Герои без вести не пропадают. Книга вторая

ГЛАВА ДВАДЦАТАЯ

Тринадцатого февраля 1945 года Советская Армия окончательно очистила столицу Венгрии Будапешт от немецких войск. «Очередь за Веной, – с горечью подумал профессор Вагнер.- Враг подбирается к границам Германии. Армии фюрера отступают. Рушится мечта о тысячелетнем рейхе. Неужели Гитлер не оправдал доверия нации?»

Как ученый, Вагнер знал, что спады и подъемы возможны в истории любого народа. Они испокон веков чередовались друг с другом. Но рано или поздно наступал такой момент, когда нация не могла оправиться после очередного спада и навсегда исчезала с исторической арены. «Так было с Древним Египтом, Ассирией, Вавилоном, – прошептал он, вспомнив еще школьные занятия.- Эти народы навсегда исчезли с лица земли, хотя история сохранила их имена. Не случится ли то же самое с Германией? – спросил он и сам же ответил: – Вполне возможно, если мы не примем необходимые меры, пока не поздно. Эту войну мы можем проиграть, но непримиримые противоречия, которые существуют между русскими с одной стороны и англичанами и американцами с другой, позволят нам пока сохранить немецкий народ. Этому униженному и ослабленному народу в будущем предстоит еще раз попытаться восстановить свое могущество. Тогда разразится еще одна война. Она пройдет по всему земному шару как очистительная гроза. Победителем выйдет та сторона, которая обладает особым оружием, таким, как «анархии» и «дьявольский цианид». С их помощью немцы сначала осилят в бою своих врагов, а потом потенциальных конкурентов в борьбе за мировое господство. Вот тогда и осуществится указание фюрера о создании нации господ и нации рабов. Господами во всем мире будут немцы, рабами – остальные народы. Что мы должны сделать для этого? Прежде всего сохранить в тайне секретное оружие." Сделать все, чтобы результаты моего, труда не стали достоянием наших врагов, – их надо передать в руки будущего фюрера, который несомненно придет на смену Гитлеру лет через двадцать – тридцать, когда следующей поколение- немцев снова возьмется за оружие. К сожалению, сам я не доживу до этих счастливых дней. Значит, секреты «анархина» и «дьявольского цианида» надо доверить кому-то из молодых. Кому же?»

Вагнер начал перебирать в уме всех, кого он знал. Из своих наиболее надежным был бы его сын Рихард, но его убили. Старшая дочь Магда, возможно, и дожила бы до появления нового фюрера, но политика ее не интересует. Еще меньше надежды на Фанни. «Она не немка, а русская, и если когда-нибудь узнает правду о своем происхождении, то мои секреты передаст не будущему фюреру, а русским, – с раздражением подумал он.- Остается еще Рунге. Хотя он пока не связан с Вагнерами семейными узами, но в будущем подобная связь не исключается. Чего они медлят? – недоумевал профессор.- Магда не скрывает от мен"я своих чувств. Альфред ей нравится. Нравится он и мне. Скромный такой, добрый, но далеко не простак. Надо будет попристальнее приглядываться к нему. Кто его знает, может быть, он заменит нам не только Гельмута Крамера, но и Рихарда».

Приняв какое-либо решение, профессор Вагнер всегда проявлял исключительную настойчивость при его реализации. Изучение Рунге он начал с обстоятельных расспросов дочери. Магда рассказала об истории своих отношений с бывшим адъютантом мужа, ничего не скрывая, охарактеризовала его с наилучшей стороны. «Придет время, и мы с ним непременно обвенчаемся, – заверила она.- О лучшем муже я и не мечтала. Ты увидишь, папа, мы будем счастливы».

Отец не сомневался в этом. Он знал, что вдова с двумя детьми в условиях войны, когда молодых мужчин с каждым днем становилось все меньше и меньше, о таком муже, как Альфред, действительно могла только мечтать. Если бы он заботился только о счастье дочери, ему оставалось бы лишь благословить их. Но профессор в данном случае преследовал иные цели. Ему хотелось больше услышать о политических настроениях будущего зятя. Но тут отец с дочерью разошлись во мнениях.

– Жизнь убедила меня в том, что политика вовсе не служит надежной опорой семейному счастью. Хватит с меня и одного политикана в жизни. Намучилась с ним вдоволь. Не дай бог еще раз хлебнуть такого горя.

– Дочка, ты путаешь политику с политиканством.- Это – разные понятия. В наше время политика – это самое благородное занятие для мужчин, – попытался урезонить дочку профессор.

– Для других мужчин пусть будет так, но не для моего мужа. Он должен заниматься своей семьей, а не словоблудием. К счастью, Альфред меньше всего думает о карьере, о славе. Он не увлекается мишурой.

