(Продолжение. Начало в №№21, 22, 25, 34, 36, 38, 40, 44, 47, 49-52 2013 г., 3 2014 г.)
То, что наркомат обороны ожидал нападения немцев после 1-го июля – уже само по себе беда, но она далеко не единственная.
Прежде чем исследовать события последних предвоенных дней в приграничных войсках, необходимо выяснить, как комсостав Красной Армии, от командира дивизии до наркома обороны, представлял себе начало боевых действий с Германией. Точнее – как по их представлениям должны были действовать немцы в момент нападения.
В декабре 1939 г. 87-я стрелковая дивизия, оборонявшая участок прикрытия №2 в полосе 5-й армии, получила следующий приказ на оборону границы:
«1). Прочно удержать государственную границу на р. Буг на участке иск. Паридубы, Крыстынополь.
2). Прикрыть Луцк с направления Красностав.
3). В случае попыток вторжения противника на нашу территорию в пределах участка, активными действиями уничтожить его, не дав отойти за линию границы» (ЦАМО РФ, фонд 283 сп, оп.26514с, д.20, лист без номера).
На тот момент в первой линии дивизии, в районах Устилуга и Крыстынополя, находились два стрелковых полка. Примерно в середине участка и чуть восточнее располагался резерв в составе стрелкового полка и батальона танковой бригады, предназначенные для проведения контратак в направлении мест прорыва противника. (Два стрелковых полка в первой линии и один во второй, в резерве – обычное расположение приграничных дивизий в боевом положении.) При ширине участка 90 км прикрыть его позиционной обороной такими силами невозможно. Поэтому оборону предполагали активной – контратаками уничтожить прорвавшегося противника, не дав ему отойти за линию границы.
В декабре 1939 года это было вполне реально. К тому времени вермахт перебросили на французскую границу, оставив в Польше от силы полтора десятка германских дивизий. Если б в тот момент случилась война с Германией, немцы при всем желании не могли бы ничего предпринять, кроме вылазок мелких групп на советскую территорию.
Однако после поражения Франции ситуация на советско-германской границе радикально изменилась. К середине июня 1941 г. немецкая группировка в южной Польше многократно усилилась. Но на советской стороне от прежних спокойных времен почти без изменений остался порядок ввода в бой дивизий прикрытия, жестко диктовавшийся внешнеполитическими условиями, в которых находился Советский Союз.
Этот момент следует еще раз подчеркнуть: как и раньше, в июне 1941 года план прикрытия для приграничной дивизии официально мог вводиться только с началом войны! Никаких прямых команд «ввести в действие план прикрытия», установленных директивными документами, до начала боевых действий, т.е. до утра 22.6.1941, не могло быть в принципе. Момент же начала войны командир соединения определял по одному из следующих фундаментальных признаков:
- переход границы наземными силами немцев;
- нападение вражеской авиации;
- получение сигнала о начале войны от вышестоящего командования («1941 год — уроки и выводы» http://militera.lib.ru/h/1941/06.html ).
Узнав о начале войны, дивизия выходит в район сбора по тревоге. Через час оттуда части переходят в район отмобилизования, каждый полк в свое место, что занимает еще от часа до двух. Здесь в течение 6 часов части отмобилизовываются и выступают затем на боевые позиции.
Но ведь немцы не будут сидеть и ждать, пока дивизия отмобилизуется и займет свои позиции. Командиры это понимали и спокойно предполагали проникновение немцев через позиции пограничников, уровских частей и работающих в предполье батальонов. Вот распоряжение по разведке, отданное начальником штаба той же 87-й стрелковой дивизии за неделю до войны:
ШТАДИВ 87 15.6.41г. ВЛ. ВОЛЫНСКИЙ КАРТА 42000
1. С началом выхода частей 87 сд из районов сбора по тревоге в район отмобилизования от частей выслать разведку на рубеж:
16 сп – Берчин, Пятыдни
96 сп – выс. 95,2, вост. 2 км Хотячеви Суходолы.
283 сп – Хренов – выс. 101,5 зап. 1 км Вулька Фалемичская.
43 орб – Оране.
Задача разведки: установить наличие, состав и направление выдвижения частей противника от границы.
(ЦАМО РФ, фонд 283 сп, оп.26514с, д.20, листы без нумерации.)
