География

Страбон и его «География»

Знаменитый греческий географ Страбон родился около 64/63 г. до н. э. и умер приблизительно в 23/24 г. н. э. Он был современником образования Римской империи и конца эпохи эллинизма: на глазах Страбона пало в 30 г. до н. э. последнее эллинистическое царство египетских Птолемеев. Европейская Греция уже более ста лет (с 146 г. до н. э.) находилась под римским господством. В течение 30 лет вплоть до битвы при Акциуме Греция была ареной опустошительных войн, беззастенчивых грабежей и разорения сельскохозяйственных территорий. Окончательный удар экономике и культуре европейской Греции нанесли Митридатовы войны (87–63 гг. до н. э.): от причиненных ими разрушений Греция уже не могла оправиться.

Во времена Страбона Эллада представляла поле развалин с великими памятниками прошлого: целые области обезлюдели,[1] знаменитые в истории города превратились в захолустные деревушки или совершенно исчезли с лица земли. Экономические и культурные центры переместились с Балканского полуострова в Италию, в Александрию и в Малую Азию. Однако малоазийские греческие города, несмотря на все бедствия, все еще до некоторой степени сохраняли экономическое благосостояние и вели интенсивную культурную жизнь.

С установлением империи изменилась экономическая политика Рима[2] и эксплуатация греческих провинций стала организованной системой нового римского государственного строя. Новый властитель Рима Август установил мир, положил предел злоупотреблениям наместников и упорядочил откупную систему взимания налогов.[3] Август принимал меры к восстановлению разрушений в провинциях, причиненных войнами и стихийными бедствиями.[4] В результате этих перемен греческие малоазийские области стали понемногу оправляться, но этот экономический и культурный подъем не коснулся европейской Греции. Только Афины продолжали еще оставаться культурным центром, как бы университетом Эллады, где все еще читали лекции представители главных философских школ, однако никакой творческой научной работы уже не велось.[5]

Олигархическая верхушка рабовладельцев греческих провинций переменила хозяев и примирилась с римским господством: римские легионы были надежной защитой от восстаний рабов и обездоленного простонародья.[6]

Греческие образованные круги также поняли, что новая власть укрепилась «всерьез и надолго» и стали приспосабливаться к вкусам и потребностям римских правителей, которые предъявляли спрос на «практически полезные науки». Крупнейшие философы и ученые, как Полибий, Панеций, Посидоний, открыто заявляли себя сторонниками римлян, восхваляя римскую военную мощь и мудрость римского государственного устройства. Один за другим греческие философы, грамматики, преподаватели риторики, врачи стали приезжать в Рим, где некоторые из них делали блестящую карьеру, вращаясь в высшем римском обществе и достигая почестей и богатства.[7] Среди других греческих ученых приехал в столицу тогдашнего мира выдающийся историк и географ Страбон, уроженец Понта — области, недавно покоренной Римом.

Страбон происходил из Амасии в Понте, крупного эллинистического центра с большим греческим населением. Члены его семьи занимали высшие должности у понтийских царей. Прадед Страбона был полководцем (taktikós) Митридата Евпатора, а другой родственник — верховным жрецом в Коммагене, занимая второе место по значению после царя. Дед Страбона перешел на сторону римлян, но не получил за это награды, обещанной ему Лукуллом, так как сенат не утвердил под давлением Помпея распоряжений Лукулла в Азии.

Семья географа, придерживаясь римской ориентации, по-видимому, сумела сохранить благосостояние и пользовалась влиянием в римских кругах как в провинции, так и в самом Риме. В силу этого Страбон мог получить хорошее по тому времени философское образование и даже посвятить себя путешествиям и научным занятиям.

В ранней юности отец отправил будущего географа в Нису на Меандре слушать лекции по риторике и грамматике у Аристодема из Нисы, родственника Посидония и воспитателя сыновей Помпея.[8] Учителем философии Страбона был перипатетик Ксенарх из Селевкии Киликийской (XIV, V, 4). Страбон слушал Ксенарха, вероятно, в Александрии или в Риме, где он занимался также у грамматика Тиранниона из Амиса,[9] которого называет «поклонником Аристотеля». Занятия у философов-перипатетиков не мешали будущему географу причислять себя к стоикам,[10] так как при господствовавшем тогда эклектизме противоречия между школами сглаживались. С юных лет Страбон объездил много стран и всюду вел тщательные наблюдения.[11] Так, он побывал в Нисе, в Катаонской Комане (XII, II, 3), в ущелье реки Пирама на Тавре (XIV, II, 24), затем посетил Траллы (XIV, I, 42), Гиераполь (XIII, IV, 14) и Эфес (XIV, I, 23).

В зрелом возрасте Страбон также долго путешествовал по примеру Посидония и Полибия, о чем он сам с гордостью упоминает (II, V, 10). Так, он проехал от Армении до Сардинии и от Черного моря до эфиопских гор на Верхнем Ниле. Однако эти путешествия, по-видимому, не были специальными научными экспедициями, как у Посидония. Некоторые даты его путешествий можно определить с точностью. Например, в 29 г. до н. э. по дороге в Коринф (где тогда находился Август) Страбон высадился на маленьком островке Гиаросе (X, V, 3). В Коринфе он осматривал развалины и часть города, восстановленного Цезарем, и поднимался на Акрокоринф (VIII, VI, 26); однако ни в Афинах, ни в Олимпии Страбон, видимо, не был (Делос тогда лежал в развалинах).

В столице мира географ жил подолгу[12] и вращался в высшем римском обществе. Среди его друзей были Сервилий Исаврийский,[13] Гней Писон, Элий Галл и, быть может, как думают, Гораций.[14] Феофана Митиленского, друга Помпея и историка его походов на Восток, Страбон, вероятно, знал еще раньше и вновь встретился с ним в Риме. В Риме он видел молодых британцев (IV, V, 2), наблюдал в цирке смерть сицилийского разбойника Селура (VI, II, 6) и успел посмотреть в храме Цереры[15] знаменитую картину Аристида (VIII, VI, 23). Из Рима Страбон, возможно, по Аппиевой дороге доехал до Брундисия (V, III, 6), а оттуда морем прибыл в Популонию (V, II, 6). По пути из Италии в Александрию, плывя вдоль берегов Африки, Страбон видел с корабля Кирену (XVII, III, 20). В Александрии Страбон остановился надолго (II, III, 3). Там он встречался с историком Николаем Дамасским (XV, I, 73), видел индийских змей и уродца «гермеса», привезенных в подарок Августу индийскими послами в 20 г. до н. э. (XV, IV, 43). Из Александрии Страбон совершил модное тогда путешествие — прогулку по Нилу — в свите Элия Галла по маршруту: Гелиополь—Мемфис—Пирамиды—Арсиноя на Меридском озере—Фивы—Сиена—остров Филе—границы Эфиопии (XVII, I, 29, 31, 38, 46, 30).

