Генеральный штаб в годы войны

Сборник доводился до командиров полков всех родов войск. В нем помещались материалы как по опыту советских войск, так и по опыту войск противника. Несмотря на очень трудное время (июль - август 1942 г.). Генштаб смотрел далеко вперед и счел возможным поместить в этом сборнике материалы по уничтожению окруженных группировок противника, хотя до этого мы еще сами попадали в такое опасное положение. Следующая статья предлагала некоторые выводы по морским десантным операциям за 1941 год. Далее следовали краткий обзор боевого использования средств противотанковой обороны, материалы о применении войсковых средств в борьбе с авиацией противника.

В предвидении подготовки и проведения крупных наступательных операций в сборник поместили также статью "Опыт проведения оперативной военной игры на фронте". Ряд материалов посвящался полевой обороне и применению гитлеровскими войсками зенитной артиллерии для стрельбы по наземным целям.

Заключала сборник краткая статья "К вопросам изучения опыта войны", где говорилось о необходимости обобщения этого опыта, о внедрении в войска лучших приемов ведения боевых действий, о необходимости быстрой и хорошей информации относительно новых способов ведения боя.

Верховный Главнокомандующий внимательно просмотрел первый сборник. Он ему понравился. А скоро представился случай на основе опыта войны разработать важный приказ No 325 Народного комиссара обороны, который сыграл заметную роль в боевом применении танков в годы войны. Приказ был подписан И. В. Сталиным 16 октября 1942 г., за месяц до контрнаступления под Сталинградом, где танковые войска блестяще себя показали.

Теперь уже было ясно, что отдел по использованию опыта войны работает правильно, и мы с нетерпением ждали второй номер сборника. Он появился в ноябре 1942 г. и открывался статьей "Оперативно-тактические уроки зимней кампании 1941/42 г.". Вообще этот сборник выглядел более внушительно. В нем имелось несколько статей по действиям зимой, о борьбе за господство в воздухе, что было очень кстати. Но самое главное состояло в том, что сборник отчетливо показал важность работы по использованию опыта войны. Как бы подтверждая это, на его страницах помещался упомянутый выше приказ Народного комиссара обороны No 325. Здесь же была напечатана директива Генерального штаба по изучению и использованию опыта войны и инструкции по этому поводу штабам фронтов и армий.

П. П. Вечный сам редактировал сборники, и делал это, надо сказать, умело, чем реабилитировал себя до некоторой степени в глазах И. В. Сталина, который не забыл, что Петр Пантелеймонович имел отношение к неудаче Крымского фронта в мае 1942 г.

Всего таких сборников издали двадцать шесть и завершили это дело уже в 1948 г.

Объем работы все более расширялся. В марте 1944 г. отдел развернули в управление по использованию опыта войны с тем же начальником во главе. Но теперь кроме прежних сборников управление выпускало еще "Информационные бюллетени" и "Сборники тактических примеров". В бюллетенях помещались материалы по боевому опыту войск - в основном тактического звена: по разведке, боевым порядкам, способам управления, форсированию рек. По 1947 г. включительно было выпущено 70 "Информационных бюллетеней". В "Сборниках тактических примеров" публиковались описания интересных боев, в основном роты и батальона, в том числе в особых условиях. До 1946 г. включительно вышло 23 сборника.

Управление по использованию опыта войны (сокращенно оно называлось УПИОВ) имело небольшой, но хорошо подобранный состав командиров. В прошлом подобная задача в таких больших размерах в наших Вооруженных Силах не решалась. Сотрудники управления учились искусству обобщения опыта войны, изыскивали способы наиболее правильного и быстрого его оформления в процессе повседневной работы. Чтобы быть на уровне предъявляемых требований, им приходилось поддерживать очень *нет стр. 284

этим не следите. Известно ли Генштабу и управлению, что в этом году изданы два артиллерийских устава - и оба с серьезными нарушениями установленных правил и порядка в этом деле?

Мы с Антоновым переглянулись. Я ничего не знал и решил молчать. Антонов тоже замялся. Тогда Верховный Главнокомандующий, не дожидаясь ответа, потребовал тщательно разобраться, все проверить и через два дня ему доложить.

Оказалось, что без ведома Ставки командующим артиллерией Красной Армии Главным маршалом артиллерии Н. Н. Вороновым были разработаны и представлены на утверждение два устава: 29 мая 1944 г.- Боевой устав зенитной артиллерии, а 18 октября того же года - Боевой устав артиллерии Красной Армии. Оба устава были утверждены Маршалом Советского Союза Г. К. Жуковым.

В назначенный день наш доклад по обстановке на фронтах и по "делу об уставах" начался сразу после заседания Политбюро. И. В. Сталин долго ходил по кабинету и, обращаясь к членам Политбюро, сказал:

- Надо по этому случаю издать приказ. Генштабу, наверное, неудобно писать про двух больших начальников, поэтому мы сами напишем.

29 мая 1944 года,- начал диктовать И. В. Сталин,- Главным маршалом артиллерии тов. Вороновым был представлен на утверждение зам. Наркома маршала Жукова без предварительного одобрения со стороны Ставки Верховного Главнокомандования Боевой устав зенитной артиллерии Красной Армии (две части).

Затем, посмотрев в уставы, лежавшие у него на столе, продолжил:

- 18 октября 1944 года, также без представления и без доклада Ставке Верховного Главнокомандования, тов. Вороновым был внесен на утверждение маршала Жукова Боевой устав артиллерии Красной Армии.

Маршалом Жуковым без достаточной проверки, без вызова и опроса людей с фронта и без доклада Ставке указанные уставы были утверждены и введены в действие.

Немного помедлив, Сталин продолжал:

- Проверка показала, что эти уставы в связи с поспешностью, допущенной при их утверждении, имеют серьезные пробелы, они не учитывают ряда новых систем орудий и не увязаны с планом принятия уставов артиллерии Красной Армии.

Нужно сказать, что Верховный Главнокомандующий обычно пояснял причину, вызывающую необходимость того или иного приказа. Так он поступил и сейчас.

- Народный комиссариат обороны исходит из того, что устав - это не приказ, имеющий силу на короткий срок. Устав - это свод законов для Красной Армии на годы. Поэтому требуется перед утверждением устава тщательная его проверка с вызовом товарищей с фронта. В таком порядке был утвержден Боевой устав пехоты. В таком же порядке надо было вести работу при представлении на утверждение и этих уставов, чтобы не допустить ошибок и чтобы попусту не наказывать потом военнослужащих из-за нарушения дефектных уставов. Приходится установить, что тов. Воронов пренебрег этим методом выработки и представления на утверждение уставов, а маршал Жуков забыл о нем...

Теперь наступила очередь заключительной части приказа. Все присутствующие внимательно слушали. И. В. Сталин ровно и твердо произнес:

- В связи с этим...- И затем, чуть помедлив, словно подчеркивая смысл, продиктовал: - Первое. Отменяю,- опять посмотрел в уставы, где были проставлены номера приказов,- приказы No 76 и 77 от 29 мая 1944 года и 209 от 18 октября 1944 года заместителя Наркома обороны СССР маршала Жукова об утверждении и введении в действие Боевого устава зенитной артиллерии и Боевого устава артиллерии Красной Армии.

Второе. Ставлю на вид Главному маршалу артиллерии товарищу Воронову несерьезное отношение к вопросу об уставах артиллерии.

Третье. Обязываю маршала Жукова впредь не допускать торопливости при решении серьезных вопросов.

Приказываю:

Для просмотра и проверки указанных выше уставов образовать комиссии:

а) комиссию по просмотру и проверке Боевого устава зенитной артиллерии;

б) комиссию по просмотру и проверке Боевого устава артиллерии.

Заместителю Народного комиссара обороны СССР товарищу Булганину определить состав комиссий и представить мне на утверждение,

Настоящий приказ разослать всем командующим фронтами (округами), армиями, начальникам главных и центральных управлений и командующим родов войск Наркомата обороны СССР...

Мы, да и все другие, кого это касалось, запомнили этот урок навсегда.

Немало новых задач перед Генштабом поставила практика взаимосвязи с союзниками. Заниматься своей работой и одновременно этими связями, анализировать военные последствия каждого конкретного акта союзников операторам было просто не под силу. Скоро выяснилось, что даже отдел внешних сношений стал задыхаться под грузом навалившихся на него обязанностей. Отдел расширился, а затем на его базе в сентябре 1944 г. создали управление, которое выполняло специальные задания, связанные с союзниками, и ведало всеми вопросами внешнеполитической деятельности Генерального штаба. Начальником его стал генерал Н. В. Славин, давно работавший в этой области. Через управление осуществлялось и руководство советскими военными миссиями в странах наших союзников.

Следует отметить, что первоначальные связи с союзниками были весьма ограниченными и сводились в основном к взаимной информации о ходе военных действий, обмену опытом войны, некоторыми данными разведки и техническими новостями. Организовывались поездки союзных военных делегаций на фронты, проводилась протокольная и другая работа.

Взаимодействие вооруженных сил антигитлеровской коалиции до 1944 г. было относительным. Ведь союзники не вели на территории Европы операций большого размаха, если не считать действий локального значения в Италии. Однако уже тогда при Генеральном штабе были аккредитованы военные миссии союзников - США (во главе с генералом Дином), Великобритании (генерал Берроуз), правительства сражающейся Франции (генерал Делатр де Тассиньи). Кроме того, имелись военная миссия Норвегии, которую возглавлял полковник Даль, военная миссия Чехословацкой республики с генералом бригады В. Пикой во главе. Миссию Национального комитета освобождения Югославии возглавлял генерал-лейтенант В. Терзич.

Нужно сказать, что особый интерес иностранных миссий вызывали поездки на фронт, где союзники многому учились.

При генеральных штабах союзников в свою очередь были учреждены советские военные миссии. Они подчинялись прямо Ставке через Генеральный штаб и не входили в компетенцию послов. Это было сделано после тщательного рассмотрения функциональных обязанностей и условий работы миссий, которые выполняли, по сути дела, оперативные задания. Так было и в Москве по отношению к союзникам.

Ранее других была создана советская военная миссия в Англии. Уже 8 июля 1941 г. после утомительного и опасного перелета по маршруту Архангельск Глазго она прибыла в Лондон. Во главе ее находился генерал-лейтенант Ф. И. Голиков, который через несколько дней выехал на родину. Начальником миссии стал контр-адмирал Н. М. Харламов - 35-летний строевой офицер советского Военно-Морского Флота. Он выделялся своим умом и принципиальностью, а как специалист по боевой подготовке, кроме того, и детальным знанием морской техники и тактики. В Лондоне выявились и другие сильные стороны характера Николая Михайловича, о чем будет сказано ниже.

Состав миссии был очень небольшим - всего шесть человек, не считая начальника. Затем он значительно возрос в соответствии с объемом выполняемых задач.

Ввиду особой важности задачи главе военной миссии в Англии были поставлены Народным комиссаром иностранных дел В. М. Молотовым. Они состояли в первую очередь в том, чтобы добиться открытия второго фронта в Европе "хотя бы через месяц". Следующей задачей была организация военных поставок Советскому Союзу со стороны Великобритании и США и проводки конвоев с грузами из Англии в наши морские порты. В последующем приобрел большое значение вопрос об активизации налетов союзной авиации на военные объекты фашистской Германии. Кроме того, решались задачи, характерные для практического взаимодействия вооруженных сил антигитлеровской коалиции: обменивались данными о противнике, боевом опыте, согласовывали рубежи, время и порядок действий войск.

Встреча нашей миссии на лондонском вокзале показала, что английский народ проявляет горячую симпатию к Стране Советов, подвергшейся нападению общего врага. Весь состав военной миссии и далее в своей работе ощущал это расположение. Простые люди Англии понимали тогда, что своей борьбой Советский Союз спасает также и их родину. Поэтому широкие трудовые массы страны оказывали давление на консерваторов в правительстве (далеко не всегда относившихся к нам без предубеждения) и пытались заставить их честно выполнять союзнические обязательства.

Мы не собираемся здесь подробно рассказывать о работе миссии. Скажем только, что случались весьма острые моменты, когда Н. М. Харламов оказывался лицом к лицу с очень высокими по рангу и положению в английском государственном и военном аппарате людьми. И всегда он проявлял незаурядную волю и завидное умение отстаивать интересы Советского государства.

Характерна в этом отношении нашумевшая история с разгромом противником конвоя PQ-17. Как известно, 27 июня 1942 г. из Исландии в Архангельск и Мурманск вышел крупнейший в истории войны конвой PQ-17. Он состоял из 34 транспортных судов (два советских, одно панамское, остальные английские и американские) и 21 корабля непосредственного охранения. Кроме того, для прикрытия в море были созданы две группы кораблей флота Великобритании: одна в составе 4 крейсеров и 3 эсминцев и другая - из 2 линейных кораблей, авианосца, 2 крейсеров и 8 эсминцев.