Указанные в распоряжении пункты находились за 4-12 километров от границы. То есть разведка должна была обнаружить врага, уже далеко прошедшего линию укреплений Владимир-Волынского укрепрайона. А «Боевое распоряжение на охранение» за тот же день 15 июня линию охранения частей дивизии при отмобилизовании с задачей не допустить внезапного нападения противника устанавливало еще дальше и в том числе с направлений южнее и юго-восточнее Владимир-Волынского – почти противоположных от границы! (там же.)
То есть за неделю до войны возможность прорыва немцев сил прикрытия командиров не пугала. К такой возможности спокойно относились до самого утра 22 июня. А спокойствие проистекало из того, что, как и в далеком 1939 году, в начале войны командиры ожидали действий противника небольшими силами, которые дивизия контратаками разгромит и отбросит за границу. Причем командиры были уверены, что приграничные части не только отбросят врага, но и смогут перенести боевые действия на территорию противника:
“Теперь, после войны, вызывают много толков вопросы, связанные с силами наших войск, дислоцировавшихся в приграничной полосе. Но тогда все… верили в то, что наши части не только в состоянии отразить нападение противника, но и перенести боевые действия на его территорию” (Петров В.С. «Прошлое с нами». – Киев, Политиздат Украины, 1977, с.62).
За два спокойных года командование привыкло к такой системе боеготовности, и в последние два предвоенных месяца, когда вермахт сосредоточивался, не успело среагировать на изменившиеся условия. Серьезных боевых действий не только в первые часы, но и в первые дни войны никто не предполагал. Именно на таком допущении командование строило систему боеготовности армий прикрытия границы.
Вот в дополнение еще два красноречивых факта. В полосе обороны 87-й сд, в 12 километрах от границы, располагалась 41-я танковая дивизия 22-го механизированного корпуса. Эта дивизия обладала огромной ударной мощью: в ее составе находилось 425 танков – на 10% больше, чем по штату! Как бы она пригодилась здесь 22 июня, когда на стыке 87-й и 124-й стрелковых дивизий, находившихся в полосе главного удара группы армий «Юг», образовался двадцатикилометровый разрыв, в который хлынули немецкие войска! Но с первыми выстрелами противника дивизия сделала то, что ей предписывал приказ из «красного пакета». Оставив у границы всего один батальон (так же как и в 1939 году), она двинулась в район сосредоточения на северо-восток в сторону Ковеля, что в 60 километрах от границы, чтобы оттуда быть в готовности к нанесению контрударов в направлениях Бреста и Любомля (Владимирский А.В. «На киевском направлении. По опыту ведения боевых действий войсками 5-й армии Юго-Западного фронта в июне-сентябре 1941 г.» – М., Воениздат, 1989, с.45).
Почти в точности всё повторилось в 22-й танковой дивизии соседней 4-й армии, дислоцировавшейся у самой границы в районе Бреста. Утром 22 июня она под обстрелом двинулась в указанный планом район сосредоточения, расположенный в 50 км восточнее. У командования этих армий вместе с их окружным начальством даже утром 22 июня не было опасений за состояние обороны границы! Эта уверенность объясняется тем, что наличных сил и их готовность считали достаточными для выполнения боевой задачи.
Но на местах действуют по приказам вышестоящего командования. А вот как представляло действия противника в начале войны высшее командное звено Красной Армии.
Командующий Киевским Особым военным округом генерал-полковник Кирпонос высказал свое мнение за несколько дней до войны:
«…С момента объявления мобилизации до начала активных действий крупных сил на границе пройдет некоторое время. В Первую мировую войну это время измерялось неделями, в современных условиях оно, безусловно, резко сократится. Но все же несколькими днями мы будем, очевидно, располагать» (Баграмян И.Х. «Так начиналась война». – М., Воениздат, 1971, с.49).