В 13 г. до н. э. Страбон побывал еще раз в Александрии,[16] затем, по всей вероятности, вернулся в Рим.

Где географ провел последние годы жизни, неизвестно: одни полагают в Риме, а другие — на Востоке.[17] Умер Страбон глубоким стариком около 23/24 г. н. э.

Первым сочинением Страбона были не дошедшие до нас «Исторические записки», задуманные как продолжение «Истории» Полибия; «Записки» охватывали события от разрушения Карфагена и Коринфа[18] и доходили, быть может, до битвы при Акциуме (31 г. до н. э.).

Продолжением «Исторических записок» является «География», или «Географические записки»,[19] законченные около 7 г. до н. э.,[20] когда автор был уже 70-летним стариком. Вышел в свет труд Страбона, по-видимому, уже после его смерти, без последней авторской редакции.[21]

Пытливый ум греков рано стал интересоваться географией. Географические сведения содержатся уже в древнейших греческих литературных памятниках — гомеровском эпосе и в поэмах Гесиода.

География возникла в Ионии в VI в. как часть «истории» и имела вначале чисто описательный характер, приспособленная прежде всего для нужд купцов и мореходов.

Основателем математико-астрономического направления в географии был Эратосфен из Кирены (III в. до н. э.). Применив к географии математический метод, Эратосфен пытался разрешить вопросы о конфигурации и размерах земли в целом и отдельных частей обитаемой области (ойкумены). Он провел две главные оси — долготы и широты, пересекающиеся на Родосе, и определил длину меридиана через Византий—Родос—Александрию и Сиену.[22] Затем знаменитый астроном Гиппарх изобрел градусную сеть, разделив эратосфеновскую главную параллель широты на 360°. Он провел 12 параллелей широты и разделил всю землю на «климаты», или зоны, заложив таким образом — основы научной картографии.

Представителем другого практически-политического направления в географической науке явился Полибий (II в. до н. э.); для него география была лишь вспомогательной исторической дисциплиной, без которой невозможно понимание военных походов. Полибий ограничивает задачи географии эмпирическим описанием отдельных областей ойкумены.[23]

В соответствии с требованиями эпохи и интересами образованных римских правителей (I, I, 23) Страбон решительно склонился к точке зрения Полибия. География для Страбона — наука практическая, цель которой — польза для властителей (II, I, 18), поэтому он подчеркивает, что при написании своего труда он имел в виду «государственные интересы и пользу народа».[24] Его «География» дает возможность государственным людям и полководцам изучать арену своей деятельности (I, I, 16). Поэтому географ должен интересоваться преимущественно ойкуменой; общие же теоретические вопросы о земле в целом, относительно обитаемости других ее частей для него несущественны. Вместе с тем географ должен обладать некоторыми математическими и астрономическими сведениями (I, I, 18), предполагая таковые и у своих читателей (I, I, 22). С другой стороны, государственный человек и полководец должен уметь пользоваться готовыми математическими и астрономическими данными, преподнесенными ему географом, так как у него нет времени входить в подробности и заниматься самостоятельными изысканиями (I, I, 21). Поэтому математика и астрономия для географа — лишь вспомогательные дисциплины (II, V, 1).

Таким образом, Страбон держится узкопрактической точки зрения римлян, не любивших научных теорий (logos, theoria), от которых не видно непосредственной пользы.[25]

Страбон полон сознания важности и величия своего труда; он иногда впадает в дидактический тон и с легкостью порицает самых выдающихся ученых (X, III, 5), а в одном месте заявляет, что не подобает ему дискутировать со всеми, но только с людьми, вроде Эратосфена, Посидония, Гиппарха и Полибия.[26]

В западноевропейской науке одно время упрекали Страбона за отсутствие чувства художественной формы и безвкусицу.[27] Нужно помнить, однако, что наш географ и не стремился к художественности, ставя себе совершенно другие задачи: деловитость и доступность изложения для читателей. Он не претендует на «литературность»[28] и старается придерживаться сухого, умеренного аттицизма.

«География» принадлежит к жанру «памятных записок» (Hypomnēmata), это — чисто научное сочинение. Там, где автор говорит от себя, у него преобладает сухая безыскусственная проза научных статей, по стилю напоминающая прозу Диодора Сицилийского или Дионисия Галикарнасского. Ввиду огромного количества цитируемых источников, самых разнообразных по стилю, подчас трудно отделить его собственную стилевую манеру от стиля источников.[29] Приводя нередко целыми страницами выписки из разных авторов (например, из Онесикрита), Страбон объявляет их материал негодным, но все-таки невольно передает их стилевую манеру.[30] Западноевропейские ученые часто несправедливо приписывали самому Страбону всякие смысловые и стилистические неудачи изложения, а высокий полет мысли и элегантность стиля относили за счет его образцов, главным образом Посидония, Эратосфена и Гиппарха.[31]

Композиция «Географии» диктуется отчасти самим. материалом (кроме первых двух книг — так называемого «введения»). Изложение, по-видимому, бесплановое, часто прерывается длинными вставками (эксцерптами), не связанными с основной темой.[32]

Критический метод Страбона, конечно, нельзя назвать научным. Однако, несмотря на кажущуюся произвольность, критика его имеет свои границы и нормы: она направлена на отыскание «противоречий» в источнике, подходящих под схоластические категории: «недостоверное» (apíthanon), «невозможное» (adýnaton) и «противоречивое» (enántion). После выявления подобных «противоречий» по правилам школьной логики применяется метод «приведения к нелепости» (reductio ad absurdum).[33] Мелочная придирчивость и поспешность нередко вытекают у Страбона из непонимания предмета, о котором идет речь в источнике. Из-за полемики трудно бывает иной раз восстановить буквальный смысл цитируемого места.[34]

Однако вину за это не следует возлагать целиком на Страбона: он только примыкал к господствовавшему тогда «школьному» направлению; в философских школах: его времени царило эпигонство, выдвигались посредственности, высказывавшие обо всем банальные истины.[35]

Метод и цель Страбона чисто описательные, совершенно в духе потребностей времени. Он не стремится к причинному объяснению явлений и к теоретическим построениям и гипотезам, но ограничивается разработкой «периплов» и «периегез», хорографических, исторических и мифологических сочинений. Вместо объяснения у него только констатация фактов и явлений, чем он особенно гордится: «Я излагаю, — говорит Страбон, — большинство исторических фактов лучше, чем другие, и дополняю по неведению пропущенное ими» (X, III, 5).

