Гении сыска

Замечу, что в те времена подобное, вопиющее с нынешней точки зрения поведение полиции было в порядке вещей. Респектабельные джентльмены были вне подозрений – с точки зрения столь же респектабельного полицейского начальства.

Да и при чём тут испуганная девушка, когда суперинтендант был уверен: преступление совершили цыгане, чей табор располагался неподалеку?

Интересно, что для Сондерса показания полицейских оказались неприятным сюрпризом, ибо подтверждали версию Уичера, которого он обвинял в продажности.

Уичер ведь тоже обращал внимание суда на исчезнувшую ночную сорочку Констанс Кент! Словом, Сондерс попытался на очередном заседании замять историю с сорочкой – он-то упрямо вёл дело к осуждению Сэмюэла Кента и его горничной.

Не тут-то было! Ему не дали это сделать. Не известный никому джентльмен, сидевший в первом ряду, вдруг бесцеремонно ввязался в судебное следствие и засыпал обвинителя градом ироничных по форме, но очень точных вопросов. Репортёры, присутствовавшие в суде в тот день, обратили внимание на лёгкий акцент, сопровождавший его, в остальном, безупречную речь. До истории с сорочкой он молча сидел на своём месте и стенографировал весь ход процесса. Но вот после того, как стало ясно, что Сондерс пытается дезавуировать им же инспирированные показания Уоттса, Урча и Фоли, незнакомец вмешался.

Его вопросы вызвали у Сондерса смятение. Незнакомец не просто поставил в центр следствия пресловутую сорочку, но и вынудил его самого, председательствовавшего на заседании, по сути, дезавуировать собственную версию. При этом настырный незнакомец никаких утверждений себе не позволял, он только задавал вопросы, на которые Сондерс вынужден был отвечать.

Пронырливые репортёры немедленно выяснили, как звали незнакомца: Игнациус Поллаки, суперинтендант зарубежного отдела частного сыскного бюро Чарльза Фредерика Филда.

Уже на следующий день газеты писали о нём больше, чем об остальных участниках процесса. Полицейские же и судья Сондерс изо всех сил стремились с ним встретиться, чтобы выяснить – какое задание этому "таинственному мистеру Поллаки" (так назвали его газеты) дал Чарльз Филд – старейший из лондонских частных детективов, а до того – самый опытный инспектор Скотланд-Ярда (между прочим, близкий друг Джонатана Уичера, о чём газеты тоже разузнали). Поллаки уклонялся от всяких встреч – до поры до времени. Газета "Бристоль дейли пост" высказывала предположение, что поимка убийцы его не интересует вообще.

Газета же "Фрум таймс" сообщила, что её репортёру известно о встрече Поллаки с Сондерсом и что на этой встрече Сондерс поинтересовался у Поллаки, не пытается ли последний выставить почтенного судью сумасшедшим? Как писала газета,

Поллаки ничего не ответил на этот прямой вопрос 111. Можно сказать, что, в отличие от Томаса Сондерса, у Поллаки было хорошее чувство юмора.

111 См. Саммерскейл К. Подозрения мистера Уичера, или Убийство на Роуд-Хилл. М.: АСТ, 2010.

Скорее всего, инспектор Филд послал Поллаки не для того, чтобы раскрыть преступление, а для того, чтобы не дать совершиться новому преступлению: обвинению Джонатана Уичера в продажности, а Сэмюэла Кента – в причастности к убийству собственного сына.

Поллаки с этой задачей справился. Сондерс через несколько дней вообще прекратил судебное следствие и закрыл процесс. Газеты заговорили об окровавленной сорочке и оставили в покое Джонатана Уичера.

Таким было первое появление на публике Игнациуса Пола Поллаки. Согласитесь, достаточно эффектное. Наверное, добиться снятия обвинений в продажности с тогдашнего полицейского детектива было никак не легче, чем раскрыть убийство. А возможно, и гораздо труднее – ибо коррупция продолжала пронизывать правоохранительную систему, словно перейдя по наследству от "бегунов с Боу-стрит" к детективам Скотланд-Ярда.

Я хочу обратить внимание читателей на то, что Поллаки одержал победу именно в словесном поединке с обвинителем. Он не представил суду каких-либо доказательств невиновности своего коллеги Уичера. Он не вызвал свидетелей, которые под присягой подтвердили бы нелепость подозрений Сондерса. Нет, он просто задавал вопросы. На вопросы эти безотказно били в цель – раскрывали уязвимость позиции бредфордского адвоката. Вот об этой-то беспощадной, и в то же время, достаточно формальной логике я и говорил, имея в виду метод "пильпуль".

Но что же Джонатан Уичер? В 1864 году он, уже добровольно, ушёл в отставку и занялся частным сыском. А через год после этого (и через пять лет после того скандального расследования) случилось непредвиденное (для гонителей и начальников Джонатана Уичера).

В полицейский суд Троубриджа явился преподобный Артур Дуглас Вагнер.

Он руководил брайтонским платным пансионом Святой Марии (как пишет Кейт Соммерскейл 112, самым близким аналогом женского монастыря в англиканской Британии). Встретившись с судьёй, преподобный Артур Д. Вагнер сообщил, что пришёл по просьбе одной из пансионерок – Констанс Кент, которая поселилась в пансионе вскоре после ужасных событий в доме её отца. Глава пансиона сказал: Констанс попросила его передать судье, что она готова признать свою вину в убийстве брата – четырёхлетнего Сэвилла Кента.

112 См. Кейт Саммерскейл. Подозрения мистера Уичера, или Убийство на Роуд-Хилл. М.: АСТ, 2010.

Слова священника Вагнера поразили судью, а затем и всех тех, кто слышал об убийстве на Роуд-Хилл. Констанс Кент призналась в преступлении на исповеди, однако преподобный Вагнер подчеркнул, что не нарушает тайну исповеди, поскольку говорит то, что подопечная сказала ему в присутствии третьих лиц. Состоялись новые судебные слушания, и на них Констанс Кент чистосердечно рассказала о содеянном. В мае 1865 года Констанс Кент была приговорена к смертной казни через повешение. Однако уже в июле того же года королева Виктория помиловала её – это соответствовало настроению в обществе. При этом следует отметить, что она не дала никаких объяснений своему чудовищному поступку, но упорно отрицала утверждения, будто она руководствовалась ревностью к мачехе и местью. По сей день нет единого мнения о том, что же двигало юной девушкой – как нет единого мнения о том, действительно ли она убила своего брата. Несмотря на её признание.

Чтобы закончить историю с Джонатаном Уичером, чья личность, возможно, заинтересовала читателей, коротко расскажу о том, как он окончательно восстановил свою репутацию толкового и проницательного профессионала, занимаясь (в качестве частного сыщика) так называемым "делом лже-Тичборна".

В 1854 году в кораблекрушении погиб сэр Роджер Тичборн – баронет, наследник немалого состояния. Тело его не было найдено, что никого не удивило – всё-таки, останки погибших при кораблекрушении находятся далеко не всегда.

Единственным человеком, который не мог примириться с мыслью о его смерти, была его мать, вдовствующая леди Тичборн. Она утверждала, что сын её спасся, и весьма энергично занималась поисками. И вот однажды, через двенадцать лет после крушения, в самом конце 1866 года, в Лондоне объявился человек, назвавшийся сэром Роджером Тичборном. Оказывается, он не погиб в крушении, а чудом спасся, оказался в Чили, затем перебрался в Австралию, где жил в Новом Южном Уэльсе под именем Томаса Кастро. Так бы и жил, вполне довольный новой жизнью, если бы не попала ему в руки однажды газета с объявлением о его розыске. Объявление поместила леди Тичборн. Тогда Томас Кастро решил вернуться к прежней жизни и в тёплые материнские объятья.

Леди Тичборн признала в нём своего пропавшего сына. Разумеется, нашего читателя подобное признание вряд ли удивит и убедит: некогда мать убитого в Угличе царевича Димитрия признала своего сына в самозванце Лжедмитрии I. А после убийства последнего – и в Лжедмитрии II. И в том, что леди Тичборн, долгие двенадцать лет не желавшая примириться с мыслью о смерти сына, признала его, ничего удивительного нет. Но ведь его признали многие: друзья, знакомые, слуги и даже домашний врач. Врач, среди прочего, сообщил пикантную деталь: у баронета Тичборна половой член в неэрегированном состоянии втягивался в паховую складку. Нам почему-то кажется, что, если бы речь не шла о большом состоянии, на том бы дело и кончилось. Леди Тичборн обливала бы материанскими слезами чудом обретённого сына, слуги радостно заботились о вернувшемся из дальних странствий хозяине.

Но... Имения Тичборна были немалыми, и родственники пропавшего и воротившегося баронета решили проверить, не имеют ли они дело с аферистом, выдавшим себя за действительно погибшего. Для проведения тщательного и скрупулёзного расследования они наняли частного детектива Уичера. И Уичер приступил к делу. Ему нужно было найти многое – например, объяснение физических недостатков, общих у самозванца и пропавшего (если только объявившийся Тичборн действительно самозванец); его неожиданно точное знание деталей (вплоть до расположения картин в фамильном доме).

Уичер взялся за розыски. Он действовал привычными полицейскими методами: слежкой, подкупом, угрозами. Но они оказались достаточно эффективными.

В одном из предместий Лондона Уичер нашёл некую Мэри-Энн Лодер. Эта дама заявила сыщику, что нынешний Тичборн – её любовник, который бросил её в 1852 году (за два года до рокового кораблекрушения) и у которого был тот же физический дефект, что и у пропавшего баронета. Неверным возлюбленным Лодер звали его Артур Ортон, был он мясником и в 1852 году уехал в Австралию. Джонатан Уичер заподозрил, что именно Артур Ортон (или Томас Кастро) и есть появившийся внезапно Роджер Тичборн.

Но одного лишь свидетельства Мэри-Энн Лодер было, разумеется, мало. Уичер продолжил собирать улики и свидетельства, подтверждавшие его подозрения.

Он даже съездил в Австралию, где, к слову сказать, у его старого друга Филда были хорошие связи среди местных полицейских и частных детективов, а его резидентом был старейший и популярнейший австралийский частный детектив Отто Берлинер.

Уичер собирал улики почти пять лет – с 1866 по 1871 год. Только в 1872 году на "Тичборна"-Осборна родственники утонувшего баронета подали в суд за лжесвидетельство. Процесс длился два года. Наконец, в 1874 году, спустя семь лет после появления "Тичборна" в Англии, Ортон (или Кастро) оказался в тюрьме – на долгие четырнадцать лет.

Уичеру за проведённое расследование родственники утонувшего баронета заплатили солидную сумму – сто гиней.

Однако и в этом его расследовании присутствуют те же недостатки, что в расследовании убийства на Роуд-Хилл. Мы видим, что каждый раз Уичер, в первую очередь, опирается на собственную интуицию, а уж затем пытается найти улики. Вот и на этот раз он ответил далеко не на все вопросы. Осталось неизвестным по сей день, кто и почему рассказал мяснику Ортону столько подробностей из жизни погибшего баронета Тичборна – в том числе, интимного характера. Нынешний адвокат, на одних только двусмысленностях оппонентов, добился бы оправдательного вердикта.

Впрочем, и лже-Тичборн, утверждавший, будто никакого Артура Ортона не существует в природе и никогда не существовало, что всё это придумал сам Уичер, чтобы выполнить задание родственников Тичборна, – тоже не смог ничем подкрепить своё обвинение.

Не будем оспаривать решение суда. Тем более что с той поры минуло более ста лет, и за все сто лет никому не пришло в голову потребовать нового расследования.

На этом попрощаемся с частным детективом Джонатаном Уичером и вернёемся к биографии нашего главного героя.

Итак, широкая британская публика узнала об Игнациусе Поллаки в связи с судебным процессом, затеянным Томасом Сондерсом, как о ближайшем помощнике знаменитого сыщика Чарльза Филда. Мало того: вскоре выяснилось, что мистер Поллаки работает на мистера Филда, являясь, фактически, его правой рукой, более десяти лет! То есть, почти сразу же после прибытия в Великобританию! Неплохая карьера для иммигранта. Как такое могло произойти?

Прежде чем ответить на этот вопрос, познакомимся поближе с легендарным инспектором Филдом и его частным сыскным агентством.

Инспектор Филд, детектив

"Мистер Снегсби испугался, заметив, что между ним и поверенным, неподалёку от стола, стоит внимательно всматривающийся в них человек со шляпой и палкой в руках – человек, которого не было здесь, когда сам мистер Снегсби вошёл, и который при нём не входил ни в дверь, ни в окно. В комнате стоит шкаф, но петли его дверцы не заскрипели ни разу; не слышно было и шума шагов по полу. Однако этот третий человек стоит здесь со шляпой и палкой в руках, заложенных за спину, – внимательный, сосредоточенный и спокойный слушатель. Это крепко сложенный, немолодой, степенный на вид мужчина с острыми глазами, одетый в чёрный костюм. Он смотрит на мистера Снегсби с таким видом, словно хочет написать с него портрет, но, кроме этого, в нём на первый взгляд нет ничего особенно замечательного, – разве что появился он на манер привидения.

– Не обращайте внимания на этого джентльмена, – говорит мистер Талкингхорн как всегда спокойно. – Это просто мистер Баккет.

<...>

... Мистер Баккет – агент сыскной полиции, Снегсби" 113.

113 Диккенс Ч. Холодный дом. Пер. М. Клягиной-Кондратьевой // Диккенс Ч. Собр.соч. в 30 тт. М.: ГИХЛ. 1957–1963. Т. 17. С. 400.

Прототипом вымышленного мистера Баккета – вездесущего, незаметного и дьявольски проницательного – стал реальный Чарльз Фредерик Филд, детектив из Скотланд-Ярда. Диккенс вывел его и под другим именем – детектива Уилда – в очерке "Сыскная полиция", и под его собственным – в очерке "С инспектором Филдом при отправлении службы". Но самым известным английским детективом Филд стал не только благодаря литературным воплощениям, принадлежащим перу великого писателя, но и потому что качества, которыми Диккенс наделил детектива Баккета и детектива Уилда, во многом присущи были реальному инспектору Филду.