Хотя это мнение Кирпоноса дано в пересказе Баграмяна, но ему вполне можно верить, поскольку эти мысли подтверждают факты и крупнейшие авторитеты Красной Армии. О том, что взгляды командиров по этой проблеме имели мало общего с жизнью, подтвердил предшественник Кирпоноса на посту командующего КОВО Г.К. Жуков:
«Прежде всего, я думаю, справедливо будет сказать, что многие из тогдашних руководящих работников Наркомата обороны и Генштаба слишком канонизировали опыт Первой мировой войны. Большинство командного состава оперативно-стратегического звена, в том числе и руководство Генерального штаба, теоретически понимало изменения, происшедшие в характере и способах ведения Второй мировой войны. Однако на деле они готовились вести войну по старой схеме, ошибочно считая, что большая война начнется, как и прежде, с приграничных сражений, а затем уже только вступят в дело главные силы противника. Но война, вопреки ожиданиям, началась сразу с наступательных действий всех сухопутных и воздушных сил гитлеровской Германии» (Жуков Г К. «Воспоминания и размышления». – М., Олма-Пресс, 2002, т.1, с.316).
А ниже Жуков говорит о несоответствии реальности своих предвоенных взглядов на начало войны с немцами:
«Внезапный переход в наступление всеми имеющимися силами, притом заранее развернутыми на всех стратегических направлениях, не был предусмотрен. Ни нарком, ни я, ни мои предшественники Б.М. Шапошников, К.А. Мерецков, ни руководящий состав Генштаба не рассчитывали, что противник сосредоточит такую массу бронетанковых и моторизованных войск и бросит их в первый же день компактными группировками на всех стратегических направлениях. Этого не учитывали и не были к этому готовы наши командующие и войска приграничных военных округов… по-настоящему все это прочувствовали только тогда, когда враг напал на нашу страну, бросив против войск приграничных военных округов свои компактные бронетанковые и авиационные группировки» (там же, с.324).
Трудно сказать, для чего больше Жуков посыпает голову пеплом: покаяться за допущенные ошибки или, наоборот, скрыть другую, главную свою ошибку – в определении времени нападения Германии. Но что вместе с другими генералами он готовился начать войну спокойно, по старинке, ему можно верить. Когда в январе 1941 г. нарком обороны проводил с генералитетом на картах репетицию войны с Германией, то собственно начальный период у них совершенно выпал. Игра началась в тот момент, когда немцы уже были остановлены войсками прикрытия и даже отброшены к границе. Вопрос прикрытия границы ни у кого внимания не вызвал, поскольку существовала уверенность, что армии прикрытия выполнят свои задачи, отразив первый удар врага.
Полностью поддержал Жукова второй по величине военный авторитет, на тот момент заместитель начальника оперативного отдела, а впоследствии начальник Генштаба и Маршал Советского Союза А.М. Василевский:
“Исходя при разработке плана, казалось бы, из правильного положения, что современные войны не объявляются, а просто начинаются уже изготовившимся к боевым действиям противником… соответствующих правильных выводов из этого положения для себя руководство нашими Вооруженными Силами и Генеральным штабом не сделало и никаких поправок в оперативный план в связи с этим не внесло. Наоборот, план по старинке предусматривал так называемый начальный период войны продолжительностью 15-20 дней от начала военных действий до вступления в дело основных войск страны, на протяжении которого войска эшелонов прикрытия от приграничных военных округов, развернутых вдоль границ, своими боевыми действиями должны были прикрывать отмобилизование, сосредоточение и развертывание главных сил наших войск. При этом противная сторона, т.е. фашистская Германия с ее полностью отмобилизованной и уже воюющей армией, ставилась в отношение сроков, необходимых для ее сосредоточения и развертывания против нас, в те же условия, что и наши Вооруженные Силы” (Новая и новейшая история, 1992 № 6). (Кстати, Василевский здесь подзабыл, что в «Соображениях от 15 мая» они с Жуковым хотели упредить немцев в развертывании, ликвидировав разницу 15-20 дней в сроках сосредоточения.)
Сегодня, задним числом, историки-хрущёвцы утверждают, что приграничные дивизии – это смертники, которые сознательно приносились в жертву, чтобы Красная Армия успела отмобилизоваться и развернуться (Помогайбо А.А. «Псевдоисторик Суворов и загадки Второй мировой войны». – М., Вече, 2002, с.307). Да, фактически так получилось, но перед войной так не считали! Приведенные выше факты совсем не походят на подготовку дивизий прикрытия к неминуемой смерти.