Страбон, таким образом, не может быть назван самостоятельным исследователем,[36] но все же он и не простой компилятор или эксцерптатор, рабски следующий за Эратосфеном, Посидонием или Полибием. Замысел его грандиозен, он задумал дать географическое описание всей ойкумены и исправить карту мира в соответствии с новыми научными данными, накопившимися со времен Эратосфена. По величию замысла, обилию и разнообразию материала колоссальный труд Страбона не имеет себе равных среди географических сочинений древности. Это — первая попытка сопоставить все географические сведения своего времени и дать их систематический обзор. Страбон располагал еще всем богатством эллинистической культуры; он мог пользоваться знаменитой Палатинской библиотекой в Риме.[37] Большей частью из того, что дошло до нас от времени эллинизма, мы обязаны Страбону.[38] Однако грандиозная задача, поставленная Страбоном, оказалась ему не по плечу.

Вопрос о достоверности сохраненного Страбоном материала сводится к вопросу о методе его работы с источниками. Трудно установить, что он читал в оригинале и что черпал из вторых рук. Кроме того, не все книги «Географии» обработаны одинаково (и сохранность их различна)[39] при обилии источников и частой смене их; много у Страбона отрывочных и подчас не совсем понятных высказываний. Главная задача Страбона— сопоставление источников. Так, например, при описании Аравии (XVI, IV, 5, 21) он использовал три источника: Эратосфена, Артемидора и Посидония. Общий обзор Аравии дан по Эратосфену, затем следует большой отрывок из Артемидора; в сообщение Артемидора Страбон вставляет личные наблюдения, после чего снова возвращается к источнику.[40]

Своих источников Страбон не скрывает, но зачастую изменяет порядок чужих мыслей и комбинирует отдельные места, перерабатывая их в своем стиле.[41]

Что касается характера и объема использованных в «Географии» источников, то этот вопрос можно с точностью решить только тогда, когда цитированные сочинения сохранились или же отличаются исключительно оригинальным стилем и содержанием (как, например, труды Посидония и Эратосфена). В огромном большинстве случаев источники Страбона целиком покрываются «Географией», а в каком объеме привлечен материал, решить невозможно.

Страбон не хочет (подобно позднейшим компиляторам, которые нагромождали цитаты) выставлять напоказ свою ученость. Цитаты и имена авторов никогда у него не приводятся только для «украшения»: имя автора всегда дается для критики или подтверждения факта. «Там, где, — говорит он, — я имею свое суждение, даю то, что считаю правильным, где — нет, там называю имена осведомителей, там же, где нет никаких источников, — там и я умалчиваю» (VI, III, 10).

В соответствии со своим описательным методом Страбон стремится к максимальной точности, которая, по его мнению, достигается: 1) свидетельством очевидцев, 2) согласием источников. При расхождении источников предпочтение отдается какому-нибудь одному автору, на которого возлагается, так сказать, ответственность за достоверность известия. Поэтому Страбон всюду ищет очевидцев (аутопсию), даже на краях ойкумены— в Иберии, в Гадирах, в Иерне (Ирландия) и на берегах Инда. Для дальнего запада (Иберия, Галлия, Британния) его авторитет — очевидец Посидоний, побывавший в Иберии; для Индии — историки Александра и Эратосфен, писавший под свежим впечатлением великих открытий. Друзья Страбона — Элий Галл и Афинодор, живший в Петре (в Аравии), сообщали ему сведения об Аравии. Для историко-географического описания Армении и Кавказа Страбон пользовался «Деяниями Помпея», автором которых был Феофан Митиленский, сопровождавший Помпея в походе на восток и т. д. Многие города на Понте Страбон хорошо знал как местный уроженец. Описание Рима, некоторых местностей Италии и Египта (Александрия, путешествие по Нилу) Страбон дает также частично по личным впечатлениям.

Центральной проблемой исследования источников «Географии» является вопрос об объеме и способах использования сочинений Посидония, которого Страбон называет «самым ученым философом нашего времени» (XVI, II, 10). Страбон пользовался историческими сочинениями этого философа («Истории» и описание подвигов Помпея), а также его знаменитым трактатом «Об Океане» (предполагается, что почти все космологические, метеорологические и этнографические отрывки Страбона восходят к этому сочинению).[42] Страбон не дает, однако, последовательного пересказа содержания трактата, но заимствует только то, что нужно для полемики и что подходит под его схоластические категории (apíthanon, adýnaton, enántion);[43] кроме того, выбор заимствованного материала во многом зависит от описательного характера «Географии».[44] То, что не подходит к описанию, он помещает в экскурсы, следуя, впрочем, порядку изложения Посидония. В основном мысли и содержание трактата мы узнаем из критики Страбона (II, II, 1–3, 8).

Взгляды Посидония и Страбона на цели и задачи географии совершенно расходились: для Посидония география была «физикой», не описанием, а объяснением мира; отсюда отрицательное отношение Страбона к географии Посидония и недовольство применением последним математики.[45] «Посидоний, — говорит Страбон, — много занимается „исследованием причин“ и подражает Аристотелю как раз тем, что наша школа[46] избегает делать» (II, III, 8); он старается объяснить все физические явления «единой причиной» (apò miās aitias).

Во «Введении» (I–II книги), следуя плану изложения материала у Посидония, Страбон дает вкратце историю географической науки, гомеровский вопрос,[47] изменение земной поверхности,[48] форму земли и ойкумены (I, III, 12),[49] учение о зонах и тропиках,[50] проблему океана (II, V, 18),[51] теорию приливов и отливов, измерение земли (II, V, 26 сл.), карту ойкумены, «сфрагиды» (II, I, 22) и общий очерк описания земли (II, V, 26 сл.).

Все «теоретические» вопросы, как например конфигурация земли, проблема зон в тропиков и т. д., для Страбона только «гипотезы», которые он приводит по Посидонию заранее, чтобы читатель, приступая к изучению отдельных стран, имел представление о целом (II, II, 1).