– Пусть будет так, – недовольно отмахнулся отец.- Но как-то он должен реагировать на происходящее в мире события. Скажи хоть, как он относится к национальному вопросу. Как смотрит на немецкий народ?

– С него довольно и того, как он смотрит на меня и на моих детей, – улыбнулась Магда.- В этом отношении, у нас нет к нему претензий. Впрочем, немцев он любит не меньше, чем другие австрийцы.

Ответы дочери не вполне удовлетворили отца. Для то- го чтобы еще ближе узнать Рунге, надо было поговорить с ним самим. Для этого профессор сначала хотел при- гласить его к себе, но, поразмыслив, решил сам поехать к нему. «Непринужденная обстановка больше располагает к откровенности, – подумал он.- Послушаем его дома, в отсутствие посторонних свидетелей». I На следующий день Вагнер обедал у дочери. Рунге не был предупрежден о предстоящей встрече с профессором, поэтому не сразу уяснил себе цель этого неожиданного визита. Невольно настораживало его и поведение Магды. Она все время старалась оставить их вдвоем. «Что-то затевается, – догадался Альфред.- Надо быть начеку. Меньше говорить, а больше слушать».

Разговор за столом не клеился. Эрика, по обыкновению, начала было рассказывать о своих уроках, но под многозначительным взглядом матери замолчала на полуслове. Затем молчание нарушил Макс.

– После обеда дядя Альфред поведет нас кататься, – заявил он.

– Дядя Альфред вас сегодня никуда не поведет, – обрезала мать.

– Но он обещал, – настаивал на своем маленький Макс.- Он говорил нам, что обещание надо выполнять. Дядя, вы говорили ведь? – обратился Макс к Рунге, явно надеясь на его поддержку.

– Перестань! – крикнула Магда.- Не приставай к взрослым.

Мальчик замолчал, но, когда встали из-за стола, подошел к Альфреду, обнял и заговорщически прошептал на ухо:

– Когда дедушка уедет, мы все равно поедем кататься. Не правда ли?

– Если разрешит мама, – шепотом же ответил Альфред.

– Разрешит. Она добрая. Она любит меня.

Мать слышала их разговор. Дружба ребенка и взрослого была трогательной. Сердце ее переполнилось радостью, и от полноты чувств она чуть не заплакала.

– Опять у мужчин секреты. Ох, доберусь же я до вас! – с деланной строгостью погрозила она пальцем, а у самой в глазах блестели слезы радости.- Папа, вы с Альфредом побудьте вдвоем, а я немножко позанимаюсь с детьми.

Макс на прощанье чмокнул дядю в щеку и подбежал к матери, а взрослые мужчины молча удалились в кабинет.

– Как часто повторяются у вас подобные сценки? – спросил профессор.

– Почти каждый день, – улыбнулся Рунге.- Я люблю детей.

Старик внимательно посмотрел на собеседника.

– И чужих? – спросил он, немножко подумав.

– Какой же он чужой? – притворился обиженным Альфред.- Ведь его мать и я…

Рунге внезапно запнулся, отвернулся к окну и замолчал.

– Вы собирались сказать «хотим пожениться»? – подсказал профессор, но собеседник продолжал молчать.- Скрывать не стану, неустроенная жизнь дочери меня давно беспокоит. Сами понимаете, жить в одиночку не легко и мужчине, а женщине во сто крат хуже. Недаром говорится: «Вдовья доля, что стебелек в поле и ветер согнет, и солнце сожжет». Скажите, что мешает вам завершить дело законным браком?

– Необеспеченность, – коротко ответил Рунге.

– То есть как? – не понял старик.- Кажется, у моей дочери всего достаточно. Дом в аристократической части Линца, текущий счет в банке, столовое серебро и золото в доме, одежда и обувь на любой сезон, украшения, ценные бумаги, наконец. Разве этого мало вам?

– Лично мне ничего этого не надо. Я хочу только одного, а именно: чтобы самому не быть иждивенцем и содержать семью на свои собственные средств а, как это положено любому порядочному мужчине. К сожалению, в настоящее время такой возможностью я не располагаю, – вздохнул Рунге.

– А в будущем?

– Обязательно добьюсь своего, – уверенно сказал Альфред. Во всяком случае, думаю, Магда не обидится на меня.

– А дети?

– Конечно, отцовского наследства им вполне хватит на жизнь. Им нужен друг. Буду очень рад, если им я смогу заменить хотя бы частично отца.

– Кстати, большая часть этого наследства по праву принадлежит Магде самой. Если причиной вашей нерешительности действительно является только отсутствие необходимых средств, то я мог бы ей посоветовать предоставить это наследство в ваше распоряжение.

– В какой форме? – спросил Рунге, с любопытством заглядывая в колючие глаза профессора.