4 июля конвой достиг района, где отдельные германские подводные лодки и авиация, действовавшие с норвежского берега, нанесли разрозненные пока что удары по транспортным кораблям и охранению конвоя. Начальник морского штаба адмирал Дадли Паунд расценил эти удары, которые могли быть успешно отражены мощными силами англичан, как бесспорный признак неотвратимого наступления главных сил германского надводного флота во главе с "Тирпицем". Хотя у английского адмирала в Лондоне имелись совершенно точные данные, что корабли линейных сил противника еще не выходили в море, Паунд лично отдал приказ: "Отряду крейсеров отступить на запад с большой скоростью", а охране транспортов через несколько минут радировал: "Ввиду угрозы со стороны надводных кораблей конвою рассредоточиться и идти к русским портам"{27}.

Как стало потом известно, крупные корабли противника в это время находились на своих стоянках в Альтенфьорде и не собирались сближаться с конвоем. Мало того - немецко-фашистское командование само опасалось потери крупных кораблей своего флота и не рискнуло держать их в открытом море. В то же время, заметив необычайные мероприятия англичан, противник бросил подводные лодки и самолеты на оставшиеся без всякого прикрытия тихоходные транспорты. Будучи беззащитными, последние стали легкой добычей фашистских стервятников.

На следующий день, 5 июля 1942 г., почувствовав полную безопасность, линкор "Тирпиц" перестал выжидать. В сопровождении других надводных кораблей он бросился на перехват транспортов распавшегося конвоя. На пути гитлеровцев встала тогда лишь советская подводная лодка "К-21" под командованием Героя Советского Союза капитана 2 ранга Н. А. Лунина. Она бесстрашно пробралась в центр построения неприятельских кораблей, торпедой нанесла "Тирпицу" повреждение и, пользуясь растерянностью врага, благополучно ушла.

Из конвоя PQ-17 уцелело после этого морского побоища всего 11 транспортных судов. Погибшие транспорты унесли с собой 3350 автомашин, 430 танков, 210 самолетов-бомбардировщиков и 100 тыс. тонн других грузов. Как эта техника пригодилась бы под Сталинградом!..

Гибель конвоя PQ-17 была, кроме всего прочего, большим политическим уроком. Ведь представители английских консерваторов, в частности адмирал Паунд, пытались представить катастрофу как неоспоримое доказательство нецелесообразности дальнейшей проводки морских конвоев с грузами для СССР по северному маршруту. Слишком, мол, велики издержки. Вспомним, что гитлеровские войска 17 июля завязали битву за Сталинград, а 25 июля развернули наступление на Северном Кавказе, и наши оборонительные операции проходили здесь в очень трудной обстановке.

Советское правительство через посла в Англии И. М. Майского запросило английское правительство о сроках отправки следующих конвоев с вооружением. А. Иден ответил, что PQ-17 явился слишком дорогостоящим предприятием, а Паунд заявил, что, будь он на стороне немцев, ни один конвой вообще не достиг бы портов назначения. Адмиралтейство не считало возможным отправлять конвои по крайней мере до осени.

В этот острый момент и сказал свое слово Н. М. Харламов. Он доложил в Москву свое мнение, мнение военно-морского специалиста, оценив действия английского адмиралтейства как возмутительные и совершенно несостоятельные. Нарком Военно-Морского Флота Н. Г. Кузнецов его поддержал. Советское правительство обратило внимание англичан, что наши моряки не согласны с мнением их морского руководства. Ввиду такого положения У. Черчилль попросил А. Идена организовать встречу руководителей адмиралтейства и представителей Советского Союза, чтобы расследовать причины гибели конвоя PQ-17. Она состоялась 28 июля 1942 г. в кабинете А. Идена в палате общин.

Вел заседание А. Иден. Кроме него англичан представляли первый лорд адмиралтейства (морской министр) Александер и уже известный нам Паунд. С советской стороны присутствовали посол И. М. Майский, контрадмирал Н. М. Харламов и его помощник.

Когда выслушали Д. Паунда, который не сумел привести убедительных обоснований правильности своих действий, повлекших за собой безнаказанный разгром конвоя противником, возникла напряженная атмосфера. К удивлению присутствующих, при докладе Паунд пользовался обычной ученической географической картой, по которой нельзя было отразить многих элементов обстановки гибели конвоя.

Советский адмирал пришел на заседание с подробной морской картой. Она многое прояснила. Н. М. Харламов показал, что по условиям глубин "Тирпиц" не мог создать угрозу ни транспортам, ни прикрытию. Отсюда следовало, что отвод крейсеров охранения и рассредоточение судов конвоя было грубейшей ошибкой руководителя британского морского штаба. Контр-адмирал разбил доводы Паунда один за другим.

Прижатый в угол убийственной логикой начальника советской военной миссии, Паунд не мог вести обоснованного диалога и пошел на резкости. Александер пытался поправить дело, вмешался в разговор, извиняясь за Паунда и ошибку адмиралтейства. Дипломатичный И. М. Майский со свойственной ему глубиной и едкостью заметил, что "даже английские адмиралы делают ошибки". Услышав это, Паунд впал в совер-шенно непростительное бешенство. А Харламов внешне спокойно, но беспощадно раскритиковал далее все его поведение в момент гибели PQ-17.

Ход заседания оборачивался для английской стороны крайне неблагоприятно. Стало совершенно очевидно, что не военные обстоятельства, а политика и неприязнь английских правящих кругов к СССР явились основной причиной трагедии в Баренцевом море.

Поскольку политический скандал не входил в расчеты У. Черчилля и английского правительства, А. Иден поспешил прекратить заседание "ввиду обострившихся отношений сторон".

Таковы были наши люди за рубежом. Они тоже вели сражения. Но, как это ни странно, с нашими союзниками, чтобы добиться от них честного выполнения обязательств.

Не хочу преувеличивать заслуг Николая Михайловича, но его лепта, вложенная в общее дело, оказалась тогда весомой. Английские руководители после его выступления стали считаться с нашей военной миссией, а конвои с оружием и снаряжением в Советский Союз продолжали идти по назначению.

Работать Н. М. Харламову было нелегко. Соединенное Королевство являлось сложным союзником, государственные и военные деятели которого по-разному относились к Советскому государству. Одни из них были прямо враждебны, как, например, Паунд или военный министр Маркинсон. Последний тайно тормозил военные поставки, и под давлением общественного мнения У. Черчиллю пришлось снять его с поста. Другие, если и не выражали особых симпатий к СССР, то относились к нам без злобы. Это облегчало работу миссии и позволяло удовлетворительно решать многие практические вопросы. К таким деятелям Н. М. Харламов причислял, например, лорда Бивербрука, упомянутого выше Александера морского министра, начальника штаба авиации Дила и некоторых других. Третьи симпатизировали нам и откровенно помогали миссии. Контр-адмирал Филипс, ведавший военными поставками, понимал подлинный смысл союзнических отношений и всячески им содействовал. Много друзей было в аппарате военного и морского ведомства среди рядовых его работников, без помощи которых не вершится ни одно большое дело.

Много работы было у миссии в связи с открытием второго фронта в Европе. Большое внимание проявило тогда к ней американское командование. Н. М. Харламову и его подчиненным не хватало суток, поскольку приходилось присутствовать на учениях подготовленных к высадке во Франции войск, проверять готовность и отправку морских конвоев и т. д. К моменту открытия второго фронта глава советской военной миссии прибыл на крейсере "Мавришес" в район операции и высадился в Нормандии. Отсюда он вскоре был отозван в СССР. Начальником советской военной миссии в Англии с ноября 1944 г. и до конца войны был генерал А. Ф. Васильев, прибывший с итальянского участка фронта союзников.

При штабах вооруженных сил сражающейся Франции и главнокомандующего экспедиционными войсками союзников генерала Д. Эйзенхауэра советским военным представителем являлся генерал-майор И. А. Суслопаров. Бывший крестьянин, участник первой мировой войны и Октябрьского вооруженного восстания, Иван Суслопаров в 1939 г. стал нашим военным атташе в Париже. Свои обязанности он выполнял достойно и умело. На глазах советского военного атташе проходила трагедия разгрома и капитуляции Франции, преданной жалкими правителями. С началом Великой Отечественной войны Иван Алексеевич вернулся на Родину. Служил в штабе артиллерии Красной Армии, а с 1942 до середины 1944 г. успешно командовал артиллерией 10-й армии Западного фронта.

Однако летом 1944 г. И. А. Суслопарова вновь послали на военно-дипломатпческую работу и вскоре назначили начальником советской военной миссии во Франции. На плечи И. А. Суслопарова легла нелегкая обязанность осуществлять связь с союзниками, открывшими второй фронт в Европе. Особенно трудно стало тогда, когда главари гитлеровского государства, оказавшись перед катастрофой на советско-германском фронте, стали тайно от нас искать пути спасения за счет капитуляции перед англоамериканским командованием на Западе. Положение осложнялось тем, что начальник советской военной миссии находился в Париже, а штаб войск Эйзенхауэра, с которым заигрывали гитлеровцы, располагался в Реймсе, в 125 км к востоку от столицы Франции.

Ставка и Генеральный штаб предвидели возможность попыток противника договориться с союзниками за спиной СССР. И. А. Суслопаров был наделен правом представлять нашу страну на случай капитуляции, о чем было сообщено союзникам. Полученное право скоро пришлось использовать и проявить при этом не только готовность взять на свои плечи немалую ответственность, но и умение обеспечить интересы Родины. Речь идет о подписании капитуляции гитлеровской Германии в Реймсе 7 мая 1945 г., о чем будет рассказано в главе "На последних рубежах в Европе". Здесь же мы скажем только, что обстановка тогда сложилась весьма остро. И Суслопаров с честью вышел из весьма щекотливого положения.

Очень заметное место в работе Генерального штаба по специальным вопросам занимала советская военная миссия в Югославии. Как известно, коммунисты и народы этой страны подняли оружие против гитлеровских оккупантов. С началом Великой Отечественной войны между коммунистами и народами СССР и Югославии отношения братской дружбы еще более упрочились.

Югославским воинам и партизанам приходилось вести боевые действия в очень трудной обстановке. По необходимости они базировались в малодоступных горных районах, бедных продовольствием, и терпели острый недостаток буквально во всех материальных средствах, в первую очередь в вооружении и боеприпасах. К тому же враг стремился разжечь рознь между народами многонационального государства и тем еще более осложнить обстановку. Однако трудности преодолевались, и к концу 1943 г. с нашей помощью было сделано многое. Пламя народной борьбы охватило всю страну. Югославия была провозглашена демократической федеративной республикой, а королю запретили возвращение на родину. В ходе вооруженной борьбы с оккупантами силы народного сопротивления окрепли, и наступило время перехода от партизанских форм боевых действий к планомерным операциям, от разрозненных отрядов к регулярным воинским формированиям. Народно-освободительная армия приобретала стройную организацию, быстро налаживала систему снабжения и подготовки войск. Были созданы и стали успешно работать штабы всех степеней.

После Тегеранской конференции (28 ноября - 1 декабря 1943 г.) Генеральный штаб получил распоряжение направить, в Югославию к товарищу И. Броз Тито советскую военную миссию. Учитывая, что там не только шла вооруженная борьба, но и проходила перестройка вооруженных сил на регулярных основах, начальником миссии следовало послать человека с широкими знаниями в области военного искусства и военного строительства.

Выбор пал на генерала Николая Васильевича Корнеева, бывшего преподавателя Академии Генерального штаба. Я у него учился и могу сказать, что выбор был хорошим. Н. В. Корнееву шел сорок третий год. Он хорошо знал военное дело и, кроме всего прочего, сочетал личную храбрость с осторожностью, качеством далеко не лишним в обстановке Югославии того времени. Заместителем начальника миссии назначили полковника С. В. Соколова, сорокалетнего опытного человека, хорошо знавшего работу авиации в условиях горного театра.

17 января 1944 г. на двух самолетах летчиков А. С. Шорникова и Лебедева небольшой состав миссии отправился из Москвы через Астрахань, Тегеран, Хаббанию, Каир, Тунис в итальянский город Бари. Здесь, на самом "каблуке" Апеннинского полуострова, располагалась английская авиабаза. Отсюда миссии предстояло перелететь в гористую Боснию в Верховный штаб Народно-освободительной армии Югославии.

В Бари советскому генералу и офицерам был оказан должный прием со стороны союзных английских войск. Здесь имелся хороший аэродром, необходимые склады, средства связи. В последующем все это было передано Советским Вооруженным Силам по просьбе нашего правительства, поскольку помощь СССР войскам НОАЮ осуществлялась весьма широко, До момента создания советского фронта на земле Югославии все поставки шли по воздуху именно через Адриатику. Участвовали в этом и союзники, в распоряжении которых оставались другие, лучшие по оборудованию базы.

Перебраться в Югославию, однако, было нелегко. Английские военные власти в лице вице-маршала авиации Эллиота придержали отправку наших самолетов, ссылаясь на туманы над Адриатикой, глубокие снега и невозможность приземления в районе посадки. Проходил день за днем...

