Герои без вести не пропадают. Книга вторая

ЧАСТЬ ВТОРАЯ

Усталый и подавленный вид брата, сходящего с самолета, поразил Рудольфа. «Не иначе как американская акула проглотила наш концерн со всеми потрохами. Да и вообще можно ли ожидать что-нибудь хорошего от проклятых янки! Чуют, что наш корабль тонет, и под видом спасательных работ шарят в наших карманах. О, как я ненавижу этих разбойников! Говорил брату, чтобы не связывался с ними. Нет, не послушался…»

За Адольфом сошел с самолета Швайцер со своими сотрудниками. Радость на его лице несомненно свидетельствовала об успехе.

– Хайль Гитлер! – приветствовал он своего шефа. – Герр штандартенфюрер, ваше приказание выполнил успешно. Мне удалось разыскать семью полковника Планка. Жена и мать полковника показали, что он жив и находится в Москве. Более того, по их словам, этот подручный адмирала Канариса ведет с ними регулярную переписку при содействии общества Красного Креста.

Глаза шефа гестапо вспыхнули, как у кошки, увидевшей мышь. «Орден мне обеспечен! – обрадовался он. – Стоит мне сообщить эти сведения в Берлин, как награды засверкают на моей груди. Но спешить не надо… Благодаря Турханову я разыскал полковника Планка. Несомненно, он знает больше, чем говорил до сих пор».

– Как вы полагаете, Турханов знает об этом? – спросил шеф.

– Думаю, что да. Впрочем, мы спросим у него.

– Но скажет ли он?

– А мы заставим,- не сказал, а прямо зарычал Швайцер. – Недаром у меня сегодня с утра чешутся руки.

– Тогда чешите на здоровье! – засмеялся шеф и по спешил к брату, ожидавшему его возле своего «мерседеса». Где мы обедаем сегодня? – спросил Адольф.

– Заедем в «Голубой Дунай»,- предложил Рудольф. – Там появился новый шеф-повар. Бармен уверяет, что он может приготовить сто разных блюд из шести-, недельного поросенка.

– Терпеть не могу жирных блюд,- поморщилась фрау Иммерман. – Лучше поедемте домой.

– Да и время не такое, чтобы веселиться в ресторанах,- поддержал ее муж. – Поехали.

Шикарный лимузин помчался по прямому, как натянутая струна, шоссе. Говорить никому не хотелось, и каждый погрузился в свои думы. Невеселые это были думы. Особенно тоскливо было на душе у Адольфа. Хотелось забыться, успокоиться, а услужливая память, как назло, воскрешала из прошлого одни неприятные события. Ему хотелось навсегда вычеркнуть из памяти образ первой жены и все то, что связано с ее именем, но время было бессильно стереть этот печальный образ из его памяти. Он старался успокоить себя тем, что Ида была еврейкой, а официальная политика фашистской Германии всех евреев объявила вне закона. «Не мог же я, представитель! высшей расы, продолжать совместную жизнь с представительницей низшей расы»,- не раз он говорил самому себе. Правда, нельзя человека принуждать прожить весь! век с нелюбимой женщиной, но это не значит, что можно завладеть имуществом нелюбимой супруги путем ее физического уничтожения.

За последнее время к переживаниям личного характера добавились неприятности внешнего порядка. Как было! хорошо в начале войны для немецких шовинистов! Казалось, фюреру никто и ничего не помешает выполнить свое обещание сделать немецкую расу расой господ, а самих; немцев – богатыми и счастливыми. Немецкий обыватель поверил тогда фюреру, ибо по его воле рушились государство за государством, а свободные страны покорялись фашистскому диктатору, предоставляя свои материальные и людские ресурсы в распоряжение немцев для продолжения захватнической войны. И в самом деле, было чему восхищаться немецкому буржуа: ведь семидесятимиллионный немецкий народ заставил за себя проливать реки крови более трехсот миллионов европейцев. Не сложили оружия только Англия и Советский Союз. Первая закрылась на своих островах, а советский народ, начав бить фашистов в сорок первом году, через три года создал реальную, угрозу существованию фашистского режима в самой Германии, а значит, и всех преимуществ и привилегий, полученных немецкой буржуазией от Гитлера. При одной мысли об этом у Иммермана до боли сжимается сердце и голова идет кругом. Он понимает, что приближающаяся с востока орудийная канонада намного страшнее теней Моше Гольдмана и его дочери…

– Я пойду переоденусь, а ты пока просмотри вон это,- сказал Адольф, вручая брату газеты, привезенные им из Швейцарии.