"По дороге мистер Снегсби наблюдает нечто для него новое: каким бы скорым шагом они ни шли, у спутника его, как ни странно, всё время такое выражение лица, как будто они не спеша прогуливаются от нечего делать; и ещё – собираясь повернуть направо или налево, Баккет всякий раз притворяется, будто твёрдо решил идти прямо, но в самый последний момент делает крутой поворот. Время от времени навстречу им попадается квартальный полицейский, который обходит свой участок, и тут мистер Снегсби подмечает, что оба они, и его проводник и квартальный, – встречаясь, становятся чрезвычайно рассеянными и смотрят куда-то в пространство, как бы совсем не замечая друг друга. Изредка мистер Баккет нагоняет какого-то невысокого молодого человека в блестящем цилиндре с прилизанными волосами, закрученными на висках в два плоских завитка, и, почти не глядя на него, прикасается к нему своей палкой, а молодой человек, оглянувшись, мгновенно улетучивается. Мистер Баккет замечает почти всё, что происходит вокруг, но лицо его так же не меняется, как не меняется огромный траурный перстень на его мизинце или булавка с крохотным брильянтиком в массивной оправе, воткнутая в его рубашку" 114.

114 Там же. С. 403.

Действительно, весьма впечатляющий портрет опытного полицейского той "героической" эпохи (мы имеем в виду, "героической" для истории уголовной полиции).

"Инспектор Уилд – мужчина средних лет, осанистый, с большими, влажными, умными глазами и сиплым голосом; у него манера в подкрепление своих слов выставлять толстенный указательный палец, держа его всё время на уровне глаз или носа"115.

115 Диккенс Ч. Сыскная полиция. Пер. Н. Вольпин // Диккенс Ч. Собр. соч. в 30 тт. М.: ГИХЛ, 1957–1963. Т. 19. С. 349.

Но, разумеется, внешность и даже умение появляться и исчезать внезапно, не являются главными для этой профессии. Филд великолепно знал уголовный мир Лондона. В умении быстро распознать профессионального преступника под любой респектабельной личиной он мог бы составить неплохую конкуренцию своему старшему коллеге – французу Видоку. А его обстоятельность помогала не только отправить в тюрьму преступника, но и оставить на свободе невиновного человека, на которого по стечению обстоятельств могли указать улики. Об одном из таких случаев рассказал тот же Диккенс в очерке "Пара перчаток": перчатки, найденные на месте жестокого убийства женщины, едва не сыграли роковую роль в судьбе одного молодого человека (в очерке он носит имя Тринкл). Будь на месте инспектора Филда (в очерке – Уилда) менее опытный или более равнодушный человек, и не миновать бы мистеру Тринклу скамьи подсудимых, а там и эшафота.

Но Филд, арестовав беднягу, пришёл к выводу, что тот невиновен. И нашёл исчерпывающее объяснение появления злополучных перчаток на месте преступления. А заодно обнаружил и убийцу.

Филд родился в Челси, его отец был трактирщиком. Сам он вовсе не мечтал о полицейской службе. В молодости он хотел стать актёром. Но – человек предполагает, а Бог располагает. Тяжёлое финансовое положение семьи вынудило его в 1829 году поступить в полицию. И вот тут оказалось, что именно детективная деятельность – его призвание. Следует отметить, что тяга к актёрству сохранялась за ним и на этом поприще. Так, например, он любил переодеваться и гримироваться (может быть, чуть чаще, чем того требовали обстоятельства). То же юношеское увлечение сценой, возможно, породило его любовь к славе и известности (в чём порицал своего приятеля и героя Диккенс).

Полицейскую службу он оставил спустя двадцать три года, в 1852-м. Понятно, что такой опыт не должен был пропадать даром. Он и не пропал – вскоре после его отставки в "Таймс" появилось следующее объявление:

"Частное сыскное бюро

(Элдон Чамберс, Деверо Карт, Темпль, Лондон)

под руководством мистера Чарльза Фредерика Филда, старшего детективинспектора столичной полиции.

Мистер ФИЛД имеет честь сообщить многочисленным друзьям и общественности, что, вняв предложениям нескольких крупных торговых фирм и адвокатских контор, он открыл частное сыскное бюро.

Мистер ФИЛД имеет основания надеяться, что его опыт и личные качества заслужат одобрение клиентов.

Бюро открыто с 11 до 5 часов" 116.

116 The Times. April 7, 1853. Пер. Д. Клугера.

Ходили слухи (правда, документальных подтверждений мне найти не удалось), что в этот бизнес вложил деньги сам Чарльз Диккенс – 300 фунтов, немалую по тем временам сумму. Слухи не лишены основания: Диккенс, как уже было сказано, дружил с Филдом; ну а иметь собственное (хотя бы частично) сыскное бюро как практически неиссякаемый источник сюжетов, характеров и прочего, не отказался бы ни один писатель. Именно о таком "проценте с инвестиции" свидетельствует, возможно, письмо Диккенса к инспектору Филду, написанное в июне 1852 года, вскоре после того, как инспектор открыл своё бюро:

"2 июня 1852 года, инспектору Ч.Ф. Филду.

Мистер Чарльз Диккенс благодарен за прошлую ночную экспедицию. Но поскольку другие заботы требуют его внимания, мистер Диккенс предлагает следующую среду вместо этой. Если мистер Филд не возражает, мистер Диккенс будет ждать его в редакции "Хаусхолд уордс" в 8 часов в следующую среду" 117.

117 June 2, 1852. Letter from Charles Dickens to Inspector Charles Field /Summary from Sotheby Catalogue, July, 1982. Пер. Д. Клугера.

Чарльз Филд едва ли не первым из тогдашних частных детективов всерьёз озаботился международными связями своей конторы – в бюро был международный отдел, именно его возглавил Игнациус Поллаки. И вскоре в его объявлениях появляются данные о представителях бюро Филда в Нью-Йорке и Мельбурне: в США таковыми становятся сотрудники Дж. Хайес и Р. Стоклби из "Независимой сыскной полиции", а в Австралии – Отто Берлинер, возглавлявший частное детективное бюро. Соответственно, сам Филд выполнял обязанности представителя своих американских и австралийских коллег. И в Новом Свете, и в Южных морях он пользовался большой известностью (не в последнюю очередь благодаря публикациям Диккенса): его коллеги с гордостью сообщали о своих связях с прославленным лондонским детективом.

Тут забавными выглядят объявления детектива Берлинера, публиковавшиеся в Австралии – они представляют собой точную и старательную копию объявлений его представителя Филда:

"Мистер Берлинер (в прошлом – полицейский детектив) имеет честь сообщить многочисленным друзьям и общественности, что, вняв предложениям нескольких крупных торговых фирм и адвокатских контор, он открыл частное сыскное бюро.

Мистер Берлинер имеет основания надеяться, что его опыт и личные качества заслужат одобрение клиентов"118.

118 Private Inquiry Office // Sydney Morning Herald, Dec. 13, 1865. Пер. Д. Клугера.

Только имя и адрес другие. Но зато, как уже говорилось, подчёркивается, что представителем бюро мистера Берлинера в Лондоне является "прославленный детектив мистер Чарльз Ф. Филд".

Коль уж я упомянул Отто Берлинера, читатели, надеюсь, не будут возражать против нескольких слов и об этом, тоже весьма незаурядном сыщике. Его биография была схожа с биографией Чарльза Филда – Отто Берлинер тоже много лет прослужил в полиции, прежде чем, выйдя в отставку, открыл первое в Австралии частное сыскное бюро.

Самым громким расследованием в активе Берлинера было дело Элиаса Розенвакса. Элиас Розенвакс, польский еврей, иммигрировавший в Австралию, считался вполне законопослушным и добропорядочным ювелиром и владельцем ломбарда. Но, как писала впоследствии одна из мельбурнских газет, "Розенвакс вдруг исчез, по-видимому, вдохновившись примером своих еврейских предков, которые перед исходом из Египта, обобрали соседей-египтян" 119. Розенвакс бежал из Мельбурна, прихватив хранившиеся в его ломбарде ценные вещи, а заодно обманув кредиторов на 1000 фунтов (весьма солидная сумма по тем временам, приближающаяся к ста двадцати тысячам фунтов сегодняшних). Поисками преступника как раз и занялся Отто Берлинер (кстати, тоже иммигрант и тоже еврей).

119 Case of Rosenwaks // Illustrated Australian News, Dec. 4, 1871. Пер. Д. Клугера.

Берлинера те же газеты наперебой называли лучшим мельбурнским частным детективом (а до того – лучшим полицейским детективом). Берлинеру удалось выследить Розенвакса и арестовать его – причём в тот момент, когда преступник уже садился на пароход, отправлявшийся в Европу. Арест был проведён весьма эффектно, эту сцену изобразили рисовальщики едва ли не всех австралийских газет: к стоящему под парами пассажирскому пароходу, преодолевая высокие волны, приближается полицейский катер, на носу которого, держа в руках наручники, стоит герой публикации – детектив Отто Берлинер. Таким был австралийский представитель и партнёр Чарльза Филда. Его подвиги в деле борьбы с преступниками на "Зелёном континенте" вспоминают по сей день.

Филд очень гордился своей прежней полицейской службой. Настолько, что, к вящему неудовольствию бывших коллег, и в частной своей карьере продолжал представляться не иначе, как "инспектор Филд" – что повлекло обращение в суд руководства Скотланд-Ярда. Обращение не помогло, и частный детектив Филд продолжал называть себя инспектором Филдом. На него вновь подали в суд – в 1861 году – и даже на четыре месяца прекратили выплату полагавшейся пенсии. В конце концов, пенсию ему восстановили. По этому поводу имеется документ, датированный 7 января 1862 года:

"Восстановление пенсии мистеру Филду, бывшему инспектору столичной полиции, выплаты по которой были приостановлены с 17 августа 1861 года, за его поведение в бытность частным детективом. Мистер Филд дал слово впредь не совершать заслуживающих осуждения поступков и принять меры к тому, чтобы устранить возникшее впечатление, будто его деятельность как-то связана с деятельностью государственных учреждений"120.

120 Records on Inspector Field from the files of Scotland Yard. http://www.ric.edu/faculty/rpotter/chasfield.html. Пер. Д. Клугера.

Филд не выполнил обещания, и вновь руководители полиции обратились в суд.

Вся эта история тянулась ещё три года. Лишь в 1865 году министр внутренних дел сэр Джордж Грей закрыл дело. Но к тому времени Филд уже закрыл своё бюро.

Став частным сыщиком, он занимался тем же, чем занимались, в большинстве своём, все его коллеги: бракоразводными делами, розыском пропавших (чаще –сбежавших) девиц и легкомысленных дам, спорами по поводу имущества и детей. Вот, например, одно из объявлений, помещённых им в "колонке страждущих" "Таймса" 13 июля 1858 года:

"M.Р. – Е.Р. и "не" М.Р. Незаконно действовал кто-то третий. Тем не менее, в течение 2 месяцев 1855 года, на Х.Г. – М.Р., непонятно, "16 или 7". Хозяйке 16 лет, умер. М.Р. или E.Р., 20-ти лет. Вопрос к вам: его ребенку 4 года или 5 лет? Сообщить: Ч.Ф. Филд, Частное бюро расследования, Деверо Карт, Темпль, Лондон" 121.

121 The Times, July 13, 1858. Пер. Д. Клугера.

Объявление кажется нам непонятным ребусом. Но адресат, по-видимому, прекрасно всё понимал. "Колонка страждущих" была буквально переполнена подобными кодированными посланиями.

Разумеется, бывший инспектор Скотланд-Ярда, занимавшийся такими делами, появлялся на страницах газет гораздо реже, чем во времена службы в полиции. Тем не менее, он участвовал в нескольких крупных уголовных процессах своего времени – сам или через своих подчинённых, служивших в его детективном бюро.

Например, помимо косвенного участия в расследовании убийства четырёхлетнего Фрэнсиса Кента, контора Филда занималась и другим известным делом, одним из самых громких дел XIX века – процессом доктора Палмера. Суть заключалась в следующем.

В ноябре 1855 года доктора обвинили в отравлении его друга Джона Парсонса Кука и собственного незаконнорождённого сына Альфреда. В ходе расследования выяснилось, что в семействе доктора, начиная с 1849 года, имел место целый ряд подозрительных смертей (тёща Палмера Энн-Мэри Торнтон, жена Палмера Энн, его брат и так далее – не будем перечислять всех, но их набралось более десятка!).

Обвинение строилось на том, что, во-первых, Палмер незадолго до смерти Кука приобрёл стрихнин (и Кук, и маленький Альфред умерли от отравления стрихнином), а во-вторых, на серьёзных денежных проблемах подозреваемого.

Действительно, некоторые из подозрительных смертей улучшали финансовое положение доктора – он получил страховку за брата; наследство от тёщи, в связи со смертью жены, тоже перешло к нему. Помимо материальных причин, у Палмера были и другие основания желать смерти жены: незадолго до того он закрутил роман со служанкой (матерью Альфреда).

Непосредственно расследованием занималась полиция, но с запутанными финасовыми делами подозреваемого страховая компания пригласила заняться частного детектива Филда. Результаты его расследования затем были использованы обвинением во время судебного процесса; Филд сам давал на нём показания – и затем достаточно активно общался с газетчиками. Он любил популярность, любил, когда его имя появлялось в газетах.

Что до Палмера, то доктор-отравитель был повешен 14 июня 1856 года. На это зрелище собралось тридцать тысяч человек. И вновь отметим: нынешние историки (во всяком случае, некоторые из них) полагают, что доказательств обвинение представило недостаточно, а судья Джон Кэмпбелл не скрывал своего предубеждения к подсудимому. Не исключено, что сегодняшний суд оправдал бы его –за недостаточностью улик. Относится ли это и к той части обвинения, которое основывалось на расследовании Чарльза Филда, сейчас уже трудно судить. Но во всяком случае, Филд очень гордился своим участием в расследовании и непременно указывал на это, публикуя рекламные статьи не только в Англии, но и в других уголках Британской империи. Например, всё в той же Австралии, вслед за информацией о деятельности его конторы, газета "Сидней морнинг геральд" публикует вот такой отзыв:

"В связи с делом отравителя Палмера известно много лестных оценок расследований, проведённых мистером Филдом, чьё сыскное бюро было создано именно для таких целей. Мистер Филд и его сотрудник мистер Симпсон были первыми, кому удалось подкрепить первые подозрения против Палмера в ходе расследования страховых махинаций преступника. Опыт и мастерство мистера Филда дали превосходные результаты" 122.