Мало того, за “смертников” не считали даже тех, кто находился под прямым огнем врага с первых секунд войны – пограничников! Вот как описывает поставленную из «красного пакета» задачу по прикрытию границы начальник одной из застав 94-го погранотряда на территории КОВО:
«…я вскрыл засургученный печатями конверт и нашел в нем документ, в котором излагалось, что следовало делать на случай начала войны. Заставе, в частности, предписывалось трое суток удерживать государственную границу, затем с подходом частей Красной Армии отойти вглубь нашей территории к городу Стрый» (Паджев М. Г. «Через всю войну». – М., Политиздат, 1983, с.24).
Могут сказать, что этот пример нехарактерен – застава М. Паджева располагалась в Карпатах, на границе с Венгрией. Но вот пример более характерный. Ниже приводится фрагмент из плана прикрытия границы 6-й армии КОВО в части оперативного использования пограничных войск:
«…а) противник на границе начал открыто проводить враждебные действия против СССР. В этот период пограничные войска организуют усиленную охрану границы и не допускают перехода на нашу территорию отдельных вооруженных групп и отрядов с сопредельной стороны. Кроме того, они организуют усиленное наблюдение за сопредельной стороной с задачей установить:
- подход к границе войск противника;
- где и какие оборонительные работы производятся противником у границы;
- кем занимаются оборонительные сооружения, возведённые противником у границы;
б) отряды и группы войск противника прорываются через государственную границу и вторгаются на территорию СССР. В этот период для поддержки пограничных войск по тревоге на границу прибывают заранее выделенные подразделения из состава 3 кд, 41 и 97 сд. Подвижные отряды до усиленной стрелковой роты, стрелкового батальона и кавалерийского полка должны были в течение от 45 минут до часа прибыть на границу и отразить нападение противника совместно с 91-м и 92-м погранотрядами, находясь в их оперативном подчинении. С прибытием в район действий старшего общевойскового начальника руководство боем должно перейти в его руки.
Под прикрытием пограничных частей и подвижных отрядов на границу выходят главные силы 6-й армии.
Отразив вторжение вооруженных отрядов и групп войск противника, пограничные подразделения с выходом войск прикрытия в свои районы обороны продолжают охрану границы…» («Пограничные войска СССР в годы Второй мировой войны 1939-1945». – М., Граница, 1995).
Как видите, этот план много чего предусмотрел – начало войны с действиями небольших сил противника, которые будут отбиты пограничниками и подвижными отрядами полевых войск, и даже начало войны с немцами без боевых действий! Не предусмотрел план только случившегося в реальной войне – что вермахт навалится всеми силами сразу. Но в любом случае ни в какие «смертники» пограничники не назначались: отбив наступление противника, они продолжают охрану границы вплоть до начала широкомасштабных боевых действий.
Таким образом, командование Красной Армии не представляло себе истинный характер действий противника в начале войны и в первые дни серьезных боевых действий от немцев не ожидало. По старинке оно продолжало считать, что первые дни войны немцы будут только чесаться и потягиваться, слегка пошаливая на границе, прежде чем перейдут в решительное наступление вроде блицкрига во Франции.
В связи с этим никакой необходимости вывода дивизий прикрытия на боевые позиции заранее, до начала боевых действий, они не видели. И соответственно, ничего этого в своих планах не предусматривали! Первые атаки мелких групп противника предполагалось отбить силами погранотрядов и поддерживающих их мобильных отрядов дивизий прикрытия. Главные же силы приграничных дивизий в готовности к немедленному выступлению должны были находиться в полевых лагерях, располагавшихся в 10-30 километрах от границы. Такая система боеготовности за предшествующие годы превратилась в догму и совершенно устраивала практически все командование вплоть до утра 22 июня.
Исходя из этого, Жуков (как он пишет в мемуарах) вместе с наркомом просто не могли требовать от Сталина вывести заранее дивизии прикрытия на боевые позиции. Они сами не видели в этом нужды. И то, что пишет Жуков – будто он с Тимошенко требовал от Сталина срочно сделать это еще 12 (!) июня – банальное вранье. Не мог Жуков требовать действий, необходимости которых сам не видел, и даже не догадывался, что они могут возникнуть! (Тем более – еще 12 июня.)
