Герман Геринг. Железный маршал - читать бесплатно онлайн полную версию книги автора Борис Вадимович Соколов (Агония люфтваффе) #30

Агония люфтваффе

Создание другого «чудо-оружия», или «оружия возмездия», ракеты «Фау-1» («V-1»), относящейся к классу крылатых, и «Фау-2» («V-2»), первой в мире баллистической ракеты, курировал не Геринг, а Гиммлер. Рейхсмаршал лишь однажды посетил ракетный полигон Пенемюнде. Это случилось 13 октября 1944 года, когда там проходили испытания зенитной ракеты «вассерфаль». Вот как описал визит Геринга глава германской ракетной программы конструктор генерал-майор Вальтер Дорнбергер:

«Со стартового стола ракета взмывала вертикально вверх — точно так же, как и «А-4» («V-2»). Она управлялась по радио. Оператор наблюдал ее визуально и наводил на цель. Ракета могла эффективно поражать цель в радиусе 25 км и на максимальной высоте 17,5 км. Ей удавалось достичь максимальной скорости 216 км/ч… В этот день нашим почетным гостем был Герман Геринг. Поприветствовав сотрудников министерств вооружений и авиации, прибывших на испытание, он прошел к большому ангару из гофрированного железа, где мы разместили модели и чертежи ракет. Я выделялся на фоне толпы в мундирах люфтваффе своим мундиром сухопутных войск. Повернувшись, Геринг удивился. Заур представил меня.

С осени 1939 года, когда мы устроили демонстрационный показ на экспериментальной станции «Куммерсдорф», мне не доводилось видеть Геринга. Он изменился столь разительно, что я не поверил своим глазам… В первую очередь я обратил внимание на блестящие красные кавалерийские сапоги из мягкой марокканской кожи, с серебряными шпорами. На Геринге была просторная шинель на меховой подкладке и с толстым меховым воротником из меха австралийского опоссума. Он шел тяжело и неловко из-за тучности и маленьких ступней. Когда он подошел ко мне, полог шинели распахнулся, и я увидел под ней светло-серый мундир люфтваффе, а на нем россыпь наград. Фантастический облик рейхсмаршала дополнял походный вариант маршальского жезла. На толстых пальцах мягких рук блестели платиновые кольца с рубинами. Когда-то энергичные черты лица заметно оплыли, глаза беспокойно бегали. Он выглядел как пресыщенный сластолюбец, потерявший интерес к жизни. Теперь, когда наше положение в воздухе стало поистине отчаянным, он был уныл и мрачен…

В ангар я зашел вместе с Герингом. Пока начальники отделов рассказывали о своих ракетах, Геринг прохаживался по помещению, изучая развешанные по стенам чертежи, или скорее делал вид, что они его интересуют. Я держался сбоку от него. Примерно каждые пять минут глаза у него закатывались так, что видны были только белки. Тогда, покачиваясь, он начинал рыться в карманах шинели, доставал маленькую розовую пилюлю и глотал ее. После этого он приободрялся и приобретал почти нормальный вид. Пять минут спустя представление повторялось. Когда докладчик в смущении останавливался, он постукивал жезлом по моделям и чертежам и восклицал: «Так держать!» Ему было очень трудно собраться с мыслями. Через полчаса он несколько оживился, задал два-три саркастических вопроса и заявил в заключение: «Все это я уже слышал девять месяцев назад. Покажите мне что-нибудь новенькое!»

Мы поднялись на крышу небольшого корпуса зенитных ракет. Когда Геринг карабкался по наружной лестнице, он вытащил из кармана тяжелый пистолет и стал подбрасывать и ловить его. Это продолжалось до тех пор, пока адъютант не отобрал у Геринга оружие, указав, что оно заряжено.