122 Private Inquiry Office // Sydney Morning Herald, Dec. 13, 1865 г. Пер. Д. Клугера.

В начале 1865 года Чарльз Филд ушёл на покой. Что до его бюро, то оно ещё какое-то время существовало, под названием "Частное информационное бюро Филда и Николса".

Последние десять лет жизни (он умер 27 сентября 1874 года) старый детектив провёл на покое, оставив борьбу с преступниками своим более молодым коллегам и ученикам. Делами его бюро управлял С. Николс – тоже бывший полицейский и ученик Филда. Через месяц газета "Корнуэлл Кроникл" сообщила читателям об уходе из жизни бессмертного "инспектора Баккета из "Холодного дома", прославленного детектива, мистера Чарльза Фредерика Филда.

Вот у такого знаменитого профессионала и начал свою карьеру наш герой Игнациус Пол Поллаки, по мнению многих – и современников, и нынешних историков, – лучший частный сыщик викторианской эпохи.

Он многому научился у Чарльза Филда – "инспектора Баккета". Впоследствии, в единственном интервью, которое Поллаки дал газетчику в апреле 1875 года (это был корреспондент газеты "Квинслэнд Таймс" Дэвид Кристи Мюррей) прославленный сыщик нашёл несколько тёплых слов и для своего бывшего начальника, учителя и наставника в искусстве расследования. Интервью было опубликовано в "Квинслэнд Таймс" вскоре после смерти Филда и названо было очень скромно: "Мистер Поллаки".

Добавим, что кабинет Игнациуса Поллаки в его офисе впоследствии украшал большой портрет инспектора Филда – человека, давшего ему, говоря современным языком, путёвку в жизнь – в опасную и романтичную жизнь лондонского частного детектива:

"Мы с Филдом работали вместе долгое время. Он был очень умным человеком и прекрасно знал своё дело. Я был тогда рядовым солдатом. А генералом был Филд" 123.

123 Kesselman B. ‘Paddington’ Pollaky, Private Detective. The History Press, 2015. P. 166. Пер. М. Бородкина.

Сыщик-полиглот

Игнац Пал Поллак объявился в Лондоне 20 сентября 1849 года. Сюда он прибыл из Грейвзэнда (графство Кент). В Грейвзэнде, в книге регистрации иностранцев, прибывших за то время, сохранилась запись, в которой он, повидимому, впервые, назван как Игнациус Поллаки – "Профессор Поллаки Игнациус". "Профессор", в данном случае, всего лишь указание на законченное высшее образование. Не исключено, что наш герой немного слукавил: документальные свидетельства об учёбе Игнаца Поллака в каком-либо европейском высшем учебном заведении пока не найдены. Правда, "пока не найдены" – не значит "не существуют". Всё может быть. Мало ли открытий могут принести скрупулёзные архивные изыскания.

Почти сразу Поллаки находит приличную работу. Нет, поначалу ещё не сыщиком. Да и бюро Чарльза Филда, в котором он впоследствии начал работать, и

работать успешно, откроется лишь через два года. Частных детективных бюро тогда вообще было немного, хотя после визита в Лондон Эжена Франсуа Видока

(мы рассказывали об этом в предыдущей части нашей книги), идея, что называется, носилась в воздухе. Вполне возможно, что среди "информационных бюро",

объявления о которых появлялись в тогдашних газетах, уже были первые детективные конторы. Но какие из них занималось сыском, а какие выполняли функции справочных бюро или адресных столов, сегодня сказать трудно. Фридрих Энгельс, в письме Эдуарду Бернштейну от 28 ноября 1882 года, упоминает восемнадцать частных сыскных агентствах, действующих тогда в Лондоне. Очевидно, что

за тридцать лет до того их было значительно меньше. С уверенностью можно говорить о "Частном информационном бюро инспектора Чарльза Филда", открывшемся в 1852 году, а также о предприятиях Артура Кливленда Монтегю ("Правовое и конфиденциальное агентство") и "Частное информационное бюро Уэнделла

Шерера". Не исключено, что "Частное информационное бюро инспектора Чарльза

Филда", действительно, стало первым английским частным сыскным агентством –

или, во всяком случае, одним из первых.

Но, как я уже сказал, даже оно открылось чуть позже; пока же наш герой

устроился переводчиком в один из лондонских судов. Вот где пригодилось его

знание языков! При активной иммиграции из Европы – а в то время, после революционных бурь и социально-политических кризисов 40-х годов XIX века, Лондон был Меккой иммигрантов с континента (в том числе, политических), особенно, из Германии, Австрии и России, – человек, свободно владевший основными европейскими языками, был чрезвычайно ценен. Ведь в этой массе иммигрантов далеко не все, подобно Александру Герцену или Карлу Марксу, свободно изъяснялись по-английски.

Что до самого Поллаки, то и для него опыт работы в суде оказался весьма полезен – ведь именно тогда он задумался о детективной карьере. Спустя два года, почти сразу же после открытия частного детективного бюро "инспектора" Филда, Поллаки оказывается там. На первых порах он занимается тем же, чем и в суде – работает переводчиком. Но уже спустя несколько месяцев становится начальником (суперинтендантом) иностранного отдела.

За время работы у Филда и в личной жизни Поллаки произошли серьёзные изменения. 20 мая 1856 года он первый раз женился. Его женой стала 25-летняя Джулия Сьюзан Девоналд, дочь врача Эрасмуса Доналда Девоналда 124. Доктор Девоналд, умерший за четыре года до этого, в возрасте 58 лет, был весьма известной фигурой среди лондонских медиков, его статьи публиковались в медицинских журналах и книгах. В частности, популярностью пользовалась его работа "Физические и моральные условия эксплуатации детей и подростков на промышленных предприятиях", вышедшая в 1843 году. Уже их этого понятно, что он был не только практическим врачом, но и исследователем и общественным деятелем.

124 См.: London Metropolitan Archives, Saint James, Paddington, Register of marriages, P87/JS, Item 034.

К сожалению, счастливый брак Игнациуса и Джулии Поллаки продолжался недолго: менее чем через три года, 20 сентября 1859 года, Джулия скончалась после тяжёлой болезни. Детей у них не было.

Через два года после её смерти, 2 июня 1861 года, Поллаки женился вторично, на 20-летней Мэри-Энн Хьюз 125, с которой прожил долгую жизнь. Во втором браке у него родились семь детей. Первый ребёнок, дочь Лили, родилась в 1862 году, но почти сразу же умерла. затем последовали Полин (Лена), родившаяся в 1863 и умершая в восьмилетнем возрасте, в 1871 году, Минна Мэри Энн (1864–1899), Фрэнсис Хьюз Джеймс (1866–1899), Роуз Кэтрин (1868–1934), Мэйбл Мэри (1869–1947) и последний ребёнок, второй сын Уильям Эрнст, родившийся в 1872 году и умерший в том же году в возрасте пяти месяцев. Таким образом, зрелого возраста достигли лишь три дочери и один сын.

125 См.: Surrey, England, Marriages, 1754-1937 [database on-line]. Provo, UT, USA: Ancestry.com Operations, Inc., 2013.

Мы ещё будем говорить о личной жизни нашего героя; сейчас же вернёмся к его профессиональной карьере.

То, что Поллаки столь стремительно занял руководящую должность на совершенно неизвестной ему службе, кажется ещё одной загадкой. Можно предположить, что Филд, будучи детективом Скотланд-Ярда, на каких-то судебных слушаньях познакомился с молодым переводчиком и по достоинству оценил ум и проницательность Поллаки. Возможно, свою роль сыграла и отмечавшаяся впоследствии многими удивительная информированность его во всём, что касалось криминального мира Европы. Эта информированность также относится к числу загадок, связанных с нашим героем.

Отметим сразу: "суперинтендант иностранного отдела в частном бюро инспектора Филда" – громкое звание, но не более того. Весь штат бюро состоял из нескольких бывших полицейских детективов, да и большую часть дел, которыми занималось бюро, громкими вряд ли можно назвать: слежка за неверными мужьями и жёнами, сбор компромата на конкурентов, проверка лояльности слуг. Правда, за время службы у Филда Поллаки неоднократно приходилось бывать на Континенте. Подробности этих путешествий неизвестны. Например, летом 1858 года

Поллаки путешествовал из Лондона в Роттердам на пароходе "Мозель"126. Цель посещения Голландии осталась скрытой, но вряд ли это наш герой хотел в Голландии развлечься. Судя по тому, что именно в эту страну частенько переправляли похищенных или купленных у нищих родителей девочек 12–13 лет, а Поллаки впоследствии числился экспертом по делам, связанным с торговлей женщинами (он был внештатным сотрудником лондонского "Общества защиты молодых женщин" – одной из первых феминистских организаций), можно предположить, что его знания (по крайней мере, часть из них) во многом стали результатами служебных командировок в Голландию и другие европейские страны. Как правило, в судовых журналах напротив имени Игнациуса Поллаки, в графе род занятий, было написано просто: "Джентльмен".

126 См.: Ancestry.com. England, Alien Arrivals, 1810-1811, 1826-1869 [database on-line]. Provo, UT, USA: Ancestry.com Operations, Inc., 2010.

Поллаки принимал самое активное участие и в расследованиях, которые Чарльз Филд проводил совместно с бывшими коллегами – детективами СкотландЯрда. Это мы уже видели на примере дела об убийстве на Роуд-Хилл. Но оно не было единственным. В частности, в начале 1860 года, полиция привлекала его для помощи в расследовании подозрений на предполагаемое затопление судна "Джон Лугар". Речь шла о достаточно распространённом виде преступлений – затоплении судна ради получения страховки. Злоумышленники предполагали устроить кораблекрушение "Джона Лугара", посадив судно на мель или выбросив на берег, предварительно заключив контракт с одной из страховых компаний.

Чарльз Филд порекомендовал бывшим коллегам своего суперинтенданта, поскольку преступники, о которых шла речь, были иностранцами – подданными Пруссии. Правда, в этом расследовании Поллаки, как и в деле об убийстве на Роуд-Хилл,

вновь не являлся центральной фигурой, а числился лишь консультантом по Пруссии и переводчиком, чьё присутствие было необходимо при аресте мошенников.

Позже, в 1861 году, Поллаки занимался расследованием убийства французского судьи. Тут Филд рекомендовал его уже своим французским коллегам.

Французы обратились к знаменитому британскому сыщику в связи с "британским следом". Убийство судьи было совершено в поезде "Париж – Лион". Преступники завладели деньгами жертвы в сумме 40000 франков. При расследовании французские сыщики заподозрили, что убийцы скрылись в Великобритании. Занимаясь этим делом, Поллаки вышел на некоего Эдуарда Шмидта, немецкого эмигранта, жившего в Кингсвуде. Поллаки удалось установить связь между преступлением во Франции и недавним жестоким убийством приходского священника, совершённым в Кингсвуде. На суде, который состоялся в Кингсвуде летом 1861 года,

Поллаки выступал в качестве свидетеля.

Любопытно, что Эдуард Шмидт оказался первым, но далеко не последним Шмидтом из Германии, с которому довелось столкнуться нашему герою в профессиональной деятельности.

Одно из дел, которыми ему довелось заниматься как представителю бюро Филда, неожиданно привело его к кратковременному возвращению на родину.

Случилось это в начале октября 1863 года.

Некто Сигизмунд Дитрихштейн, подданный Австрии, разыскивался Скотланд-Ярдом в связи с хищением в одном из банков огромной суммы денег – 8000 фунтов стерлингов 127. Дитрихштейн, разумеется, не был грабителем, он промышлял мошенничеством и присвоил деньги с помощью подлога, предъявив в банке фальшивые чеки или векселя.

127 По минимальной оценке, свыше 650 тысяч фунтов стерлингов по сегодняшнему курсу (!).

После совершения преступления мошенник вместе с женой скрылся из Лондона. В погоню за преступной парочкой отправились самые опытные детективы Скотланд-Ярда: инспектор Гамильтон, детектив-сержант Уэбб и детектив Мосс.

По ряду признаков полиция заподозрила, что чета Дитрихштейнов бежала на континент и, возможно, их следует искать в родных краях. Поскольку Сигизмунд Дитрихштейн родился то ли в Австрии, то ли в Венгрии, сыщики решили искать беглецов именно там. Тогда-то их старший друг и коллега Чарльз Филд порекомендовал воспользоваться услугами своего суперинтенданта Поллаки – ведь тот сам был из Венгрии, прекрасно владел языками и хорошо ориентировался в континентальных реалиях. Предложение было принято, трио превратилось в квартет, причём поначалу Игнациус Поллаки играл отнюдь не первую скрипку, а скорее, переворачивал ноты профессиональным "музыкантам".

Сыщики установили, что Дитрихштейны разделились, рассчитывая сбить погоню со следа. Команда сыщиков тоже разделилась: инспектор Гамильтон и сержант Уэбб отправились за мужем, а детектив Мосс и нанятый переводчик (так официально значился в команде Поллаки) занялись розысками супруги мошенника.

Поиски привели их в Бельгию, в город Остенде. Ещё одно совпадение: в Англию Поллаки прибыл именно из Остенде, так что и в этом городе он ориентировался неплохо. Почти сразу после прибытия сыщики обнаружили отель, в котором остановилась миссис (или фрау) Дитрихштейн. Поискам помогло то, что мошенница опрометчиво рассчиталась здесь похищенными купюрами. Тем не менее, захватить её врасплох не удалось – миссис Дитрихштейн выписалась буквально за несколько часов до появления Мосса и Поллаки. Единственное, что им удалось узнать, – дальнейший маршрут беглянки. Теперь путь сыщиков лежал в

Вену, а оттуда в город Пресбург, он же Пожонь, лежавший в 32 километрах к востоку от австрийской столицы, – на родину нашего героя.

Здесь Игнациус Поллаки окончательно перестал быть переводчиком и превратился в детектива, энергичного и умелого. Известно, что дома и стены помогают. Во всяком случае, ему удалось очень быстро найти свидетельницу, совсем недавно видевшую фрау Дитрихштейн. Кроме того, газета "Меркюри", впоследствии опубликовавшая подробный отчёт об этом деле, указывает на некую улику, обнаруженную сыщиками в Пресбурге. Газета не называет эту улику, ограничившись выражением "таинственная". В который уже раз этот эпитет сопровождает фигуру нашего героя!