Темпераментные командиры воздушных кораблей предлагали все-таки лететь, но риск был крайне велик. П. В. Корнеев приказал всему составу военной миссии ежедневно обучаться способам десантирования на планерах и на парашютах, если посадку планеров нельзя будет обеспечить. Риск, разумеется, и в данном случае был, но не столь большим. Москва разрешила это сделать. В День Красной Армии 23 февраля 1944 г.- десантирование нашей военной миссии на планерах было благополучно осуществлено. С этого момента генерал Корнеев и офицеры миссии всегда были вместе с Верховным штабом Народно-освободительной армии Югославии. Они делили с югославскими товарищами все тяготы войны и радости победы над гитлеровскими оккупантами.

В Бари остался С. В. Соколов. В его распоряжении на базе, которая, как уже говорилось, вскоре перешла в наши руки, находились транспортная и истребительная эскадрильи, каждая по 12 самолетов. Они должны были перевозить грузы - вооружение, боеприпасы, медикаменты для Народно-освободительной армии в Югославию, перебрасывать туда командный и медицинский состав, а обратно вывозить раненых. Дел было по горло. Достаточно сказать, что более 5000 только югославских солдат и офицеров доставили советские летчики через линию фронта в различные районы боевых действий. Кроме того, возникало множество других совершенно непредвиденных задач: например, вызволять Верховный штаб НОАЮ и лично И. Броз Тито из критического положения. Летчикам приходилось работать над морем и в горах, причем в самых различных районах страны. Грузы направлялись в Черногорию, Сербию, Боснию, Далмацию, Македонию, Словению и Хорватию. Приходилось летать в Албанию, Грецию.

С. В. Соколову, как и Н. В. Корнееву, не раз случалось самостоятельно принимать важные решения: например, в июне 1944 г., когда враг пытался обезглавить руководство народно-освободительных войск в Дрваре, о чем мы скажем ниже. Неоднократно начальник базы вылетал в районы предстоящей посадки советских самолетов, определял условия приземления и только затем отдавал приказ. Весь личный состав советской базы в Бари был крепко спаян войсковым товариществом и дружбой. Вдали от Родины летчики, технический и обслуживающий персонал чувствовали себя представителями великого мира социализма и достойно несли свою нелегкую боевую службу до конца войны.

При штабе командующего средиземноморскими экспедиционными союзными войсками находилась наша военная миссия во главе с генерал-майором А. А. Кисленко. На заключительном этапе второй мировой войны, когда завершался разгром империалистической Японии, при флоте Соединенных Штатов на Тихом океане имелась группа советских офицеров связи, которую возглавлял контр-адмирал Ивановский.

После Тегеранской конференции взаимодействие Советских Вооруженных Сил с союзниками получило более широкое развитие. Как известно, был наконец решен важнейший вопрос о втором фронте в Европе.

Я уже писал, что мне пришлось быть с Верховным Главнокомандующим в Тегеране и осуществлять его повседневную связь с Генеральным штабом и фронтами. Советская делегация была весьма внушительной, переговоры происходили в стенах посольства СССР, и можно было видеть, как велико и авторитетно значение побед наших Вооруженных Сил. Результаты коренного перелома в войне, достигнутого под Сталинградом и Курском, под Харьковом и Киевом, на Днепре и Сожи, осязались реально и зримо, они были главной причиной того, что союзники сели за круглый стол и согласились открыть второй фронт. Слишком уж явной стала возможность того, что советский солдат разобьет гитлеровских фашистов в одиночку и союзники окажутся на задворках победы.

Советская делегация сумела тогда разрушить реакционный замысел Черчилля относительно "балканского варианта" наступления войск западных союзников, настояла на проведении неизмеримо более эффективного и политически важного плана высадки англо-американских армий на территории Франции. Тегеранская конференция явилась блестящим итогом славных побед советского оружия в 1943 г. и в то же время послужила определяющим началом для взаимосвязанных единым замыслом сокрушительных ударов войск антигитлеровской коалиции на фронтах Европы в следующем году.

Во второй половине 1944 г., когда Советские Вооруженные Силы развернули великий освободительный поход за рубежами СССР и был открыт второй фронт, вопрос о взаимодействии коалиционных сил стал решаться практически и в полном объеме. В связи с этим Генштабу прибавилось работы. Приходилось ежедневно информировать союзников относительно положения на фронте наших войск, определять объекты и рубежи бомбовых ударов советской и союзной авиации, согласовывать сроки действий и направления усилий войск и флотов. Для англо-американской авиации, летавшей на бомбежку объектов противника из Италии и Англии, мы отвели несколько аэродромов в районе Полтавы.

Встречи А. И. Антонова, Н. В. Славина и других работников Генштаба с начальниками и представителями миссий, различного рода делегациями и отдельными лицами от союзников стали привычной составной частью наших рабочих будней. Согласованные на таких встречах вопросы выносились затем на решение Ставки.

Высшим органом коалиции антигитлеровских сторон являлись конференции руководителей трех великих держав, на которых принимались основные решения, определявшие характер, время и силы предстоящих операций вооруженных сил, направление главных ударов союзных армий.

О Тегеране уже было сказано. Но кроме того, имели место еще Крымская и Потсдамская конференции. Они проводились соответственно с 4 по 11 февраля и с 17 июля но 2 августа 1945 г.

На первой была произведена координация стратегических планов, которые в последующем тщательно выполнялись. А. И. Антонов делал доклад с анализом военного положения и прогнозом на будущее. То же сделали начальники генштабов других двух стран "большой тройки". Советский Генштаб выразил пожелание, чтобы союзные армии учли ослабление гитлеровских сил на Западе, вызванное выходом Красной Армии на Одер, и перешли в наступление в первой половине февраля 1945 г. На заседаниях в Ливадийском дворце были определены время и условия вступления СССР в войну против Японии.

Наконец, на Потсдамской конференции была выработана совместная политика участников антигитлеровской коалиции в германском вопросе. Это являлось центральным пунктом переговоров. В Потсдаме же Советское правительство подтвердило свое обязательство о вступлении в войну против Японии. Разгром этого милитаристского хищника принес освобождение порабощенным японскими оккупантами народам и означал окончание второй мировой войны.

Кроме конференций неотложные вопросы войны, в частности по операциям вооруженных сил, решались с помощью срочной переписки. Так было, например, зимой 1945 г., когда у союзников сложилось критическое положение в Арденнах. Тогда по письму У. Черчилля, который завершил свое послание фразой: "Считаю дело срочным", было принято решение ускорить начало Висло-Одерской операции. Наши войска нанесли удар 12 января.

Ко всем трем конференциям Генеральный штаб готовил материалы по военным вопросам для главы Советского правительства.

Решая многочисленные и важные задачи, Генеральный штаб обеспечивал Верховному Главнокомандованию управление войсками на всех фронтах войны. Начиналось это с подготовки предложений по решению и заканчивалось контролем за его выполнением. Наряду с большой, важной и кропотливой работой по сбору и обработке данных обстановки штаб организовывал и поддерживал постоянную и непрерывную связь с войсками.

Скрытое управление войсками - тоже очень важная сторона деятельности Генерального штаба. Шифры, коды, обеспечение сохранения тайны - всем этим ведал специальный орган. Всегда буду с благодарностью вспоминать старшего лейтенанта П. С. Баклыкова, который ездил со мной на фронты. Он же обеспечивал военную шифр-связь во время Тегеранской конференции. В 1970 г. мы с Петром Степановичем, теперь полковником, случайно встретились и с удовольствием вспомнили прошлое.

С конца 1944 г, задача управления для Генерального штаба приобрела некоторую дополнительную сложность, поскольку институт представителей Ставки стал существовать в крайне ограниченном масштабе.

Как помнит читатель, необходимость в представителях Ставки определилась уже на первом году Великой Отечественной войны, и работа представителей с тех пор являлась хотя и временным, но все же важнейшим элементом стратегического руководства. Но накануне завершения войны снова встал вопрос: должно ли сохраниться данное звено этого руководства? Дела на фронтах шли успешно, командующие были умудрены опытом. Но тут же возникало и сомнение - сумеет ли Ставка непосредственно из Москвы руководить огромными по масштабу боевыми действиями на сухопутных фронтах и морских просторах, не потеряет ли она при неожиданных поворотах в ходе войны рули управления вооруженными силами?

Нужно сказать, что этот вопрос возник у И. В. Сталина, когда ему докладывали первоначальные наметки Генерального штаба по планам операций завершающей кампании войны. А. И. Антонов попросил время на размышление. Верховный Главнокомандующий отнесся к просьбе Антонова с пониманием, но задал такой же вопрос Г. К. Жукову. Тот полагал, что на данном этапе войны без представителей Ставки обойтись можно: количество фронтов уменьшилось, протяженность линии фронта сократилась, руководство фронтами из центра наладилось, а полководческое искусство командующих возросло. Все это, по его мнению, давало возможность уверенно управлять фронтами без помощи представителей Ставки.

Антонов, как всегда в таких случаях, немедленно связался с начальником Генштаба А. М. Василевским, который был тогда в Прибалтике. Посоветовались. Генштаб не согласился с мнением о немедленной и полной ликвидации института представителей Ставки. Причин было много: протяженность линии фронта хотя и сократилась, но составляла более 2000 км: причем наступать в зимней кампании предстояло на всем этом фронте. Удаленность командных пунктов фронтов и армий была очень большой. Обстановка на различных участках фронта резко отличалась и менялась иной раз коренным образом (под Балатоном, например). Поэтому Генштаб полагал, что отказаться от представителей Ставки можно будет лишь в отдельных случаях, когда устойчивость и оперативность руководства из центра окажется вполне обеспеченной.

Верховный Главнокомандующий встал на сторону Генштаба. Он фактически ликвидировал представительство Ставки на главном - Западном стратегическом направлении и взял руководство фронтами в свои руки непосредственно. На 2-м и 3-м Украинских фронтах представителем Ставки оставался Маршал Советского Союза С. К. Тимошенко (директива Ставки от 21 января 1945 г. No 11012). На 1-м и 2-м Прибалтийских фронтах тогда был А. М. Василевский. Кстати говоря, его доклады Ставке о положении на фронтах и предложения о действиях войск отличались исчерпывающей полнотой и ясностью. После того как Александр Михайлович ненадолго возвратился в Москву, на этих фронтах представителем Ставки являлся "по совместительству" командующий Ленинградским фронтом Маршал Советского Союза Л. А. Говоров (директива Ставки от 2 февраля 1945 г. No11018).

Жизнь подтвердила правильность этого решения.

Очень большую роль в работе Генерального штаба играли и многие другие органы, например служба военных сообщений. Перегруппировки, передвижения войск, подача материальных запасов, эвакуация немыслимы без четко налаженной службы военных сообщений. Переброска и перевозка сил и средств по железным дорогам, водным путям сообщения, по воздуху и по грунту - всем этим ведает штаб. Штаб планирует, куда, что, каким видом транспорта и к какому сроку перебросить, а специальные органы, ведающие этими службами, являются исполнителями плана. Они же организуют диспетчерско-комендантскую службу на всех путях сообщения.

Кроме службы военных сообщений во всех крупных штабах, начиная с Генерального штаба, имеются органы, ведающие планированием обеспечения войск вооружением, боеприпасами, боевой техникой, горюче-смазочными материалами, вещевым имуществом, продовольствием и всеми другими средствами, необходимыми войскам. Но это не органы снабжения. Они не имеют ни складов, ни баз, ни средств передвижения. В их руках только документы - планы, ведомости, сводки (а теперь и счетные машины). Самое главное богатство таких органов - умение людей, знатоков своего дела.

Они ведут учет всех видов материального обеспечения, знают, что есть на складах, какую продукцию выпустит промышленность. Здесь составляют перспективные планы, отсюда дают заявки, представляют на утверждение ведомости распределения материальных ресурсов. Словом, органы материального обеспечения войск держат в своих руках ту основу, на которой зиждется боеспособность армии. Оператор может разработать многообещающую операцию, но, если он сделает это без учета материальных возможностей, операция останется красивыми стрелами на карте и не будет претворена в жизнь.

Мы, операторы, хорошо понимали значение правильных отношений со всеми этими службами, стремились помогать им, а они в свою очередь делали все для того, чтобы как можно лучше и без проволочек выполнить заявки операторов. Поэтому с тех пор и живет между нами не только чувство служебной спайки, но и по-человечески теплая и прочная дружба.

Главным делам неизбежно сопутствовали хлопотные, иной раз совершенно непредвиденные задания. Особенно много таких заданий было уже после войны. Вот, например, одно из них. Вскоре после войны было решено пригласить в нашу страну с официальным визитом фельдмаршала Монтгомери. Он был самым видным английским военачальником и к тому времени получил уже звание герцога Эль-Аламейнского. Время визита, по обыкновению, долго согласовывали и наконец договорились на январь 1947 г.

Уже в день прибытия фельдмаршала он должен был нанести официальный визит начальнику Генерального штаба Маршалу Советского Союза А. М. Василевскому. Было решено преподнести Монтгомери в это время русский сувенир. Долго ломали голову, что именно подарить высокому гостю, но ничто из обычных национальных памятных подарков вроде бы не подходило. К тому же тогда никаких специальных сувениров и не делали. Наконец кто-то подал мысль сшить ему русскую, военного покроя, бекешу на беличьем меху и генеральскую папаху из серого каракуля. Предложение одобрили, бекешу и папаху заказали. К началу визита они были готовы и находились в комнате генерала для особых поручений М. М. Потапова.

