Она была очень, ну просто неприлично хороша — эта вышедшая из-за домов эльфийка. Пётр завороженно смотрел на неё и просто не мог оторвать взгляда.
Хотя, конечно, эта незнакомка совершенно не походила на эталонную представительницу лесного народа: куталась в звериную шкуру, держала в одной руке обнажённый меч, вида устрашающего и совсем не подходящего для столь хрупкой особы, а другой вела за собой связанную девочку.
Но при всём при этом, присутствовало главное — чуть заострённые уши, большие миндалевидные глаза, шикарные светлые волосы, стройная фигурка и высокий рост. Подобно солнцу, внезапно выглянувшему из-за тёмных грозовых туч, девушка необычайно ярко контрастировала с происходящим вокруг — словно ангел спустился на землю. В представлении Петра, эльфы именно такими и должны быть, прекрасными и неземными.
А вокруг, тем временем, воцарился настоящий ад. Когда ещё только послышались первые крики о том, что нападают орки, начался жуткий переполох. Люди принялись разбегаться кто куда, толкаясь друг с другом, опрокидывая попавших под ноги детей и истошно вопя, будто соревнуясь в том, кто перекричит остальных.
Казалось бы, настал момент всем вокруг забыть про приговорённого к казни — но не тут-то было. Агрессивный выкрик со стороны Сиятельного, и воины с факелами, совсем уже было решившиеся бросить их и заняться более важными делами, подпалили груду дров. Одно хорошо: сделав это, они все, включая и самого святошу, тут же про Петра забыли, даже убежали куда-то. Не прошло и минуты, как площадь совсем обезлюдела…
Огонь занялся только в двух местах, никто не пытался его раздувать или как-то иначе стимулировать к дальнейшему распространению. Он не пылал, скорее чадил, и основной неприятностью был не столько исходящий от горящих веток жар, сколько едкий, заставляющий заходиться в кашле дым. Из-за этого Петру приходилось больше внимания тратить на то, чтобы пытаться от него уклониться и вовремя задерживать дыхание.
Однако даже так, хоть и краем глаза, но за обстановкой вокруг он следил. И не пропустил момент, когда на площади вновь появились люди. Теперь в их движении не было хаотичности: они все бежали в одну сторону. Что неудивительно: за ними по пятам следовали рослые фигуры орков и их четвероногих помощников, гигантских волков.
Убежать получалось далеко не у всех. Площадь вскоре покрылось телами убитых. Стонали и молили о пощаде многочисленные раненые — которых отставшие от основной лавины орки, не задумываясь ни на секунду, добивали точными ударами.
Лишь горстка воинов во главе с чернобородым оказывала хоть какое-то сопротивление и пыталась отступать организованно, прикрывая бегство остальных. И Сиятельного среди них не было — судя по всему, фанатичный святоша уже погиб, выполняя свой долг. Невольно Пётр даже почувствовал к нему что-то вроде уважения.
Зато у обороняющихся было «знамя», которое держал один из воинов высоко над головой. Наверное, оно и правда как-то помогало. Возможно даже, лишь благодаря нему последние защитники деревни всё ещё оставались в живых. Петру даже казалось пару раз, что он видит своего призрачного дружка, который мечется туда-сюда между сражающимися, внося свою скромную лепту.
Правда, орки в основном огибали по широкой дуге ощетинившуюся оружием кучку воинов и беспрепятственно прорывались дальше, туда, где их ждала более лёгкая добыча. Останавливались, чтобы честно сразиться лицом к лицу, очень немногие — но даже их хватило, чтобы после нескольких минут ожесточённой рубки от храбрецов осталась только скромная горка из наваленных друг на друга тел.
Гибель героев не была напрасной: вокруг места, где они сражались, вырос небольшой зелёно-серый бруствер из сражённых ими орков и волков. И наверняка это обеспечило хоть какую-то минимальную фору бегущим мирным жителям.
Что удивительно, в этом бою Пётр совершенно однозначно болел за своих пленителей и радовался, что созданное им знамя хоть как-то помогает. Тем более, враги его врагов точно не были друзьями. Несколько орков подошли к костру, погоготали, тыкая пальцами в привязанного к столбу дальнего родича, и ушли прочь, даже и не подумав помочь. А огонь, как на зло, благодаря поднявшемуся лёгкому ветерку начал понемногу разгораться…
Из-за этого Петру стало резко не до наблюдений, и на какое-то время он почти выпал из происходящего. Возможно, к лучшему — весь этот кровавый хаос вокруг, наполненный истошными криками, мольбами и стонами, лучше было не видеть.