Наоборот – и это не парадокс, а естественный момент – многих командиров при угрозе развязывания против СССР войны на два фронта из-за их неосторожных действий надо было самих чуть ли не силой заставлять это делать. О подаче официальной команды до нападения немцев «Ввести в действие план прикрытия 1941 года» и требование мобилизации в исполнении Жукова и Василевского я вообще не говорю – это полный бред.
Однако будет ошибкой считать вышесказанное отрицанием того, будто Жуков и Тимошенко вообще не хотели приводить в боеготовность первый эшелон войск прикрытия до начала войны (тем более, из опасения вызвать неприятности на свою голову). Но надо понимать следующий важный момент. К 18 июня войска прикрытия, за исключением работающих в полосе предполья батальонов и отрядов поддержки пограничников, были фактически небоеготовы. Большая часть их полевой, зенитной и противотанковой артиллерии, спецподразделения и масса отдельных команд находились на различных полигонах и сборах вдали от полевых лагерей дивизий. Чтобы собрать их в одном месте как готовое к выходу на позиции соединение, требовалось до полутора-двух суток.
“Привести в боеготовность приграничные дивизии” по взглядам командования – это не вывести их на боевые позиции по плану прикрытия, а сосредоточить в полевых лагерях в готовности к немедленному выходу на позиции или сборный пункт. На тот момент это был твердый постулат, прочно сидевший в головах комсостава.
Подведем итог сказанному. Учитывая вышеизложенное, а именно:
– что главнокомандование РККА не допускало мысли, что противник всю массу подвижных войск бросит на нас “в первый же день компактными группировками на всех стратегических направлениях “,
– что по его расчетам война начнется не раньше 1 июля;
– что в начале войны противник, по их мнению, будет действовать малыми силами;
– что преждевременные и неосторожные перемещения войск у границы могут вызвать против СССР войну на два фронта с фатальными последствиями,
выход дивизий на боевые позиции до начала войны мог выполняться не по желанию военных или их требованию, а исключительно вопреки им.
Г.Н. СПАСЬКОВ
(Продолжение следует)
Вроде эти слова капитана Врунгеля и пустые, однако, иногда посмотришь, а ведь что-то в них есть из народных наблюдений: «называй человека свиньей – и через некоторое время он захрюкает».
Почему я вспомнил Врунгеля, об этом в конце, а сейчас, в дополнение к своей рецензии на сериал «Сын отца народа» напомню о внуках Сталина по мужской линии. У старшего сына Сталина, Якова, носившего настоящую фамилию Сталина – Джугашвили, было двое детей – сын Евгений от Ольги Голышевой и дочь Галина от Юлии Мельцер. У Василия Сталина на конец войны тоже было двое детей: сын Александр и дочь Надежда от Галины Бурдонской.
Немного об их матерях, и парой слов напомню о женщинах семьи Сталина как гражданках СССР. Ведь когда началась Первая мировая война, дочери Николая II пошли служить в лазареты медсестрами; когда началась Вторая мировая война, дочери Черчилля пошли даже в армию: Сара служила в ВВС, а Мэри – на зенитной батарее.
А как вели себя женщины семьи Сталина?
Когда началась Великая Отечественная война, когда советский народ испытывал колоссальное напряжение в стремлении одолеть врага, дочь и невесток Сталина эта война как-бы не касалась – небось не простые потомки какого-то там царя или герцога Мальборо. Дочь Сталина, Светлана, не нашла ничего лучшего, как поступить на филологический факультет и крутить романы. Матери внуков Сталина, Мельцер и Бурдонская, тоже были заняты собой – не только не служили, но и нигде не работали.
Исключение составила только Ольга Голышева – мать Евгения Джугашвили. Оставив сына на попечение матери и старшей сестры, она окончила курсы медсестёр и ушла на фронт, провоевала всю войну, была тяжело ранена. Происходила Ольга Голышева из обычной рабочей семьи из Урюпинска, и, кстати, если бы не настояние Якова, она и сыну бы дала фамилию Голышевых (она уже и дала ему эту фамилию, но в Урюпинск приехал Яков и заставил ЗАГС переписать свидетельство о рождении).