Наконец фельдмаршал прибыл и проследовал в кабинет, где были А. М. Василевский, А. И. Антонов, Н. В. Славин и автор этих строк, который должен был сопровождать Монтгомери при посещении им Академии Генерального штаба. После взаимных приветствий состоялась беседа. Затем была уточнена программа пребывания. Монтгомери, желая прослыть оригиналом или из других побуждений, заявил, что рабочий день он будет начинать в 6 часов утра и в 9 вечера ложиться спать. Этому порядку он, мол, не изменял всю войну, даже в критические ее моменты. Мы обещали выдержать это время, хотя про себя и подумали - хорошо же ему воевалось при таком распорядке! По нашим понятиям, спать во время войны можно только тогда, когда позволяет обстановка. Так, кстати, все и делали.

Но вот А. М. Василевский с приличествующим случаю коротким словом вручил бекешу и папаху. Монтгомери подарок очень понравился. Он долго разглядывал его, спросил, точно ли это настоящая белка и какова стоимость меха. Ответить о цене никто не мог, поэтому мне пришлось тут же пойти и по телефону навести справки. Затем Монтгомери решил надеть бекешу и папаху. Когда он облачился, оказалось, что папаха была впору, а бекеша слишком длинна. Полученные нами, как принято говорить, "достоверные данные", необходимые для портного, резко разошлись с действительностью. Не отличавшийся богатырским сложением, английский фельдмаршал утонул в бекеше.

А. М. Василевский успокоил:

- Дело поправимое. Завтра к утру бекеша будет доставлена вам в надлежащем виде.

Однако это не устраивало фельдмаршала, и он попросил, чтобы бекешу укоротили здесь же, при нем, он подождет. Все недоуменно переглянулись.

- Сергей Матвеевич, распорядитесь насчет портного,- сказал Александр Михайлович, обращаясь ко мне.

Я вышел. Минут через сорок привезли портного с машинкой. Была произведена примерка, и портной в приемной начальника Генштаба сел за работу.

Между тем официальная часть визита была исчерпана. Завязался непринужденный разговор. Вспомнили дела минувших дней. Монтгомери с большой охотой и подробностями рассказал про известную нам битву под Эль-Аламейном, в которой он одержал победу над Роммелем. В третий раз выпили кофе. Наконец портной работу закончил, сделал еще одну примерку - бекеша была теперь впору. Довольный, не снимая ее, Монтгомери покинул Генштаб.

На следующий день я сопровождал его в Академию Генерального штаба. После ознакомления с аудиториями, лабораториями Монтгомери выступил перед слушателями с лекцией о той же битве под Эль-Аламейном. Через несколько минут после начала лекции два английских офицера неожиданно стали раздавать всем присутствующим какие-то листовки. Это выходило за рамки программы, и я обеспокоился: почему вдруг листовки и что в них написано? Взял одну, приказал сидевшему рядом переводчику прочесть ее. Оказывается, это опять об Эль-Аламейне - краткое описание... Сколько же понадобилось бы таких листовок и разных титулов, подумал я, нашим полководцам, к примеру Г. К. Жукову или И. С. Коневу, под руководством которых одержан целый ряд блистательных побед, по своему масштабу и результатам в несколько раз превосходящих победу под Эль-Аламейном!

Накануне отъезда фельдмаршала П. В. Сталин дал обед в честь Монтгомери. На обед приглашалось человек двадцать. К назначенному сроку мы - военные и представители МИДа собрались в Большом Кремлевском дворце. До начала обеда оставалось пять минут, а Монтгомери все не было. Дозвонились до резиденции: говорят - выехал. Тут же открывается дверь, и в приемный зал входит Монтгомери, одетый в бекешу и папаху.

- В чем дело? - бросились мы к сопровождавшим его советским офицерам.Почему не раздели где положено?

- Категорически отказался, - был ответ.

Фельдмаршал, заметив замешательство и недоумение на лицах присутствующих, сказал:

- Хочу, чтобы меня увидел Генералиссимус Сталин в русской форме.

В это время вошел И. В. Сталин и члены правительства. Монтгомери объяснил и ему, в чем дело. Сталин посмеялся, сфотографировался вместе с ним. Потом Монти (как его звали англичане) тут же разделся, и начался обед.

На следующий день мы провожали Монтгомери с Центрального аэродрома. Он приехал в той же бекеше и папахе, принял рапорт начальника почетного караула и улетел, не расставаясь с нашим подарком...

Служебная работа Генштаба в годы войны поглощала человека полностью. Она не оставляла ни времени, ни сил для иных занятий. Немногие часы, отведенные для отдыха, никто не мог тратить иначе, как по прямому назначению. Мы дорожили каждой минутой и научились засыпать сразу. Генштабисты даже тогда, когда судьба противника была предрешена, жили по-прежнему в служебном здании и совершали ежесуточно замкнутый круг от рабочего помещения в столовую, оттуда опять на работу, с работы на койку и с койки вновь в рабочее помещение. Досуга не было, если не считать парикмахерской. Там сверкали зеркала, шелестели белые салфетки, глаз отдыхал, а руки мастеров так мягко и ласково касались волос, что многие... засыпали. Отдохнувшие таким путем, свежевыбритые и подстриженные, мы прямиком отправлялись опять в свои рабочие кабинеты.

После войны распорядок дня Генштаба продолжал оставаться очень жестким. Того требовало время. Страна и Вооруженные Силы переходили на мирное положение, но США уже размахивали атомной бомбой.

Как и в годы войны, И. В. Сталин почти не оставлял себе свободного времени. Он жил, чтобы работать, и не изменял привычке заниматься обычно до 3-4 часов утра, а то и позднее, а с 10-ти опять принимался за дело. Такого порядка он заставлял придерживаться и всех других людей, имевших к нему отношение, в том числе Генштаб.

Нам часто доводилось ездить в Кремль и на "ближнюю" дачу с докладами по различным вопросам обороны страны. Могу сказать, что в течение всей войны часов отдыха у Сталина было очень мало. Не много их было и после войны.

И. В. Сталин, кроме праздничных концертов и спектаклей, которые обычно устраивались после торжественных собраний, нигде не бывал. Домашним его "театром" были музыкальные радиопередачи и прослушивание грамзаписи. Большую часть новых пластинок, которые ему доставляли, он предварительно проигрывал сам и тут же давал им оценку. На каждой пластинке появлялись собственноручные надписи: "хор.", "снос.", "плох.", "дрянь". В тумбочке и на столике возле стоявшего в столовой громоздкого тумбообразного автоматического проигрывателя, подаренного И. В. Сталину американцами в 1945 году, оставлялись только пластинки с первыми двумя надписями. Остальное убиралось. Кроме проигрывателя имелся патефон отечественного производства с ручным заводом. Хозяин сам переносил его куда надо.

Нам, кроме того, была известна его любовь к городкам. Для игры в городки разбивались на партии по 4-5 человек в каждой, конечно из числа желающих. Остальные шумно "болели". Играли, как правило, 10 фигур. Начинали с "пушки". Над неудачниками подтрунивали, иной раз в озорных выражениях, чего не пропускал и Сталин. Сам он играл неважно, но с азартом. После каждого попадания был очень доволен и непременно говорил: "Вот так мы им!" А когда промахивался, начинал искать по карманам спички и разжигать трубку или усиленно сосать ее.

На даче не было ни парка, ни сада, ни "культурных" подстриженных кустов или деревьев. И. В. Сталин любил природу естественную, не тронутую рукой человека. Вокруг дома буйно рос хвойный и лиственный лес - везде густой, не знавший топора.

Невдалеке от дома стояло несколько пустотелых стволов без ветвей, в которых были устроены гнезда для птиц и белок. Это было настоящее птичье царство. Перед дупляным городком - столики для подкормки. Сталин почти ежедневно приходил сюда и кормил пернатых питомцев.

Заключая главу, хотелось бы подчеркнуть, что мой рассказ о людях управлений Генерального штаба, с которыми мне, как оператору, приходилось тесно взаимодействовать в годы войны, разумеется, далеко не полный. Они выполняли очень большую, сложную и ответственную работу, обеспечивая деятельность Ставки и Верховного Главнокомандующего по руководству военными действиями. Патриотизм генштабистов, их ясный ум и знания, неустанный и самоотверженный труд служили общему делу победы над врагом.

Глава 2. У истоков боевого содружества

Весенние радости. - Раненый зверь еще опаснее. - Извилистый путь армии Андерса. - Козни польского буржуазного правительства. - Создание армии народной Польши. - Боевое крещение польских побратимов. - Письмо Верховного Главнокомандующего У. Черчиллю. - Не зная брода... - На польской земле. Наступление должно быть обеспечено. - Совещание в Ставке. - Таинственный графин.

26 марта 1944 г. Шли 1009-е сутки войны. Беспримерное в истории войн наступление Украинских фронтов в условиях весенней распутицы привело к тяжелому поражению группы немецко-фашистских армий "Юг" - она не только понесла большие потери, но и была рассечена надвое. Войска 1-го Украинского фронта, которыми после ранения Н. Ф. Ватутина временно командовал Маршал Советского Союза Г. К. Жуков, вышли в предгорья Карпат. 2-й Украинский фронт во главе с Маршалом Советского Союза И. С. Коневым в середине февраля во взаимодействии с фронтом Н. Ф. Ватутина устроил противнику "малый Сталинград" под Корсунь-Шевченковским, а затем ринулся к Днестру, форсировал его на протяжении 175 км и овладел городом и железнодорожным узлом Бельцы. Сразу же, не приостанавливая наступления, войска И. С. Конева на фронте 85 км вырвались к государственной границе по реке Прут!..

Давно ждали мы этого дня. Как только донесение 2-го Украинского фронта было получено в Генштабе, где я тогда исполнял обязанности начальника Оперативного управления, о нем доложили Верховному Главнокомандующему. Тот распорядился салютовать войскам И. С. Конева по первой категории: 24 залпами из 324 орудий. Мы с А. А. Грызловым, моим заместителем, сели писать приказ. В 9 часов вечера ракеты торжественного салюта озарили московское небо.

Не берусь описать словами чувства, нас тогда обуревавшие. Сбывалось заветное и страстное желание об освобождении родной земли. Неразрывно с ним жила мечта другая, не менее возвышенная - о помощи многострадальным народам, подпавшим под иго фашизма. Мы понимали, что борьбу за освобождение Румынии, Польши и других стран советские люди начали с первых выстрелов 22 июня 1941 г. Однако сейчас, когда наш солдат вышел к границе. Красная Армия должна была приступить к непосредственному выполнению своей освободительной миссии за рубежами СССР.

Успешно наступал и 3-й Украинский фронт под командованием генерала армии Р. Я. Малиновского. Он разгромил криворожскую группировку немецко-фашистских войск, достиг Южного Буга и в этот день, 26 марта, начал операцию, которая привела к освобождению Одессы и выходу на Днестр в его нижнем течении. В Генштабе знали о ходе операции от А. М. Василевского, который координировал действия 3-го и 4-го Украинских фронтов как представитель Ставки.

2 апреля 1944 г. правительство СССР сообщило на пресс-конференции, что части Красной Армии перешли на нескольких участках реку Прут и вступили на румынскую территорию, а Верховное Главнокомандование дало приказ преследовать противника вплоть до полного его разгрома и капитуляции.

Советское правительство заявило, что у него нет целей приобретения какой-либо части румынской территории или изменения существующего общественного строя этой страны. Вступление советских войск в пределы Румынии "диктуется исключительно военной необходимостью и продолжающимся сопротивлением войск противника"{28}.

К середине апреля советские войска, перейдя Прут, достигли рубежа Редэуцы, Оргеев, Дубоссары и заняли охватывающее положение по отношению к противнику.

В Генштабе по традиции готовили материалы для первомайского приказа Верховного Главнокомандующего. Настроение было приподнятое: наступало время полного освобождения Родины. А там... А там, когда выгоним врага из нашего дома, думалось, будет легче.

С такими мыслями мы с заместителем начальника Генерального штаба А. И. Антоновым и отправились в Ставку для очередного доклада. Как обычно, когда на фронтах дела шли благополучно, у Верховного Главнокомандующего было отличное настроение, и он быстро решал все вопросы. Обсуждая текст майского приказа, мы оба выразили уверенность, что теперь, за рубежом, все трудности будут преодолеваться быстрее. И. В. Сталин пристально посмотрел на нас и... быстро охладил наш пыл. Он сказал, что противник теперь напоминает раненого зверя, который вынужден уползать в свое логово, чтобы залечить раны. Но раненый зверь еще опаснее. Его надо преследовать и добить в собственной берлоге.

И. В. Сталин подчеркнул, что освобождение народов, находящихся под игом фашизма, дело не менее трудное, чем изгнание немецко-фашистских войск из пределов Советского Союза. Развивая свою мысль, он сказал, что за рубежом страны войска попадут в политическую обстановку, коренным образом отличающуюся от нашей, социалистической: там на ход вооруженной борьбы, на взаимоотношения с союзниками будут влиять интересы антагонистических классов. Будут у нас добрые друзья, но будут и враги, особенно из среды ранее правивших кругов и тех слоев населения, которые их поддерживали.