Указанная таинственная улика и показания неназванной жительницы Пресбурга определили дальнейший маршрут неутомимых борцов с преступностью: теперь они знали (подробности газета, увы, вновь не сообщает), где преступная парочка наметила встречу. Пунктом назначения для преступников и для сыщиков стал венгерский город Пешт. В Пеште, по просьбе английских детективов, супругов Дитрихштейн и арестовала местная полиция.

Финал, правда, оказался неожиданным – для сыщиков. Во-первых, несмотря на арест, местные власти никаких обвинений Дитрихштейну не предъявили. Он был выпущен на свободу, после чего... преспокойно вернулся в Лондон. Ещё одна загадка! Хотя, возможно, и загадки никакой нет, ему просто могли сказать: "Возвращайся в свою Британию, и мы тебя судить не будем. Иначе..." Он и вернулся.

И его немедленно арестовали. Но, правда, тут же и освободили. Опять-таки, не предъявляя никаких обвинений.

При этом Поллаки и Мосс вернули пострадавшему банку почти все похищенные деньги – 6000 фунтов стерлингов из 8000. Что кроется за этой странной концовкой расследования – предоставляю гадать читателю. Не исключено, что пойманный Сигизмунд Дитрихштейн заключил сделку то ли с банком, то ли с полицией, то ли и с банкирами, и с полицейскими.

Тем не менее, дело Дитрихштейна всегда числилось в активе нашего героя. А закулисные сделки были, есть и будут.

Дело Дитрихштейна стало последним расследованием, в котором Поллаки принял участие в качестве сотрудника бюро инспектора Филда. Уже 21 октября 1863 года в газете "Таймс" появилось объявление:

"Частное континентальное информацонное бюро

Основано в интересах британских подданных, вступающих в коммерческие, юридические и общественные связи с иностранцами и нуждающихся в самой разнообразной информации в Британии и за рубежом. Адвокаты, с которыми сотрудничает наше агентство, обладаюn широкими связями на континенте.

Частное континентальное информационное бюро берётся, в том числе, и за дела, от которых отказываются официальные полицейские учреждения.

Кроме того, мы занимаемся переводами с немецкого, французского, итальянского и испанского языков.

Обращаться по адресу:

И. П. Поллаки, 14, Джордж-стрит, Мэншен Хаус, И. С." 128

128 Kesselman B. ‘Paddington’ Pollaky, Private Detective. The History Press, 2015. P. 90. Пер. Д. Клугера.

Информационное – так традиционно, со времён агентства Видока, принято было называть частные детективные бюро. В объявлении фигурировал ещё и латинский девиз: "Audi, vidi, tace" – "Слышу, вижу, молчу". Континентальное – потому что Поллаки продолжал заниматься расследованиями зарубежными.

Вскоре адрес изменился – бюро Игнациуса Поллаки (и сам он, вместе с семьёй) переехало по адресу Паддингтон Грин, 13. Судя по ряду публикаций в лондонских газетах того времени, Поллаки занимался самостоятельными расследованиями за несколько лет до ухода от инспектора Филда, и даже давал соответствующие объявления – правда, в качестве адреса указывал свой домашний адрес или адрес бюро Филда. Видимо, его начальник против такой "самодеятельности" ценного сотрудника не возражал.

Поллаки I Паддингтонский

История эта случилась в Лондоне в начале 70-х годов XIX века. Некая дама из хорошей семьи (назовём её леди N), широко известная в обществе, имела пагубную страсть к скачкам. Такое порой случается и в респектабельных семьях.

Леди N не заметила, как результатом её увлечения стали огромные долги. Мужу она признаваться не рискнула – он не одобрял страсть своей жены. Дама придумала хитроумный план, который, как она считала, поможет ей выйти из щекотливой ситуации и избежать скандала. У неё имелась чрезвычайно дорогая фамильная драгоценность – тиара с бриллиантами. Леди решила обратиться к опытному ювелиру, с тем, чтобы тот изготовил точную копию тиары, заменив бриллианты искусно огранёнными стекляшками. Продав подлинные камни, леди N рассчитывала расплатиться с долгами. Подделка же должна была занять место подлинника в домашнем сейфе – чтобы не вызывать ненужных подозрений у супруга.

Но слова ювелира, ознакомившегося с драгоценностями, повергли госпожу N в состояние шока. Ювелир сообщил высокородной заказчице, что в тиаре её роскошной – отнюдь не бриллианты, а самые что ни на есть обычные стекляшки! Которые, разумеется, ничего не стоят.

Детективы Скотланд-Ярда, к которым обратилась леди N, установили только, что ни на входной двери в дом, ни на замке сейфа, в котором, как уверяла хозяйка, постоянно хранилась тиара, следов взлома не было. Более ничего они найти не смогли; заниматься же внутрисемейным расследованием полицейским не позволила сама пострадавшая.

Вместо этого леди N отправилась к лучшему частному детективу Лондона, умевшему держать язык за зубами. Его контора находилась по адресу... нет, не Бейкер-стрит, 221 б. Наша героиня отправилась по адресу Паддингтон Грин, 13.

Там с 1865 года располагалось частное детективное бюро нашего героя. Именно из-за этого адреса он получил прозвище "Паддингтон"-Поллаки, Поллаки "Паддингтонский". Почему бы и нет? Называют же монархов по личным владениям, например, Алиенора Аквитанская или Леопольд Австрийский. А полководцам присваивали титулы в честь тех мест, где были одержаны блистательные победы – например, Суворов-Рымникский или Румянцев-Задунайский. Паддингтон Грин, 13 – эти места были и владениями Игнациуса Поллаки, и местом его побед над самыми изощрёнными преступниками того времени.

В офисе знаменитого сыщика леди N изложила подробности своего дела и попросила о помощи.

Опросы слуг ничего не дали, но Поллаки, скрупулёзно изучив фальшивую тиару (судя по карикатурам, он, подобно Шерлоку Холмсу, не расставался с лупой), обратил внимание на некоторые особенности огранки стекла, которые неизвестный ювелир использовал при изготовлении подделки. Проконсультировавшись у знакомых ювелиров, Поллаки быстро нашёл мастера, изготовившего тиару. Ювелир признал свою работу и вспомнил человека, приносившего ему образец. Этим человеком оказался... муж пострадавшей, тоже испытывавший определённые денежные затруднения. Ему в голову пришла та же оригинальная идея, что и его жене. Только на полгода раньше.

Смеем заметить, что оригинальность идеи в данном случае явно преувеличена: читатели без труда вспомнят рассказы на подобный сюжет и у Агаты Кристи, и у Гилберта Честертона, и даже у Мопассана.

Разумеется, Поллаки сохранил детали расследования в тайне. Известны они стали значительно позже, когда некоторые конфиденциальные записи сыщика попали в печать.

Помимо уже упоминавшихся дел супругов Дитрихштейн и предотвращённого мошеннического затопления судна "Джон Лугар", "Паддингтон"-Поллаки продолжал активно сотрудничать с детективами Скотланд-Ярда, внося существенный вклад в разоблачение британских и международных преступников.

Так, спустя шесть лет после попытки затопления "Джона Лугара", Поллаки участвовал в похожем деле некоего Лайонела Холдсворта. Уже известный нам по делу Дитрихштейнов полицейский детектив Уэбб получил от страховой компании Ллойда информацию о том, что страховой агент Лайонел Холдсворт намерен затопить судно, имея на руках бумаги о дальнем плавании. Обнаружив за собой слежку, Холдсворт, как до того Дитрихштейны, бежал из Англии на континент.

Уэбб в компании с Поллаки бросился за ним в погоню. Маршрут криминального путешественника пролёг через три страны – Данию, Швецию и Германию. Во Франкфурте-на-Майне детективы совсем было настигли свою жертву, но в последний момент, Холдсворту всё-таки удалось ускользнуть.

Преступник, безусловно, должен обладать динамичным темпераментом, уметь принимать быстрые решения; но при этом, согласитесь, нелишне иметь и голову на плечах. Понимание того, что сыщики буквально наступают ему на пятки, изрядно нервировало Холдсворта. В результате он совершил глупейшую ошибку. Расплачиваясь во франкфуртском отеле, преступник не нашёл достаточной суммы и оставил, в качестве залога за недостаточную сумму, карманные часы. И вот, уже оказавшись в относительной безопасности, думая, что "сбросил со следа" цепких английских детективов, он перевёл в отель необходимую сумму, указав адрес, по которому следовало прислать ему залог.

Немудрено, что уже через несколько часов базельская полиция, извещённая английскими сыщиками, явилась по указанному адресу. Холдсворт в наручниках был препровождён во Франкфурт. Здесь, по сообщению "Таймс", его на сутки посадили под арест – просто для того, чтобы дать вымотанным погоней Поллаки и Уэббу немного поспать – впервые за последнюю неделю.

В полном соответствии с "законом парных случаев" следующее громкое дело, которым занимался Игнациус Поллаки, было делом о крупном хищении.

В ноябре 1868 года в полицию Австро-Венгрии обратился венский банкир Розенбаум. Он обвинил некоего подданного Соединенного Королевства по фамилии Грэй в мошенничестве, стоившем пострадавшему астрономическую сумму –пять тысяч фунтов стерлингов129, которые Грэй, с помощью поддельных чеков, получил в банке, принадлежавшем потерпевшему. При этом – да здравствует технический прогресс! – у Розенбаума случайно нашлась фотография Грэя, которую он тут же и передал венским полицейским. Полицейские же отправили фотографию в Лондон, где с ней ознакомились детективы Скотланд-Ярда. Они же, на всякий случай, продемонстрировали фотопортрет преступника своим коллегам "из частного сектора". Среди последних оказался и Игнациус Поллаки, который, во первых, к тому времени заслуженно пользовался славой самого проницательного и энергичного частного сыщика Великобритании, а во-вторых, оставался австрийским подданным.

129 Свыше 400 тысяч фунтов стерлингов нынешних.

Поллаки вовсе не собирался заниматься поисками Грэя, у него хватало и других дел. Но тут на сцену вышел его величество случай: наш герой, в связи с очередным расследованием, выехал на континент – в Гамбург. Отметим, что в Гамбурге Поллаки бывал частенько, со времён службы в бюро Филда, во время тех таинственных служебных командировок, о которых уже шла речь. Сохранилась, например, запись о его путешествии из Лондона в Гамбург 14 марта 1859 года на пароходе "Джон Балл"130. Как всегда, в судовом журнале против его имени, в графе "Род занятий" было указано "Джентльмен".

130 См.: England, Alien Arrivals, 1810-1811, 1826-1869 [database on-line]. Provo, UT, USA: Ancestry.com Operations, Inc., 2010.

Словом, сыскные дела связывали Поллаки с этим германским городом с давних времён. Так что Гамбург он хорошо знал. И любил бывать вечерами в местном театре. Вот и в этот раз, согласно сообщению газеты "Геральд", выходившей в Глазго, Поллаки посетил театральную премьеру. И надо же такому случиться! –в одном из зрителей узнал того самого англичанина по имени Грэй, фотопортрет которого ему показывали коллеги из Скотланд-Ярда – незадолго до его отъезда в Германию. Поллаки теперь было не до спектакля. Он помчался в ближайший полицейский участок. Здесь, приложив максимум усилий, активно козыряя репутацией и связями, лондонский сыщик уговорил местных коллег арестовать предполагаемого преступника.

Пока Поллаки объяснялся с гамбургскими полицейскими, пока они проверяли его сведения, Грэй успел оплатить счёт и собирался съезжать. Тут-то его и взяли – буквально на пороге. Денег он потратить не успел, так что наш сыщик торжественно вернул почти все похищенные пять тысяч. Кроме того, препровождая преступника в Лондон, Игнациус Поллаки сумел установить, что, во-первых, "Грэй" – имя вымышленное, во-вторых, мошенник – не англичанин, а француз по фамилии Фрейр (или Фрейяр). Наконец, в-третьих, Фрейр-"Грэй" возглавлял крупную международную банду аферистов, орудовавшую, помимо австрийских и германских городов, ещё и в России – в Одессе и Санкт-Петербурге.

Популярность нашему герою принесла и история с разоблачением брачного афериста, выдававшего себя за французского маркиза. Случилось это в 1870 году. "Маркиз" увлёк девушку из известной и богатой семьи, все шло к свадьбе. Друзья девушки, заподозрив неладное, обратились к Поллаки. Сыщик быстро установил подлинную личность приезжего аристократа: тот оказался помощником парикмахера из Парижа. Самозванный маркиз поспешил покинуть Англию 131.

131 Подробности дела см.: Major Fitzroy Gardner. Days and Ways of an Old Bohemian. London, John Murray, 1921.

Знакомясь с криминальной жизнью Лондона второй половины XIX века, невольно приходишь к мысли, что самым распространённым видом преступлений в "приличном обществе" был тогда именно шантаж. Некоторые шантажисты пользовались большой известностью и действовали почти открыто. Например, Чарльз Огастес Хауэлл, секретарь знаменитого поэта-прерафаэлита Данте Габриэля Россетти 132, шантажировал едва ли не всех знакомых своего патрона (не исключено, что и самого Россетти). Среди его жертв был, например, знаменитый поэт Суинберн.

132 Его дядей по материнской линии был не кто иной как Джон Полидори, личный врач Байрона и автор первого в европейской литературе произведения на вампирскую тему – повести "Вампир".

Окончил свои дни Хауэлл печально (что, впрочем, характерно для многих шантажистов): однажды его нашли с перерезанным горлом, поблизости от борделя.

В рот убитому убийца (которого так и не нашли) засунул шиллинг. Случилось это в 1890 году – уже после того, как Игнациус Поллаки отошёл от дел. Не исключено, что, будь он ещё действующим детективом, развязка оказалась бы менее кровавой.

Среди частных сыщиков, действовавших в викторианском Лондоне, некоторые считались крупными специалистами именно по борьбе с этим видом преступлений. Можно назвать таковым, например, частного сыщика Джона Литтлчайлда, бывшего полицейского детектива, впоследствии заслужившего сомнительную известность своим участием в процессе Оскара Уайльда 133. Но самым популярным и успешным специалистом, грозой шантажистов считался Игнациус Поллаки. Поллаки руководствовался принципом: у каждого шантажиста есть свои скелеты в шкафу; вот их-то и следует вытаскивать на свет божий, дабы защититься от притязаний преступника. Действуя таким образом, сыщик вынудил нескольких шантажистов покинуть Лондон и защитил спокойствие известных особ.