Влияние Посидония на Страбона заметно не только в теоретических вопросах (во «Введении»), но оно весьма велико и в описаниях отдельных стран (Иберии, Галлии, Британнии). Однако стиль Посидония, его изысканность, группировка материала не нравились Страбону. Поэтому не следует преувеличивать влияния Посидония и считать-«Географию» простым продолжением трактата Посидония, предполагая в случаях обширных заимствований его механическое посредничество.[52]

Другого своего великого предшественника — Эратосфена — Страбон также признает одним из выдающихся ученых всех времен (XVII, III, 22) и под влиянием Посидония принимает во внимание его взгляды.

«География» Эратосфена по материалу в эпоху Страбона, конечно, устарела, на все же оставалась классическим произведением. За протекшие два столетия после выхода в свет труда Эратосфена было сделано много важных географических открытий [благодаря походам римлян, парфян и Митридата (I, II, 1)], произошла дифференциация и специализация наук и изменились взгляды на задачи науки.

Принимая критику материала Эратосфена Полибием, Посидонием и Артемидором и главным образом критику его метода Гиппархом, Страбон примыкает к суждениям этих ученых. Критика Страбоном известий Эратосфена только частично самостоятельна; в целом же он следует Полибию, Артемидору и Посидонию. Повторяя суждения этих ученых, он упрекает Эратосфена в недостатке философского образования (I, II, 2), в плагиатах у Дикеарха (II, IV, 2), неправильном толковании Гомера (I, II, 3 сл.) и в недостаточном знании Афин.[53]

Страбон хочет, насколько возможно, исправить географию Эратосфена (I, II, 2). Это исправление сводится, однако, только к замене прежних цифр расстояний между географическими пунктами новыми данными. Наиболее существенные поправки он делает в отношении Галлии, Британнии, Германии и Кавказа (VII, II, 4; VII, I, 5). Известиям Эратосфена об отдельных странах (например, об Индии)[54] Страбон (следуя Полибию) — безусловно доверяет и принимает его взгляды на форму и размеры ойкумены (с некоторыми поправками).

Некоторые ученые (Гроскурд) высказали мысль ввиду родства композиции Страбоновой «Географии» с трудом Эратосфена о том, что первая является лишь расширенным продолжением второго.[55] Взгляд этот нельзя признать правильным уже по одному тому, что задачи и цели этих двух сочинений совершенно различны.

В большинстве случаев Страбон дает прямые цитаты из Эратосфена, но в двух первых книгах своего труда он, как думают, пользуется каким-то промежуточным источником, что сильно затемнило в его изложении связь и содержание «Географии» Эратосфена.

Иногда Страбон недостаточно понимает оригинальные мысли Эратосфена. Например, при рассмотрении знаменитого Эратосфенова деления земель на «сфрагиды» и «плин-фии» он не указывает практической и теоретической ценности нового деления и при описании отдельных стран даже вовсе их не упоминает,[56] выступая в духе нового времени сторонником политических границ.

Принципиально отбрасывая математический метод Эратосфена,[57] Страбон критикует его за излишнее доверие к таким источникам, как Пифей[58] и Дамаст (I, III, 1), которых он считает лжецами (I, IV, 3). Метод проекции Эратосфена с пересекающимися прямоугольно градусами Страбон одобряет, но под влиянием Полибия вносит поправки в его измерение ойкумены и исчисление широт (I, IV, 3 сл.).[59]

Позицию Эратосфена наш географ считает особенно уязвимой, так как тот «является, так сказать, математиком среди географов и географом среди математиков» (II, I, 41).

Содержание знаменитого сочинения Эратосфена Страбон пересказывает бегло и бессвязно, в одних случаях соглашаясь, в других — высказываясь вслед за Гиппархом против неточности метода Эратосфена.

Отношение Страбона к третьему великому предшественнику — Гиппарху — диктуется-его пониманием задач географии и отсутствием специального математического образования.

Гиппарх считал составление карты земkи делом отдаленного будущего и стремился пока только определить относительное положение географических пунктов строго математическим путем (действительные расстояния его не интересовали). Он требовал точных измерений и наблюдений, которые географам должны дать астрономы, и в случае отсутствия или невозможности получить таковые рекомендовал ограничиться лишь описательными задачами (II, I, 11). Его критика Эратосфена носила чисто негативный характер.

Не будучи компетентным в специально математических вопросах, Страбон не мог судить о фактической правильности критики Гиппарха. Однако он берет под защиту Эратосфена, требуя более подробной и «конструктивной» критики (II, I, 41). Там, где Эратосфен не прав, «достаточно будет исправить его утверждения путем простого установления фактов в моей „Географии“» (II, I, 41).[60] По его мнению, «очевидность и согласие всех свидетельских показаний достовернее показаний любого инструмента» (II, I, 11). Таким образом, в установке Страбона обнаруживается противоречие, объясняемое, как думают, различными влияниями Посидония и Полибия: с одной стороны, он против занятия географа точными науками, а с другой — у географа должно быть некоторое знание основ своей науки, но он не обязан вдаваться в подробности.[61]

В своей критике Гиппарха и Эратосфена Страбон до некоторой степени самостоятелен (он имел еще под руками великие произведения этих ученых), но все же частично пользуется аргументами Посидония.[62]

Наряду с Посидонием, Эратосфеном и Гиппархом Страбон ставит и Полибия в числе тех ученых, с которыми почетно иметь дело (I, II, 1). Для географа времени Августа требовалась определенная политическая и философская установка. Будучи продолжателем Полибия в своих «Исторических записках», Страбон и в «Географии» принял его готовую программу и ориентируется на людей, прошедших известный «цикл наук для свободнорожденных» (идеал образования римлян, неблагоприятно относившихся к теоретическим наукам; I, II, 22).[63]

Соответственно своей установке на «практически полезное» (chrēsimon) Полибий требовал от историка и географа минимума математических и астрономических знаний, необходимых полководцу и государственному деятелю исключительно для практических целей — определения времени по солнцу и звездам. Он считал поэтому излишним занятие теоретическими вопросами (например, вопросами о фигуре земли, ее положении в космосе и т. д.) и ненужным исследования земель, лежащих за пределами политических интересов Рима, а также пользование математически-астрономическим методом.[64] Влияние Полибия на Страбона проявляется главным образом в том, что географ принял его описательный метод и общетеоретические установки.

