Где Бог в коронавирусном мире?

2. Соборы и мировоззрения

В периоды кризиса нам всем нужна надежда. В статье «Нью-Йорк таймс» за 10 марта 2020 года итальянский журналист Маттиа Феррарези написал:

Когда жизнь выглядит предсказуемой и контролируемой, как-то уже и не хочется все усложнять, кажется, что достаточно иметь поверхностные ответы. Но сегодня все изменилось — для каждого из нас. Поэтому неудивительно, что сложные вопросы жизни возникают и требуют ответа, во что бы мы ни верили.

Коронавирус поднял вопрос боли и страданий. Для большинства из нас этот вопрос — самый трудный. Опыт, который мы приобретаем, учит нас с подозрением относиться к упрощенным ответам и не дает просто примириться с его существованием.

В этой книге я постараюсь избегать каких-то шаблонных, поверхностных ответов и постараюсь вам открыто рассказать, какие представления помогают мне решать трудные вопросы сейчас, когда коронавирус начал все менять.

Вы можете задать резонный вопрос: зачем вы пишете еще одну книгу о страданиях? Разве их мало? Отвечу так: большинство из этих книг главным образом посвящены теме нравственного зла. Эта же книга — о так называемом естественном зле. В ней я по большей части буду говорить о коронавирусе, но также затрону вопрос других бедствий и катастроф, например землетрясений и цунами.

Боль и страдания приходят к нам из двух разных источников.

Во-первых, страдания являются последствием естественных бедствий и заболеваний, за которые человек не несет (по крайней мере, напрямую) ответственность: землетрясения, цунами, рак, коронавирус. И здесь возникает проблема боли, или, как часто говорят, проблема природного зла. Это не совсем удачный термин, поскольку слово «зло» все же имеет нравственные коннотации, а землетрясения и вирусы не являются носителями нравственности.

Во-вторых, за некоторые страдания люди прямо несут ответственность: за ненависть, насилие, жестокое обращение, убийство, терроризм. Здесь возникает проблема нравственного зла.

Кафедральный собор в Крайстчерче (Новая Зеландия), Кафедральный собор в Ковентри (Англия), Фрауэнкирхе (немецкий Дрезден) — все это ярчайший символ этих двух проблем. Эти три разрушенных церковных здания свидетельствуют вот о чем. С одной стороны, они являют величественную красоту своего первоначального вида, а с другой — на них остались глубочайшие шрамы от пережитой катастрофы: церковь в Крайстчерче была разрушена землетрясением, а церкви в Ковентри и Дрездене — бомбами. Каждый из этих кафедральных соборов являет собой смесь красоты и разрушения.

Все вместе они напоминают нам, что на глубокие экзистенциальные вопросы, которые поставила произошедшая с ними беда, вряд ли можно найти легкий ответ. Одним непонятно, зачем говорить об этих событиях одновременно, а другим непонятно, зачем вообще о них говорить (частенько нам сложно понять боль других, если мы сами не оказались причастными к катастрофе).

Однако церкви в Крайстчерче и Ковентри были разрушены по-разному: собор в Крайстчерче пострадал из-за сдвига тектонических плит, а соборы в Ковентри и Дрездене были повреждены в результате военных действий. Некоторые сравнивают землетрясение в Крайстчерче с терактом 11 сентября в США, потому что оба эти события всколыхнули всю страну, но на самом деле между ними есть огромная разница. Башни-близнецы разрушились не в результате природной катастрофы. Они пострадали от человеческого зла — это была нравственная катастрофа. А землетрясение — природное, не нравственное, бедствие.

Конечно, нравственное и природное зло иногда связаны. Их бывает очень сложно разделить, зачастую одно приводит к другому. Например, вырубка лесов из жажды наживы приводит к разрастанию пустыни, что в свою очередь может окончиться голодом и болезнями населения. Но вспышка коронавируса, судя по всему, — это случай природного зла, хотя тут же может появиться и нравственное зло: люди, паникуя, в эгоистическом порыве скупают продукты. А любители теорий заговора ищут ответственного за эти бедствия человека. Люди участвуют в передаче вируса, но не намеренно, не из эгоистических побуждений — на сегодняшний день основной является теория о том, что вирус животного стал заразен и для человека.

Тем не менее есть свидетельства, что китайские власти изначально скрывали информацию о потенциальной опасности нового вируса. В «Гардиан» от 11 марта 2020 года Лили Куо сообщила из Гонконга:

К сожалению, доктор Ли Вэньлянь, офтальмолог из Ухани, который в Китае считается героем, потому что в декабре 2019 года забил в набат по поводу нового коронавируса, сам умер менее чем через два месяца, заразившись этой инфекцией.

Конечно же, в каждой стране еще долго будут звучать взаимные обвинения за неправильные действия во время пандемии. Но они не помогут нам справиться с кризисом и не объяснят, как же нам лично правильно вести себя.

Наша реакция напрямую зависит от того, с какой перспективы мы смотрим на коронавирус. Конечно, пожилая заразившаяся женщина, борющаяся за жизнь в реанимационной палате, воспринимает его совсем не так, как врач, который лечит ее, или родственник, который не может ее навестить, или пастор, который пытается ей помочь. Многие из нас постоянно думают о том, болеют ли коронавирусом, а может, уже переболели, заразны ли сейчас, были ли заразны, заразили ли кого-нибудь другого.

Мы должны разобраться с проблемой коронавируса в трех сферах — интеллектуальной, эмоциональной и духовной. Каждая из них очень важна, а решить проблемы во всех трех вместе — сложная задача для любого человека.