133 Именно Джон Литтлчайлд, по поручению маркиза Квинсберри, собирал компромат на Оскара Уайльда.

Признанием за ним особого опыта в делах подобного рода может служить тот факт, что именно к Поллаки обращались судьи в тех редких случаях, когда шантаж становился предметом судебного разбирательства.

Так, например, газета "Бакс геральд" от 20 февраля 1869 года поместила заметку под названием "Угрожающие письма". Рассказывая, в общем, о вполне заурядном деле с письменными угрозами и вымогательством (речь шла, правда, о сумме немалой – 465 фунтов стерлингов), корреспондент особо подчеркнул, что судья принял дело к рассмотрению после консультаций с детективом Бэйтсом, сотрудником детективного бюро Поллаки. Как видим, хотя Поллаки открыл собственное бюро не так давно, он уже обзавёлся сотрудниками и помощниками.

Шантаж был распространённым, но не единственным популярным в викторианском Лондоне преступным промыслом. Не менее широко практиковался ещё один – вовлечение в занятия проституцией и торговля женщинами – чаще всего несовершеннолетними девушками. Их продавали на континент, в бордели Франции, Австрии и других стран. В борьбе с этим злом Игнациус Поллаки также считался непревзойдённым специалистом. Он неоднократно выступал в качестве эксперта на судебных слушаньях по подобным делам, будучи, как я уже говорил, внештатным сотрудником "Общества защиты молодых женщин".

Так, например, газета "Морнинг Кроникл" в статье от 2 марта 1861 года писала: "Лондонское Общество защиты молодых женщин сообщает о регулярных попытках убедить женщин, в первую очередь, гувернанток, поехать на работу во Францию, соблазняя обещаниями высоких заработков. Но на деле цель таких предложений – заманить их в ловушку и заставить работать проститутками. Несколько недель назад множество уважаемых молодых дам откликнулись на опубликованное в "Таймс" объявление и обратились к некоему мистеру Ф. Робертсону, представлявшемуся французом, несмотря на английскую фамилию. Мистер Бэрд располагал тремя письмами, которые написал Робертсон трём женщинам, и все с одной целью. Указав в качестве своего адреса улицу Парадис-Пуасонери в Париже, он утверждал, что готов пристроить дам на работу в качестве гувернанток в семьи французского высшего общества. Он сообщал, что разыскивает юных англичанок в возрасте 13–15 лет, и обещал им жалованье в размере 72 фунтов в год, а также право пользоваться экипажем хозяев и жить в отдельной квартире.

Он обещал также оплатить путешествие в первом классе и гарантировал трёхлетнюю занятость. Комиссионные фирмы составляли четыре фунта, выплачиваемые по фунту в месяц. Причём первый нужно было оплатить почтой немедленно. В другом случае он обещал работу у графини в Париже с жалованием 2000 фунтов в год (невероятные деньги, не всякий предприниматель в Лондоне получал столько!) и комиссионными 100 фунтов, из которых 25 нужно было внести немедленно.

Странно, что простодушные юные англичанки во втором случае ничего подозрительного не замечали. По всей видимости, их представления о баснословном богатстве французов были весьма далеки от реальности.

Результаты расследования, проведённого мистером Поллаки по заданию Общества защиты, дают основания полагать, что двадцать юных дам поддались на уговоры и покинули дома ради Парижа. По прибытии они узнали, что их выманили на чужбину с аморальной целью" 134.

134 Entrapping Women for Prostitution // Morning Chronicle Standard, 2 Marth 1861. Пер. Д. Клугера.

Статья показывает, насколько остро стояла в Великобритании 60-х–80-х годов XIX века проблема понуждения несовершеннолетних к проституции.

Проблема вызвала особенно острые дебаты в обществе после того так называемого "Дела Элизы Армстронг". Наш герой не имел к нему непосредственного отношения. Но я расскажу об этом деле подробнее – потому, во-первых, что спустя двадцать лет, ситуация с этим видом преступлений в Англии не улучшилась и не изменилась, а во вторых – потому что в этом деле участвовал настоящий отец жанра журналистских расследований.

Дело Элизы Армстронг

Четырнадцатого апреля 1912 года крупнейший в мире на тот момент пассажирский лайнер "Титаник" во время первого своего рейса столкнулся с айсбергом и затонул через два часа сорок минут после этого. В результате катастрофы погибли 1513 из 2224 человек, находившихся на борту.

Среди погибших пассажиров лайнера был человек по имени Уильям Стид –журналист, издатель, писатель. Стид отправился в США по приглашению президента Уильяма Тафта, чтобы принять участие в открывавшемся там мирном конгрессе. После того, как "Титаник" столкнулся с айсбергом, Стид помогал спускать женщин и детей в спасательные шлюпки, а затем ушёл в курительную комнату. В последний раз его видели там. Стид спокойно сидел в кресле и читал книгу.

Какова причина появления этой фигуры на страницах нашей книги? Самая непосредственная. Уильяма Стида часто (и заслуженно) называют отцом современного журналистского расследования. Славу ему принесла серия публикаций в газете "Пэлл-Мэлл гэзетт" в 1885 году.

Всё то же "Общество зашиты молодых женщин", с которым сотрудничал Игнациус Поллаки, однажды обратилось к журналисту Уильяму Стиду, бывшему тогда редактором "Пэлл-Мэлл гэзетт". Ему предложили написать серию статей о том, что творилось в этой, закрытой от общественности сфере жизни. Как раз в это время в парламенте готовились к обсуждению поправок к закону об уголовной ответственности. Среди прочего решался вопрос изменения так называемого "возраста согласия", то есть возраста девушки, с которого интимные отношения с нею уже не считаются изнасилованием.

На момент расследования, предпринятого Уильямом Стидом, "возраст согласия" составлял 13 лет. В новых поправках планка повышалась до 16 лет.

Стид взялся за дело. По его заданию, две сотрудницы газеты собирали материал для серии публикаций (в том числе показания самих проституток, сутенёров, данные некоторых расследований, которые проводили Поллаки и его коллеги, частные и полицейские детективы и т.д.). На основе собранных сведений журналист написал несколько хлёстких и ярких статей под общим названием "Девичья дань современного Вавилона". Статьи потрясли лондонское общество. Современники рассказывали, что соответствующие номера газет перепродавались вечером по двойной цене, тираж "Пэлл-Мэлл гэзетт" существенно вырос, а имя Стида заблистало на лондонском горизонте.

Увлёкшемуся журналисту показалось недостаточным всего лишь пересказывать то, что ему сообщали. Он знал о практике продажи английских девушек в бордели, в том числе, континентальные. Но ему хотелось поразить общество, что называется, скандалом из первых рук – и тем самым доказать, что в этой сфере за последние двадцать лет не произошло никаких изменений.

Вот так и возникло дело, впоследствии получившее название "Дело Элизы Армстронг". Связавшись через Армию спасения с бывшей проституткой и содержательницей борделя Ребеккой Джарретт, Стид уговорил её разыграть продажу несовершеннолетней девочки в бордель. Сам он должен был сыграть роль клиента-покупателя, а миссис Джарретт – саму себя из прежней жизни, то есть, владелицу публичного дома. Совместными усилиями они отыскали некую алкоголичку Элизабет Армстронг и предложили той продать им тринадцатилетнюю дочь Элизу Армстронг. Матери было предложено пять фунтов стерлингов. Элизабет согласилась. Формально речь шла о работе служанкой, но, как заявила Стиду Ребекка Джарретт, мать прекрасно понимала, что продаёт малолетнюю дочь в публичный дом. Девочку отвезли в бордель, а затем туда же, под видом клиента, прибыл и Уильям Стид. "Купив" Элизу, Стид отправил её во Францию, под опеку всё той же Армии спасения.

Вслед за тем, предупредив читателей, что ханжам и святошам лучше не читать последующие статьи, он начал печатать новую серию статей ("Девственница за пять фунтов") о детской проституции в Лондоне. При этом он не указывал, что сам выступал в качестве "покупателя" девочки; юная Элиза в статьях носила имя Лили.

Разумеется, новые статьи ещё больше подогрели интерес читателей – номера перепродавались по шиллингу, что в двенадцать раз превышало обычную цену.

Начались массовые акции протеста, настолько напугавшие правительство, что Стида официально попросили прекратить публикации. Стид ответил, что сделает это, если будут приняты те самые поправки к закону.

Парламент проголосовал за повышение "возраста согласия" с тринадцати до шестнадцати лет.

Но вслед за тем автор разоблачений оказался в роли сначала подсудимого, а затем и заключённого. Вдруг объявился некий мужчина, называвший себя мужем Элизабет Армстронг и отцом Элизы. А поскольку Стид по закону должен был заручиться согласием обоих родителей на "работу" дочери, то мужчина подал на него в суд. Та же самая общественность, которая жадно читала разоблачения Стида, теперь азартно травила журналиста. Его обвинили в том, что ради успеха своего расследования он фактически совершил то, в чём обвинял других: вынудил к продаже мать и купил тринадцатилетнюю девушку. Мать Элизы тоже вдруг заявила: она ни сном, ни духом не догадывалась, что её дочь покупали для занятий проституции, а не для того, чтобы она работала служанкой в богатом и респектабельном доме. Но даже на работу служанки Элизабет, по её словам, согласилась не сразу, а лишь после долгих уговоров и под сильнейшим давлением со стороны Стида и Джарретт. Да и тот факт, что девушку, для вящей достоверности, напоили в борделе шампанским, а затем в комнату под видом клиента явился сам Стид, тоже выпивший немало (перепуганная девушка при этом подняла страшный шум, из-за чего Стид спешно ретировался), не говорил в пользу газетчика.

Суд приговорил "отца журналистских расследований" к трёхмесячному заключению. Эти три месяца он впоследствии назвал лучшим отдыхом в своей жизни и долго хранил на память тюремную робу и даже сфотографировался в ней, хотя ни разу не надевал её в тюрьме.

В книге Гэвина Уэйтмена "Тайна жертвы “Титаника”: подлинная Прекрасная Леди" 135 фактически подтверждаются обвинения в адрес Стида. Кроме того, согласно Вайтману, история 13-летней Элизы Армстронг своеобразно преломилась в знаменитой пьесе Бернарда Шоу "Пигмалион". Девочка, которую то ли пытались, то ли не пытались продать за пять фунтов, стала прототипом Элизы Дулитл– главной героини пьесы. Соответственно, бесцеремонно вышедший на авансцену отец Элизы Армстронг, возможно, шантажировавший Стида, прежде чем подать на него в суд, стал прототипом столь же бесцеремонного мистера Дулитла. В пользу этого утверждения говорит целый ряд деталей подлинного "Дела Элизы Армстронг", появившихся в "Пигмалионе". Ну и, конечно, тот факт, что во время расследования Бернард Шоу работал в "Пэлл-Мэлл гэзетт" под руководством Уильяма Стида. То есть получал всю информацию из первых рук.

135 Weightman G. Secrets of a Titanic Victim: The Story of the Real My Fair Lady. Backstory, 2012.

На суде Уильям Стид виновным себя не признал; что до мягкости приговора, то суд учёл благородные мотивы подсудимого, боровшегося за права женщин.

Так или иначе, расследование принесло Уильяму Томасу Стиду скандальную известность. Дальнейшая его судьба была не менее бурной и разнообразной. Он продолжал разоблачать и расследовать; он боролся за мир во всём мире и за Соединённые Штаты Европы; он путешествовал по миру и писал интереснейшие статьи и книги. Например, после поездки в Россию (1888 год), он написал книгу "Правда о России", которая, хотя и содержала немало критических замечаний, в целом была чрезвычайно благожелательной по отношению к России и тогдашнему русскому императору Александру III.

Стид увлёкся телепатией и активно пропагандировал её, утверждая, что обладает экстрасенсорными способностями и умеет читать мысли. Он оставил свой след и в истории приключенческой литературы – именно Уильям Стид в 1896 году подсказал одному из классиков жанра – Мэтью Фиппсу Шилу 136 – сюжет романа "Сапфир раджи".

136 М.Ф. Шил – автор детективных рассказов об эксцентричном сыщике-декаденте князе Залесском.

В конце жизни Стид близко сошёлся с другим выдающимся человеком, чьё имя неоднократно появлялось на страницах нашей книги (и без которого, признаюсь честно, эта книга не появилась бы никогда) – с Артуром Конан Дойлом.

Правда, общим интересом тут оказались отнюдь не расследования (а создатель Шерлока Холмса тоже занимался журналистскими расследованиями), как можно было бы ожидать, а спиритизм: и Стид, и Конан Дойл были ярыми популяризаторами возможности общения с миром духов (после гибели Стида в Чикаго даже появился спиритический центр его имени). Но это увлечение выдающегося журналиста и общественного деятеля не имеет отношения к теме нашей книги.

Вернёмся к нашему герою. Вот с этим-то злом, буквально захлестнувшим викторианскую Англию, по мере сил боролся герой нашего очерка Игнациус Пол Поллаки – причём задолго до расследований Уильяма Стида. Майор Фицрой Гарднер, автор интереснейших мемуаров о викторианской эпохе "Дела и дни старого повесы" и "Новые воспоминания старого повесы", уделил в них место и знаменитому сыщику – и как раз в связи с таким случаем.

По рассказу мемуариста, знакомство состоялось в 1884, когда двадцатичетырёхлетний Гарднер пытался разыскать исчезнувшую из дома молоденькую девушку, чья мать была приходящей медсестрой супруги родственника Гарднера. Поскольку в то время газеты полнились леденящими душу рассказами о бандах, обольщавших красивых девушек, а затем продававших их в бордели континента, Гарднер обратился к Поллаки, о котором было известно, что он имел обширнейшие знакомства в европейском криминальном мире и опыт в международном сыске:

"Первое представление о том, что такое работа детектива, я получил от Игнациуса Поллаки, в то время – самого известного детектива, пользовавшегося международной славой. Он свободно владел шестью языками и был близко знаком с опаснейшими преступниками четырёх стран 137. Мне же было тогда двадцать четыре года. Речь шла о похищении человека. Я на всю жизнь запомнил его уроки...

<...>

137 Имеются в виду Англия, Франция, Германия и Австрия.

...Опытный сыщик принял в деле живейшее участие; пропавшая девушка была вскорости найдена" 138.