В «Географии» Страбоном широко использованы материалы Полибия,[65] главным образом при описании Италии и Греции. Много исторических сведений и экскурсов заимствовано из Полибия. Метод использования сведений Полибия ясно виден на примере обзора истории ахейцев (VIII, VII, 1–3 сл.): известия Полибия берутся за основу и связываются с материалом из других источников для общего обозрения положения страны.[66] Совершенно так же Страбон поступает и с известиями Эратосфена (как мы видели выше) — показатель того, что Эратосфен и Полибий являются одними из его главных авторитетов (для описательной части «Географии»).

Критика Страбоном Полибия (иногда мелочно-придирчивая; ср. II, IV, 7) направлена большей частью на уточнение расстояний. Географ старается показать, что «ходячие мнения» (laodogmatikai apopháseis) о расстояниях ложны и должны быть оправданы перед Посидонием, Артемидором и другими писателями (X, III, 3). Критерием правильности или неправильности расстояний и измерений Страбон объявляет «согласие современных писателей» (II, IV, 4) или «признание большинства».

Кроме этих «основных» источников (Посидоний, Эратосфен, Гиппарх, Полибий), всю остальную массу источников, цитируемых или упоминаемых Страбоном, можно разделить на две части: одних авторов он бесспорно имел под руками и прилежно читал, другими же пользовался через посредников (главным образом через Посидония, Эратосфена и Полибия).

К числу писателей, которыми Страбон пользовался непосредственно, в первую очередь принадлежит Артемидор из Эфеса — его главный авторитет при описании Средиземноморского побережья (представитель описательной географии).[67] Труд Артемидора (около 104 г. до н. э.) был, по-видимому, написан для мореходов и купцов и представлял сухое описание побережья.[68] Артемидор был мало оригинален, но его сочинение ценно тем, что, кроме ссылок на писателей, он записывал и результаты собственных наблюдений.[69] Страбон приводит известия Артемидора главным образом для контроля данных других авторов (например, Полибия).

В силу своего пристрастия к гомеровской археологии и географии Страбон усиленно пользуется (в описании Эллады и Троады) комментаторами Гомера — Деметрием Скепсийским и его подражателем Аполлодором из Афин.[70] Страбон несколько раз полемизирует с Деметрием (VII, III, 6; XII, III, 20–23, 24–27) и берет у него материал для большого экскурса о куретах (X, III, 19, 22) (возможно, через Посидония).[71]

Современные историки, которых Страбон цитирует непосредственно, — это Тимаген (IV, I, 13; XV, I, 57), Азиний (вольноотпущенник Азиния Поллиона) (IV, III, 3), Николай Дамасский (XV, I, 7, 3), Деллий (II, V, 12), Феофан Митиленский,[72] Аполлодор из Артемиты[73] (XI, II, 1), Метродор из Скепсиса (XI, V, 1; XVI, IV, 16), Асклепиад из Мирлеи (III, IV, 3, 19) и др.

Крупнейших представителей доэратосфеновской географии — Дикеарха и Евдокса из Книда — Страбон, хотя и цитирует, но, видимо, не читал. Многих писателей Страбон цитирует через Посидония, Эратосфена или Полибия (например, Аристотеля, Феофраста, Стратона, Тимея, Феопомпа, Пифея и др.) и в своей оценке зависит нередко от вкусов посредников. Так, например, под влиянием Полибия он часто цитирует и хвалит Эфора[74] и порицает Пифея (II, V, 8). Неясно, читал ли Страбон в подлиннике Платона.[75] «Древних авторов» — Ктесия, Гелланика, Фукидида, Ксенофонта — Страбон использует из вторых рук. Геродота Страбон противопоставляет Гекатею и Гомеру[76] (вслед за Эратосфеном), считает его известия устаревшими, пользуясь им, по-видимому, через какого-нибудь посредника.[77]

Свои «Исторические записки» Страбон использовал в «Географии», но по некоторым замечаниям видно, что он старался не повторяться.[78]

Описание отдельных стран ойкумены в «Географии» начинается с Иберии (Испании) (книга III).

Древним географам приходилось описывать ту или иную страну без карты. Для простоты и наглядности они уподобляли описываемую страну какой-нибудь геометрической фигуре или подходящему конкретному предмету, например форма Пелопоннеса уподоблялась платановому листу, а Иберия — бычьей шкуре и т. д.

При описании Иберии Страбон пользуется известиями Посидония, который жил в Гадирах (Гадесе);[79] затем он приводит цитаты из Полибия (III, II, 10) и латинских авторов[80] — Танусия и анонима, ссылается на Артемидора (XV, I, 4) и Тимосфена (III, I, 7).

В книгах IV и VI (описание Галлии и Альп) использованы сообщения Посидония, Артемидора, Тимагена, Азиния[81] («Записки» Цезаря Страбон знает через посредство Тимагена).[82] Для описания Британнии Страбону, несмотря на предубеждение, пришлось пользоваться сведениями Пифея (через Посидония).

Источниками V и VI книг, посвященных Италии, являются Полибий, неизвестный Хорограф и Артемидор (побережье).[83] Исторические отрывки даны по анналистам (Фабию и Ацилию, за которыми скрывается иногда Тимей), Тимею и Посидонию.[84] Рим и, быть может, Кампанию Страбон описывает по личным впечатлениям. Сведения о Южной Италии (Великая Греция) и Силиции принадлежат Антиоху из Сиракуз, Полибию и Эфору.[85]

Книги об Элладе (VIII–X) и частично о Малой Азии (Троада) посвящены главным образом гомеровской географии (комментарии к Гомеру). Способ описания, принятый в этих книгах, совершенно отличен от способа описания остальной ойкумены. Страбон следует здесь традиции своих источников (Деметрия Скепсийского, Аполлодора и Артемидора). Изложение неравномерное и всецело зависит от характера выбранных источников.[86] Так, например, по Артемидору, он подробно описывает (в духе сухой учености гомеровских комментаторов) упомянутые у Гомера безвестные местечки,[87] а прославленным в истории областям и городам (например, Аттике, Афинам) посвящает буквально по нескольку строк.[88] Современным положением Греции под властью римлян Страбон очень мало интересуется (вряд ли сам он видел в Греции какие-нибудь местности, кроме Коринфа и, быть может, Патр) (VIII, VII, 3). Такое отсутствие интереса к современной ему Греции и, наоборот, живой интерес к героическому прошлому показывают, что Эллада была для географа только «музеем древностей», дорогим по школьно-литературным воспоминаниям.[89]

При описании Троады и эолийской области (XII книга) источниками были в первую очередь Деметрий Скепсийский и Гегесианакс (как местные уроженцы и очевидцы), затем Эфор и анонимный автор одного из периплов.[90]

Киммерийский Боспор и Понт[91] (XI книга) описаны по материалам древнего пон-тийского перипла[92] (в основном северное побережье Черного моря), «Деяний Помпея» Феофана Митиленского[93] и сочинений историков Митридата — Гипсикрата из Амиса[94] и Метродора из Скепсиса[95] (в основном исторические сведения).