Первомайский приказ Верховного Главнокомандующего был выдержан в духе этих его соображений.

А вскоре мы и сами убедились в правоте предупреждения Сталина. Попытки дальнейшего наступления в глубь Румынии были какое-то время безуспешными. Дала себя знать огромная усталость войск. Они были ослаблены потерями, нуждались в пополнении людьми и техникой. 17 апреля 1-й Украинский, а 6 мая 1944 г, 2-й и 3-й Украинские фронты по приказу Ставки перешли к обороне с передним краем, проходившим по рубежу восточное Броды, западнее Тернополя, Коломыи, нашкани, севернее Ясс, восточное Кишинева и далее по Днестру. Фронты получили приказ быть готовыми к наступлению в конце мая. Срок этот затем отодвинулся, потому что начиная с 30 мая противник предпринимал мощные попытки опрокинуть наши части и отбросить их за Прут. В атаках участвовали четыре танковые дивизии (14, 23, 24-я, дивизия СС "Мертвая голова"), мотодивизия "Великая Германия" и несколько пехотных соединений при очень сильной поддержке авиации и артиллерии. После десятидневных ожесточенных боев врагу, хотя и с большими потерями, удалось вклиниться в расположение советских войск, причем в отдельных местах на глубину до 30 км.

Активные действия противника не могли не вызвать беспокойства на фронте, в Ставке и Генеральном штабе. По нашим данным, немецко-фашистское командование располагало тогда силами для организации удара не только под Яссами, но и в районе Кишинева, где у него было по крайней мере семь пехотных и пять танковых и моторизованных дивизий. Противник мог пойти на риск и бросить в наступление все, чем он располагал, чтобы вырвать успех на направлении города Бельцы и выйти в тыл нашей группировке войск западнее Днестра.

Угроза была очень серьезной, но советский солдат выстоял и на этом рубеже. Упорная оборона войск 2-го Украинского фронта сорвала замыслы немецко-фашистского командования. Командующий фронтом Р. Я. Ма-линовский доносил в Генеральный штаб, что в этих боях противник потерял материальную часть четырех танковых дивизий. И все же мы пока здесь наступать не могли ожесточенные бон и нашим войскам обошлись недешево.

Поскольку на юго-западе создалось равновесие сил, особенно в танках. и изменить это положение в нашу пользу было пока невозможно, Генштаб предложил возобновить наступление на этом участке фронта после того, как противник будет разбит на других направлениях. Ставка согласилась, и войска уже начали готовиться к операции "Багратион" и выполнению других стратегических замыслов советского Верховного Главнокомандования. Отдаление сроков начала операции на юго-западном направлении отнюдь не отменяло ее разработки - этим занимались и в Генштабе и на фронтах.

Хотелось бы подчеркнуть, что занимались не только военными вопросами. Генеральный штаб вместе с Главным политическим управлением, военные советы фронтов и армий готовили советского воина к его особому положению за рубежом родной страны: как представителя самого передового общественного строя социализма, бойца Советских Вооруженных Сил.

На территории Румынии мы не проводили наступательных операций до 20 августа. Зато в Польше наши войска все лето наступали, вышли на Вислу и выдвинулись в направлении восточного предместья Варшавы - Праги. В ходе боевых действий на польской земле плечом к плечу с нашими войсками сражалась 1-я польская армия под командованием генерала З. Берлинга. К этому времени польский воин стал нашим верным боевым побратимом.

По долгу службы мне пришлось быть у истоков зарождения народной армии Польши и находиться в постоянном контакте с польскими вооруженными силами на территории СССР. В связи с этим хотелось бы подробнее рассказать о Войске Польском, его возникновении, становлении и нелегком пути, который оно прошло.

Уже в первый день Великой Отечественной войны группа польских офицеров, находившихся в нашей стране, обратилась к Советскому правительству с заявлением. Они писали: "Как представители одного из угнетенных фашистским агрессором народов, единственный путь к освобождению польского народа мы видим в сотрудничестве с СССР, в рамках которого наша родина сможет полноценно развиваться". Офицеры заверили, что будут содействовать установлению такого сотрудничества.

Этот факт был несомненным признаком глубоких процессов в сознании тех, кто пострадал от фашизма. Он позволял надеяться и на военный союз с поляками против оккупантов.

Предположения оправдались. 30 июля 1941 г. польское правительство в Лондоне во главе с генералом В. Сикорским пошло на соглашение с правительством СССР о взаимной помощи в войне против гитлеровской Германии. Мы согласились тогда создать на территории нашего государства польскую армию во главе с командованием, назначенным лондонским польским правительством. При этом было заявлено, что созданные в СССР польские войска будут воевать против общего врага совместно с нами. "Польская армия на территории СССР, - значилось в соглашении, - будет действовать в оперативном отношении под руководством Верховного Командования СССР, в составе которого будет состоять представитель польской армии"{29}.

Детали организации командования и боевого применения польских войск определялись особым военным соглашением между Верховным Главнокомандованием СССР и командованием Польши. Оно было заключено в Москве 14 августа 1941 г. Подписать его с нашей стороны был уполномочен генерал-майор А. М. Василевский.

Главнокомандующим польскими войсками на территории СССР В. Сикорский назначил генерала В. Андерса, который имел опыт командования группой войск в период германо-польской войны 1939 г.

К моменту заключения военного соглашения подготовка к формированию польской армии практически уже началась. Выявлялись призывные контингенты, выделялись материальные средства, создавалась учебная база. По просьбе польского командования подготовка велась ускоренными темпами. Возражений у нас не было, поскольку генерал Андерс предложил дивизии, по мере их готовности, направлять на советско-германский фронт. В начале сентября эшелоны с польскими призывниками пошли по железной дороге в пункты формирования войск, а 8-го числа на пост у штаба главнокомандующего генерала В. Андерса встал первый жолнеж.

Сначала создавались две пехотные дивизии - 5-я и 6-я. В них вступали польские граждане, попавшие в СССР в качестве беженцев или другими путями. Наплыв добровольцев был велик, и первоначально установленная численность польской армии - 30 тыс. человек - была значительно превышена: к 25 октября 1941 г. она достигла 41,5 тыс. человек и продолжала расти. Центры формирования располагались на Волге и в Оренбуржье - в Бузулуке, Тоцком, Татищеве. В то чрезвычайно трудное для нас время Советское государство оказало большую материальную поддержку Польше. В частности, СССР предоставил лондонскому польскому правительству общий заем 100 млн. рублей для оказания помощи польским гражданам. Кроме того, на содержание польской армии на территории СССР был дан особый заем 300 млн. рублей. Польские войска оснащались советским вооружением и техникой. Их снабжение было приравнено к снабжению формируемых дивизий Красной Армии.

Генеральному штабу прибавилось работы. У нас учредили должность уполномоченного по польским формированиям в СССР. Им стал генерал-майор танковых войск А. П. Панфилов. Я знал его по совместной учебе в Академии моторизации и механизации РККА. Аппарата у него, можно сказать, не было, и он буквально разрывался на части. В последующем руководство формированием иностранных войск упорядочилось. Эта служба была сосредоточена при Совете Народных Комиссаров, поскольку ей приходилось иметь дело с различными ведомствами. Глава ее именовался уполномоченным СНК по иностранным военным формированиям в СССР. Он связывался напрямую с Председателем ГКО, Председателем Совнаркома, имел в своем аппарате специальную группу офицеров Наркомата обороны.

Поздней осенью 1941 г. 5-я польская пехотная дивизия была сформирована и обучена, 6-я дивизия успешно заканчивала формирование. На фронт они, однако, не попали, потому что генерал В. Сикорский в декабре 1941 г. обратился к Советскому правительству с предложением расширить контингенты польских войск до 96 тыс. человек и создать не две, а шесть дивизий. В самый канун перехода советских войск в контрнаступление под Москвой 4 декабря польское правительство торжественно заявило, что "войска Польской республики, расположенные на территории Советского Союза, будут вести войну с немецкими разбойниками рука об руку с советскими войсками"{30}.

Как ни тяжело было тогда нашей стране, Советское правительство согласилось с дополнительным формированием польских войск. Но вооружения у нас не было. Поляки заверили, что его даст английское правительство, и мы продолжали работу. По просьбе Сикорского центры формирования были перенесены в Среднюю Азию. Там развернули строительство лагерей, военных школ, санитарных и других учреждений. Но и оттуда польские войска на советско-германский фронт направлены не были. Объясняется это в первую очередь своекорыстной, предательской по отношению к своему народу политикой польского эмигрантского правительства, которое не стремилось бороться против гитлеровцев вместе с нами. Даже Сикорский - наиболее здравомыслящий в этом буржуазном правительстве человек - не противостоял напору своих коллег. Его идейные позиции, как оценили тогда польские коммунисты, не отвечали интересам народа.

Нажим в отношении места применения польских сил осуществлялся и со стороны британских деятелей, в том числе самого премьер-министра. Они сомневались в устойчивости Советского государства и не исключали, как известно, недалекой его гибели. Однако их беспокоила не судьба Советского государства, а свои интересы, и в первую очередь необходимость загородить Индию от гитлеровского нашествия, что они и намеревались сделать с помощью польских войск, формируемых в СССР. Вместе с тем они мечтали о сохранении буржуазной власти в Польше, и тесное военное сотрудничество с нами им было нежелательно.

Такой двойственностью политики объяснялись две тенденции в настроениях личного состава польских войск. Наиболее дальновидные и мужественные воины ратовали за точное и последовательное выполнение договорных обязательств с СССР о борьбе против гитлеровцев совместно с нами. Представители этой точки зрения считали трудное положение Советского государства явлением преходящим и не сомневались, что конечная победа будет за нами. С этой победой они связывали и независимость Польши. Другие же - прежде всего командование польских войск - считали союз с СССР временным тактическим ходом. Эти люди не собирались вести бой против гитлеровских захватчиков плечом к плечу с Красной Армией. Все свои надежды они возлагали на западных союзников, стремились избежать фронта в СССР и уйти с нашей территории.

Советские власти и командование не вмешивались во внутреннюю жизнь польских войск, хотя и знали о борьбе этих тенденций. Поскольку совместные операции соответствовали интересам Советского Союза и независимой демократической Польши, мы надеялись на поворот в сознании польских военачальников и продолжали энергично помогать им в формировании войск.

Шло время. Тяжелая война продолжалась... Под Москвой мы перешли в контрнаступление, отбросили врага от стен столицы и принудили его отказаться от своих планов. В ходе войны произошел поворот. Новая обстановка на фронте требовала от польского командования и новых решений. Теперь, когда советские армии гнали оккупантов вспять и действия в районе столицы перерастали в общее наступление, у нас на счету было каждое боеспособное соединение. Преследуя врага, можно было особенно много сделать. Только польское эмигрантское правительство с этим не было согласно, хотя располагало двумя дивизиями войск, хорошо подготовленных и вооруженных советским оружием. Наиболее сильной являлась 5-я пехотная дивизия численностью 12,5 тыс. человек. Ее солдаты и младшие офицеры неоднократно заявляли о желании вступить в сражения с врагом. В соответствии с военным соглашением предлагало это и наше правительство, но ответ Андерса и Сикорского был один и тот же - "мы не готовы".

Даже при таком положении дел, испытывая огромные лишения буквально во всем, СССР точно выполнял принятые по договору с польским правительством обязательства и продолжал помогать формированию польских войск. Что же касается надежд Андерса на помощь из Лондона, то скоро выяснилось, что англичане не собираются давать оружие для остальных дивизий. Многочисленные депеши в Лондон не помогали. Мы же помочь не могли: эвакуированные из западных областей страны станки для производства вооружения еще были в эшелонах на железнодорожных ветках Сибири и Урала. В этот период И. В. Сталин чуть ли не поштучно распределял вооружение для Красной Армии.

Условия войны вынудили Советское правительство в начале февраля 1942 г. еще раз обратиться к Андерсу относительно срока готовности польской армии и ввода ее в бой. При этом было выражено пожелание направить на фронт в возможно короткий срок 5-ю пехотную дивизию. Андерс ответил, что войска будут готовы лишь к 1 июня, и подивизионно использовать их не соглашался. По его мнению, две дивизии погоды на фронте не сделают, тогда как удар всей армией может привести к оперативному успеху и будет иметь большое политическое значение. Что же касается приобретения боевого опыта, то будет лучше, если его получит сразу вся армия, а не отдельные ее части.

В иное время и при других обстоятельствах такие соображения могли быть резонными. Но тогда, когда мы наступали, вполне правомерным был ввод в сражение и отдельных дивизий, а политический эффект появления польских войск на фронте оказался бы весьма крупным - в первую очередь для населения Польши, где с жадностью ловили каждую весть о возрождении польской армии. Это могло бы способствовать более широкому развертыванию партизанской и подпольной борьбы в стране. Но Сикорский снова ответил резким отказом.

