Гений российского сыска И. Д. Путилин. Гроб с двойным дном

ПОЦЕЛУЙ БРОНЗОВОЙ ДЕВЫ (Тайны Варшавскихиезуитов)

— Скромный служитель алтаря приветствует, Вас, сын мой. Исповедь — великое дело, — ласково проговорил туч­ный, упитанный настоятель-ксендз N-го варшавского косте­ла, когда перед ним — за исповедальными ширмами — пред­стала высокая, стройная фигура молодого красавца-графа Болеслава Ржевусского, сына местного магната. — Облегчите свою душу чистосердечным покаянием.

¾ Я прихожу к вам, отец мой, в последний раз... несколько неуверенно начал молодой граф...

¾ Почему в последний раз?

¾ Потому что я люблю и скоро собираюсь жениться.

¾ Но разве женатые не исповедуются, сын мой? — уди­вленно вырвалось у служителя католической церкви.

¾ Вы не дали мне докончить. Я люблю русскую, я со­бираюсь жениться на православной.

Лицо ксендза как-то сразу потемнело и сделалось угрюмо-суровым.

¾ Что ж, — усмехнулся он. — Таких случаев, к прискорбию, немало... Это дело вкуса и известного влечения. Но, конечно, вы сами будете пребывать в лоне святой католической церкви?

Молодой граф отрицательно покачал головой.

¾ Нет, — твердо произнес он.

¾ Как?! Вы...

Ксендз-исповедник даже отшатнулся от молодого человека.

¾ Я перехожу в православие. Родители моей невесты ставят непременным условием нашего брака мой переход из католичества в православие.

¾ И вы? — сурово, гневно спросил один из верных слуг Ордена Игнатия Лойолы.

¾ И я принял это условие.

Какие-то хриплые звуки вырвались из груди духовника-иезуита.

¾ Я... я не верю своим ушам... Я не хочу, не могу этому верить, вы шутите...

¾ На исповеди не шутят, отец мой, — серьезно ответил молодой граф.

¾ Вы, вы — единственный отпрыск высокочтимого рода Ржевусских, самых пламенных и верующих католиков, переходите в иную, чужую веру?!

¾ Чужая вера? Что это за странное определение, отец мой? Разве Бог — не один и тот же? Разве есть специально православный Христос и специально католический Христос?

¾ Не смешивайте Господа с церквью! — гневно прошептал исповедник.

¾ Я, вот именно и не смешиваю, это делаете вы, разделившие Христа на разные алтари разных церквей, — в тон ему ответил взволнованно граф.

¾ Берегитесь! Вы богохульствуете. — Глаза фанатика-ксендза загорелись огнем бешен­ства.

¾ Я? Вы ошибаетесь. Если бы я переходил в магометанство, в иудейство — я мог бы понять взрыв вашего негодования, вашей духовной скорби. Но я перехожу в ту веру, которая высоко чтит Бога—Христа. Что же это вас так устрашает, отец мой?

¾ Вы переходите в веру тех, которые являются врагами вашего народа, ваших отцов, матерей, сестер и братьев.

¾ Позвольте, отец мой, вы затрагиваете уже ту область, которая менее всего может касаться вопроса веры, религии: вы переходите на политику. Но разве это уместно здесь, в храме, на исповеди, перед святым Распятием? Или католическое духовенство отлично совмещает в себе служение политическим интригам со служением Богу?

Лицо ксендза стало багрово-красным.

¾ Еще раз повторяю вам: берегитесь! Вы начинаете издеваться над священнослужителями католической церкви. Вы с ума сошли! О, я узнаю в этом проклятое влияние православных изуверов... Сколько вы получили наставление от их попов?..

¾ Мне стыдно за вас, отец мой, — отчеканил молодой граф. — Вы — слуга Милосердного Бога, — позволяете себе предавать проклятию в святом месте таких же правоверных христиан, таких же христианских священнослужителей, как и вы сами.

О, подлый орден Игнатия Лойолы живуч! Вы, оптом и в розницу торгующие Богом, вы остаетесь верны проклятому, вовсе не христианскому, завету: «Цель оправдывает средства». И вы, славшие людей на костер ad majorem Dei gloriam (для вящей славы Бога), действительно, не брезгуете никакими средствами. Я — не ребенок, отец мой... Мне отлично известны проделки католического ду­ховенства, менее всего думающего о догмах христианского Евангелия. Прощайте. Я ухожу отсюда примиренным с Бо­гом, но не с вами.

И, поклонившись, граф повернулся, чтобы выйти из исповедальни.

Секунду — ксендз-исповедник стоял пораженный, словно оглушенный... Потом он вздрогнул и резко крикнул:

¾ Стойте, граф! Я вас предупреждаю, что сегодня же я сообщу об этом вашему отцу. Посмотрим, как он отне­сется к вашему ренегатству.

— Вы сообщите? Но разве духовник имеет право рассказывать кому бы то ни было о том, что ему говорилось на духу?

¾ Для спасения погибающей души... для торжества цер­кви, — залепетал ксендз-иезуит.

Молодой граф рассмеялся.

¾ Ну, разве я не прав, когда только что сказал, что у вас «цель оправдывает средства»? Вы, вот, готовы быть клятвопреступником, дабы выслужиться перед вашим Орденом, а заодно... и перед знатным, богатым магнатом. Salvete, padre!

¾ Погодите... стойте! — исступленно схватил за руку графа верный прислужник католической церкви. — Я умо­ляю вас именем Бога отказаться от вашего безумного решения!

¾ Нет! — резко ответил Ржевусский.

¾ Но вы забываете одно, что Бог иногда очень сурово карает вероотступников. Знаете ли вы это, безумец? — свистящим шепотом пронеслось по исповедальне вопрос фанатика-ксендза.

Глаза его сверкали. Что-то молчаливо угрожающее было видно в этом сверкании, было слышно в этом шепоте.

¾ А-а, — отшатнулся от него молодой граф. — Я вас понимаю, святой отец: вы грозите мне местью не Бога, а местью Его служителей? Что ж, я и этого не боюсь... Работайте, старайтесь, но не забывайте, что теперь — не средние века, что ужасы святой Инквизиции отошли в область мрачных, отвратительных преданий. Прощайте!..