Материалы для описания Гиркании и Бактрии Страбон черпал из Аполлодора Артемитского,[96] отчасти же из трудов соратников Александра [Кирсила (?), Медия — XI, VI, 1; Аристобула[97] — XI, VII, 3; Тимагена[98] и Патрокла].

Живым изображением кавказского побережья и его населения (XI, IV, 2) Страбон обязан Феофану Митиленскому.[99] Известия о Закавказье и Армении восходят также к Феофану Митиленскому[100] (Страбон, не особенно ему доверял) и к Деллию, спутнику Антония в Парфянском походе (XI, XIII, 3). Легендарные рассказы об амазонках в Колхиде принадлежат Гипсикрату и Метродору.[101]

Наибольшую критическую самостоятельность географ проявляет в описании Малой Азии, которая для него, местного уроженца, находилась в центре мира:[102] многие местности здесь он описывает как очевидец.[103] Там, где у Страбона не было собственных наблюдений и справсж, он нередко цитирует вместе и Артемидора, и Аполлодора. Особый интерес он проявляет к племенам и народностям Мадой Азии; подробно описывает Мисию и так называемую Фригию «Эпиктет» (XII, IV, 5).[104] Размеры страны определяются на основании Геродота и Эратосфена (II, V, 8; II, I, 3).[105]

При описании Индии Страбону пришлось иметь дело со множеством разноречивых источников об этой стране (XV, I, 2). Известия современных купцов и мореходов об Индии он совершенно отбрасывает.[106] За основу описания, по-видимому, взят рассказ

Эратосфена и затем к нему добавляются сообщения «прочих писателей» (XV, I, 14), т. е. Патрокла, Ктесия, Аристобула, Онесикрита, Неарха, Мегасфена, Артемидора и Деимаха[107] (к известиям Артемидора прибавлены сведения Николая Дамасского — XV, I, 72). Хотя всех писавших об Индии (кроме Эратосфена) Страбон считает лжецами, в особенности же Деимаха (II, I, 9), но все же пользуется их материалами. Большинство этих писателей (спутников Александра) Страбон знает, по-видимому, через Эратосфена и Посидония.[108]

Известия о Передней Азии (книга XVI) делятся на четыре части: 1) деяния Александра (XVI, I, 3–4, 27); здесь источники — участники Александрова похода и Эратосфен;[109] 2) исторические отрывки (битва с Сарпедоном, восстание Трифона и др.) взяты из «Истории» Посидония;[110] 3) история Помпея и взятие Иерусалима (XVI, I, 19-2, 46) заимствованы из «Деяний Помпея» Феофана Митиленского;[111] 4) «современные события» (XVI, I, 28-4, 24) (отношения с парфянами и поход Элия Галла) взяты отчасти из отчетов и личных рассказов Элия Галла. Особое место занимает длинный экскурс о Моисее из Посидония.[112]

Описание Египта и Ливии (XVII книга) принадлежит к числу самых блестящих книг Страбона и делится также на несколько частей. Каждая часть имеет особые задачи, для каждой используются разные источники. Страна на Ниле была хорошо известна географу, и Александрию он описывает по личным впечатлениям. В Египет Страбон прибыл уже зрелым человеком с основательной научной подготовкой, ознакомившись предварительно с соответствующей научной литературой. Его отчет о путешествии по Нилу в свите Элия Галла отличается живостью и точностью описания. Главные источники XVII книги — это Артемидор (для описания побережья), Танусий и Аристобул (исторические отрывки, основание Александрии — XVII, II, 5; I, 6). Эфиопский поход Петрония описан со слов одного из участников (может быть, самого Петрония).[113] Изображение мощи Карфагена (XVII, III, 14 сл.) взято из Полибия.[114] В заключение Страбон дает краткое обозрение Римской империи, не связанное с содержанием книги.

Обзор источников «Географии» и метода их использования показывает, что Страбон сравнительно редко непосредственно пользуется трудами упоминаемых им писателей. Гомер не является для Страбона источником исторических сведений о героическом периоде, а всего лишь объектом для изысканий в области «древностей».

В области научной географии Страбон не выходит за пределы сведений, сообщаемых Посидонием.[115]

Основные географические «допущения» Страбон заимствует у своих предшественников (Эратосфена, Гиппарха, Посидония). Так, он признает, что земля — шар и находится в центре вселенной; на земном шаре различаются 5 поясов и круги (экватор, эклиптика, или зодиак, и полярные круги), происшедшие от движения небесных тел. Обитаемая часть (а с ней только географ и имеет дело), или ойкумена, состоит из трех материков и образует лишь часть земного шара, ограниченную двумя параллелями широты и двумя меридианами долготы. По форме ойкумена — четырехугольник (или «хламида»), границы которого почти совпадают с границами умеренного пояса северного полушария. Принимая деление каждого большого круга на 60 частей (каждая часть равна 4200 стадиям, т. е. градус равен 700 стадиям, — II, V, 7), Страбон считает (вслед за Эратосфеном) наибольшую длину ойкумены в 70 000 стадий (⅓ окружности земного шара). На пространстве остальных ⅔ земной окружности, в другом полушарии, Страбон полагает возможным (согласно Посидонию) существование двух или более ойкумен (I, IV, 6). В этих ойкуменах обитают, однако, другие расы людей, с которыми географ не имеет дела (II, V, 13).

Северные части нашей ойкумены более узки, а сама она вытянута к югу. Северные пределы ее простираются от устьев Борисфена (Днепра) на 4000 стадий по параллели севернее Иерны (Ирландии). Южный предел обитаемой зоны проходит приблизительно в 8000 стадиях от Сиены в Египте, по параллелям через область автомолов и Страну корицы в 8800 стадиях от экватора (II, V, 14). Восточную часть ойкумены разделяет горная цепь Тавра, тянущаяся от Средиземного моря до Восточного океана. Ойкумена представляет собой большой остров в мировом океане, заливами которого являются Каспийское море, Персидский и Аравийский заливы.