Всем нам хочется иметь ясное представление о проблеме, многие люди часами смотрят новые программы и перепахивают интернет в надежде найти какую-то новую информацию, которая бы объяснила, что происходит. Однако рациональный анализ вряд ли может проникнуть через поток слез. Как можно привнести смысл — или если не смысл, то, возможно, надежду — в ситуацию, с которой мы никак не можем совладать? Непростые вопросы текут нескончаемым потоком — может быть, их задаете сейчас именно вы, читатели этой книги. Почему это случилось со мной или с ними? Почему они заразились и умерли, а меня коронавирус пощадил? Что облегчит мою физическую и душевную боль? Есть ли надежда?

Наш жизненный опыт и медицинские знания учат, что боль играет важнейшую роль. Во-первых, она предупреждает об опасности. Если ваша рука окажется рядом с огнем, ваша нервная система будет посылать в мозг сигналы об опасности и вы почувствуете боль, которая заставит вас убрать руку, чтобы защитить ее от повреждения. Поэтому нельзя сказать, что боль — это всегда плохо.

Во-вторых, некоторая боль появляется, когда происходит физическое развитие. Например, люди, занимающиеся легкой атлетикой, альпинизмом или такими требующими больших физических затрат играми, как американский футбол, регби или бокс, мирятся с болью, потому что они хотят добиться результата и победить.

В-третьих, если посмотреть еще глубже, боль формирует характер. Перед лицом страданий люди учатся проявлять стойкость — и становятся людьми высшей пробы. Прав русский писатель Федор Достоевский, который устами своего героя Раскольникова высказывает такую мысль: «Страдание и боль всегда обязательны для широкого сознания и глубокого сердца».

Родители, как правило, об этом знают. Иногда они позволяют своему ребенку получить болезненный опыт, который, они уверены в этом, в будущем принесет ему пользу.

Не буду утверждать, что я великий эксперт по боли, но в моей жизни был такой случай. Несколько лет назад я почувствовал ужасную боль за грудиной. Я сразу понял, что это плохой знак, и поспешил в больницу. Мое состояние было настолько серьезным, что я даже попрощался со своей женой. Врачи сделали невероятное — в последнее мгновение они спасли меня от обширного инфаркта, который я наверняка не пережил бы. В каком-то смысле можно сказать, что в моем сердце произошло землетрясение.

Опыт подобного рода никого не оставляет прежним. И меня он многому научил. Он показал мне, что я смертен, что я уязвим. Сейчас я лучше понимаю, что моя жизнь — драгоценный дар, который надо хранить. С еще большим рвением я стал делать то, к чему призван.

Практически в то же самое время, как со мной случился этот сердечный приступ, у моей сестры от опухоли мозга умерла только что вышедшая замуж 22-летняя дочь. Я мог поблагодарить Бога за свое выздоровление — это я и делал. Но что я мог сказать о Боге своей сестре? И что я могу сказать о Боге тем, кто, находясь посреди коронавирусной пандемии, потерял всякую надежду на хороший исход и отчаялся?

Клайв Льюис однажды в письме написал слова, которые, я уверен, найдут отклик в сердце многих из нас:

Сегодняшний коронавирус мы можем считать одним из таких мучений.

Это письмо написал человек, который, когда писал его, был атеистом, а потом в середине своей жизни стал христианином и исследовал проблему боли в двух своих книгах — «Проблема боли» и «О скорби». Обе они указывают на тот факт, что наше отношение к боли и страданиям определяется нашим мировоззрением — подходом к жизни, выработанным годами, основанным на размышлениях и опыте. Этим подходом каждый из нас пользуется, когда отвечает для себя на вопросы о жизни, смерти, смысле существования. У каждого из нас он есть независимо от того, осознаем мы это или нет.

Джеймс Сайр в своей весьма полезной книге «Вселенная по соседству» отмечает, что, по сути, есть только три больших семейства мировоззрений[8]. Первое семейство — теистическое мировоззрение, в него входят авраамические религии — иудаизм, христианство и ислам. Это мировоззрение предполагает наличие Бога, который создал мир, поддерживает его существование и сотворил человека по Своему образу. Обратите внимание, что я говорю о «семействах» мировоззрений: внутри каждого семейства есть серьезные вариации, о чем прекрасно знает любой преданный своей вере иудей, христианин или мусульманин.

Второе семейство полностью противоположно первому — это атеистическое мировоззрение, которое предполагает, что вселенная (или их множество) — это все, что существует; никакого сверхъестественного измерения нет. Третье семейство — пантеистическое мировоззрение, оно соединяет Бога и мир в одно безличностное целое.

Я понимаю, что есть люди, которые считают себя скептиками или агностиками. Но нельзя быть скептиком или агностиком во всем, поэтому на каком-то уровне эти люди все равно придерживаются одного из трех названных мировоззрений.

Я тоже попадаю в эту схему. У меня есть мировоззрение. Я христианин, поэтому я попытаюсь прояснить, почему я считаю, что христианству есть что сказать по вопросу природных катастроф, таких как, например, коронавирус, — и его ответ будет не похож на остальные. Вы можете соглашаться с ним, а можете не соглашаться. Но я надеюсь, что, прочитав эту книгу, вы поймете, почему христиане могут с уверенностью говорить о своей надежде и ощущать мир даже в мире неуверенности, в котором смерть внезапно оказывается совсем рядом.