько наработался! Уж там набралось барахла — девать некуда, все выносил и выносил, а тут еще пани Фелиция мне ногу отдавила, я с мусором выхожу, а панна Дорота как раз привезла американскую старушку. На Яцеке привезла. А потом я о ней с Яцеком говорил, он меня на пиво пригласил, почему не пойти, если приглашают, ведь верно ? За пивом я ему, Яцеку значит, много чего порассказал, как там у нас; все обстоит и так далее.

Яцек почему-то комиссара не заинтересовал.

— Ас сестрой или с кем еще вы говорили об американке после ее приезда? С какими другими особами?

— В этот день другие особы отпали, потому как я сразу пошел к сестре, ведь мать приболела, я пану уже говорил, и почти не готовила еды, так что домой незачем было возвращаться. А сестре я рассказал, что вот, приехала американка... Ага, тут еще к ней, к сестре значит, соседка зашла, подруга ее, живут в одном доме, дверь в дверь, так она тоже слушала и смеялась. И еще они с сестрой говорили — хорошо иметь в родне миллионершу, обязательно оставит свои денежки. Причем немного даже с сестрой поспорили. Сестра была за Доротку, а соседка говорила — все Фелиции оставит, как старшей, я еще порадовался, мне бы это было на руку. А оказалось — сестра угадала. Панне Дороте почти все завещано.

Старший комиссар пришел в чрезвычайное волнение, хотя постарался этого не показать. Стоп, одергивал себя, никаких скоропалительных выводов, н если этот недоумок говорит правду...

— Очень хорошо. Продолжайте, проше пана. И в хронологическом порядке. Что было потом?

Многозначительно наморщив лоб, Мартинек опять задумался, вспоминая.

— А потом пани Ванда завела привычку дубасить по полу молотком. Даже не потом, а сразу же по приезде и начала. Хронологически — в первый же вечер, — А вы ежедневно бывали в доме Вуйчицких?

— Почитай, каждый день.

— А у сестры?

— Нет, у той каждый день не поешь. Приходилось через день. Знаете, пан полицейский, скуповата она... Но тут один раз вдруг меня даже сама пригласила, хотя особо не радовалась, когда я приходил. А тут пригласила. Как раз, когда пани Ванда собиралась к нотариусу, чтобы написать завещание. Говорила — все им оставит, а больше всех Дороте, но договорилась с нотариусом на следующий день, а в тот день к нему ходила пани Фелиция. Надо же было узнать. И нотариус сказал, что пани Ванда и в самом деле очень богата, вот только не любит за себя платить, или не может, я не совсем понял. А потом была уже та пятница, но я вернулся домой и ни с кем не общался...

— Минутку. Расскажите сначала о том случае, когда сестра специально пригласила вас. Соседка присутствовала ?

— Ясное дело.

— И о чем вы в тот день рассказывали?

— Да вот как раз о планах пани Ванды и о том, что собирается все родным отписать, а больше всех Доротке.

— Как фамилия вашей сестры?

— По мужу Прухнякова.

— А соседкина?

— Фамилии ее не знаю, а зовут Вероникой.

Ни с того ни с сего Роберт Гурский, до сих пор молчаливо слушавший, вдруг задал неожиданный вопрос:

— А как звали мясника, которому после Перикла досталась Астазия?

— Клеон, — без запинки ответил смертельно озадаченный Мартинек. — Только он был не мясник, а скорняк, тот, что шкуры выделывает. Какое отношение он имел к пани Ванде?

— Благодарю вас, — сухо ответил Роберт и опять замкнулся.

Мартинек бросил на него искоса подозрительный взгляд и, наклонившись к Бежану, конфиденциально поинтересовался:

— Он что, кроссворды разгадывает?

— Иногда, и, представьте, на службе! — так же вполголоса конфиденциально ответил Бежан и повысив голос, задал следующий вопрос:

— Итак, в четверг, то есть накануне пятницы, вы последний раз рассказывали в доме сестры о пани Ванде?

— Откуда! Потом еще сколько раз рассказывал, ведь только ей и было интересно, моих стариков такие вещи не колышат. А брата и вовсе. Но тогда пани Ванду уже убили...

Бежан остановил разогнавшегося свидетеля:

— А теперь, пожалуйста, не торопитесь, подумайте хорошенько и дайте ответ. Вы ни с кем больше не говорили о пани Ванде кроме Яцека, сестры и ее соседки? Никому ни словечка не рассказали о том, что происходит в доме Вуйчицких? Ни словечка о богатой американке? Никому? Ни знакомому, ни случайному человеку?

Честный парень задумался надолго. Аж вспотел с натуги, так старался вспомнить. И наконец сокрушенно покачал головой.

— Нет, проше пана. Никому. А все из-за проклятой мойки? Ведь все силы из человека выжимала, до сих пор я еще не кончил с ней. Света божьего из-за нее не видел, не до разговоров было. А главное, пришлось все время проводить на Йодловой.

Так что вы уж извините, пан комиссар...

— Ничего, на нет и суда нет, А все-таки кое в чем вы помогли нам, во всяком случае тот один удар молотком вы слышали...

— Слышал! — обрадовался Мартинек. — А как же, очень даже слышал!

— Больше у нас нет вопросов. Спасибо. Можете быть свободны. Да, кстати, куда вы намерены отсюда отправиться?

— К сестре, куда же еще?

И тут в голосе до сих пор улыбчивого и благо-. душного пана комиссара вдруг прозвучали такие грозные раскаты, что перепуганный Мартинек вскочил и встал навытяжку.

— Ни в коем случае! Немедленно возвращайтесь прямо домой, никуда не сворачивая, и ждите наших распоряжений! Мы позвоним! Это приказ.

Вы слышали, что и панне Дороте полиция запретила выходить из дому.

— Но у сестры тоже есть телефон... — заикнулся было Мартинек.

— Нам лучше знать! — гаркнул офицер полиции. — Повторяю: немедленно возвращайтесь домой, по дороге никуда не заходя, и безотлучно сидите у телефона! Мы можем позвонить в любой момент. Телефон тоже не занимать! Чрезвычайное положение. Конечно, если вы предпочитаете побыть в камере предварительного заключения...

— Нет, нет, не предпочитаю, спасибо...

— В таком случае извольте выполнять наши распоряжения! Иначе мы вынуждены будем принять меры.

Бежан явно переборщил. Мартинек струхнул не на шутку.

— А в случае чего брата придушить?

— Что? — не понял комиссар.

— Мой брат вечно висит на телефоне.

— Сколько вашему брату лет?

— Семнадцать.

Комиссар сурово нахмурился.

— В таком случае сообщите ему о нашем распоряжении, взяв слово молчать. Скажите, — его гражданский долг воздержаться на этот вечер от болтовни по телефону. Не прикасаться к телефонной трубке, вам понятно?! Итак, немедленно домой и ждать наших распоряжений!

Загрузка...