– Больно нужно мне корпеть над этим хламом, пренебрежительно отмахнулся Рудольф. – И свои газеты некогда читать, а ты предлагаешь еще чужие.

– Умей читать и чужие. Как известно, у каждой вещи есть две стороны – лицевая и оборотная. Чтобы иметь точное представление о ней, надо осмотреть обе стороны,

Младший брат развалился в кресле перед журнальным столиком и начал перебирать газеты. К французским и английским газетам он даже не притронулся,- кроме родного, он не знал других языков. Но газету «Нойе цюрихер цайтунг» он взял в руки и на первой же странице прочитал заголовок: «Испания и Аргентина охотно предоставляют убежище фашистским

Главарям, бежавшим из Германии». В статье были приведены конкретные факты предоставления убежища в этих странах немецким нацистам из делового мира, вынужденным бежать оттуда в связи с освобождением этих стран. Статья не понравилась гестаповцу. Он изорвал газету и бросил в горящий камин. Как раз в это время в дверях показался старший брат.

– Воюешь с антифашистской пропагандой? – усмехнулся Адольф. – Скажи-ка правду, что тебе тут не понравилось?

– Противно мне читать клевету на нас,- сплюнул Рудольф в камин, где догорала газета. – Пусть ее читают те, кто хочет спасать свою шкуру в трусливом бегстве.

– Напрасно сердишься. Мы должны благодарить каудильо Франко и президента Фаррея за то, что они так радушно принимают наших беженцев.

– Ты сам случайно не собираешься бежать? – с ехидством спросил Рудольф.

– Пока нет, но со временем мы оба ударимся в бегство. Не сердись, братец, ничего зазорного в этом нет: от русских бежали не только такие герои, как мы, но и настоящие гиганты, вроде Карла Двенадцатого или Наполеона. Так что, пока есть время, нам нужно позаботиться о пере воде нашего движимого имущества за границу. Чтобы им завладели такие стервятники, как банкир Барух?

– Нет, чтобы им не завладели большевики.

– Русские далеко. Еще рано беспокоиться.

– К сожалению, большевики живут не водной России. Их хватает и здесь, и в любой другой стране. Они хотят очистить Европу от нас. Ты хоть раз подумал о том, как будем жить тогда?

– Будем сражаться до победного конца.

– Без денег?

– Не беспокойся. Пока на свете жив хоть один немец, деньги для войны будут,- уверенно сказал Рудольф.

– Дай бог! – неуверенно покачал головой старший Иммерман. – К сожалению, не все немцы так наивны, как мы с тобой. Одни, подобно фельдмаршалу Паулюсу, сдаются русским, а другие с нетерпением ждут их прихода сюда. Боюсь, что к моменту их прихода под флагом фюрера кроме промышленников и финансистов да головорезов из СС и СД не останется ни один немец. Народ, он в общем-то не дурак: кто обещает рай на земле, за ним и пой дет. А коммунисты, как тебе известно, обещают жизнь без войны, без тюрем и концлагерей, жизнь свободную от голо да и безработицы. Подумай хорошенько, кто может устоять перед таким соблазном?

– Немцы устоят. Они не поверят пустым обещаниям коммунистов.

– Нечто подобное мы думали о русских после первой мировой войны, но они пошли за коммунистами. Поэтому нет уверенности в том, что после второй- мировой войны за \ ними не пойдут другие народы. А чтобы этого не случилось, нам заранее надо подумать, как спасти немецкую нацию.

– Не беспокойся, об этом фюрер давно подумал. Упрямство брата рассердило Адольфа:

– С тобой говорят как с человеком, а ты, как старый граммофон, повторяешь давно надоевшую песенку. Пора уж понять тебе одну истину: спасение Германии не в вере в одного человека, каким бы великим он ни был,) а в тех несметных богатствах, которые веками создавались нами – промышленниками и финансистами. К сожалению, собственными силами мы не в состоянии спасти свои капиталы. Нам нужна помощь извне.