И вот когда всё это достигло своего предела, из клубов дыма появилась она. Пётр, в тот момент истошно кашлявший, даже не поверил сначала своим глазам. Думал, уже галлюцинации начались из-за того, что надышался.
Девушка стояла на краю площади не дольше доли секунды. Поняв, что видит перед собой, она решительно подошла к костру и, оставив связанную спутницу в сторонке, раскидала горящие поленья. Пётр глубоко вздохнул и бессильно обвис на цепях. Все эти попытки не задохнуться отняли слишком много сил, и сейчас, когда наконец появилась возможность перевести дух, это стало высшим блаженством.
— Кто таков? Как здесь? — девушка разрезала повязку на лице Петра и вырвала из его рта кляп.
Голос был приятным и чарующе мелодичным — наверное, настолько же, насколько и внешний вид незнакомки. Правда, в отличие от формы и способа подачи, содержание фразы Петру совсем не понравилось.
Говорить не хотелось. Пётр и так уже за минувшие сутки наговорил столько, сколько, наверное, не говорил всю жизнь до этого. Тем не менее, ситуация сложилась такая, что молчать было нельзя.
Пётр было собрался с духом ответить, но вовремя вспомнил про ограничения, наложенные отрицательными книгами, и про все эти дурацкие квесты. Очень кстати вспомнил — потому что корчиться от боли сейчас, когда и так-то не очень хорошо, не хотелось совершенно.
И потому Пётр запел, довольно быстро адаптировав одну из «домашних» заготовок, из тех стишков, которые успел придумать ещё сидя на дне ямы. Вернее, попробовал запеть — получилось сиплое бормотание, не попадающее в ритм и звучавшее со стороны, скорее всего, крайне жалко.
— Что это за баба? Кто она такая? Нам таких не надо! Жди иди трамвая! В жопу ёпт блять нахуй…
Чем ближе к концу «стиха», тем меньше уверенности было в голосе Петра, а последние строчки он вообще прошептал еле-еле — надеясь, что кроме него их никто не услышит.
Однако, надеялся он зря.
То, как быстро поменялся взгляд девушки, с равнодушно-сочувствующего на разгневанный, и то, как она вдруг резко отпрянула в сторону и начала сгребать обратно ранее раскиданные поленья, ясно показало: выбранная стратегия поведения в корне неверна, и, пожалуй, лучше было схлопотать очередной штраф от системы, чем злить ту единственную, которая может спасти от жуткой смерти. Ещё и мерзкий девчачий голос пропищал злорадно:
— Так его! Мерзкий тролль! Плохой тролль! Сжечь проклятого! Моего братика обидел…
Оглядевшись по сторонам в поисках хоть какой-то подмоги и поняв, что может рассчитывать только на себя, Пётр отчаянно заголосил:
— Нет! Нет, стой! Я был вынужден! Меня заставили! Мне приходится каждую первую фразу говорить бранными стихами! Иначе Система накажет! Я не хотел! Меня надо отпустить, меня нельзя жечь на костре… У меня же есть любимая кошка… У меня мама… Я раскаиваюсь во всём! Но мне пришлось! Меня заставили!
Кажется, ещё никогда Пётр не был так искренен и убедителен, никогда столько не говорил. Он продолжал и продолжал сыпать словами… Но — тщетно.
Девушка наверняка прекрасно всё слышала, однако даже и не подумала прервать своё занятие. Собрав дрова обратно в кучку, она присела на корточки и начала усердно раздувать успевшие уже потемнеть угли. Вверх взвилось множество искр.
— Я всё расскажу! Я расскажу! Я Пётр! Вернее, я Молчун! Я на одну восьмую тролль! Меня поймали в лесу и привезли сюда! В клетке! Главным там был фанатик-святоша! Сиятельный! Они кинули меня в яму! Там я познакомился с призраком, а ещё из костей и тряпок сделал артефакт! Очень крутой артефакт! Я артефактор! Я расскажу про него, если ты меня отпустишь! Пожалуйста! Не делай этого!..
Девушка перестала раздувать угли, встала, подошла к Петру и вгляделась в его лицо.
— А тебя без очков и не узнать, Тихоня…
— Что?.. Кто?..
— Где артефакт? Говори!
— А… Я… Дылда? Это ты, что ли?
— Кто-кто? Ну-ка, повтори…
— Нет-нет! Я оговорился!.. Как тебя зовут? Не помню… Таня? Наташа?
— Артефакт! Где твой артефакт?!