На фронте назревали решающие события, и обе стороны к ним готовились. Но как готовились лондонцы?! В марте 1942 г. В. Андерс побывал в Лондоне. Его вызывали якобы для переговоров о поставках полякам английского вооружения, которого командующий не получил. Зато он вернулся с инструкциями подготовить часть своих войск к... эвакуации за пределы Советского Союза.

Внешним предлогом для эвакуации послужили продовольственные трудности, переживаемые нашей страной. Для всех они были понятны. Советскому правительству не оставалось ничего другого, как пойти на дальнейшее сокращение некоторых норм продовольственного снабжения войск, находившихся в тылу. Естественно, это относилось и к формированиям Андерса. Пользуясь моментом, Сикорский просил Советское правительство разрешить эвакуировать часть польских войск в Иран. Разрешение было дано. С 23 марта по 3 апреля 1942 г. 31488 военнослужащих польской армии были вывезены в Иран. Эвакуировались преимущественно вновь формируемые части, не имевшие оружия.

Тогда еще не были в полной мере известны подлинные причины этого мероприятия польского правительства в Лондоне.

Но многие польские офицеры и солдаты в момент эвакуации говорили, что англичане отправляют их на Ближний Восток в качестве пушечного мяса. Командование армии было вынуждено лавировать и даже заявлять, что поляки выезжают, мол, для того, чтобы вооружиться, пройти обучение, а затем - по достижении боевой готовности - вернуться в СССР для участия в совместной борьбе против фашистских войск...

После первой эвакуации в составе польской армии Андерса оставалось около 42 тыс. человек. Продолжалось формирование новых частей, а старые - 5-я и 6-я дивизии совершенствовали свою подготовку. В конце мая командующий еще раз побывал в Лондоне. 30-го числа он телеграфировал И. В. Сталину о том, что считает необходимым лично доложить ему результаты переговоров с англичанами и обсудить вопросы дальнейшего формирования польской армии. В Генеральном штабе не сомневались, что дело приближается к полной развязке. Польский командующий сказал, что англичане опасаются за колонии и хотят, чтобы польские войска прикрыли их владения, так сказать, своим телом. Для этого поляков нужно вывезти из СССР.

Но было и нечто новое: он заявил, что англичане ожидают летом 1942 г. большое наступление противника на восточном фронте. При этом главный удар, по данным английской разведки, предполагался в направлении Кубани и Кавказа. Видимо, под давлением англичан эмигрантское польское правительство В. Сикорского окончательно отказалось от ранее принятого обязательства ввести свои войска в сражение на советско-германском фронте и заявило, что считает нужным эвакуировать их в Иран. Несмотря на это, польский премьер-министр все-таки продолжал добиваться от Советского правительства дополнительного призыва поляков и продолжения формирования дивизий. Обо всем этом Андерс рассказал в Кремле.

Такая откровенно вызывающая и несправедливая политика имела и соответствующую ответную реакцию. Поскольку принятые обязательства поляками не выполнялись, а мы испытывали серьезные затруднения с вооружением для Красной Армии и складывалась крайне тяжелая обстановка на фронте, Советское правительство в июле 1942 г. уведомило польскую сторону, что считает невозможным дальнейшее формирование польских войск в пределах СССР, и поставило вопрос об их полной эвакуации.

В августе 1942 г. еще 44 тыс. польских военнослужащих направились в Иран. С ними выехало более 25 тыс. гражданских лиц - преимущественно членов семей военнослужащих. Но наиболее сознательная и прогрессивно мыслящая часть солдат и офицеров войск Андерса отказалась ехать в Иран и осталась в Советском Союзе. Количество их было относительно невелико, однако дух их и роль в освобождении родной польской земли были весьма высоки. Об этом мы скажем дальше.

Так закончилась наша первая попытка помочь братскому народу Польши сформировать на советской земле боевые силы, необходимые для вооруженного отпора оккупантам. Она не была полностью успешной, и ответственность за это целиком лежит на польских помещиках и фабрикантах, сидевших в эмигрантском правительстве в Лондоне. Однако ее нельзя считать и совсем бесплодной. Она оказала влияние на активность подлинно революционных сил Польши, которые шире развернули работу по созданию народного войска, действуя как в польском подполье, так и в СССР. Да и солдаты Андерса, вынужденные сражаться за Польшу вдали от родины, могли поразмыслить и правильно оценить дружескую помощь Советской страны.

В Польше между тем политическое развитие привело к созданию Польской рабочей партии (ППР), к разработке ею новых положений политической стратегии, усилению борьбы за объединение патриотических сил в антигитлеровском национальном фронте. ППР призвала польский народ объединить свои усилия с борьбой антигитлеровской коалиции, в первую очередь ближайшего соседа Советского Союза. В Польше возникла Гвардия Людова - вооруженная организация, руководимая коммунистами.

Менялась обстановка и на советско-германском фронте. Произошел сокрушительный разгром немецко-фашистских войск под Сталинградом, который положил начало коренному перелому в ходе войны в нашу пользу. В среде польских патриотов в СССР он ускорил процесс сплочения сил освобождения и понимания практической необходимости действовать с оружием в руках на стороне Красной Армии.

Мне хорошо помнятся весенние дни 1943 г. В то время советское Верховное Главнокомандование готовило решающие операции под Курском. Разрабатывались планы действий, сосредоточивались силы, накапливались резервы и материальные средства. Одним словом, делалось все необходимое, чтобы навсегда похоронить планы гитлеровских стратегов и поставить фашистскую Германию на грань катастрофы.

Тогда-то и прозвучал голос верных сынов Польши, ее коммунистических деятелей, находившихся в эмиграции в нашей стране, об образовании Союза польских патриотов в СССР. Эта организация в полном соответствии с задачами национального фронта, создаваемого Польской рабочей партией, имела целью объединить на время войны поляков, оставшихся на советской территории, без различия политических, общественных и религиозных взглядов, в едином лагере борьбы за разгром и уничтожение врага. Союз поставил перед собой в качестве одной из задач формирование польских воинских частей для совместной борьбы с Красной Армией против гитлеровской Германии.

Советским правительством была получена просьба демократических сил Польши о создании в .Советском Союзе польской пехотной дивизии. Государственный Комитет Обороны рассмотрел ее и 6 мая 1943 г. принял постановление о формировании 1-й польской дивизии имени Тадеуша Ко-стюшко. В июне подразделения и части молодого соединения уже учились и Соловецких лагерях под Рязанью. В организации планомерной подготовки дивизии приняли широкое участие многие польские коммунисты.

Советский Генеральный штаб видел особый смысл в создании дивизии имени Тадеуша Костюшко. Она положила начало широкому формированию регулярных народных вооруженных сил Польши. 15 июля 1943 г. в торжественной обстановке дивизии было вручено боевое Знамя с изображением орла. Личный состав принял присягу, дал клятву на верность истекающей кровью польской земле и народу, борющемуся против ига фашистской оккупации. Воины дивизии торжественно обещали сохранять союзническую верность Советскому Союзу. В рядах дивизии стояла молодость будущего Войска Польского. Здесь начинали путь многие видные военачальники народной Польши.

1 сентября 1943 г. дивизия закончила формирование и обучение и в тот же день убыла на советско-германский фронт, а 12 октября под небольшим белорусским местечком Ленино состоялось ее боевое крещение.

Всего несколько дней назад после двух месяцев упорных сражений сюда вышли войска Западного фронта. Во взаимодействии с Калининским фронтом они выбили оккупантов из так называемых "смоленских ворот", откуда враг наносил авиационные удары по Москве, преграждая путь в Польшу и далее к Германии. Противник тоже понимал важность этого направления, поэтому сильно его укрепил и хорошо обеспечил войсками. "Этот рубеж проходил перед Днепром и прикрывал последнюю крупную железнодорожную и автомобильную магистраль перед Припятскими болотами. Если бы русским удалось взять под свой контроль шоссе и железнодорожную линию Гомель - Могилев - Орша, то оборона восточное Припятских болот вряд ли была бы осуществимой",- писал генерал К. Типпельскирх, командовавший в 1944 г. 4-й немецкой армией.

Войска 33-й армии Западного фронта, в состав которых вошла польская дивизия, были остановлены перед этим новым рубежом обороны противника на подступах к Днепру. Рубеж надо было прорывать. Командование 33-й армии рассчитывало на успех прорыва, однако видело и многочисленные трудности, возникающие перед войсками. Чтобы обеспечить успех, были созданы весьма высокие плотности артиллерии - 206 орудий и минометов на километр фронта и танков - 52. Командарм надеялся прорвать вражескую оборону стремительным фронтальным ударом на участке, непосредственно примыкающем к Ленино с севера. Для этого в первом эшелоне было решено иметь три стрелковые дивизии в линию: в центре отводилось место для наступления 1-й польской пехотной дивизии, справа от нее наступала 42-я, слева - 290-я стрелковые дивизии.

Расположение более опытных советских войск на флангах вызывалось тем, что в полосе 42-й стрелковой дивизии находилась сильно укрепленная противником господствующая высота 217,6, а в полосе 290-й стрелковой дивизии была сложная местность с высотами и низинами, сильно заболоченными ручьями, впадающими в топкую и непроходимую для танков реку Мерея, протекавшую перед обороной противника. Предполагалось, что 42-я и 290-я стрелковые дивизии сумеют быстро преодолеть высоту 217,6 и заболоченную местность на левом фланге, продвинутся вперед и обеспечат успешные действия польского соединения. Костюшковцам же предстояло сбить врага с важной высоты 215,5 и, опираясь на успех советских дивизий, прорвать тактическую глубину обороны противника. Успех советских и польского соединений намечалось развивать, бросив вперед 5-й механизированный корпус.

Бой, однако, пошел не так, как намечалось. Силы и возможности противника оказались большими. Наступление 42-й стрелковой дивизии было отбито. Она, хотя и вцепилась в высоту 217,6, не сумела ее взять.

Враг нанес наступавшим тяжелые потери и заставил залечь у переднего края. Атаки неоднократно повторялись, но к успеху не привели. В полосе 290-й стрелковой дивизии советские воины преодолели болотистую пойму ручья западнее Ленино и овладели населенным пунктом Тригубово. Гитлеровцы контратаковали и выбили наши войска на восточную окраину деревни. Бой продолжался с крайним ожесточением, но продвижения вперед и здесь не было. Наступавшая в центре 1-я польская пехотная дивизия одержала наибольший успех и прорвалась в глубину на 4 км. Очевидцы и участники наступления свидетельствуют о храбрости и отваге польских жолнежей, выполнявших совместную с советскими воинами боевую задачу. Польские солдаты и офицеры проявили исключительную стойкость и величие духа. Не раз дело доходило до рукопашной схватки.

Тяжелую обстановку на флангах полосы наступления армии не удалось изменить в нашу пользу. Это неблагоприятно сказалось и на положении польских войск, наступавших в центре. Им пришлось отражать многочисленные контратаки противника, поддержанные большим количеством авиации. Наш 5-й механизированный корпус, двинутый вперед, понес большие потери в танках и не оказал заметного влияния на ход боя. Было отбито наступление и в полосах соседних армий. Рубеж обороны противника оставался прочным.

...В бою под Ленино в то время прорыв не удался. Польская пехотная дивизия имени Тадеуша Костюшко и советские дивизии были вынуждены остановиться. Однако значение того первого испытания огнем советско-польской дружбы выходило далеко за пределы привычных тактических мерок и представлений. Вот что запало в память выходивших из боя польских воинов. "Со всех сторон,- вспоминает В. Залевский, в то время офицер 3-й роты 2-го полка,- до нас доносились восклицания: "Ур-ра!.. Поляки - орлы!.. Герои!.." Я глянул на своих ребят. Казалось, душой они все еще на переднем крае - напряженные, готовые к атаке... Даже раненые, даже они думали о новых боях... Мне запомнилась первая кружка горячего чая, выпитая на советской батарее. Помню, как нас окружили, и обнимали, и целовали, и поздравляли..."{31}

Бой под Ленино подтвердил величайшую готовность польских и советских воинов совместно сражаться до полной победы над гитлеровской Германией, раскрыл их безграничное мужество, скрепил еще прочнее советско-польский боевой союз. Только этот бой родил трех новых Героев Советского Союза - польских воинов.

Приказ по 1-й польской пехотной дивизии, отданный и зачитанный всем воинам 14 октября, свидетельствовал, что польские добровольцы способны на жертвы ради стоящей перед ними великой цели - освобождения своей родины. Они доказали, что Польша жива, стремится к свободе, борется за нее и будет бить гитлеровских оккупантов. Воздавая славу погибшим героям, приказ решительно утверждал: "Ныне и в будущем победа будет за нами".

День 12 октября - день трудного, но славного начала пути к общей победе над врагом - стал праздником народного Войска Польского.

Исторические факты располагают к размышлениям... И тогда, в 1943 г., мы в Генеральном штабе не один раз возвращались мысленно к трудному боевому пути польских воинов. Разными дорогами вернулись они на родину с победой, но путь, который избрали те, кто воевал плечом к плечу с Красной Армией, оказался ближе к родной земле, чем у тех, кто ушел на Средний Восток.