– Для нас это не имеет особого значения. Магда могла бы передать вам эти деньги либо в полную собственность, либо в виде кредита, с условием возвратить их, когда разбогатеете. Вы согласны?

– Нет! – решительно отказался Рунге.

– Почему? – искренне удивился Вагнер.

– По двум причинам: во-первых, Магда никогда не пойдет на такое унижение, чтобы на деньги приобрести жениха, а во-вторых, мне самому тоже нужна любимая жена, а не домашний кредитор.

– Тогда деньги берите у меня в виде приданого, – предложил отец Магды.

– Благодарю вас, но не могу. Я не хочу, чтобы наше супружеское счастье было омрачено денежными делами. Если вы своей дочери действительно желаете добра, то помогите мне честно заработать необходимую сумму денег, – попросил Рунге.

Отказ от приданого задел Вагнера за живое. В порыве гнева он был способен нагрубить, унизить кого угодно, но на этот раз не дал воли чувствам, а поразмыслив немного, совсем успокоился. «Обычно любовь для жениха является средством завладения богатствами Невесты. Этот решительно отверг такой способ приобретения счастья. Только истинная любовь способна толкать человека на такую глупость. Значит, он действительно любит мою дочь», – подумал Вагнер. Убедившись таким образом в весьма высоких моральных качествах будущего зятя, он приступил к последней части задуманного им испытания.

– Пожалуй, я мог бы вам помочь устроиться на службу. Недавно бандиты, бежавшие из Маутхаузена, сильно потрепали один из отрядов фольксштурма, созданных на химическом заводе. В бою был убит командир отряда. Если хотите, мы можем рекомендовать вас на вакантную должность.

– Сколько там платят? – спросил Альфред, вспомнив о задании Соколова как можно скорее проникнуть в войска самообороны.

– Не меньше, чем в регулярных войсках, а вам, как бывшему офицеру СС, могут установить персональный оклад по усмотрению местных властей. Бургомистр – мой давнишний приятель. Он не обидит вас.

– Тогда мне остается только согласиться.

– Вот и прекрасно! – обрадовался Вагнер.- Не сегодня, так завтра вы снова будете в рядах защитников рейха. Кстати, скажите, что вы думаете об исходе войны?

Альфред решил играть в откровенность.

– Особых иллюзий я не строю, – сказал он.- Враг во много раз превосходит нас. Он вводит в действие все новые и новые резервы, когда наши собственные резервы подходят к концу. К тому же союзники покинули нас. Поэтому никто не посмеет нас обвинить в трусости или в малодушии, если нам и придется сложить оружие.

Профессор испытующе посмотрел на Рунге.

– Вы не учитываете возможность применения секретного оружия, – сказал он.- Вундерваффе изменит ход истории.

– Само по себе оружие ничего не решит. Эффект оружия в его умелом и своевременном применении. Если оно имеется у нас, надо было применить его. Промедление, как говорится, смерти подобно.

– Что вы хотите этим сказать?

– После войны все оружие обычно достается победителю в качестве трофея. Нам это ничего хорошего не сулит.

– Значит? – понизив голос, многозначительно спросил Вагнер.

– Значит, надо либо применить его, пока не поздно, либо заблаговременно уничтожить. Немецкое оружие должно приносить пользу только немцам.

– По-моему, должна существовать и третья возможность, – задумчиво проговорил профессор.

– Какая? – поинтересовался Рунге.

– Секретное оружие может понадобиться будущим поколениям немцев. Не будут же они, в самом деле, вечно ходить, покорно склонив головы перед победителями, а лет через двадцать – тридцать снова примутся за дело, которое мы начали, но не завершили.

– Именно этого и опасаются наши противники. Поэтому они сделают все, чтобы наше оружие досталось им.

– Мы его можем спрятать.

– Спрятать можно пистолет, ручную гранату, автомат, ну, на худой конец, еще, скажем, пулемет. А попробуйте-ка спрятать самолет, ракету или подводную лодку, – улыбнулся Рунге.

– Самолет или там подводную лодку, конечно, не спрячешь, а вот проекты, чертежи и всевозможные технические расчеты, по которым они строились или могли быть построены, не только можно, но и нужно утаить от врага. Вот о чем нам следует позаботиться.

Альфред сделал вид, что вздохнул с облегчением.

– Думаю, за этим дело не станет. Те, которым доверены соответствующие тайны, наверняка давно уже позаботились, чтобы они не стали достоянием наших противников.

– Будем надеяться, – со вздохом проговорил профессор, словно он знал, что надежд осталось мало.- Впрочем, когда-нибудь мы еще вернемся к этому разговору. А теперь, если ничего не имеете против, поедемте к бургомистру…