В 100 метрах от корпуса стояли в ряд четыре разные ракеты. Вскоре взлетела первая из них. Погода была скверной. Грозовые облака плыли по небу на высоте двух километров. Через несколько секунд все ракеты исчезли в вышине. Разумеется, проверить, влияло ли на них дистанционное радиоуправление, не было ни малейшей возможности. Геринг вышел из себя и заорал: «Если это все, что вы можете мне показать, то убирайтесь к черту! Я все это видел год назад, и ничего не изменилось!» Спустившись по лестнице, он увидел меня и спросил: «А когда вы собираетесь стрелять? Я хочу увидеть «А-4».

По пути к большому измерительному корпусу я сказал ему, что ракетная установка «А-4» стоит в лесу на подвижном лафете, и добавил несколько слов о ее дальности и точности. Похоже, настроение у Геринга улучшилось. Он смеялся, лицо его сияло. Он захотел осмотреть установку.

— Нам нужен час, — объяснил я. — Нас не предупредили заранее о показательных стрельбах. Ракета не готова к немедленному запуску.

— Так займитесь ею, — настаивал Геринг. — Сегодня мне хотели показать старые игрушки, которые не хотят выбрасывать.

Пока ракету готовили к запуску, Геринг совещался. Затем он поинтересовался:

— А где ракета?

— В целях безопасности мы отвезли ее в лес. Сейчас ее увидеть нельзя.

— Но я хочу ее видеть! — топнул ногой Геринг.

— Когда ее запустят, она будет медленно подниматься над лесом, — успокоил я его. — И вы увидите ее во всей красе…

Наконец над кронами деревьев поднялось густое облако дыма. Донесся глухой гул, свидетельствовавший о подготовке к запуску. И наконец, ракета с оглушительным грохотом взмыла в воздух. Описав дугу, она легла на восточный курс и исчезла в облаках.

Геринг захохотал и повернулся ко мне, задев меня широкими полами своей шинели. Он обнял меня, хлопнул по спине и сказал:

— Потрясающе! Ее надо будет продемонстрировать первому съезду партии после войны!

Он произнес это 30 октября 1944 года! Я потерял дар речи.

После этого Геринг посмотрел на запуск ракеты «Х-4» класса воздух — воздух. Когда руководитель работ попросил Геринга обеспечить этому проекту высшую приоритетность в плане финансирования и выделения ресурсов, рейхсмаршал, грустно улыбнувшись, развел руками:

— Что толку в моем согласии? Не успею я вернуться домой, как какой-нибудь отдел Генерального штаба люфтваффе наверняка уже отменит мое решение. Сейчас у меня нет голоса даже в собственном хозяйстве.

Второй запуск тоже привел Геринга в восторг, он радостно зааплодировал, а потом рявкнул на своих спутников из люфтваффе:

— Почему у этих армейских ребят все получается, а у вас нет? Пусть они покажут вам, как надо работать!

С этими словами он и уехал».

Наверняка в тот момент Геринг уже понимал, что после войны никаких съездов НСДАП больше не будет, а состоится, скорее всего, какой-то международный суд над руководителями Германии. Он признал на Нюрнбергском процессе, что после успешной высадки союзников в Нормандии уже не надеялся на благоприятный исход войны. В октябре 44-го англо-американские войска уже стояли у западных границ рейха, а советская армия — на Висле и у границ Восточной Пруссии. И конечно же, никаких сомнений в поражении Германии у Геринга не было, так что повлиять на исход войны никакие приоритеты, отданные тем или иным разработкам, уже не могли. Но, разумеется, ничего этого он инженерам и конструкторам говорить не стал. Никаких ценных указаний Дорнбергеру и его коллегам Геринг дать не мог, да они от него их и не ожидали.

Рейхсмаршал говорил начальнику Генштаба люфтваффе Карлу Коллеру, сменившему на этом посту погибшего Кортена:

«Я болен, с меня достаточно всего этого… Сейчас я был бы не против умереть».

