Генрих Гиммлер

Приложение Б Франкфуртский суд (1964–1965)

К моменту опубликования этой книги во Франкфурте уже почти год шел судебный процесс об Аушвице, и конца ему не было видно. Подобные суды (как, например, суд над соратниками Эйхмана, Хунше и Крумейом, в Будапеште) проводились или даже шли в данный момент одновременно во Франкфурте и еще в некоторых местах, тогда как другие готовились к производству.

Столь долгая задержка в проведении этих судов немецкими общественными обвинителями объяснялась тем фактом, что относящиеся к делу документы были лишь недавно представлены союзниками, завладевшими ими после войны. Кабинет общественного обвинителя, учрежденный специально для расследования военных преступлений Германии, начал действовать только в 1957 году в Людвигсбурге, близ Штуттгарта. Другой причиной задержки было то, что многие обвиняемые скрывались под вымышленными именами, другие бежали за границу, и переговоры об их выдаче постоянно затягивались — и некоторые из них, например, переговоры о тех, кто был связан с печально известным доктором Менгеле, практически без надежды на успех.

В конце концов, на скамью подсудимых в 1964 году во Франкфурте удалось усадить двадцать три человека. Были представлены свидетельства их виновности в самых ужасных преступлениях. Характер людей, используемых Гиммлером и его сотрудниками, можно себе представить на примере Освальда Кадука, который в своей известной любви к детям дошел до того, что раздавал еврейским детям в лагере воздушные шарики (в материалах дела это называлось «организованной» раздачей), после чего им «вкалывали» в сердце инъекцию фенола со скоростью десять детей в минуту. После войны до его опознания и ареста «Папа Кадук», как его называли позже из-за любви к детям, работал санитаром.

Когда для дачи свидетельских показаний вызвали бывшего эсэсовского судью, он элегантно и непринужденно провозглашал скользкие и уклончивые ответы на вопросы, задаваемые ему председателем и прокурором, снова вытащив на свет смертоносную игру слов: «специальные меры», «переселение», «генеральная линия» и даже «высшие меры за пределами юрисдикции» — все термины, используемые СС для обозначения убийства. И тут внезапно попросил слова один из менее интеллигентных обвиняемых, Стефан Барецки. Он явно не мог больше сносить такого искажения истины. Председатель позволил ему говорить. Суть речи Барецки сводилась к тому, что, мол, нам приходилось делать грязную работу, тогда как эти люди болтали языками, а когда мы жаловались на то, что нам приказывают убивать детей, нам советовали не рассуждать о том, чего мы не можем понять, а подчиняться приказам. Затем он вернулся на место.

Эта вспышка вскрывает сущность нацистского геноцида. Непосредственным исполнителям убийств полагалось не думать о том, что они делают, а принимать это как исполнение долга перед фюрером и немецким народом. После этого готовность быть жестоким, безжалостным и исполнительным в истреблении людей, считающихся недочеловеками, считалась наивысшей добродетелью для тех, кто был избран исполнять приказы фюрера.