Ольга Голышева
Мать Галины Джугашвили, Юлия Мельцер, происходила из еврейской купеческой семьи из Одессы. Яков был у этой «девушки» не менее, чем третьим мужем, а Галина – вторым ребенком (первого ребенка Юлия Мельцер оставила первому мужу на память о себе). У Хрущёва как-то не дошли руки до переименования детей Якова Джугашвили, и им оставили фамилию Джугашвили. Как ни крути, а в детях Джугашвили чувствуется кровь отца и деда. Евгений Яковлевич до сих пор борется за честь деда, а Галина, как к ней ни относись, до своей смерти дралась за честь отца, доказывая, что он не был в плену (а Яков действительно в плену не был – убит в бою).
Младший сын Сталина, Василий, уже по рождению имел фамилию Сталин, и дети его были Сталины. Однако Хрущёв поменял фамилию детям Василия Сталина на фамилию матери – Бурдонские. Галина Бурдонская была дочерью, судя по проскакивающим сведениям, полковника НКВД, а ее далекий прадед был французом Бурдоном, сдавшимся в плен при нашествии Наполеона и решившим, что в России жить лучше, чем на родине – во Франции.
О внуках Сталина от дочери Светланы говорить не буду, поскольку их фамилии никак не указывали на Сталина. Но теперь – несколько слов о самой дочери Сталина, Светлане, чтобы подчеркнуть примечательный факт. Мой товарищ Леонид Николаевич Жура в те далекие годы работал на таможне, и в его смену Светлана Аллилуева при выезде за границу декларировала и предъявляла к досмотру багаж. Одна сумка была настолько тяжелой, что Жура вынужден был сам поднять ее на стойку и то – с трудом, поскольку сама Аллилуева это сделать не могла. В сумке оказалось столовое серебро, а в декларацию этот антиквариат не был внесён. Леонид Николаевич позвонил начальству и сообщил, что вынужден возбудить уголовное дело о контрабанде, поскольку серебро не задекларировано. Начальство связалось с более высоким начальством, прошел час, и Жура получил приказ: «Пропустить!». Услышав этот рассказ, я вспомнил стенограмму разговора Ворошилова с вышедшим из тюрьмы после семи лет заключения Василием Сталиным, в котором на совет Ворошилова брать пример с сестры Василий отрезал: «Дочь, которая отказалась от отца, мне не сестра. Я никогда не отказывался и не откажусь от отца! Ничего общего у меня с ней не будет». Так что с серебром всё понятно - предательство оплачивается.
И вот имеем двух внуков Сталина, оставшихся на сегодня: один носит родовую фамилию семьи отца и деда - Джугашвили, другого назвали по родовой фамилии матери и ее предков - Бурдонский.
Стоит Александр Сталин (переименованный в Бурдонского), сидит Евгений Джугашвили
Мы ведь пробовали получить согласие на инициацию дел в судах по защите чести и достоинства их деда, И.В. Сталина, не только у сына Якова Джугашвили - Е.Я. Джугашвили, но и у сына Василия Сталина А.В. Бурдонского, режиссера-постановщика Центрального академического театра Российской армии, с 1996 года народного артиста России. Но от Бурдонского получили категорический отказ: «Не надо ворошить прошлое!». А те, кто клевещут на Сталина, они прошлое не ворошат?? Такой отказ равносилен действию: «Пусть безнаказанно клевещут на моего деда, и хотя я лицемерно морщусь от этой клеветы, но на самом деле эту клевету одобряю и мне она нравится». Не так ли?
Но это клевета на деда.
И вот по Первому каналу показана клеветнический опус на отца Бурдонского – Василия Сталина. У Бурдонского взяли интервью, в котором он так охарактеризовал увиденное: «Даже при большом желании этот сериал претендовать на правду не может». Казалось бы, сказал определенно, но корреспондент замечает:
- Удивительно, ведь сценаристом фильма является известный драматург Эдуард Володарский, человек небесталанный…
Бурдонский прерывает:
– Он не бесталанный, а очень талантливый.
В чем талантливый?! В получении «бабла» за работу не только подлую, но и донельзя глупую?? В этом заключен талант Володарского? В сериале есть сцена, в которой Сталин изрекает: «Ты же знаешь, Лаврентий, что я не люблю, когда мне предлагают готовые решения». Такие слова для Сталина мог придумать только полный баран в вопросах, которые поднимает сценарий.