Как географ Страбон значительно уступает Эратосфену в точ'ности определения размеров даже хорошо известных областей Европы и Средиземноморского бассейна. Так, вслед за Полибием наш географ отвергает данные Пифея о существовании Фулы и других обитаемых земель у полярного круга, и признает Иерну (Ирландию) самой северной из всех обитаемых земель (II, V, 7). Далее, он переносит данную Эратосфеном широту Массалии (Марсель) значительно южнее ее истинного положения (т. е. гораздо южнее Византия). С этими ошибками Страбон соединяет еще ложное представление о том, что северный берег Африки образует почти прямую линию. Отсюда карта Европы и Средиземноморского бассейна принимает у Страбона искаженный вид.

Для описания отдельных стран, кроме материала письменных источников и личных наблюдений, географ дополняет свой труд устными сообщениями очевидцев, сведущих лиц и слухами и считает свое описание наиболее полным. Он с гордостью говорит: «Среди других географов не найдется, пожалуй, никого, кто бы объехал намного больше земель, чем я... Тем не менее большую часть сведений как они, так и я, получаем по слухам» (II, V, 11).

Политическая и «национальная» тенденция Страбона проявляется довольно ясно. Так, «варварские» племена его мало интересуют,[116] но об индийцах и египтянах он говорит с уважением. Сознавая культурное превосходство греков, он предпочитает греческих писателей римским.

Так как «География» предназначена быть чем-то вроде справочника для римских правителей (и в конечном счете адресована императору), Страбон во всем, что касается современности, придерживается официальной точки зрения. Позволяя себе некоторую критику действий провинциальной администрации (V, II, 7), он с уважением, но без лести, говорит об Августе и восхваляет его официальные доблести — dementia и liberalitas.[117] В заключение своего труда (на самом видном месте) он опять выдвигает личность принцепса, подчеркивая официальную версию о конституционном происхождении его власти.[118]

Подчас слишком строгие суждения и оценки Страбона западноевропейскими учеными несправедливы, потому что Страбон сопоставляется главным образом с его великими предшественниками — Эратосфеном, Гиппархом и Посидонием, а это сравнение не всегда в пользу нашего автора. Поставленная же в ряду с другими писателями-историками эпохи, например Дионисием Галикарнасским или Диодором, фигура Страбона значительно вырастает.

Непреходящая ценность географа не только в том, что он сообщил нам важные сведения о великих системах Эратосфена, Гиппарха и Посидония, но и воскресил целый мир, который без него остался бы для нас в значительной мере непонятным.

Для нас, граждан Советского Союза, Страбон наряду с Геродотом оставил древнейшие сведения* о юге нашей Родины, без которых работы историков и археологов были бы почти невозможны.

От переводчика

Перевод «Географии» Страбона сделан с греческого текста, изданного Г. Л. Джоунзом (H. L. Jones. The geography of Strabo. With an English translation. I–VIII. London, 1917–1932). При переводе использованы следующие издания Страбона, переводы и комментарии к нему. Русские переводы: Ф. Г. Мищенко. География Страбона. М., 1879 (полный перевод); В. В. Латышев. Известия древних писателей о Скифии и Кавказе. ВДИ, 1947, № 4, стр. 177–192; С. В. Мирошников, ВДИ, 1947, № 4, стр. 192–207; В. В. Латышев, там же, стр. 207; П. И. Прозоров, там же, стр. 208–226; В. В. Латышев, там же, стр. 226–241; П. И. Прозоров, там же, стр. 241–247 (отрывки). Немецкие переводы: C. G. Gгоskurd. Strabons Erdbeschreibung in siebenzehn Büchern nach berichtigtem griechischen Texte unter Begleitung kritischer erklärender Anmerkungen verdeutscht. 4 Bde, Berlin u. Stettin, 1831–1834;

A. Fоrbiger. Strabo’s Erdbeschreibung übersetzt und durch Anmerkungen erlaütert 4 Bde, Stuttgart, 1836–1860. Французский перевод: A. Tardieu. Géographie de Strabon. Traduction nouvelle. 4 w., Paris, 1909. Комментарии: W. Аly. Strabon von Amaseia. Untersuchungen über Text, Aufbau und Quellen d. Geographica. München, 1960; H. L. Jones. The Geography of Strabo, I–VIII (перевод и комментарий). London, 1917–1932.

Цитаты из Гомера даны в переводах Н. И. Гнедича и В. А. Жуковского, из трагиков — в переводах Ф. Ф. Зелинского, И. Ф. Анненского и А. И. Пиотровского, из Гесиода — в переводе В. В. Вересаева; цитаты из остальных авторов — в нашем переводе.

Передача греческих имен и географических названий в русской транскрипции представила значительные трудности, так как пришлось считаться с установившейся в русском языке практике и непоследовательно писать, с одной стороны: Афина, Вавилон, Византий, а с другой — Гомер, Геродот, Герод, Библ и т. д.

Перевод «Географии» Страбона отредактирован проф. О. О. Крюгером, которому мы обязаны массой ценных замечаний. Статью и примечания просматривали проф. К. М. Колобова и доц. И. И. Бабков. Весьма важные замечания и указания дали нам проф. И. И. Шафрановский и Е. Г. Бобров. Общая редакция проф. С. Л. Утченко. Всем перечисленным лицам переводчик приносит глубокую благодарность.

Рукописное предание и первые издания Страбона

Ближайшие преемники Страбона Плиний и Птолемей не упоминают его «Географии». Иосиф Флавий, Плутарх и Афиней уже пользуются Страбоном. Для лексикографа Стефана Византийского (VI в.) он уже главный авторитет в вопросах географии, так же как и для Евстафия (XII в. н. э.).

На Западе в средние века Страбон не был известен. Одну рукопись «Географии» в 1423 г. привез в Венецию Джиованни Ауриспа (ее купил знаменитый Чириако д’Анкона). Ученый византиец Георгий Гемистий Плифон в 1438 г. привез другие рукописи Страбона (Marcianus 379, 406, 517). Плифон обратил внимание гуманистов на Страбона и нанес удар влиянию Птолемея.

«География» появилась в печати в 1472 г. сначала в латинском переводе,[1] сделанном по плохой рукописи. В 1480 г. по побуждению папы Николая V (основателя Ватиканской библиотеки) вышел новый латинский перевод Гуарино. Первое издание греческого текста появилось в 1516 г. у Альда Мануция (на основании плохой рукописи). В 1587 г. в Париже вышло критическое издание «Географии», подготовленное н комментированное знаменитым филологом Казобоном (с переродом Ксиландера) (по-страницам этого издания обычно цитируют Страбона). В 1815 г. (по инициативе Наполеона I) в Париже появилось критическое издание Корэ (в 4 томах); затем Г. Крамера (Берлин, 1844–1852, в 3 томах), А. Мейнеке (1866, в «Bibliotheca Teubneriana»); К. Мюллера—Ф. Дюбнера (Париж, 1853–1858, в 2 частях).