— Вон… Вон там последний раз видел… Где сражался такой, дядька чернобородый, и его люди…
Девушка оглядела площадь. Сморщила носик при виде орка, волокущего куда-то отчаянно упирающуюся и визжащую женщину, но не стала ничего делать и даже говорить по этому поводу.
Медленно пройдясь в указанном Петром направлении, Таня-Наташа-или-как-её-там остановилась у груды тел и начала с явным усилием растаскивать их стороны. Знамя она нашла очень быстро, подняла и хотела уже небрежно откинуть в сторону — но была в последний момент остановлена криком:
— Нет! Это оно! Он! Это артефакт! Моё знамя!
Скептический взгляд, которым девушка окинула предмет в своих руках, быстро сменился заинтересованным, а потом и удивлённым — видимо, Система выдала характеристики предмета.
— Скальд? Так ты у нас скальд? Тролль-викинг?
Петру показалось, что он краснеет — хотя он так и не понял, может ли тролль краснеть, ведь зеркала рядом в такие моменты как назло никогда не было.
— Ещё и матерщинник. Да уж, Тихоня. Удивил! Я не думала, что из тебя можно выдавить хотя бы слово. А ты, вон, говоришь как не в себя… Ещё и стихами незнакомых девушек приветствуешь. Своего сочинения, небось?..
— Мы знакомы, вообще-то…
— Ну да, ну да. Точно. Твоё угрюмое молчание в ответ на все попытки заговорить — как я могла забыть нашу первую встречу! И как ты на мои сиськи косился, ха-ха… Думал, не замечу?..
После такого заявления Пётр не просто покраснел. Кажется, он начал превращаться в красного гиганта. Захотелось провалиться под землю от стыда или хотя бы сколлапсировать до размеров чёрной дыры.
Сказанное было истинной правдой. Когда они ждали в очереди на «собеседование», Пётр, который был ростом как раз где-то по плечо девушке, не раз и не два ловил себя на непотребном. Взгляд сам собой сползал на эту её дурацкую грудь, обтянутую майкой, которая постоянно почему-то маячила перед глазами…
Нет, Пётр действительно считал, что Дылда страшная. И сиськи у неё были, если честно, сильно так себе. Не то, чтобы Пётр был большим знатоком — просто среди всех своих знакомых девушек, в основном одноклассниц и одногрупниц, он давным-давно провёл некую классификацию по ряду параметров и выделил несколько «сортов», от первого до последнего. И Дылда попадала далеко не в первый. Но… Глаза будто не слушались голоса разума, их как магнитом притягивало к этим двум округлым выпуклостям. И сделать с этим ничего было нельзя.
— Молчишь, да? Ссыкунишка мелкий! Так всю жизнь и проведёшь — будешь стоять, коситься на девку, которая нравится, но так никогда и не решишься даже заговорить! А это, может, судьба твоя, дурак! Ты прикинь? Может, пока мы стояли там, я втайне только об одном и мечтала. О твоих сильных руках на своей жопе! И думала: лишь бы этот милый стеснительный мальчик в толстых очёчках со мной заговорил… Хоть бы что-нибудь сказал, да любую самую последнюю глупость!.. А я бы уж подыграла, и разговор бы поддержала, и сразу бы на всё согласилась… Даже на самые дурацкие предложения — вроде, пойти к тебе домой, посмотреть на коллекцию твоих любимых плюшевых смешариков! И отдалась бы тебе там, при самой первой возможности, в ближайшем укромном углу! И было бы у тебя первое в жизни сексуальное приключение! Что скажешь, а?..
До Петра не сразу дошёл смысл сказанного. А когда дошёл — он не поверил. Но всё же почувствовал себя очень странно и необычно. Где-то глубоко шевельнулось нечто доселе спавшее, открыло глаза и с интересом посмотрело на мир вокруг.
Неужели он действительно понравился этой грубой, наглой, несуразной, но… Наверное, всё-таки не такой уж и плохой девушке? Неужели она и правда была не прочь с ним познакомиться — а он, такой дурак, упустил свой шанс? Да, с первого взгляда эта Дылда ему совсем не понравилась, не понравилась и со второго, но… Но не зря же его всё время тянуло посмотреть на эту её грудь? Наверное, есть всё-таки в этом что-то?..
Передумав за какие-то мгновения весь этот массив мыслей, Пётр набрался смелости на самый отчаянный в своей жизни поступок — с затаённой надеждой спросил:
— Что, это всё на самом деле? Правда?..