Во второй половине 1944 года люфтваффе начали ощущать дефицит хорошо подготовленных летчиков. Галланд писал по этому поводу:

«Снижение качества подготовки новых пилотов становилось все более серьезной проблемой, поскольку неприятель опережал нас как по качеству и количеству самолетов, так по опыту летчиков. Пилотов-новичков можно было посылать воевать только на Восточный фронт, где они могли постепенно набираться опыта. В битве же за Германию мастерство нужно было демонстрировать в каждом бою. Поэтому рос процент молодых и неопытных летчиков, которых сбивали раньше, чем они успевали совершить хотя бы десяток вылетов. Этот показатель в конце концов превысил 50-процентную отметку. Мы все больше уступали западным противникам как в технике, так и в подготовке летного состава. Соревнование же по количеству самолетов было нами уже давно проиграно.

В конце 1944 года существовало всего 15 летных школ, и в силу вышеуказанных причин их явно не хватало. Немецкий летчик-истребитель отправлялся на фронт, имея только 150 часов налета, тогда как у его американского противника эта цифра была почти в три раза больше… С самого начала у нас не было достаточных сил для того, чтобы выстоять в течение всей войны, когда люфтваффе пришлось сражаться на фронтах протяженностью в тысячи километров, одновременно защищая рейх от мощных атак воздушных армад».

Строго говоря, 150 часов подготовки летчика люфтваффе до того, как он вступал в бой, было все-таки втрое больше, чем 40–50 часов подготовки, которые имели в конце войны советские пилоты-новички. Поэтому Восточный фронт и рассматривался чуть ли не как курорт, хотя немецких истребителей к концу войны там уже почти не осталось.

Как утверждал Галланд, «авторитет Геринга со времени битвы за Англию непрерывно падал, особенно его влияние ослабло после гамбургской катастрофы… Человек, который был выбран преемником Гитлера, «самый преданный паладин фюрера», как он именовал себя с гордостью, создатель люфтваффе, возможно, единственный из национал-социалистических лидеров, кроме Гитлера, пользовавшийся настоящей популярностью в народе, устал от руководящей роли в общественной жизни. В конце 1944 года Геринг предпринял свою последнюю энергичную попытку вернуть доверие фюрера, люфтваффе и народа. Но было слишком поздно».

Эта попытка выразилась в том, что он созвал в штаб-квартире воздушного флота «Рейх» в Ваннзее совещание командующих всеми соединениями дневных и ночных истребителей. Вот как описал эту встречу Галланд:

«Геринг потерял контроль над собой и говорил слишком возбужденно. Его агрессивность и оскорбления никого не воодушевили, а вызвали лишь горечь и возмущение. Так можно говорить с солдатами только тогда, когда по-прежнему пользуешься у них безграничным доверием. А ведь во фронтовых частях в адрес рейхсмаршала раздавались весьма непочтительные замечания и остроты. Мы, летчики-истребители, были готовы сражаться и умирать и доказывали это неоднократно, но мы не желали выслушивать в свой адрес оскорбления и проклятья в связи с отчаянной ситуацией в небе над рейхом. А в заключение Геринг отдал уже совсем бессмысленный приказ — записать свою несуразную речь на пленку и прокручивать ее летчикам на аэродромах».

Вскоре после этого совещания в январе 1945 года Галланд был снят с поста командующего истребительной авиацией. Это вызвало бунт летчиков-истребителей, который возглавил полковник фон Лютцов. Он во главе делегации из нескольких командиров истребительных авиагрупп был принят Герингом. Рейхсмаршал был вынужден уступить, после того как на сторону бунтовщиков встали начальник Генштаба Коллер и командующий 4-м воздушным флотом фон Грейм.

Фон Лютцов и его товарищи сообщили о тяжелом положений истребительной авиации. После этого Геринг вновь собрал совещание всех истребительных авиагрупп в Доме летчика в Берлине. На нем фон Лютцов подал Герингу меморандум, в котором обобщил основные претензии: преимущественное влияние командования бомбардировочной авиации; первоочередное оснащение самолетом «Ме-262» бомбардировочных частей; невыполнимые требования к истребительной авиации, в том числе отказ учитывать плохую погоду; оскорбительные намеки и сомнения в боевом духе летчиков-истребителей, высказанные рейхсмаршалом, и отставка командующего истребительной авиацией.