Наилучшая рукопись «Географии» — Codex Parisinus 1397 (А)[2] — содержит только книги I–IX (книгу VII — в отрывках) с большими пропусками. Другие рукописи содержат, напротив, только конец — книги X–XVII. Полностью все 17 книг сохранившись только в Codex Parisinus 1393, с большими пропусками (в особенности книга VII). В 1875–1895 гг. Г. Коцца-Луца открыл и издал фрагменты «Географии» на палимпсесте (около 500 г. н. э.). Из палимпсеста видно, что текст еще в V в. был в хорошем состоянии и сохранил особенности августовской орфографии. Архетип, написанный минускулами (около I–II в. н. э.), имел некоторые недостатки: пропуски, пятна, оборванные поля.[3] В 1956 г. палимпсест был транскрибирован и вновь издан В. Али.[4]

Фрагменты Страбона из Евстафия и Стефана Византийского, изданы Р. Кунце.[5] Древние изложения содержания (Kephalaia) и выдержки (эпитомы) изданы: Geographi Graeci Minores (II, стр. 529 сл.); F. Jacoby. Die Fragmente d. griechischen Historiker. II А, стр. 430, и II С, стр. 291 (Berlin, 1926); наиболее важные — палатинские (X в.) и ватиканские (XIV в.) (Epit. Palatina et Vaticana).

Важнейшая библиография, использованная переводчиком

A. И. Б о л т у н о в а. Описание Иберии в «Географии» Страбона. ВДИ, 1947, № 4, стр. 142–160.

B. Ф. Г а й д у к е в и ч. История античных городов Северного Причерноморья, тт. I—II М.—Л., 1933.

Д. П. К а л л и с т о в. Боспор Киммерийский. "Опыт исследования по истории Северного Причерноморья и Боспора эпохи Археанактидов и первых Спартокидов. М.—Л., 1948.

Д. П. К а л л и с т о в. Северное Причерноморье в античную эпоху. Учпедгиз, М., 1932. О. В. Кудрявцев. Эллинские провинции Балканского полуострова во II в. нашей эры. Изд. АН СССР, М., 1934, 364 стр.

В. В. Л а т ы ш е в. PONTIKA. СПб., 1909.

A. Б. Р а н о в и ч. Восточные провинции Римской империи в I–III вв. н. э. Изд. АН СССР, М.—Л., 1949, 264 стр.

М. И. Р о с т о в ц е в. Страбон как источник для истории Боспора. Сб. в честь В. П. Бузескула. Харьков, 1914, стр. 366–380.

B. Ф. С м о л и н. К вопросу об источниках Страбона по Боспорскому царству. Изв. Тавр. общ. ист., археол. и этногр., т. III (60), Симферополь, 1929, стр. 66–71.

W. A l y. Strabon von Amaseia. Untersuchungen über Text, Aufbau u. Quellen d. Geographica. München, 1960, 397 стр.

H. B e r g e r. Geschichte d. wissenschaftlichen Erdkunde d. Griechen. Berlin, 1887–1893.

E. H. В u n b u r y. History of Ancient geography. London, 1883.

M. D u b o i s. Examen de la Géograpnie de Strabon. Paris, 1891.

M. D u b o i s. Strabon et Polybe, Revue des études greques. Paris, 1891, стр. 343.

E. H o n i g m a n, RE, 1931, 2 Reihe, 7 Hbb., стлб. 76-133.

F. G i s i n g e r. Geographie. RE, 1924, Spplb. IV, стлб. 532–685.

K n a a c k. Eratosthenes. RE, 1909, 6. Bd., стлб. 361–389.

W. K u b i t s c h e k. Erdmessung. RE, 1935, Spplb. VI, стлб. 32–54.

R e h m. Hipparchos. RE, 1913, 8. Bd., стлб. 1666–1681.

К. R e i n h a r d t. Poseidonios. RE, 1953, 43. Hbb., стлб. 558–826.

К. Z i e g l e r. Polybios. RE, 1952, 42. Hbb., стлб. 1440–1578.

Список сокращений

Бергк-Крузиус — Anthologia Lyrica. Post Bergkium ediderunt E. Hiller — О. Crusius. Lipsiae, 1897.

Арним — Stoicorum Veterum Fragmenta. Edidit H. v. Arnim. Vv. I–IV. Lipsiae, 1905.

Дильс — Die Fragmente der Vorsokratiker. Herausgegeben von H. Diels. Vv. I–II. Berlin, 1912.

ВДИ — Вестник древней истории.

Керте-Тирфельдер — Menandri Reliquiae. Ediderunt Körte-Tierfelder. Vv. I–II. München, 1957–1958.

Наук — Tragicorum Graecorum Fragmenta, recensuit A. Nauk. Lipsiae, 1889.

Пюеш — Pindare. Texte établie et traduit par A. Puech. Vv. I–VI. Paris, 1923.

Ржах — Hesiodi Opera. Edidit A. Rzach. Lipsiae, 1902.

Якоби — Fragmenta Historicorum Graecorüm. Edidit Jacoby.

IOSPE — Inscriptiones Antiquae Orae Septentrionalis Ponti Euxini. Ed. B. Latyschev. Petropoli, 1885–1890.

RE — Realenzyklopädie der Klassischen Altertumswissenschaft. Herausgegeben von Pauly—Wissowa—Kroll—Ziegler.

Греческие меры

Дактил (палец) = 18.5 мм

Фут = 296.0 мм

Локоть = 444.0 мм

Локоть астрономический = 2°

Оргия = 1.776 м

Плефр = 29.6 м

Стадий (аттический) = 177.6 м

Стадий (олимпийский) = 192.27 м

Схен (египетский) = 5.5 км (=30 стадий)

Арура (аттическая) = 0.024 га²

Арура (египетская) = 0.2 га²

Римская миля = 1480 м

Киаф = 0.045 л

Котил = 0.270 л

Хус = 3.24 л

Метрет = 38.88 л

Хеник = 1.08 л

Медимн = 51.84 л

Драхма = 3.41 г

Мина = 341.20 г

Обол = 0.57 г

Талант = 20 470 г

Халк = 0.09 г

Амфора = 40 л