В чем же заключается талант самого Бурдонского, пожалованного «народным артистом» в 1996 году? В том, что он умеет сказать об отце: «Он пил и не всегда был приятен. …Боже мой, в этом человеке была огромная энергия, он был талантливым человеком, смелым, рисковым, в чем-то авантюрным, у него было много хорошего, но всё, чем его одарила природа, прошло мимо…». Мимо?? А мимо самого Бурдонского совесть не прошла? Или природа ею его и не одарила? Ведь о пьянстве Василия исполняете мантры только вы – сестра и сын! Да ещё жёны. Но с ними понятно: та же Галина Бурдонская, бросив детей на Василия и уйдя к другому мужу, а потом и к третьему, чем могла объяснить это прыгание из кровати в кровать? Конечно тем, что она бросила детей и мужа потому, что муж пил. А как же иначе? Но сыну зачем эти мантры? Ради «народного артиста»?
У Василия Сталина основная жизнь протекала на службе, а там были его начальники и подчиненные. Они почему ничего не вспоминают о пьянстве Василия?
Историк А. Колесник, собирая всякие мерзкие и тупые сплетни о семье Сталина, помещает такую: «Об одном эпизоде рассказал мне генерал-полковник И.С. Глебов: «Под Сталинградом у хутора Широкого на командном пункте 4-й танковой армии в присутствии командующего генерала Владимира Дмитриевича Крюченкина я стал свидетелем атаки двумя немецкими «мессерами» десяти наших самолетов, причем наши в бой не ввязывались, а всячески уклонялись, выстроившись в круг и уходя, перемещаясь по спирали. Все это было настолько возмутительно, что по указанию командарма была дана телеграмма командующему.
Полученный ответ озадачил нас. В нем говорилось, что самолеты после выполнения боевого задания вел на аэродром Василий Сталин, и рекомендовалось не поднимать больше этот вопрос»». Выглядит-то как солидно! Генерал-полковник Глебов! 4-я танковая! Хутор Широкий! Генерал Крюченкин! Как не поверить?
Но 4-я танковая армия была расформирована 22 октября 1942 года, а чуть выше Колесник приводит цитату из автобиографии Василия Сталина: «В июне 1941 г. был назначен на должность инспектора-летчика Управления ВВС КА. В этой должности прослужил до сентября 1941 г., после чего до января 1943 г. служил начальником инспекции ВВС КА. В январе 1943 г. был назначен командиром 32 Гвардейского истребительного авиаполка, где прослужил до декабря 1943 г.». То есть водить в бой истребители Василий стал только с января 1943 года. И он водил их, делая до четырех вылетов в день (и лично сбив один немецкий самолет), на Калининском фронте, а не на Сталинградском! Как Глебов, начальник штаба уже три месяца как расформированной армии, мог его там видеть? Как свидетелем этого шоу мог быть генерал-майор Крюченкин, учившийся в это время в академии Генштаба?
- Вот, - скажут мне, - Глебов лжет в угоду режиму, а начальники и подчиненные Василия молчали о недостатках Василия в угоду диктатору Сталину. Молчали?? Почитаем характеристику, данную Василию генерал-лейтенантом Белецким:
«Тов. Сталин В.И. исполняет должность командира дивизии с мая месяца 1944 г. Лично т. Сталин обладает хорошими организаторскими способностями и волевыми качествами. Тактически подготовлен хорошо, грамотно разбирается в оперативной обстановке, быстро и правильно ориентируется в вопросах ведения боевой работы. В работе энергичен, весьма инициативен, от своих подчиненных всегда требует точного выполнения отданных распоряжений. Боевую работу полка и дивизии организовать может.
Наряду с положительными качествами лично гвардии полковник Сталин В.И. имеет ряд больших недостатков. По характеру горяч и вспыльчив, допускает несдержанность, имели место случаи рукоприкладства к подчиненным. Недостаточно глубокое изучение людей, а также не всегда серьезный подход к подбору кадров, особенно штабных работников, приводил к частым перемещениям офицерского состава в должностях. Это в достаточной мере не способствовало сколачиванию штабов. В личной жизни допускает поступки, не совместимые с занимаемой должностью командира дивизии, имелись случаи нетактичного поведения на вечерах летного состава, грубости по отношению к отдельным офицерам, имелся случай легкомысленного поведения — выезд на тракторе с аэродрома в г. Шяуляй с конфликтом и дракой с контрольным постом НКВД. Состояние здоровья слабое, особенно нервной системы, крайне раздражителен: это оказало влияние на то, что за последнее время в летной работе личной тренировкой занимался мало, что приводит к слабой отработке отдельных вопросов летной подготовки (ориентировки). Все эти перечисленные недостатки в значительной мере снижают его авторитет как командира и несовместимы с занимаемой должностью командира дивизии. Дивизией командовать может при обязательном условии изжития указанных недостатков» (25.01.45).