Геринг посчитал Галланда истинным вдохновителем этого демарша. Рейхсмаршал был взбешен, обозвал летчиков мятежниками и пригрозил полковнику фон Лютцову военным судом. Двое суток спустя его отправили в Италию командующим истребительной авиацией. Галланду предписывалось в 12 часов покинуть Берлин, но он самовольно вернулся.

О «деле Галланда» узнал фюрер и приказал его немедленно прекратить. Галланду было поручено сформировать соединение «Ме-262» и продемонстрировать боевые возможности реактивных истребителей в деле. В этой части стал служить и прошенный «бунтовщик» Гюнтер фон Лютцов, который погиб в самом конце войны.

Совещание Геринга с летчиками-истребителями происходило в дни последнего крупного немецкого наступления в Арденнах. Его первоначальный успех во многом был обусловлен тем, что шел снег и союзники не могли в полной мере использовать свое превосходство в воздухе. Но в последних числах декабря наконец установилась ясная морозная погода, и авиация союзников вновь обрела господство на всех высотах. Более 3000 бомбардировщиков нанесли массированные удары по тылам немецких войск, наступавших в Арденнах. Последней попыткой люфтваффе поддержать захлебывавшееся наступление стала операция «Боденплатте» («Ровная земля»).

Решение нанести серию сокрушительных ударов по аэродромам союзников было принято еще в начале ноября 1944 года. Его выполнение Геринг поручил командиру 2-го истребительного корпуса Дитриху Пельтцу. От операции «Боденплатте» ожидали «молниеносного» результата. Она началась по сигналу «Герман» утром 1 января 1945 года. К этому времени на 35 аэродромах, разбросанных от Бремена до Штутгарта, было сосредоточено и основательно замаскировано около 800 боевых самолетов. В основном это были «Ме-109» и «ФВ-190» новейших модификаций, сведенные в 10-ю истребительную эскадру. Кроме них в операции участвовали бомбардировщики и штурмовики всевозможных типов, собранные по всей Европе, включая даже некоторые соединения ночных истребителей и бомбардировщиков.

Мощную группировку ослаблял человеческий фактор. Многие ветераны погибли в боях, и летчики в большинстве своем были 16—17-летними необстрелянными юнцами из так называемого «призыва Геринга». Внезапный удар обрушился на аэродромы в Бельгии, Голландии и Северной Франции. Из налета не вернулось более 200 немецких самолетов. 96 машин было сбито, причем две трети — зенитной артиллерией. Остальные разбились в авариях или приземлились на территории противника. Психологический шок от потерь был настолько велик, что уцелевшие летчики в этот день наотрез отказались повторно вылетать в бой (невиданный случай в истории люфтваффе). Им удалось уничтожить на аэродромах и в воздушных боях около 50 американских и 150 английских самолетов. Кроме того, около 100 самолетов союзников были настолько тяжело повреждены, что не подлежали восстановлению, а еще около 200 самолетов требовали длительного ремонта.

Несмотря на все это, операция не принесла стратегического успеха. Особенно чувствительными для люфтваффе оказались потери опытных пилотов. Поскольку большинство союзнических самолетов погибли на земле, потери в летном составе у них были не столь велики, да и резерв подготовленных пилотов был несравненно больше.

Как отмечал Галланд, хотя, по донесениям, было уничтожено около 400 самолетов союзников, «из-за страшного заградительного зенитного огня, который велся с атакуемых аэродромов… а также в результате действий неприятельских истребителей и нехватки топлива наши потери составили в целом около 300 летчиков-истребителей, включая 59 ведущих командиров».

Союзная авиация сохранила подавляющее численное превосходство. Больше люфтваффе сколько-нибудь активной роли в войне не играли. Из-за нехватки топлива в воздух поднимались главным образом только реактивные самолеты. По этому поводу Дорнбергер заметил:

«Нам недоставало не истребителей, а бензина. Артерии, по которым доставлялось горючее, пересохли».