138 Major Fitzroy Gardner. Days and Ways of an Old Bohemian. London, John Murray, 1921. P. 235. Пер. Д. Клугера.

Но не в каких-то иностранных трущобах, а в пансионе Вестборн Гроув, где она благополучно проживала со своим возлюбленным, занимавшим, по словам Гарднера, достаточно видное общественное положение: "Мы вернули её в семью, и я больше не слышал о ней – до тех пор, пока не встретил, пятнадцать лет спустя, в роли гостеприимной хозяйки одного приёма, на котором, среди прочих, присутствовал покойный король, тогда – ещё принц Уэльский. Она умерла два года назад" 139.

139 Major Fitzroy Gardner. More Reminiscences of an Old Bohemian. London, John Murray, 192 (?). P. 191. Пер. Д. Клугера.

Принц сыщиков, король шпионов

Середина 1860-х годов была периодом расцвета деятельности Поллаки, пиком его карьеры частного детектива. Он обрёл подлинную известность, его имя часто появлялось в печати, звучало в частных и официальных беседах. Так, в марте 1867 года Поллаки вспомнили даже в парламенте. Депутат Палаты общин Бредфорд Хоуп выступил с длиннющей речью, в которой выступил против намерений ужесточить досмотр багажа пассажиров, въезжающих в страну из Франции после посещения открывавшейся в апреле того же года Всемирной выставкой в Париже. Власти опасались бурного оживления деятельности контрабандистов.

Было предложено привлечь к работе на таможне частных детективов, в частности, Игнациуса Поллаки и его сотрудников.

Мистер Хоуп в своей речи заявил, что нет никакой нужды обращаться в контору Поллаки. Он полагал, что полицейские и таможенники вполне справляются со своими обязанностями, а вводить дополнительные меры и привлекать частных лиц, означает непомерное увеличение расходов – действительно, услуги Поллаки и других частных детективов обошлись бы казне недёшево.

В последовавших за речью дебатах приняли участие Бенджамин Дизраэли и Уильям Гладстон. Об этом сообщала статья в газете "Хансенд" от 8 марта 1867 года.

Частный и полицейский сыск того времени не дифференцировал дела уголовные и политические. Причём в деле политического сыска представители государства зачастую предпочитали частных сыщиков. Мы знаем об этом не только из произведений отцов детективного жанра – Эдгара По ("Украденное письмо") и Конан Дойла (Чертежи Брюса-Партингтона", "Его прощальный поклон", "Второе пятно", "Пенсне в золотой оправе"). О том же говорят и реальные события, далеко не всегда появляющиеся из тени.

Наш герой – Игнациус Поллаки – участвовал в ряде крупных дел, имевших не уголовный, а именно политический характер. Одно из них было связано с именем американского дипломата Генри Сэнфорда. Сэнфорд был хорошо известен в Европе примерно с 1847 года, когда, во время достаточно острой ситуации, возглавлял американские дипломатические миссии в ряде европейских городов –сначала в Санкт-Петербурге, затем, с 1848 года, во Франкфурте-на-Майне и Париже. С приходом в Белый дом Авраама Линкольна Генри Шелтон Сэнфорд становится доверенным лицом американского президента, его чрезвычайным посланником в ранге министра. Так, Сэнфорд передал личное послание президента Линкольна итальянскому революционеру Джузеппе Гарибальди. Письмо президента содержало предложение к Гарибальди принять участие в только что начавшейся Гражданской войне в качестве генерала армии северян.

Основной ставкой министра-дипломата Сэнфорда с 1861 года стала столица Бельгии – Брюссель. Здесь его деятельность была направлена на предотвращение дипломатического признания южной Конфедерации. Кроме того, Генри Сэнфорд координировал действия секретной службы США на севере Европы.

В Брюсселе, в качестве такого координатора Сэнфорд встретился с Игнациусом Поллаки. Правда, впервые ли – я точно не знаю. При встрече присутствовал также Фримен Харлоу Морс, консул США в Лондоне. Именно Морс первоначально привлёк к сотрудничеству Поллаки, пользуясь рекомендацией хорошо ему известного Чарльза Фредерика Филда – "инспектора Филда". Сам Филд так же принимал участие в делах своего протеже – во всяком случае, в дальнейшем часть получаемой информации Поллаки направлял не американцам непосредственно, а в "Информационное бюро инспектора Филда", на Деверо-корт, откуда сведения передавались заказчикам.

Начавшаяся в США Гражданская война (1861–1865) знаменовалась не только сражениями между армиями Севера и Юга. Не менее жестокие, хотя и не столь кровавые сражения происходили между разведками двух сторон. Военную разведку северян возглавил знаменитый коллега нашего героя – американский частный детектив Алан Пинкертон.

Но деятельность Пинкертона и его агентов ареной имела территорию собственно США. Между тем, в Гражданской войне обе стороны активно действовали в других странах, в первую очередь – в Великобритании. Здесь у конфедератов были довольно прочные позиции: южных джентльменов поддерживали многие джентльмены английские, и лондонский высший цвет предпочитал конфедератов с хорошими манерами невоспитанным янки. Неудивительно, что Конфедерации удалось создать достаточно эффективную разведывательную сеть в английской столице. Вот потому-то американский дипломат и обратился к Игнациусу Поллаки. Правда, Поллаки тогда ещё не называли принцем сыщиков и королём шпионов. Этот почётный титул много позже, в 1875 году, присвоил ему тот самый корреспондент газеты "Квинслэнд Таймс" Дэвид Кристи Мюррей, интервью которого ("Мистер Поллаки") я уже упоминал. Но известность он уже обрёл – и именно как лучший детектив Лондона.

На встрече в Брюсселе американцы попросили Игнациуса Поллаки взять на себя и своих людей задачу сбора информации о шпионах Конфедерации, действовавших в Лондоне и других городах Великобритании (в частности, в Ливерпуле и Манчестере). Более всего представителей северян интересовали попытки приобретения агентами Конфедерации оружия и военного снаряжения для армии южан.

Кроме того, они хотели иметь постоянную информацию о действиях агентуры южан, обосновавшейся в английской столице, как правило, в качестве частных лиц.

В книге "Шпион Линкольна: Томас Хайнс Дадли и Ливерпульская сеть" американский историк Дэвид Х. Милтон пишет, что Сэнфорд предпочитал нелегальные операции под прикрытием. Морс жаловался Сэнфорду, что Поллаки платят слишком много и без всяких оснований. По словам Морса, "его (Поллаки) люди наглы, и преследование ими своих жертв вызывает много толков". Морс требовал отказаться от услуг сыщика. Посол США Чарльз Фрэнсис Адамс, не желавший быть скомпрометированным связями с разведкой, сообщил Морсу, что депутаты парламента, симпатизирующие северянам, считают открытые провокации вредящими их делу и склоняющими общественное мнение на сторону конфедератов.

Вследствие этого Морс написал Сэнфорду, что хочет вообще отказаться от услуг лондонского детектива.

Известно, что, несмотря на недовольство некоторых своих коллег, Сэнфорд продолжал сотрудничество с Игнациусом Поллаки, причём никаких сведений о контактах представителей США с другими детективами не существует. Можно предположить, что, в отличие от Фримена Морса и Бенджамена Морана (сотрудника посольства США в Лондоне и главного ненавистника Поллаки), Сэнфорд оценивал и личность, и работу детектива достаточно высоко (Моран в докладах послу Ч. Ф. Адамсу называл Поллаки не иначе, как пронырливым немецким евреем).

Относительно гонораров Поллаки Морс, в частности, сетует, что совсем недавно ему и его людям посольство США выплатило 100 фунтов стерлингов (около десяти тысяч в ценах сегодняшнего дня). Так оценил сыщик трёхдневную слежку (с 7-го по 10-е октября 1861 года) за представителями Конфедеративных Штатов Америки (КША) Дадли Амброзом Манном и Джеймсом Мэйсоном, а также за майором Эдвардом Клиффордом Андерсоном – поставщиком армии южан. Можно ли говорить о чрезмерной плате – сегодня судить трудно. Всё зависит от того, насколько эффективной и важной была данная деятельность бюро Поллаки. А она была, похоже, весьма важна: вскоре после этого была сорвана поставка крупной партии оружия, закупленной для армии южан. Слежку и сбор информации за шпионами осуществляли сотрудники Поллаки – Эд Бреннан и Г. Граб. Ещё один сотрудник, Джеймс И. Томпсон, следил за складами, на которые доставляли оружие для отгрузки в Америку – через один из европейских портов.

Не так давно бюллетень "Сэнфордского исторического общества" сообщил:

"Во время Гражданской войны Генри Сэнфорд нанял агентов в Англии, чтобы следить за деятельностью шпионов Конфедерации, покупавших оружие и боеприпасы для южан. <...> В архиве обнаружилось 61 письмо, большей частью зашщфрованные, от агента за подписью "Pollaky". <...> Игнатий Пол Полллаки –английский детектив в 1870-х годах. Он был известен как "Паддингтон Поллаки".

<...> Популярность его была столь высока, что он даже упоминается в песенке драгуна из широко известной оперетты Гильберта и Салливана "Терпение" 140.

140 Paddington Pollaky – Secret Agent /Sanford Historical Society. Friends and Supporters of the Sanford Museum. January–February 2005. P. 5. Пер. Д. Клугера.

Зашифрованными оказались, естественно, письма, содержавшие разведывательную (вернее, контрразведывательную) информацию. Письма, как шифрованные, так и открытые, адресованы Генри Сэнфорду и тогдашнему госсекретарю США Уильяму Генри Сьюарду 141. Из них можно сделать вывод, что для Игнациуса Поллаки споры вокруг его личности и методов, которые вело его временное американское начальство, секретом не были. И то сказать: хорош бы он был в качестве контрразведчика и детектива, если бы не знал и не догадывался о них.

141 С именем Уильяма Г. Сьюарда, 24-го госссекретаря США, связана покупка Аляски у Российской империи в 1867 году.

Особенно его задевали обвинения со стороны Морса и Морана в жадности. Он считал своим долгом отчитаться во всех своих тратах. Собственно говоря, многие письма, отправленные Поллаки госсекретарю Сьюарду, начиная с первого, написанного в феврале 1862 года, посвящены именно теме денежных отношений его бюро и нанимателей американцев.

Но есть среди этих писем, в незашифрованной их части, и контрразведывательные данные. Приведу некоторые из них, содержащиеся в одном лишь донесении Поллаки Генри Сэнфорду.

"Список тайных агентов Конфедерации, проживающих в Лондоне и Ливерпуле и участвующих в шпионской деятельности:

Капитан Баллок

Капитан Блэкли

Лейтенант Хьюз

Капитан Филд

Майор Андерсон

Майор Гор

Мистер и миссис Бингли

Мистер Кинг

Мистер Янси

Капитан Уоллес (Ливерпуль)

Мистер Нейл

Исаак Кэмпбелл" 142.

142 Kesselman B. ‘Paddington’ Pollaky, Private Detective. The Mysterious Life and Times of the Real Sherlock Holmes, 2015. P. 50. Пер. Д. Клугера.

Список сопровождался подробными адресами и краткими характеристиками фигурантов. Далее в этом же письме сообщалось о приобретении шпионами южан 20 000 ружей для отправки их в КША. Далее в том же письме сообщалось о намерении южан купить артиллерийские орудия в количестве 70 или 80 пушек (9 или 10 стандартных лёгких артиллерийских батарей, как отмечает Поллаки). Здесь же он указывает адреса складов, в которых хранится все перечисленное оружие, а также запасы бронзы, необходимой для самостоятельного производства пушек, боеприпасов и прочих стратегических грузов, тайно подготовленных для армии конфедератов агентами южан.

Если у читателя сложилось впечатление, что Игнациус Поллаки действовал во многом по собственной инициативе, то это не совсем так. Письма Сэнфорда частному детективу содержат зачастую подробнейшие инструкции, детально расписанные задания, порой до мелочей. В ответных отчётах Поллаки можно видеть, как внимание к деталям сочетается у нашего героя с артистизмом и интеллектуальной смелостью. Видимо, сочетание таких качеств и заставляло Сэнфорда не обращать внимания на критику его протеже со стороны сотрудников.

Не будучи специалистом в области сбора разведданных, а тем более, прейскуранта за такую работу, осмелюсь предположить, что чрезмерно жадным Игнациус Поллаки не был. Если в каждом из зашифрованных донесений Сэнфорду содержится, хотя бы частично, информация подобного характера и объёма, он свои деньги заработал. Заметим кстати, что оплата через агентство Филда связана была не только с какими-то сугубо техническими обстоятельствами. Как раз в это время его первый учитель и наставник испытывал серьёзные материальные трудности: полиция прекратила выплачивать бывшему инспектору пенсию – за упорное нежелание отказаться от права писать перед фамилией слово "инспектор" (я уже рассказывал об этом конфликте детективам Филда с руководством СкотландЯрда). Часть денег, которые американцы выплачивали Поллаки через контору Филда, оставались Филду. Так что, ещё раз повторяю, Игнациус Поллаки никогда не был алчным субъектом, только и норовившим надуть доверчивых американских нанимателей.

Другое дело – недовольство приличных людей методами, которыми он пользовался. В этом смысле возмущение Морана и его начальства имело под собой основания. Действительно, методы тогдашних частных сыщиков были, мягко говоря, сомнительными – хотя и эффективными. Они дерзко нарушали привычные для светского общества представления о приличиях. Свет предпочитал терпеть шпионов с манерами респектабельных господ, но не охотников на шпионов, игнорирующих хорошие манеры и позволяющих себе бесцеремонно задавать респектабельным господам вопросы, которые в приличном обществе не задают. Предубеждённое отношение общества к сыщикам вообще и частным детективам в частности было характерно и в более поздние времена, и не только для Англии, но и для других стран. Я уже показывал, на примере истории Джонатана Уичера, как принимало общество полицейских детективов, сотрудников ныне легендарного Скотланд-Ярда. Так вот, отношение к полицейским было цветочками – а вот частные детективы получали ягодки. В уже упоминавшемся интервью Поллаки с горечью признавался:

"Я участвовал в весьма щекотливых делах, которые мне самому нисколько не нравились. Мне приклеили немало презрительных и оскорбительных кличек. Что поделаешь!.. Наша профессия не пользуется симпатиями. Одно утешение: я знаю, что она необходима. Конечно, я бы предпочёл быть премьер-министром, как мистер Бенджамен Дизраэли, или даже архиепископом Кентерберийским, как преподобный Лонгли. Но я – частный детектив..." 143

143 Там же. P. 165, пер. М. Бородкина.