– Откуда? – угрюмо спросил младший брат.

Еще в прошлом веке один немец, призывая народы к борьбе за существование, бросил клич: «Пролетарии всех стран, соединяйтесь!» – и добился неплохих результатов. Наступило время, когда нам тоже нужно выдвинуть свой лозунг: «Буржуазии всех стран, объединяйтесь!» Эту необходимость раньше всех поняли деловые люди англосаксонских стран. Мы же, пропагандируя национальную ограниченность, стремились не к объединению, а к разъединению, в результате чего очутились на краю пропасти.

– И ты хочешь объединиться с врагами немцев? – вытаращил глаза Рудольф.

– Я уже объединил свой концерн; но не с врагами немцев, а с американскими капиталистами, а капиталисту безразлично, кто ему обеспечивает прибыли – немцы или американцы. Я хочу, чтобы это поняли и другие немецкие капиталисты, и как можно скорее, иначе нам не избежать нашествия варваров на нашу любимую родину.

– Напрасно ты расхваливаешь американцев. Все они наши враги. Подумай сам, если бы они не желали гибели Германии, зачем им надо было помогать русским, когда мы почти окружили Москву?

– Американцы прежде всего думают о выгоде. Было выгодно – помогали русским, будет выгодно – помогут нам. Мистер Томсон, который подписал с нами соглашение, прямо заявил: «У деловой Америки нет ни постоянных друзей, ни постоянных врагов, а есть только постоянный интерес к получению максимальной прибыли от каждого вложенного доллара». Такую беспринципность возвели они в нерушимый принцип политики своей страны. Если мы хотим выжить, то нам тоже следует руководствоваться этим принципом,- закончил свою мысль Адольф.

– То есть беспринципностью? – усмехнулся младший брат.

– Считай как хочешь. Подписывая соглашение с представителем американской химической корпорации, я больше всего думал о сохранении своего капитала и меньше всего интересовался значениями отдельных терминов.

– И сколько же тебе удалось сохранить своего капитала?

– Примерно столько же, сколько имеем к сегодняшнему дню.

– Как большинство работников гестапо, Рудольф хорошо знал только ремесло палача, а в финансах разбирался плохо. Поэтому объяснения брата не дошли до его сознания. Нельзя ли говорить пояснее? – раздраженно спросил он.

– Пятьдесят один процент наших акций переходит в собственность «Кемикл корпорейшн», но все доходы от акций корпорация будет вкладывать в наш же концерн для расширения производства, пока оно не удвоится по сравнению с теперешним уровнем. Таким образом фактически мы ничего не теряем, но зато получаем твердую гарантию в сохранении всего того, чем мы владели и владеем до сих пор.

– Чем мы должны расплачиваться за такую услугу? – подозрительно покосился Рудольф на брата.

– Пока не многим. Авиация союзников не будет бом бить наши "заводы, если ты выпустишь одного арестанта из тюрьмы на условиях мистера Томсона.

– Говори конкретнее,- потребовал Рудольф. Адольф передал требование мистера Томсона относительно порядка освобождения из тюрьмы Турханова.

«А я так хотел получить звание оберфюрера и железный крест с дубовыми листьями»,- с горечью вспомнил свою недавнюю мечту гестаповец.

Он взглянул на часы и вспомнил слова Швайцера, сказанные им на аэродроме.

– Его сейчас допрашивает один из моих помощников,- пробормотал Рудольф.

– Будьте с ним повежливее, а то ведь я вас знаю, допросите человека, а он тут же богу душу отдаст. С Турхановым так нельзя. Мистер Томсон предупредил, чтобы его доставили к ним целым и невредимым.

– Успокойся, никто не съест вашего Турханова. Ты еще не знаешь большевиков. Скорее они измотают наши последние нервы, чем мы уговорим их отправиться к богу на заслуженный отдых. Пока же меня беспокоит не это, а совсем другое.

– Что именно? – холодно посмотрел на брата Адольф.

– А вот что. Когда ты договаривался с ними, ты по думал, как мы, чистокровные арийцы, будем стоять коленопреклоненно перед твоими компаньонами низшей расы – евреем Барухом и метисом Томсоном?