Звонкий искренний смех стал ответом. Девушка смеялась долго, держась за живот и утирая слёзы. И… Как-то не было это похоже на «да». Что и подтвердилось, когда Дылда, наконец, смогла заговорить:
— Ну ты и дебил, Тихоня… На тебя ни одна девка в своём уме не посмотрела бы… Разве что та толстуха… Пошутила я!.. По-шу-ти-ла!.. Ой, не могу… Умора…
Это было больно. Больно, обидно… Но ещё больше краснеть Петру было уже некуда, а земля не спешила разверзнуться под ногами. И он, неожиданно для себя, зло прошипел:
— Сама-то! Сама себя в зеркало давно заглядывала? Ишь, императрица! Да на тебя тоже мало кто посмотрел бы. Каланча… И дура.
Девушка перестала смеяться и, небрежно откинув артефактное знамя в сторону, снова присела на корточки перед углями. Ещё и повернулась к той девке, которую притащила, и которая всё это время злобно сверлила Петра взглядом:
— Что, подруга? Как думаешь? Дожарим твоего мерзкого тролля до хрустящей корочки?
— Да! Да! Чтобы он мучился, гад такой проклятый!
— Обязательно будет мучиться, не переживай!
Наклонившись, эльфийка начала раздувать угли… Но тут на сцене появилось новое действующее лицо: к этой парочке садисток сзади подошла какая-то страхолюдина. Видимо, орчиха: с торчащими из-под губы клыками, зелёной кожей, широкоплечая и мускулистая.
Вперившись в Петра взглядом, она вдруг сказала:
— Ты обещала мне достойного мужа взамен Сломанного Клыка. Этот, думаю, вполне подойдёт!
— Что? Этот?..
В другой раз Пётр мог бы обидеться на пренебрежение, прозвучавшее в голосе эльфийки. Но точно не сейчас.
Девушка ещё и удивлённо округлила глаза, повернувшись в сторону зеленокожей, которая продолжала изучать Петра голодным взглядом.
— Ага. Этот!
— Мимо страшных баб зелёных я без шуток не хожу! То им кой-чего засуну, то им жопу покажу!.. — внезапно, нараспев, произнёс Пётр.
— А ну, молчать! — эльфийка замахнулась, но орчанка перехватила её руку.
— Не смей бить моего мужа! Лучше помоги отвязать его!
Мысленно взвыв, Пётр продолжил:
— Ты адовый адок на задок и на передок! И на правый бок, и на левый бок!
Эльфийка, больше не пытаясь заткнуть фонтан внезапного красноречия, повернулась к зеленокожей:
— Слушай. Ты точно уверена, что хочешь себе именно такого мужа? Он ведь только что попытался оскорбить тебя!
— Конечно, хочу! Это же так прекрасно! Он определённо знает толк в ухаживании. Настоящий тролль! К тому же, все тролли — они такие сильные, могучие, бесстрашные!
— Этот — нет. К тому же, он не совсем тролль…
— Да. Понимаю… Но, к сожалению, я уже далеко не та юная и восторженная дурочка, какой была когда-то. Я прекрасно понимаю, что в реальной жизни нужно довольствоваться малым… Тем, что есть и доступно. Лучше гоблин в котле, чем эльф на дереве!
— Ты прямо философ. И, конечно же, умудрённый опытом и жизнью…
— Фило… Фало… Это ты обозвала меня сейчас, остроухая?!
— Нет. Философ — это который много думает о жизни и о мире вокруг. О том, как всё устроено.
— А, нет. Это не я. Это пусть волки думают, у них голова большая… Так чего? Давай, помогай моего нового мужа отвязывать…
Орчанка подошла к дёрнувшемуся в цепях Петру, положила ему руки на плечи, заглянула в глаза… И поцеловала!
— Мама! Мамочка! А-а-а-а!.. — завопил несчастный, пытаясь отвернуть голову. Но орчанка схватила его за подбородок и снова поцеловала, ещё и очень больно укусив за нижнюю губу, явно до крови. — Ты не накрашенная страшная, и накрашенная страшная! Перед загсом съем свой паспорт! Я оглянулся посмотреть, не оглянулась ли она, чтоб показать свой голый зад! А-а-а!..
Пётр пребывал в ужасе. Происходящее ему нравилось всё меньше и меньше.
Эльфийка, будто почувствовав это, усмехнулась и повернулась к смотрящей на всё это с интересом девочке.
— Слушай. А мне тут показалось, что костёр для него — слишком мелко. А ты как думаешь?..
— Да, да, да! Орчанке на растерзание! Пусть превратит его жизнь в ад!
— Вот! Отличный план. Пётр, у меня для тебя радостная новость. Мы тебя освобождаем!
— Не-е-е-ет!..