Весной 1862 года Игнациус Поллаки вёл интенсивную переписку с возглавлявшим Скотланд-Ярд сэром Ричардом Мэйном, пытаясь поступить на службу в сыскную полицию, чтобы хотя бы таким образом вырваться из касты "париев", какими были частные сыщики. После почти годичного обмена письмами Мэйн назначил настырному эмигранту аудиенцию. Но результатом её стал отказ. Поллаки не удалось стать штатным сотрудником полиции, детективом СкотландЯрда. Это отрицательно сказалось и на его гражданском статусе – в это же время детектив-иммигрант впервые подал документы на натурализацию. В чести стать подданным Британии ему отказали, Причём причиной отказа была определена "сомнительность профессиональных занятий" соискателя. Собственно, это и послужило стимулом к его попыткам сменить статус частного детектива на должность детектива Скотланд-Ярда.

Только спустя примерно десять лет Поллаки получил должность, в какой-то степени являвшуюся официальной – он был зачислен в 10-й дивизион столичной полиции спецконстеблем, то есть, внештатным сотрудником-добровольцем. 10-й дивизион занимался делами иностранцев, проживавших в английской столице.

Впрочем, обвинять американских дипломатов и их сотрудников в чрезмерной щепетильности или снобизме не стоит. Вот только один характерный образчик агента детективного бюро – некто Мэтью Бёрнсайд, работавший в течение короткого срока на нашего героя. И, хотя это происходило немного позже, стоит познакомиться с ним поближе – вряд ли в этом вопросе за пятнадцать-двадцать лет всё могло измениться к лучшему. Итак, в августе 1881 года на слушаниях в суде Олд Бейли мистеру Бёрнсайду довелось давать показания. И говорил он при этом вполне откровенно:

"Меня зовут Мэтью Генри Барредж Бёрнсайд, но у меня есть и другие имена.

Я могу сменить имя ещё до того, как вернусь домой сегодня вечером. Если хотите записать все мои имена, вам понадобится слишком много бумаги. Да, мне доводилось сидеть в тюрьме, разумеется, безо всяких причин, поскольку не был ни в чём виновен" 144.

144 Там же. P. 168. Пер. М. Бородкина.

Видимо, его самого забавляло обилие имён, поскольку он обращался к этому неоднократно (все его показания добросовестно зафиксировал судебный клерк):

"Я использовал имена Смит, Бейли, Браун, Блейк, Джонс, да все не упомнишь. Например, однажды я пользовался фамилией "Прудон", ещё, кажется, "Перри". В качестве Прудона я работал агентом мистера Коули, а под своей собственной фамилией Бёрнсайд – агентом мистера Маклейса. От одного получал деньги, другому передавал. Не всегда, разумеется, однажды, помнится, я присвоил 24 шиллинга, которые должен был отдать мистеру Коули, в другой раз – фунт..." 145

145 Там же. P. 169. Пер. М. Бородкина.

Закончил свою карьеру этот достойный человек судовым коком. И нет у меня оснований считать мистера Бёрнсайда исключением из длинной шеренги ангелов, которыми очень вежливо руководит архангел Игнациус Поллаки.

Понятно, что такой вот Бёрнсайд, действительно, развязный, действительно, наглый, к тому же, нечистый на руку, да ещё и бывший преступник, сидевший в тюрьме, вряд ли мог вызвать благосклонность мистера Морса или мистера Морана, не говоря уже о госсекретаре Сьюарде. Да и сам Сэнфорд, наверняка, морщился от такого сотрудничества.

Тем не менее, респектабельным джентльменам пришлось смириться с тем, что они имеют дело не с ангелами или архангелами и даже не с премьерминистром или архиепископом, а с Игнациусом Поллаки и его сотрудниками.

Среди которых (среди сотрудников агентства), по словам их босса, были самые разные люди: кэбмены, водители омнибусов, стюарды в клубах, официанты в ресторанах. У большинства из них, как и у самого Поллаки, манеры зачастую были далеки от манер выпускников Кембриджа или Тринити-колледжа. Перефразируя старую песню Михаила Анчарова, можно сказать: "Но где ты святого найдёшь одного, который пошёл бы" в частные сыщики? Даже священники (а среди его агентов бывали и служители религии) оказывались на поверку далеко не святыми.

Поллаки вспоминал одного викария, бывшего его агентом, который совратил юную прихожанку. Правда, впоследствии, с помощью того же Поллаки, помог ей встать на путь исправления.

Но если общество – и английское, и американское, и европейское – относилось к частным детективам вообще и Игнациусу Поллаки, в частности, с нескрываемым презрением и брезгливостью, то сам Поллаки, считавший свою профессию важной и полезной, в долгу не оставался. Тому же Мюррею он откровенно сказал:

"Вы правы, я невысокого мнения о человеческих добродетелях, особенно в Англии. Здесь модно говорить об аморальности французов. Я хорошо знаю Францию. Я хорошо знаю Европу. Нет страны, аморальной более чем Англия".

При этом парадоксом выглядит тот факт, что Игнациуса Поллаки то же самое общество считало абсолютно неподкупным. Известно было несколько попыток дать ему взятку (в том числе, и агентами конфедератов). Причём назывались огромные суммы. Эти попытки постигла неудача. Ни один из его недоброжелателей, в том числе и тех, кто обвинял его в алчности, не сомневался в его неподкупности. Он мог запросить крупную сумму за услуги, но ни один преступник не мог похвастаться тем, что сумел дать взятку знаменитому сыщику.

Так что сотрудничество частного детектива и дипломата-резидента Сэнфорда продолжалось – на протяжении всей Гражданской войны и завершилось лишь в 1865 году. Во всяком случае, ни обычных, ни шифрованных писем Поллаки к Сэнфорду, написанных позже 1865 года, историками обнаружено не было.

Таинственный мистер Поллаки

"Мистер Игнациус Поллаки скрывает больше тайн, чем диккенсовский адвокат Токингхорн из "Холодного дома". Поллаки – князь сыщиков и король шпионов.

Ему известны пугающие, жуткие тайны очень многих. Но в его внешности и поведении, на первый взгляд, ничего таинственного нет. Его вполне можно счесть едва ли не самым открытым и прямодушным из всех, с кем вы встречаетесь ежедневно" 146.

146 Там же. P. 164. Пер. М. Бородкина.

Так начинает свой рассказ о личных впечатлениях от встречи с прославленным детективом журналист Дэвид Кристи Мюррей.

Но тут же замечает:

"Он в полной мере владеет искусством, которым, по слухам, прекрасно владеет Отто фон Бисмарк: сказав всё, не сказать ровным счётом ничего" 147.

147 Там же.

Это интервью для нас особенно интересно, потому что загадочность нашего героя определяется ещё и тем, что он категорически не любил общаться с прессой. В этом он являл собою полную противоположность своему учителю Чарльзу Филду, любившему славу и внимание прессы. Поллаки, напротив, охотно использовал печать, английскую и континентальную, но всячески избегал внимания журналистов к своей персоне. Тем ценнее редкие свидетельства о нём единственного газетчика, с которым он согласился пообщаться – незадолго до того, как решил уйти от дел.

Например, журналист обратил внимание на то, что Поллаки усадил гостя лицом к свету, так что он мог видеть Мюррея, а вот его гостю было гораздо труднее рассмотреть хозяина, оказавшегося в глубокой тени. Правда, детектив тут же извинился, сказав, что вовсе не стремился к подобному эффекту, просто его кабинет устроен таким вот образом.

Даже дом знаменитого сыщика имел своеобразный облик. Он, по словам Мюррея, словно бы вздёрнул плечи, то ли из презрения к окружающим, то ли для сохранения каких-то своих тайн.

Действительно, подавляющее большинство расследований, которыми занимался наш герой, покрыты тайной по сей день. Как уже было сказано, он избегал рекламы, но активно пользовался газетными объявлениями – подобно всем своим коллегам-частным детективам. И в этих объявлениях, благополучно дошедших до нашего времени, Поллаки оставил невероятное число загадок. По сравнению с его объявлениями, объявления, скажем, Чарльза Филда, читаются с той же лёгкостью, что и детские прописи.

Примеры? Сколько угодно. Скажем, как вы оцените вот такую переписку:

"КАМЕННОЕ СЕРДЦЕ. Стоит ли так мучить жертву? Всё будет прекрасно, если вы немедленно встретитесь. Ваше поведение выглядит чрезвычайно подозрительным для тех, кому всё известно. Оно выдаёт стремление ввести в заблуждение. Прежнее ваше поведение имело ту же цель. "Мученик" не может больше выноcить таких оскорблений. Адрес прежний: мистеру Поллаки, частное детективное бюро, 13, Паддингтон-грин"148.

148 The Agony Column of the Times 1800–1870. London, Chatto and Windus Piccadilly, 1881. P. 261. Пер. Д. Клугера.

И далее:

"КАМЕННОЕ СЕРДЦЕ. Пятнадцать лет меланхолии, долгие часы боли и тоски превратили меня в того, каким я сейчас являюсь. Но поскольку предмет нашей любви перешёл в лучший мир, "Каменное сердце" смягчится, если "Мученик", с покорностью, подобающей избранному псевдониму, согласится на условия предыдущего послания мистера Поллаки. Пока это не сделано, ни о какой встрече не может быть речи.

МУЧЕНИК – КАМЕННОМУ СЕРДЦУ. Я принимаю все условия, за исключением той части 5-го параграфа, который относится к "Корке". Я оставила все необходимые документы у мистера Поллаки.

КАМЕННОЕ СЕРДЦЕ – МУЧЕНИКУ. После стольких лет страданий, для чего мне богатство? Поскольку нашего кумира больше нет в живых, я не буду настаивать на принятии 5-го пункта. Пусть наша встреча состоится в приближающуюся годовщину того события, которое навсегда запечатлелось в нашей памяти.

И пусть оно не будет осквернено даже намёком на жадность. Я сообщу мистеру Поллаки время и место нашей встречи" 149.

149 Там же. P.263. Пер. Д. Клугера.

При чтении этих объявлений воображение рисует историю, полную страстей и обманов, потерь и обретений, которая вполне заслуживала бы целого романа.

Ещё одна история – всего лишь в одном объявлении:

"ГАСТОНУ. Я наконец-то увидала вас, но, увы, слишком поздно. Я жена другого, и если будет суждено встретиться, то только посторонними. Я умоляю вас вернуть мои письма мистеру Поллаки. Я молю Бога, чтобы вы немедленно уехали за границу и забыли о существовании "Бутона". Прощайте" 150.

150 Там же. Р. 295. Пер. Д. Клугера.

Тут, очевидно, дело связано с шантажом, борьба против которого составила значительную часть славы Игнациуса Пола Поллаки. А вот, похоже, краткий "отчёт о проделанной работе", то ли результат слежки, то ли оценка поведения – от 21 июня 1870 года:

"ТАРТАР. Они выглядят слишком весёлыми для похоронного кортежа. Поллаки, 13, Паддингтон-грин" 151.

151 Там же. P. 301. Пер. Д. Клугера.

Может быть, действительно оценка лицемерия близких некоему покойнику людей, а, возможно, образное выражение, вроде "пира во время чумы".

Иные его объявления производят впечатление шифрованных шпионских посланий. Вот, например, объявление, появившееся в "Таймс" 10 ноября 1865 года:

"ДИПЛОМАТ. Если бы не стремление осудить, он был бы прав. Между 20 и 23 декабря произошла ошибка из-за неверного представления. 19384. 7254. 293025. 016’ – 34, 930. Намёк на то. Поллаки, 13, Паддингтон-грин" 152.

152 Там же. P.264. Пер. Д. Клугера.

Сразу же вспоминается журнал стивенсоновского Билли Бонса с его загадочными записями типа "У Палм-Ки он получил всё, что ему причиталось". Или аналогичная шарада, которую в конан-дойлевской "Долине страха" решает Шерлок Холмс:

"Холмс снова расправил листок на своей пустой тарелке. Я встал и через плечо Холмса стал рассматривать необычную запись:

534 К2 13 127 36 31 4 17 21 41

Даглас 109 293 5 37 Берлстоун

26 37 Берлстоун 9 127 171

– Что вы об этом думаете, Холмс?

– Автор явно пытался передать какую-то секретную информацию.

– Но какой смысл в шифрованном послании, если отсутствует ключ к шифру?" 153

153 Конан Дойл А. Долина Страха. Пер. Л. Бриловой и С. Сухарева // Конан Дойл А. Долина страха. Записки о Шерлоке Холмсе. СПб: Азбука, 2017. С. 13.

На самом деле, как выясняется далее, прочитать подобное послание в те времена особого труда не составляло (да и сейчас тоже). Речь идёт о простейшем шифре, использовавшем распространённые повсеместно издания – от Библии до почтового справочника. Цифры же означают номера страниц, колонок и глав.

А вот объявление не менее загадочное, чем вышеприведённые шифровки, но только в другом роде:

"МИРЯНИН (Рим). – Наш 50, 52, 53 в безопасности – 51, 52. Угрожающие отпечатки пальцев! 51. Боролся благородно. – Поллаки, 13, Паддингтон-грин" 154.

154 The Agony Column of the Times 1800–1870. London, Chatto and Windus Piccadilly, 1881. P. 299. Пер. Д. Клугера.

Если речь идёт действительно о дактилоскопии (а не просто, скажем, о кровавом отпечатке на стене), то, выходит, Игнациус Пол Поллаки интересовался ею ещё в 1870 году – за семь лет до начала работ "отца дактилоскопии" Уильяма Гершеля и за двадцать пять лет до официального введения дактилоскопии в практику английской полиции! Хотя он здесь, разумеется, не одинок: я уже говорил о прозрениях Видока.