Польские войска, эвакуированные из СССР, в течение длительного времени не принимали участия в боевых действиях и располагались в Ираке в районе Киркук, Мосул, пока не исчезла угроза захвата гитлеровцами "жемчужины британской короны" - Индии. В июле - августе 1943 г. из этих войск и других польских сил, располагавшихся неподалеку для тех же целей, был создан 2-й польский пехотный корпус во главе с тем же В. Андерсом. Время формирования примечательно, поскольку оно совпадало с Курской битвой. Тогда перелом в ходе войны не только определился, но и был закреплен Красной Армией в ряде последующих операций. Теперь обстановка на Среднем Востоке никому не внушала опасений. Через Палестину корпус перебросили в Египет, а оттуда в первые месяцы 1944 г.- в Италию, где он вошел в 8-ю английскую армию. Боевой состав корпуса достигал почти 50 тыс. солдат и офицеров, а с тылами численность его превышала 60 тыс. человек.

Польские солдаты сражались на реке Сангро, у Монте-Кассино, под Анконой. Они проявили высокую доблесть и подлинный солдатский героизм при прорыве многих оборонительных рубежей противника. Об этом свидетельствуют не только отбитые у врага окопы на линии Густава - главном рубеже обороны гитлеровских войск в Италии, но и памятники павшим здесь воинам. Конец войны застал корпус в Болонье, освобожденной им 21 апреля 1945 г.

2-й пехотный корпус составлял только часть польских вооруженных сил на Западе. Эмигрантское правительство страны с помощью союзников формировало там соединения и части сухопутных войск, авиации и морского флота. Многие из них самоотверженно сражались против врага. С открытием второго фронта в Нормандии успешно, например, действовала 1-я танковая дивизия, сформированная в Шотландии и насчитывавшая 15,5 тыс. человек. До конца войны она воевала на главном направлении в составе 1-й канадской армии. Капитуляция фашистской Германии застала дивизию на берегу Северного моря в Вильгельмсхафене. В составе союзных войск, проводивших крупную воздушно-десантную операцию "Маркет Гарден", приняла участие и проявила героизм в районе Арнема 1-я отдельная воздушно-десантная бригада численностью около 2 тыс. человек.

Приведенные примеры можно было бы дополнить, поскольку имелись и другие польские соединения и части сухопутных войск, которые доблестно воевали с врагом и внесли вклад в дело победы. Широко известны также действия польских летчиков, боровшихся с врагом в рядах английских ВВС. К концу войны их было 14 дивизионов, каждый из которых равнялся примерно одной нашей эскадрилье. На их счету около 1000 сбитых и поврежденных самолетов противника, большое количество бомбовых ударов по объектам врага. В Атлантике, Северном, Норвежском и Средиземном морях храбро воевали немногочисленные польские морские силы, принимавшие участие в боях, конвоировании караванов кораблей, десантных действиях.

На день капитуляции Берлина общая численность польских вооруженных сил на Западе достигала 194 500 человек. Около 120 тыс. из них после войны вернулись на родину. Все они были с радостью встречены в своем отечестве и нашли свое место в строительстве народной Польши. И это естественно: подавляющее большинство польских граждан мужественно боролось за освобождение родины. Кровь, пролитая во имя свободы, вызывает глубочайшее уважение к борцам, где бы они ни сражались, и народная Польша оценила подвиг своих сынов. Она понимала всю глубину пропасти, разделявшей ее воинов и господ из лондонской группировки, главной целью которых было восстановление прежней власти помещиков и капиталистов.

В нашей стране продолжали между тем формироваться новые польские соединения и части. Руководил этим важным делом один из выдающихся революционных и военных деятелей Польши, горячий патриот и мужественный интернационалист генерал Кароль Сверчевский. К концу 1943 г. имелись уже три пехотные дивизии, артиллерийская и танковая бригады, авиационный полк, другие необходимые части и подразделения.

Как и 1-я пехотная дивизия, они безвозмездно вооружались и снабжались Советским Союзом, проходили боевую подготовку с учетом опыта Великой Отечественной войны. Поскольку главную массу польских командных кадров увел Андерс, своих офицеров полякам теперь не хватало. Пришлось в распоряжение польских войск предоставить значительную часть советских командиров, в первую очередь специалистов. Дивизии, которые успели сформироваться, объединили в 1-й армейский корпус. В середине марта 1944 г. его преобразовали в 1-ю польскую армию. Армией командовал тот же генерал З. Берлинг, который в свое время стоял во главе дивизии имени Тадеуша Костюшко. Теперь армия находилась под Ковелем, готовясь к сражениям на родной земле. Командарм ее имел возможность лично связываться не только с Генеральным штабом, но и непосредственно с Верховным Главнокомандующим. Мы же получили приказ иметь особого представителя при 1-й польской армии и выделили для этого полковника (впоследствии генерал-майора) Н. М. Молоткова с группой офицеров.

К нам поступали данные о вооруженной борьбе на польской земле. И мы знали, что под руководством Польской рабочей партии создаются партизанские отряды Гвардии Людовой, развертывается активная борьба против захватчиков. Боевые действия польских народных мстителей особенно оживились с началом 1944 г., когда Красная Армия стала рушить фронт врага. В польском подполье по инициативе и при непосредственном участии Б. Берута, В. Гомулки и других деятелей Польской рабочей партии возник высший орган борющейся Польши Крайова Рада Народова. Советское Верховное Главнокомандование с большой надеждой и верой в освободительные силы Польши восприняло весть о том, что Крайова Рада Народова, выступающая от имени польского народа, 3 января 1944 г. приняла декрет об объединении Гвардии Людовой и части вооруженный отрядов других левых организаций в единую Армию Людову во главе с генералом М. Роля-Жимерским.

По просьбе польского командования Советский Союз оказал помощь также и этой части вооруженных сил народа Польши, вынужденной действовать в тылу врага. Доставлялось оружие, боеприпасы, медикаменты и другие необходимые средства. На территорию Польши перешли советские партизанские соединения и отряды под командованием П. П. Вершигоры, И. Н. Бокова, В. А. Карасева, Г. В. Ковалева, М. Я. Наделила, П. А. Прокопюка, С. А. Санкова, В. П. Чепиги, В. Г. Шангина, И. П. Яковлева и других командиров. Польские и советские партизанские отряды действовали не только раздельно. Наладились и совместные операции против немецко-фашистских оккупантов, в том числе на Люблинщине, в ближнем тылу противника. Достигнутые при этом результаты укрепили веру в приближение победы. К лету 1944 г. в рядах Армии Людовой находились тысячи бойцов, взаимодействовавших с наступающими советскими и польскими войсками.

В преддверии решающих событий на западном стратегическом направлении контакты с политическими и военными руководителями демократических сил Польши укрепились. В середине мая 1944 г. в Советский Союз прибыли уполномоченные Крайовой Рады Народовой. 22 мая - в день обсуждения плана операции "Багратион" по разгрому немецко-фашистскпх войск в Белоруссии Ставкой советского Верховного Главнокомандования - уполномоченных приняло Советское правительство. Гости подробно ознакомили Верховного Главнокомандующего и Союз польских патриотов с положением в Польше, в том числе и с некоторыми вопросами создания Армии Людовой. Более двух часов продолжалась тогда доверительная дружественная беседа. Советское правительство признало Раду в качество единственного представителя польского народа и удовлетворило все ее просьбы относительно материальной помощи.

Во время пребывания уполномоченных в СССР для них была организована большая поездка по Украине и в польские национальные воинские части. Уполномоченные возвращались на родину с чувством глубокого удовлетворения крепнущей дружбой наших народов.

Тем временем готовилось наступление советских войск под Ковелем. Командующий 1-м Белорусским фронтом К. К. Рокоссовский рассматривал огромный и весьма сложный район Белоруссии, в том числе Полесье и Ковель, как достаточно благоприятный для осуществления смелых глубоких операций. Можно было охватить группировку противника в Белоруссии с юго-запада из-за Полесья и во взаимодействии с наступающими севернее Припятских болот войсками уничтожить ее.

План наступательной операции левого фланга фронта в определенной степени отражал этот замысел выдающегося военачальника. Наступление левого фланга фронта намечалось начать в тот момент, когда оборона противника севернее Полесья будет до основания потрясена, но еще не утратит возможности сопротивления на западных рубежах Белоруссии. Удар под Ковелем должен был окончательно, причем с фланга и тыла, сокрушить последние надежды врага закрепиться на белорусской земле.

Цель этого удара состояла прежде всего в разгроме ковельской группировки немецко-фашистских войск, которая, по нашим подсчетам того времени, состояла по меньшей мере из десяти дивизий со средствами усиления. После прорыва обороны успех намечалось развить в северном направлении по восточному и западному берегам Западного Буга, охватывая Брест с юго-востока, запада и севера. Овладев Брестом, подвижные войска должны были наступать на Пружаны, Слоним или на Бельск, Белосток. Нетрудно заметить, что в случае успеха операции гитлеровские войска попадали под удар двух сходящихся ударных группировок 1-го Белорусского фронта. Разгром противника в этом районе открывал большие перспективы для освобождения в последующем Варшавы.

По плану операции на первом ее этапе три общевойсковые армии (47-я генерала Н. И. Гусева, 8-я гвардейская - генерала В. И. Чуйкова и 69-я генерала В. Я. Колпакчи) прорывали оборону немецко-фашистских войск. Затем вводились 2-я танковая армия генерала С. И. Богданова и конно-механизированная группа генерала В. В. Крюкова, которые развивали успех операции. Общевойсковые же армии (кроме 47-й) продолжали наступление на запад до рубежа Люблина, где переходили к обороне, обеспечивая фронт с этого направления. Ориентировочно предполагалось выполнить план операции к 3 августа 1944 г.

Таким образом, Ковельская операция войск левого фланга 1-го Белорусского фронта была задумана как решающий этап действий наших войск на пути к Варшаве. Она не предусматривала ни овладения столицей Польши, ни форсирования Вислы, но разгром важнейшей группировки противника у Бреста был ключом, открывающим ворота Варшавы.

Однако военные и политические события, последовавшие вскоре после утверждения плана операции Ставкой, обусловили ряд очень существенных изменений в нем. Началось с военных событий. Новый командующий группой армий "Центр" фельдмаршал Модель (назначенный вместо фельдмаршала фон Буша) не стал дожидаться нашего удара под Ковелем. В ночь на 5 июля он оставил находящийся в низине Ковель и отвел свои войска несколько на запад на заранее подготовленный рубеж Парадубы, Тарговище, опирающийся на выгодные высоты. Предварительно сюда скрытно выдвинулись прибывшие в распоряжение Моделя подразделения мотодивизии СС "Викинг". Таким образом, был создан своеобразный укрепленный район, о котором не знали наши войска. Замысел Моделя был прост: он рассчитывал, что советские командиры, заметив отход, немедленно бросятся в преследование, попадут под внезапный огонь закопанных и укрытых танков и понесут большие потери. Как это ни печально, но наши командиры попались на столь несложную хитрость. Причина их ошибки объясняется некоторым "головокружением от успехов" в ходе битвы за Белоруссию.

Заметив отход противника, командарм Н. И. Гусев тут же бросил вперед передовые отряды трех дивизий, которые сбили слабое прикрытие врага, после чего главные силы армии овладели Ковелем и рядом населенных пунктов к западу от него. Командарм доложил обстановку находившемуся в районе Ковеля командующему фронтом, оценив ее как общин отход немецко-фашистских войск. К. К. Рокоссовский, в свою очередь, сделал доклад представителю Ставки Г. К. Жукову. Тот не отрицал возможности такого маневра, но полагал нужным установить факт отхода с полной определенностью. Он приказал командующему фронтом в случае достоверности отхода ковельской группировки противника немедленно перейти в наступление, введя в дело 47-ю, 69-ю армии, 8-й, 11-й танковые и оба кавалерийских корпуса.

На следующий день гитлеровские войска продолжали отходить. За 6 июля армии Гусева и Колпакчи продвинулись вперед до 9 км. У убитого офицера 342-й пехотной дивизии была изъята карта с пометками рубежей отхода этого соединения до Западного Буга. Теперь у командования фронта и представителя Ставки не осталось никаких сомнений. Но возник другой вопрос: по какому плану действовать войскам, ибо отход существенно менял обстановку и открывал новые возможности. Все наши боевые уставы ясно говорили, что при отходе противника следует немедленно и с полным напряжением сил преследовать его, что и делалось. Однако план операции нужно было теперь же уточнить, за что и принялись лично Г. К. Жуков и Военный совет фронта.