А вот аттестация, подписанная генерал-полковником Руденко:
«...Офицер кадра с 1938 г., первичное звание присвоено в 1940 г., состояние здоровья слабое — болезнь ноги, позвоночника, особенно при перегрузке, переутомление и расстройство нервной системы. В личной жизни допускает поступки, не совместимые с должностью командира дивизии. В обращении с подчиненными допускает грубость, крайне раздражителен. Перечисленные недостатки в значительной степени снижают его авторитет как командира-руководителя. Лично дисциплинирован, идеологически выдержан. Вывод: Для повышения теоретической подготовки желательно послать на учебу в ВВА. Занимаемой должности соответствует» (20.07.45).
Это они так диктатора Сталина боялись и так о недостатках его сына молчали? 7.07.1946 года характеристику дает дважды Герой Советского Союза генерал-лейтенант Савицкий:
«За первое полугодие 1946 года проведено 22 летно-тактических учения, все они прошли организованно, без происшествий. В целом дивизия по выполнению плана всех видов учебно-боевой подготовки занимает первое место в корпусе. За время, прошедшее после войны, 286-я дивизия заметно выросла, стала более организованной. Летный состав полностью подготовлен к выполнению боевых задач на средних высотах, 40% летчиков могут летать на больших высотах и в сложных метеоусловиях. Сам генерал-майор авиации Сталин обладает хорошими организаторскими способностями, оперативно-тактическая подготовка хорошая. Свой боевой опыт умело передает летному составу. В работе энергичен и инициативен, этих же качеств добивается от подчиненных. В своей работе большое внимание уделяет новой технике, нередко подает новаторские мысли и настойчиво проводит их в жизнь. Летную работу организует смело и методически правильно...
Вывод: Занимаемой должности вполне соответствует, может быть назначен на повышение…».
И никто из начальников Василия Сталина даже намека не делает на его якобы пьянство. О пьянстве вопят только сестра Василия да его сын.
И уже не удивил конец интервью:
«– У вас никогда не было желания поставить фильм о Сталине или об отце?
– Никогда не было, нет. И быть не может.
- Почему?
– А зачем? Не надо этого совершенно, и играть мне его не надо, хотя меня звали сто раз. Этого не нужно делать. Это пошлость. Такая пошлость с большой буквы. Сталин принадлежит истории, из которой его не изымет никто, как бы ни старался. При всех его чудовищных поступках, чертах характера, были и другие поступки. История всё просеет. И не мне этим заниматься, так же, как и этим людям, которые хотят сделать на этом определенный капитал. Это серьезная проблема. Даже если бы я пытался совершенно объективно в этом разобраться, меня все равно бы обвинили в необъективности. Поэтому зачем? Надо быть мудрее и оставить это истории».
В чём мудрость? В отказе защищать честь отца и деда от клеветы?? Это мудрость? Оставить истории клевету? Это мудрость? Гинзбург не боится, что его назовут необъективным, Володарский не боится, а у внука Иосифа Сталина и сына Василия Сталина начинается дрожь в коленках от того, что его как-то там назовут подонки? И что сделал бы с Бурдонским его отец, Василий Сталин, переставший считать Светлану Аллилуеву своей сестрой за то, что она отказалась от отца? Невольно вспоминается Т. Шевченко с его: «Славных прадедов великих правнуки поганые!».
Вот читаю интервью Бурдонского и думаю – а ведь это не люди в общепринятом понимании слова, а какие-то отдельные от людей существа со своими понятиями о морали, о мудрости, о пошлости. Да, конечно, такому поведению Бурдонского есть масса иных причин, но ведь, в дополнение к этим причинам, и назвали этого внука Сталина не Сталиным, а Бурдонским!
А как яхту назовешь, так она и поплывет.
Ю.И. МУХИН