Все эти таинственные послания регулярно публиковались в "Колонке страждущих" газеты "Таймс". Так назывался раздел, в котором помещались частные объявления о розыске пропавших людей, похищенных вещей, и т.п. Объявления Игнациуса Поллаки (как шифрованные, вроде приведенных выше, так и вполне обычные – о конфиденциальных сведениях и вознаграждении за них) печатались не только в "Таймс". Но этой газете он отдавал безусловное предпочтение, о чём со сдержанной гордостью поведала редакция "Таймс" в некрологе, посвящённом Поллаки и появившемся на страницах газеты через три дня после смерти знаменитого детектива. Если Мюррей, посетив Поллаки в 1882 году, рассчитывал узнать о каких-то скандальных секретах сильных мира сего (а сыщик, безусловно, знал очень много и о многих), он просчитался. Поллаки предпочёл потчевать газетчика анекдотичными случаями супружеской неверности – иногда мнимой, иногда реальной. Например, рассказал, как однажды ему пришлось выполнять два заказа одной семьи.

Сначала некий джентльмен попросил проследить за женой, которая, как ему казалось, неверна мужу. А затем сама супруга, подозреваемая в неверности, обратилась к нему же, на Паддингтон-грин 13, с просьбой проверить подозрения в отношении мужа. Агенты Поллаки проследили за обоими супругами и убедились в том, что оба сохраняли верность друг другу. Узнав о результатах расследования, клиенты Поллаки устыдились собственных подозрений и простили друг друга.

Игнациус Поллаки и германская социал-демократия

"История со Шмидтом великолепна. Поллаки уже давно содержит частное полицейское бюро, в справочной книге оно значится среди бюро по расследованию (всего их имеется 18) – Поллаки Игнациус Пол, 13 Paddington Green, W. (совсем недалеко от меня), корреспондент "Foreign Police Gazette" 155.

155 Энгельс Ф. Письмо Э. Бернштейну от 28 ноября 1882 года. Пер. с нем. / Маркс К., Энгельс Ф. Собр. соч. М.: Политиздат, 1964. Т. 35. С. 335.

Так писал Фридрих Энгельс, живший тогда в Лондоне, в Цюрих, одному из руководителей немецкой социал-демократии и своему близкому другу Эдуарду Бернштейну 28 ноября 1882 года. Бернштейн вынужден был уехать из Германии в Швейцарию в связи с обвинением его германской прокуратурой в "оскорблении величества". Здесь он редактировал социалистический еженедельник "Sozialdemokrat" и являлся признанным лидером радикального крыла немецких социал-демократов, вынужденных эмигрировать после революционных событий 1848–1849 года.

Но о какой же "истории со Шмидтом" пишет Энгельс?

Речь идёт о разоблачении некоего Иоганна Карла Фридриха Элиаса Шмидта.

Человек со столь длинным именем (чаще всего он подписывался значительно короче – как Фридрих Шмидт) был агентом германской тайной полиции в Цюрихе, внедрённым в среду немецких революционеров-эмигрантов. Его разоблачили в 1882 году, когда редакция бернштейновского "Социал-демократа" опубликовала памфлет "Немецкая тайная полиция в борьбе с социал-демократией. Документы и разоблачения, представленные на основе подлинных материалов" 156.

156 Die Deutsche Geheimpolizei im Kampfe mit der Sozialdemokratie. Aktenstьcke und Enthьllungen auf Grund authentischen Materials dargestellt, Hottingen– Zьrich, 1882.

В своё время Карл Маркс и Фридрих Энгельс, разбирая провокационную деятельность немецких властей против революционеров, иронизировали по поводу необъяснимой привязанности германских агентов к псевдониму "Шмидт", утверждая, что Шмидт, по-видимому, незаменимая фамилия для путешествующих инкогнито прусских полицейских агентов. Они припомнили, что именно под этим именем путешествовал по Силезии опытный германский разведчик Вильгельм Штибер, под ним же его лондонский агент Флери посещал Париж.

Добавим ещё, что под всё тем же именем Шмидт, точнее, "художник Шмидт", вышеупомянутый Штибер в 1851 году побывал в Лондоне, и даже на короткое время внедрился в круг близких Марксу революционеров. Впоследствии он сделал прекрасную карьеру, возглавив германскую полицию и одновременно, как пишут сегодня, став резидентом русской разведки в Европе. Умер от подагры в 1894 году.

Но в случае, о котором пишет Бернштейну Энгельс, Шмидт – подлинная фамилия агента. Почему же в связи с "делом Шмидта" Энгельс упоминает нашего героя?

Какое отношение имел Игнациус Поллаки к разоблачённому германскому шпиону?

Брайан Кессельман, автор последнего по времени и единственного полного биографического исследования об Игнациусе Поллаки, высказывает предположение, что Поллаки сотрудничал с означенным Фридрихом Шмидтом, то есть, фактически, работал на германское правительство против эмигрантов-революционеров.

Между тем единственное документальное свидетельство контактов между германским агентом Шмидтом и частным сыщиком Поллаки – два письма Поллаки, приведённых в упомянутой брошюре среди "подлинных документов". В обоих Поллаки отказывается от каких-то документов, которые предлагаются Шмидтом (какие именно, не говорится), уклончиво мотивируя свой отказ тем, что предложение немецкого агента "утратило актуальность".

Опять же – с чего бы Энгельс акцентировал внимание именно на авторе двух писем (из нескольких десятков!), опубликованных в брошюре? Ведь в изданной Э. Бернштейном брошюре есть куда более содержательные письма, почему же об их авторах Энгельс не пишет ни слова, а вот о Поллаки, чьи письма представляют собой лишь две вежливые отписки, упоминает. И упоминает как о человеке, хорошо известном и ему самому, и Бернштейну?

Логичнее предположить, что, в данном случае, Поллаки действовал прямо противоположно тому, что предполагает Б. Кессельман – против германского правительства, а не для него. Скорее всего, он приложил некоторые усилия для разоблачения германского агента.

Это представляется тем более логичным, если обратить внимание на то, с какой настойчивостью впоследствии Поллаки выступал против облегчения натурализации в Англии беженцев с континента.

Интонация же письма лишний раз убеждает меня в справедливости первоначального предположения о причинах эмиграции Игнациуса Поллаки – причинах политических, в условиях наступившей в Европе и, особенно в Германии, послереволюционной реакции.

Здесь же, возможно, кроется и ответ на ещё один вопрос, касающийся биографических загадок нашего героя. Чем же занимался Поллаки на родине, если опытный детектив Филд почти сразу доверил ему столь ответственный пост?

Многих современников впоследствии поражала осведомленность Поллаки в отношении криминального мира Европы. Она вполне могла идти от его связей с анархистами: как известно, анархисты считали профессиональных преступников резервом революции и естественными союзниками профессиональных революционеров. Разумеется, для полицейского представляется естественным обладать широкой информацией о криминальных сообществах, в том числе, и международных, и будь Поллаки до эмиграции полицейским, это не вызывало бы удивления. Но Игнациус Пол Поллаки никогда не был полицейским!

Очевидно, его осведомлённость произвела серьёзное впечатление на главу детективного бюро Филда. И, возможно, осведомлённость его, так же, как упоминание Энгельсом, связано с революционным прошлым нашего героя.

Пустой дом Игнациуса Поллаки

С 1865 по 1882 год контора Поллаки находилась в Паддингтоне, откуда и пошло уже упоминавшееся прозвище "Паддингтонский Поллаки". Впрочем, есть сведения о том, что контора просуществовала до 1884 года: именно тогда Поллаки ушёл из детективного бизнеса – в пятидесятишестилетнем возрасте.

Не исключено, что и тогда этот его уход был фиктивным, хотя он официально уведомил об этом публику через "Таймс". Некоторые историки высказывают преположение, что с этим связано объявление, появившееся в "Таймс" в 1882 году: "Слухи о моей кончине неверны. Поллаки". Спустя много лет об этом ироничном объявлении вспомнят в уже упоминавшемся некрологе. Там же называется ещё одна его должность, уже упоминавшаяся мною: "специальный констебль Десятого дивизиона Скотланд-Ярда". Вряд ли знаменитый детектив Поллаки патрулировал лондонские улицы по ночам, в компании добровольцев-"дружинников".

Скорее всего, речь шла о консультативной помощи полиции.

Так что вслед за Шерлоком Холмсом Поллаки мог бы назвать себя "сыщиком-консультантом". Правда, Холмс говорил о себе как о единственном в мире сыщике-консультанте. Но, может быть, они просто не были друг с другом знакомы? С другой стороны, Шерлок Холмс явился публике в 1887 году, то есть через двадцать лет после того, как Поллаки стал "специальным констеблем". В тот момент наш герой уже находился в отставке, так что Холмс не ошибся.

О безусловной (хотя и двусмысленной) славе Игнациуса Поллаки говорит многое. Например, тот факт, что его фамилия стала ещё при его жизни жаргонным оборотом. Современный "Фразеологический словарь старого сленга" Эрика Партриджа по этому поводу пишет:

"О, Поллаки!" (иногда сокращается до просто "Поллаки!"). Означает протест против слишком настойчивых расспросов. Происходит от рекламных объявлений "детектива-иностранца" Игнациуса Пола Поллаки, уроженца Австрии" 157.

157 Partridge E. A Dictionary of Catch Phrases: British and American, from the Sixteenth Century to the Present Day. Routledge, 1986. Foreign Language Study. P. 905. Пер. Д. Клугера.

В популярном мюзикле Гилберта и Салливана "Терпение", премьера которого состоялась 21 апреля 1881 года в Лондоне, один из персонажей (Полковник) перечисляет качества настоящего драгуна, где, среди прочего, говорится и о том, что тот должен обладать "проницательностью Поллаки Паддингтонского". Так что данное качество Игнациуса Поллаки рассматривалось как нечто само собой разумеющееся – например, как фигурирующие в том же списке неисчислимое богатство русского царя и грациозность одалиски из сераля. Об этих куплетах любят упоминать все его биографы. Даже некролог был озаглавлен следующим образом: "Детектив, увековеченный в оперетте Салливана" 158.

158 A Detective mentioned in Sullivan opera // The Times, Feb. 28, 1918. Пер. Д. Клугера.

Несколькими годами раньше премьеры "Терпения", в 1876 году вышла анонимная сатирическая пьеса "Бенджамен Д.: Его скромный ужин". Мишенью сатиры была политика тогдашнего премьер-министра Бенджамена Дизраэли – лорда Биконсфильда. В пьесе можно было прочесть о Поллаки целое стихотворение, в котором его называют "детектив-генералом 159 нашей аристократии", намекая на активное участие Поллаки в делах и расследованиях щекотливого свойства, касающихся семейств высшего света.

159 Видимо, по аналогии с реально существовавшими званиями детектив-инспектора и детектив-сержанта.

При всей иронии и язвительности, автор отдаёт должное детективу, называя его "повелителем интриг и хаоса":

"Вот Поллаки в кресле дубовом сидит,

На столике рядом посланье лежит.

Печать на конверте с короной, гербом.

Великие тайны есть в деле таком.

<...>

И важен, и горд, будто он – кардинал.

Для лордов велик детектив-генерал!

И не усомнится никто ни на миг,

Что именно он повелитель интриг!"160

160 Kesselman B. ‘Paddington’ Pollaky, Private Detective. The Mysterious Life and Times of the Real Sherlock Holmes, 2015. P.184–185. Пер. Д. Клугера

Разумеется, враги Дизраэли не могли пройти и мимо соблазнительного "этнического" намёка (как известно, лорд Биконсфильд был крещёным евреем). Вообще же, при прочтении этой сатиры остаётся странное ощущение, что её автор (или авторы) интеллект сыщика Поллаки оценивают выше, чем интеллект премьерминистра "Бенджамена Д.". Что, впрочем, неудивительно: Игнациус Поллаки был необыкновенно обаятелен и артистичен. Кстати, свою "иностранность", заграничное происхождение он сделал не только объектом иронии, но и орудием работы.

Как правило, он сознательно и старательно демонстрировал при разговоре свой акцент (то ли немецкий, то ли венгерский). По его собственному признанию, этот акцент сбивал собеседника с толку – тот начинал думать, что сыщик понимает меньше, чем на самом деле. А акцент в нужный момент вдруг исчезал бесследно.

В лондонской редакции французского журнала "Фигаро", в номере от 28 января 1874 года появился карикатурный портрет нашего героя. На рисунке он, держа в руках блокнот, заглядывает в замочную скважину. Портрет нарисовал известный французский художник Фостен (Faustin) Бетбедер, по заказу лондонского редактора "Фигаро" Джеймса Мортимера. Портрет входил в серию "Знаменитые лондонцы", вышедшую затем отдельным изданием. Самым известным из вошедших в неё шаржированных портретов остаётся портрет Чарльза Дарвина, демонстрирующего обезьяне её отражение в зеркальце. Так что Поллаки оказался в неплохой компании (имеем в виду, разумеется, Дарвина, а не обезьянку). Если это не слава, что же тогда слава?

Нередко он выполнял деликатные поручения иностранных правительств. Его способности высоко ценили во Франции и Австрии. Среди дипломатов или финансистов он чувствовал себя так же свободно, как и в криминальной среде. По словам его биографов, даже знаменитое агентство Пинкертона в зените славы не могло соперничать с Паддингтонским Поллаки. Частыми были внезапные отлучки из Англии, которые сопровождались скупыми и таинственными упоминаниями о нём в континентальных газетах. И оказывалось, что то или иное зарубежное правительство призвало гения сыска для распутывания очередного сложного дела.

Что представляли собою его методы? Не манеры, выводившие из себя приличных джентльменов, а именно методы как система сыска? Об этом его спрашивали многие. Слегка приоткрыл завесу знаменитый детектив в разговоре с Мюрреем:

"Суть моей системы, если таковая существует, в её секретности. Как говорится, левая рука не знает, что делает правая. Я не веду никаких записей, и в моём бюро нет администратора или секретаря, наносящего на бумагу информацию.

Мои сотрудники не знакомы друг с другом. Я не встречаюсь с ними в своём офисе. В моей памяти и моей записной книжке они фигурируют под номерами: "Номер такой-то, номер такой-то". Скажу вам больше: я и сам не стремлюсь узнать их, мне достаточно номеров" 161. Тут он слегка лукавил. Разумеется, он знал своих агентов. И не просто знал их имена (а не одни лишь номера), но и всю их подноготную – иначе вряд ли ему удалось бы их завербовать и убедить заниматься таким, в общем-то, не самым безопасным ремеслом, каким был (да и по сей день остался) частный сыск. Другое дело, что тайны своих агентов он хранил столь же строго, как и тайны клиентов – в том числе, весьма высокопоставленных.