* * *
Окна загораются, как огни сигнальные,
Тени собираются около стола.
В воздухе проносятся строки гениальные
В поисках хозяина, в поисках тепла.
Жаль, поэты пьяные по углам валяются,
И поэты трезвые беспробудно спят.
В океане вечности время закаляется,
Вечерами жаркими дерева скрипят.
А виски усталые — парусники белые.
Ни покой, ни бурю им больше не сули.
Жизнь моя беспутная, злая, оголтелая,
Доплывем ли к осени до родной земли?
* * *
Облака высокомерные
Засмотрелись на луну.
А внизу людскими нервами
Повязали всю страну.
Не смотрите так язвительно,
Не порвутся до весны
Нервы крепкие, как витязи,
Нервы хрупкие, как сны.
А весной, когда вращаются
Чувств обманчивых волчки,
Люди с нервами прощаются,
Режут нервы на куски.
Птицы кружатся над башнями,
Облакам — повеселей,
И летит мечта вчерашняя
Черным пухом с тополей,
* * *
Ни на Тянь-Шане, ни на Шипке,
Я не был, многим не в пример.
Я собирал свои ошибки,
Как рьяный коллекционер.
Свои просчеты и провалы,
Неявки, глупостей ковчег
Я знаю, как и "Калевалы"
Не знает финский дровосек.
Пускай Тянь-Шань меня не помнит,
И Шипка обо мне молчит,
Пусть обо мне не скажет с помпой
Судьбой обласканный пиит,
И город, вскормленный волчицей,
Под грузом подлостей притих…
Не буду никогда учиться…
Ни на чужих, ни на своих.
* * *
Не от любви мы пьяные, — от водки.
От жизни — лишь мучительно трезвы.
Седеют рано сверстники-погодки,
Проходят мимо звери и волхвы.
Искристый снег не согревает душу,
Не подпускает к счастью за версту.
А моряки ночами видят сушу
И вздрагивают в ледяном поту.
А водка льется, льется, льется, льется…
Любовь пьяна. И нежность — ни при чем.
Когда же мир
от страшных снов очнется
И будет сыт пасхальным куличом?
* * *
С утра шаманит по кустам
Злодейка осень золотая,
И ветер девственный устал
Ее искать, листву глотая.
Закладывают виражи
Ровесники моей разлуки.
Мы — дети осени и лжи,
Мы — дети времени и скуки.
И если мысли в голове
Уселись, как дурные гости,
Не стоит путаться в молве
И лабиринтах черной злости.
К чему опасливо гадать
Проймет ли ближних благородство?
Ведь нас коснулась благодать
Неразделенного сиротства.
* * *
От буйных пиршеств до ворон крикливых
Рукой подать. Улыбок легкий строй
Так любит малодушных, боязливых,
Что смельчаков обходит стороной.
Лишь темнота и дух противоречий
Засады расставляют по углам.
Как хороши, как свежи были речи…
А розы превратились в скорбный хлам.
Вторичная эпоха растворилась
В случайных снах, в преданьях старины.
И о себе судьба проговорилась
Под утро, в день безжалостной весны.
* * *
Привычно загибаю пальцы,
Считаю тех, кому пора.
Мы все на свете постояльцы
Без постоялого двора.
И нам пора то на работу,
То по домам, то по делам.
А где-то кто-то ждет кого-то
И делит вечность пополам.
Не прощелыги, не скитальцы, —
Идет-поет слепая рать.
И на руке не хватит пальцев,
Чтоб разом всех пересчитать.
* * *
Французы дороги считают на лье,
А мы их от радости потчуем щами,
И нас посещает в исподнем белье
Бодлер неуемный с чужими вещами.
Он что-то плетет о каком-то астрале,
И выпивку ищет, и рушит покой.
Французы, французы! В каком карнавале
С вас маски сорвали небрежной рукой?
* * *
Ивану Голубничему
Все хорошо. О'кей! Упали кегли.
Россию любишь — значит, ты фашист.
Как молодой самоубийца, медлит
Лететь к земле последний гордый лист.
Все хорошо. О'кей! Все победили.
Сверчок увидел свой родной шесток
И ужаснулся. Друг мой! Где мы были,
Когда несли свободу на лоток?
Пусть нам кричат: "Пишите веселее,
Покоя нет от ваших сумасбродств!"
Но мысли год от года тяжелее
И ненавистней разжиревший сброд,
И невозможно прятать под подушку
Бессилье рук и думать: Боже мой!
Когда бы с нами жил великий Пушкин,
Он не назвал бы Родину женой.