– Братец ты мой единоутробный, разреши мне заметить тебе в последний раз: басенки о чистоте арийской крови выдуманы неумными людьми для дураков. Запомни раз и навсегда: у кого больше денег, у того чище кровь.

Что ты заладил – все деньги да деньги? – вспылил Рудольф. – Разве величие человека заключается в деньгах?

– А ты думаешь иначе? – усмехнулся Адольф. – Сам посуди, кем бы; ты сейчас был, если бы твой брат не был богатейшим человеком в Линце?

– Не обо мне речь,- сердито фыркнул гестаповец. – Я говорю о фюрере.

– Позволь, позволь! А кто содержит великого фюрера?

– Германское государство. Вот кто!

– А кто содержит германское государство? – не унимался Адольф.

– Народ,- гордо ответил младший брат. – Немецкий народ.

– Не будь ты, братец, столь наивным. Ты забыл мудрую поговорку: «Кто платит, тот и музыку заказывает». Подумай хорошенько, если бы государство содержал на род, а не промышленные и финансовые магнаты, стал бы он посылать себя на фронт, заключать в тюрьмы и концлагеря? Нет, милый мой, и фюрера, и рейхсфюрера [Рейхсфюрер СС – воинское звание Гиммлера], и других руководителей национал-социалистской партии и государства содержат промышленные и финансовые объединения Круппа, Тиссена, Сименса и прочих и прочих; в число прочих можешь включить и наш «Фарбенверке». Они и есть подлинные хозяева Германии. Только от них зависит, кто, и как будет управлять государством. Понял? – спросил Адольф тоном учителя, объясняющего бестолковому ученику азы науки.

Рудольф ответил не сразу. Эту азбучную истину он должен был знать давно, но как-то не обращал на нее внимания, вернее, игнорировал ее, так как было выгодно и удобно думать, что страной управляет народ, от имени которого он сам и его коллеги творили зло, которое на официальном языке имперских заправил называлось борьбой с врагами нации. Теперь, поразмыслив над словами брата, он понял, что решающее слово при рассмотрении вопросов государственной важности принадлежит банкирам и промышленникам, а фюрер и его министры являются только фигурами на шахматной доске, которые передвигаются Круппами и Тиссенами так, как им заблагорассудится.

– Хорошо! – согласился он с братом. – Но неужели великая Германия только мечта? Неужели проклятые янки, спасая наши капиталы, потребуют от нас отказа! от вековой мечты немцев? Неужели немецкая нация навсегда исчезнет с лица земли, растворившись в массе англосаксов?

Адольф молчал, но хитрая и мстительная улыбка на его лице говорила, что ему известны тайные пружины,! которые сработают в нужное время, чтобы снова возвысить немецкую нацию.

– Под большим секретом могу тебе открыть величайшую тайну: немцы были, есть и всегда будут немцами.! Весь вопрос заключается в спасении наших капиталов.! Если янки вытянут нас из той опасной ямы, в которой] мы очутились благодаря недальновидности наших лидеров, то после войны мы удвоим, утроим, учетверим и да-1 же удесятерим эти капиталы. Тогда опять примемся за то дело, которое сорвали нам большевики пришлые и доморощенные. Но тогда уж с русскими будут воевать наши спасители, а не мы сами, ибо они никогда не откажутся без боя от роли спасителей.

– А когда же немцы скажут свое решающее слово? – дрожа от нетерпения, почти шепотом спросил младший Иммерман.

– Когда русские и американцы в будущей войне окончательно обескровят друг друга. Только об этом ни! кому ни гугу! Пусть наши враги – настоящие и будущие – тешат себя мыслью о том, что им скоро удастся навсегда вычеркнуть Германию из списка великих держав. Наступит время, и она снова будет вершить судьбы народов. А пока нам следует быть паиньками и выполнять требования наших заокеанских врагов, то бишь спасителей.

– Ты о Турханове? – спросил Рудольф.

– Да. Плохо придется нам, если мы не выполним их требование. Я потеряю свое состояние, а ты – право на убежище в Испании или в Аргентине,- еще раз предупредил брата Адольф Иммерман.