Между тем войска продолжали преследовать противника. Командующий 47-й армией потребовал от командира переданного в его распоряжение 11-го танкового корпуса генерал-майора Ф. Н. Рудкина немедленных смелых действий, но не предпринял должных мер по более глубокой и всесторонней разведке, не обеспечил наступление корпуса огнем артиллерии и авиации, опрометчиво полагая, что теперь гитлеровцам "не до жиру, быть бы живу". Командир корпуса и командиры его бригад со своей стороны тоже полагали, что противник чуть ли не бежит, и ввиду недостатка времени поспешили ввести свои соединения в бой, тоже не подумав о взаимодействии с артиллерией и авиацией и не ведя достаточной разведки. В 11 часов 8 июля корпус ринулся вперед. Две танковые бригады развернулись без предварительной разведки местности и действовали, по сути дела, вслепую. Не посчитали нужным развернуть даже самоходные полки, входившие в состав корпуса. Пехота за танками не наступала. В результате такой недопустимо плохой организации боя корпуса его танковые бригады неожиданно наткнулись на прочную оборону противника, пытались прорывать ее собственными силами под кинжальным огнем закопанных в землю танков противника, но, понеся большие потери, так и не смогли выполнить боевую задачу.

Урок был жестоким. "Раненый зверь" беспощадно огрызался. И малейшая оплошность в организации боя, недооценка противника могли стоить очень дорого...

Г. К. Жуков, узнав об этом, немедленно приказал дело расследовать и доложил Сталину. "Я считаю,- заключил Георгий Константинович свой доклад,командира корпуса генерал-майора Рудкина нужно снять с корпуса и на корпус назначить более способного и более заботливого командира.

Гусеву за проявленную халатность объявить приказом Ставки выговор..."

Верховный Главнокомандующий потребовал дополнительные данные о причинах неудачи, которые и были представлены командующим БТВ фронта генералом Г. Н. Орлом. Командира корпуса сняли.

В Генштабе тоже с большой болью восприняли эту оплошность, а я особенно, так как Филипп Никитич Рудкин был мой однокурсник по Академии моторизации и механизации РККА.

Поскольку полной уверенности относительно характера дальнейших действий противника у представителя Ставки и Военного совета фронта еще не было, приходилось прикидывать различные варианты развития операции. Если противник станет обороняться по высотам восточное Западного Буга, то оставался прежний план операции с некоторыми небольшими поправками. В случае же отхода гитлеровских войск (что было более вероятным) главный удар целесообразно было бы направить на Демблин с выходом на Вислу и развитием успеха по ее восточному берегу на предместье Варшавы - Прагу. За Вислой намечалось захватить плацдармы, которые могли бы в будущем послужить для наступления на запад. Второстепенные удары предлагалось нанести на Седлец (войсками 47-й армии, усиленной танковым и кавалерийским корпусами) и в северном направлении на Брест (70-я армия), свертывая оборону противника перед правофланговыми армиями фронта.

В этом плане, который был внимательно и всесторонне рассмотрен Генеральным штабом, задача выхода в район Варшавы части сил левофланговых армий фронта удачно сочеталась с намерением более глубокого окружения противника в районе Бреста. Мы так и доложили Верховному Главнокомандующему. В тот же день 7 июля Антонов направил Г. К. Жукову телеграмму об утверждении плана Ставкой.

По печальному опыту 11-го танкового корпуса можно было сделать вывод, что с ходу вражескую оборону не возьмешь. Следовало приступить к планомерной подготовке прорыва и его всестороннему обеспечению. На это требовалось некоторое время. Начало операции в районе Ковеля отложили до 18 июля с расчетом, что к этому моменту войска 1-го Украинского фронта перейдут в наступление на Львов, взломают оборону противника и на своем правом фланге в районе Владимира-Волынского создадут выгодные предпосылки для действий левофланговых армий фронта К. К. Рокоссовского. Чтобы не возвращаться к этому вопросу, скажем, что наступление 1-го Украинского фронта началось 13 июля 1944 г.

Не просто решались задачи и на правом фланге фронта - на брестском направлении. Генеральный штаб и командование фронта были озабочены тем, что продвижение наших войск здесь замедлилось. В районе Барановичей - важного узла дорог и сильного опорного пункта обороны противника - гитлеровские войска яростно оборонялись, стараясь не пропустить наши армии к Бресту, где мы наметили окружить врага.

Чтобы ускорить ликвидацию создавшейся досадной пробки, Г. К. Жуков срочно вылетел в район Барановичей. С согласия К. К. Рокоссовского, оставшегося под Ковелем, он на месте организовал маневр силами конно-механизированной группы И. А. Плиева в обход Барановичей с севера, согласовал его с действиями здесь 65-й армии П. И. Батова, направил 28-ю армию А. А. Лучинского наперерез железной дороге из Барановичей на Слоним. 8 июля Барановичи были освобождены.

Во время успешного наступления советских войск к границам Польши произошло важнейшее для освободительной миссии советской и польской армий событие. 21 июля на заседании Крайовой Рады Народовой в городе Хелм - на первом освобожденном от гитлеровских оккупантов клочке польской земли - было создано временное правительство демократической Польши - Польский комитет национального освобождения. На второй день комитет обратился к польскому народу с манифестом, призывавшим к борьбе за полное освобождение страны от гитлеровцев и укрепление сотрудничества с демократическими силами мира, в первую очередь с Советским Союзом.

В манифесте были обнародованы первоочередные задачи демократического преобразования основ польского государства. Одной из своих ближайших задач новая революционная власть считала создание Войска Польского. В те необычайно насыщенные важными и разнообразными событиями дни до нас дошла новость из стана противника: 20 июля в германской ставке было совершено покушение на жизнь Гитлера. Характер побуждений, двигавших заговорщиками, был пока неясен, однако сам факт заговора свидетельствовал о переоценке ценностей и глубоких разногласиях в военной среде третьего рейха. А. А. Грызлов доложил мне об этом покушении по телефону на 3-й Прибалтийский фронт, где я тогда находился. Оба мы пожалели, что дело для главного преступника кончилось относительно благополучно. Вскоре о заговоре стали писать на фронт из Германии. Письма массами попадали к нам, еще не дойдя до адресатов: наше наступление развивалось настолько стремительно, что почтальоны противника, не зная, где проходит фронт, частенько заезжали на мотоциклах в расположение наших войск.

На четвертый день наступления левофланговых армий 1-го Белорусского фронта, когда Западный Буг, по которому проходила граница с Польшей, был форсирован, Г. К. Жуков, К. К. Рокоссовский и член Военного совета Н. А. Булганин получили директиву Ставки: не позже 26- 27 июля овладеть Люблином. Для этого предлагалось использовать в первую очередь 2-ю танковую армию С. И. Богданова и 7-й гвардейский кавалерийский корпус М. П. Константинова. Поскольку приказ частично менял планы фронта, Ставка пояснила, что овладения Люблином требуют интересы независимой демократической Польши.

23 июля войска 1-го Белорусского фронта освободили Люблин. В городе начало работать временное правительство, которому предстояло восстановить польское государство н организовать совместную с Красной Армией вооруженную борьбу народа против оккупантов.

И. В. Сталин в тот же день направил У. Черчиллю послание, где разъяснил советскую позицию в отношении управления Польшей. "Мы не хотим и не будем создавать своей администрации на территории Польши, ибо мы не хотим вмешиваться во внутренние дела Польши. Это должны сделать сами поляки".

Генеральный штаб получил указание о взаимоотношениях с польскими властями, и советским войскам были даны соответствующие инструкции.

Разгром группы немецко-фашистских армий "Центр" и выход фронтов западного направления к границам Советского государства означали, что основные задачи советских войск в битве за Белоруссию близки к выполнению. Как всегда в таких случаях, возникала необходимость новой стратегической ориентации или поправок к планам действий фронтов.

Маршал Г. К. Жуков 19 июля 1944 г. особой запиской доложил Верховному Главнокомандующему свои соображения о дальнейших операциях Белорусских фронтов, где он был представителем Ставки:

"1. Главной стратегической целью 1. 2, 3-го Белорусских фронтов на ближайший этап должно являться: выход на Вислу до Данцигской бухты включительно и захват Восточной Пруссии или в крайнем случае одновременно с выходом на Вислу отсечение Восточной Пруссии от Центральной Германии".

Как видит читатель, заместитель Верховного Главнокомандующего полагал безусловно выполнимой задачу разгрома группы армий "Центр" и освобождение Восточной Польши. Более сложной и трудной представлялась ему операция против Восточной Пруссии:

"2. Восточная Пруссия по наличию укрепленных полос, по наличию инженерного оборудования и природным условиям является очень серьезным препятствием. Подступы к Кенигсбергу с юго-востока и юга прикрыты пятью укрепленными полосами, а с востока, кроме того, западнее Инстербург был подготовлен район затопления".

Наиболее выгодными направлениями для наступления на Восточную Пруссию Г. К. Жуков считал:

"1-е направление - из района Тильзит вдоль побережья в общем направлении на Кенигсберг через Либоц;

2-е направление - из района Каунас, Алитус через Гумбиннен на Кенигсберг, обходя обязательно с юга район затопления и Летценский укрепленный район;

3-й удар - из района Млава через Хохенштейн, Алленштейн на Браунсберг.

Кроме того, сильную группировку необходимо бросить восточное Висла в общем направлении Мариенбург для отсечения Восточной Пруссии от Данцигского района".

Отметив, что удар из района Тильзита может проводиться только тогда, когда будет очищена от противника Литва, автор предложений полагал, что второе и третье направления могут быть использованы при развитии наступления 3-го и 2-го Белорусских фронтов.

"Удар через Гумбиннен может нанести Черняховский, он же частью сил должен наступать севернее Августовских лесов через Сувалки на Гольдап.

Удар из района Млава должен нанести 2-й Белорусский фронт в следующих направлениях:

а) одна группа на Алленштейн;

б) одна группа на Мариенбург для выхода до Данцигской бухты;

в) одна группа должна выйти на Вислу на участке Грудзянск. Нешава, где и закрепиться.

Левее, до границы с 1-м Украинским фронтом, должен выйти 1-й Белорусский фронт, при этом фронту обязательно захватить хорошие плацдармы на западном берегу р. Висла".

В записке были высказаны и другие соображения: например, о силах фронтов. Маршал Жуков доложил, что 1-му Белорусскому фронту следовало добавить 300 танков и 100 самоходных орудий. Для 2-го Белорусского фронта помимо наличных трех армий нужно было выделить еще одну общевойсковую армию в составе девяти дивизий и стрелковый корпус трехдивизионного состава, одну танковую армию или два-три танковых корпуса, другие средства усиления, в том числе конницу, авиацию.

В заключение автор дал предложения по разграничительным линиям между фронтами. Записка завершалась фразой: "Считал бы крайне полезным по предстоящим операциям посоветоваться с Вами лично и хорошо бы вызвать Василевского".

А. И. Антонов, которому также адресовалась эта записка, доложил Верховному Главнокомандующему, что, по его мнению, следует обсудить предстоящие операции не только на Белорусских, но и на всех фронтах - от Прибалтики до Карпат. И. В. Сталин согласился с ним и приказал вызвать Г. К. Жукова и А. М. Василевского. Заседание наметили на 27- 29 июля.

Подходило время новых сокрушительных ударов по противнику на юго-западе. Нужно было еще раз уточнить задачи и направления главных усилий уже наступавших фронтов, проверить и поправить, где нужно, а кое-где и определить характер их взаимодействия, установить группировку сил фронтов, порядок создания, место расположения и использования резервов Ставки.

Верховное Главнокомандование, кроме того, должно было по-новому решить некоторые вопросы управления войсками, координации усилий фронтов и контроля за их действиями. Следовало усилить наблюдение за ходом и обеспечением боевых операций. Дело в том, что крупные успехи наших войск породили кое-где излишнюю самоуверенность и пренебрежение к противнику. В результате несколько ослабла требовательность в отношении, скажем, ведения разведки, соблюдения принципа сосредоточения сил и действий ударными группировками. Наблюдалось иногда распыление сил и средств, например, подвижных войск, авиации и отчасти артиллерии. Даже И. С. Конев - мастер классических массированных ударов и стремительного развития успеха - при подготовке и во время Львовской операции не избежал этого греха.

В связи с выходом 3-й гвардейской танковой армии П. С. Рыбалко в тыл львовской группировке врага представитель Ставки Г. К. Жуков и командующий фронтом полагали, что противник бросит Львов и начнет отходить. 23 июля Верховному Главнокомандующему было доложено решение о дальнейшем продвижении танковых армий Катукова, Рыбалко, Лелюшенко и кавалерийского корпуса Баранова, которые должны были наступать веерообразно на Ченстохов и Краков без ясно выраженной главной группировки.

Верховный Главнокомандующий и Генштаб рассудили иначе. Возможно, противник и оставит Львов, и тогда все будет хорошо. Ну а если он попытается удержать его? В этом случае в тылу наших войск, за нашей спиной, останется крупнейший узел путей сообщения и важнейший район обороны гитлеровских войск, а на фланге - район Станислава, еще обороняемый врагом. Советские войска окажутся отрезанными от путей снабжения, лишатся боеприпасов и продовольствия.

Директива, направленная Ставкой по этому поводу 24 июля, гласила:

"Ставка ВГК считает Ваш план использования танковых армий и кав. корпусов преждевременным и опасным в данный момент, поскольку такая операция не может быть сейчас материально обеспечена и приведет только к ослаблению и распылению наших ударных группировок.

Исходя из этого, Ставка Верховного Главнокомандования приказывает в первую очередь разгромить львовскую группировку противника и не допустить ее отхода за р. Сан или на Самбор, для чего: