Герои Сталинградской битвы

Иван Ильич ЛЮДНИКОВ

Шел сентябрь 1945 года. Генерал-полковник И. И. Людников стоял на сопке, где за 40 лет до этого сражались русские воины — защитники Порт-Артура. Перед ним открывался красивый вид на город и на необычную, желтовато-зеленую поверхность моря. От Балтики и западных границ нашей страны привел он к этим далеким берегам свои войска, чтобы вместе с другими соединениями, участвовавшими в этом походе, разгромить японскую Квантунскую армию и поставить последнюю точку в небывало тяжелой, порой казавшейся нескончаемой Второй мировой войне.

Иван Ильич был взволнован — уж очень необычное место занимает этот город-крепость в истории нашего государства. У каждого русского человека с ним связано многое, даже если он никогда там не был и вырос совсем в другую эпоху. Но были для этого и другие, пожалуй, еще более важные причины. Не морскими путешественниками или беззаботными туристами, не исследователями земель, не коммерсантами явились советские солдаты в эти овеянные памятью великих сражений места. Они пришли на берега Тихого океана освободителями и победителями в самой страшной войне в истории человечества. События последних недель, вместившие в себя долгие переходы через пустыни и горы, скоротечные и порой жестокие схватки с коварным и упорным противником, прибытие в Порт-Артур, новые задачи, которые еще только предстояло воплотить в жизнь, возникали в его памяти, беспокоили, требовали осмысления.

И вот теперь он — комендант Порт-Артура! Могли представить себе в начале века юноша из рыбацкой деревушки на другом краю необъятной России, что будет когда-то налаживать жизнь и строить новый форпост страны на берегах Тихого океана? Красивое, но чужое Желтое море в лучах заката вдруг становилось до замирания сердца похожим на море его детства, светло-синим простором уходившее за горизонт от нагретой за день щедрым южным солнцем песчаной косы. Эти воспоминания еще сильнее тревожили его, память уносила генерала в дорогие для него места, ведь он не был на своей родине уже больше двадцати лет. Он не знал, когда это произойдет, но верил, что уже скоро…

Ваня Людников родился 26 сентября (8 октября) 1902 года на хуторе Кривая Коса области Войска Донского[90]. Свое новое название это местечко получило в честь своего уроженца прославленного полярного исследователя Г. Я. Седова. Семья Людниковых была многодетной — шесть сыновей и дочь. Жили в убогой лачуге, очень трудно и безрадостно. Глава семейства Илья Никанорович с мая по ноябрь работал грузчиком, таская по длинным деревянным мосткам пятипудовые мешки с зерном, рыбачил, зимой часто уходил на заработки в Мариуполь. Всех заработков отца хватало только на то, чтобы отдать прошлогодние долги местному богатею. Но самым тяжелым временем жизни на хуторе была зима, негде было заработать. Тогда нужда вновь заставляла отца идти в богатые хоромы, просить в долг продукты. Так продолжалось из года в год.

С ранних лет Иван проводил дни напролет у моря, как и все мальчишки родного хутора: с апреля по ноябрь босиком, в одной и той же одежонке, которая к осени просаливалась морской водой настолько, что приобретала белый цвет. Удили рыбу — наловчились ловить на крючок бычков, другую мелкую рыбешку, ходили к причалу смотреть, как взрослые готовят к выходу в море рыбацкие каюки, а набегавшись, иногда засыпали под лодками на берегу. Но уже в самом раннем детстве были у Ивана и его приятелей другие, совсем недетские заботы и обязанности. Они собирали выброшенную на берег древесину, ходили в солончаки за сухими коровьими «лепешками» — все это служило зимой топливом в домах.

В восьмилетием возрасте Иван начал посещать церковно-приходскую школу при хуторской церкви Петра и Павла. Ваня был прилежным учеником, директор школы и учитель С. С. Аксенов хвалили его, при встрече с родителями благодарили их за хорошего сына. Но вскоре его беззаботное детство закончилось и настала пора трудиться. С девяти лет Иван стал помогать отцу по хозяйству — ранней весной на берегу в рыболовецкой артели, конопатил отцовскую лодку, забирал у него улов, относил домой, развешивал сети. Летом пас скот, работал на огороде, трудился в поле, а правильнее сказать, батрачил у богатого казака, отрабатывая долг за взятый зимой хлеб. В зимнее время нужно было запасать лед для холодильников, помогать по дому.

Летом 1913 года в семье Людниковых случилась беда, тяжело заболел отец и не смог заработать ни хлеба, ни денег на зиму. Едва поправившись, Илья Никанорович принял решение идти на заработки в Юзовку, где, по слухам, можно было устроиться на постоянную работу на шахте. Он велел Ивану собираться в дорогу вместе с ним, а трех классов школы, решили родители, с него хватит — читать, писать и считать научился, вот и слава Богу. А в одиночку семью, в которой кроме их с Иваном было еще шесть душ, отцу не прокормить.

Чтобы жена с детьми смогла прожить до первой получки, пришлось отцу снова просить зерна в долг. Взял с собой на этот раз и Ивана. О том, как пришлось им с отцом терпеть упреки и издевательство от сельского мироеда, Людников в своих воспоминаниях написал: «Мы вошли в контору Козлова, и отец глухо сказал мне до боли обидные слова. Забыть их не могу до сих пор: «Снимай шапку, Ванюша, становись на колени». И сам, как подкошенный, упал на колени. Долго вымаливал он у купца немного продуктов. Получили пуд подмоченного зерна да связку тощей воблы. Но отец и этому рад: уходя на шахты, мы хоть что-нибудь оставим матери и малышам…»

Утром они тронулись в путь. В Мариуполе, до которого шли пешком, Иван впервые увидел железную дорогу. В товарном вагоне с надписью «Сорок людей или восемь лошадей» они доехали до Юзовки (ныне Донецк).

Город поразил Ивана обилием заводских труб, узких улочек, заполненных бараками, жалкими домишками, землянками, в которых жил рабочий люд. А в отдалении высились многочисленные мрачные терриконы. Их приютила в своей хибарке сестра матери со своим мужем. Ваню приняли на работу уже на следующий день. Его первая рабочая профессия именовалась «копченка». Так называли детей, которые по 12 часов в день выбирали породу из угля и шли с работы домой невероятно грязные под насмешки и издевки чистеньких мальчиков из других кварталов. Его, как могли, успокаивали родственники, которые рассказали, что очень многие начинали с этой грязной и тяжелой работы, а потом осваивали другие специальности, более денежные и «престижные». Но Иван и сам чувствовал, что сможет обучиться какой-нибудь интересной шахтерской специальности. Он еще не знал, какой именно, но с первых дней своей работы прислушивался к разговорам взрослых о том, как им работается, какие есть места, где можно проявить себя и стать настоящим шахтером. Но и страшных историй про шахтерскую долю он наслушался немало.

Отца приняли на работу откатчиком только через неделю после приезда. А одиннадцатилетний Иван совсем скоро впервые в жизни спустился в шахту. То, что он там увидел, произвело на него неизгладимое впечатление и убедило в том, что все разговоры про смертельно опасный труд углекопов — правда. С непривычки давила духота, было жарко и сыро, пугали тесные забои кое-как подпертые деревянными стойками. Здесь, в подземелье, Иван стал «лампоносом», разносил лампы в шахте и следил за тем, чтобы они исправно работали. Работа была такой же тяжелой, как и прежде, но платили все-таки немного больше.

Изведав в раннем возрасте нужду, Иван теперь ощущал себя ответственным за благополучие своих родных. Несмотря на то что его рабочий день длился 12 часов — с шести утра до шести вечера — и, придя домой, он валился в изнеможении на койку, он сам, без принуждения, нанялся на подработку. Вместе с такими же, как он, мальчишками очищал от накипи паровые котлы. Эта работа была даже потяжелее, чем труд «лампоноса», но Иван терпел и никому не жаловался на свою участь. Через полгода Иван стал коногоном. Управляться с лошадьми он научился еще в детстве и новые обязанности освоил быстро, хотя и эта работа была слишком тяжелой для двенадцатилетнего подростка.

Летом 1914 года Иван вместе с отцом приехали в отпуск домой. Вид родного приморского хутора, встречи с родными и друзьями — это были самые счастливые его дни за последние годы. Здоровье отца, подорванное на шахте, ухудшилось. Стало ясно, что в Юзовку он уже не вернется. Краткий Ванин отдых пролетел как чудесный сон. Чтобы поддержать семью, он устроился на подработку по уборке хлеба. В августе размеренная тихая жизнь на Кривой Косе оборвалась — Россия вступила в мировую войну, «германскую», как называли ее в народе. Никто и представить себе тогда не мог, какие события совсем скоро развернутся на юге нашей страны.

Иван Людников вернулся на шахту, и вскоре его «повысили» — перевели в камеронщики (так называли рабочих, обслуживающих насосы для откачки воды из шахт), а весной следующего года приняли в механические мастерские учеником токаря. Помогал ему освоить токарное дело двоюродный брат Ефим Бирюков. Когда его забрали в армию, обучение Вани новому ремеслу продолжил друг Ефима опытный станочник Михаил Чернов. Это была самая высокая рабочая профессия Ивана Людникова. Быстрому переходу смышленого и трудолюбивого паренька на более высокооплачиваемые места поспособствовало то, что многих шахтеров и рабочих других специальностей отправляли на фронт и на места, где всегда трудились взрослые, в массовом порядке принимали подростков.

После Февральской революции 1917 года народ в Юзов-ке стал собираться на митинги. Разобраться в том, что происходит в стране и какое будущее сулят рабочему люду разношерстные ораторы, молодому и не очень образованному Ивану Людникову было нелегко. Помог ему в этом вернувшийся летом с фронта по ранению Ефим. Он уже успел принять сторону большевиков и неудивительно, что после разговоров с ним симпатии Ивана тоже оказались на стороне тех, кто провозгласил лозунги: фабрики — рабочим, земля — крестьянам. Лишь много позже узнал Иван, что возвращение его двоюродного брата в шахтерский край не было случайным, а был он послан большевистской организацией для политической агитации в рабочей среде.

Чем ближе становился октябрь 17-го года, тем больше времени проводил Иван Людников в рабочем отряде, командиром которого выбрали Ефима Бирюкова. Появилось и оружие — винтовки, пулеметы. Иван старательно изучал пулеметное дело, зачитав до дыр привезенный братом с фронта «Устав»[91] к пулемету «максим». Но эти знания ему пригодились позже, а начал юный Людников свою службу в качестве красногвардейца ездовым на пулеметной повозке Юзовско-го рабочего отряда. В конце октября революционные бойцы, а вместе с ним и Иван, приняли боевое крещение в схватке с казаками и своими умелыми и решительными действиями вынудили их отступить. Месяц спустя они вновь сошлись в схватке с казачьими войсками под Макеевкой и разгромили крупную часть из нескольких сотен человек.

До конца февраля 1918 года 1-й полк Красной гвардии Донецкого бассейна, в который влился Юзовский рабочий отряд, в составе объединенных революционных войск Донбасса успешно сражался с казачьими частями генерала А. М. Каледина и разрозненными белыми отрядами в этом районе и на Дону. Красногвардейцы постоянно получали пополнение из окрестных сел и с рудников, а оружие поступало от командования Южного фронта или добывали его в боях. Из имевшегося подвижного состава рабочие собрали даже бронепоезд, вооружив его пулеметами и орудиями.

Боевое крещение самодельный бронепоезд со своей командой, в которую входил и Людников, принял в сражении с германскими войсками, вторгшимися на территорию Российского государства и стремившимися овладеть Донбассом. Это случилось около станции Чаплино. Вслед за этим отряд, состоявший из вчерашних шахтеров, под командованием Бирюкова дрался с интервентами на многих больших и малых станциях угольного края. Иван, хотя и был самым молодым пулеметчиком в отряде, сражался смело и делил все тяготы фронтового быта наравне со всеми.

Беда пришла в бою под Амвросиевкой — Людников был тяжело ранен, а командир, двоюродный брат Ивана Ефим Бирюков, погиб. Для юного Вани Людникова это была большая утрата. Ефим был для него не только родственником, но и старшим товарищем и учителем. Раненого Ивана оставили на попечение надежной семьи, а шахтерский бронепоезд продолжил свой путь.

Едва окрепнув, Иван двинулся в сторону родного дома. Это был нелегкий путь по территории, занятой немецкими войсками, всевозможными контрреволюционными частями и просто бандами. В Таганроге он встретил односельчан. От них он узнал о том, что в Кривой Косе белые расправляются со всеми, кто служил в Красной армии или сочувствует ей. Иван принял решение пробираться к фронту, чтобы присоединиться к красногвардейцам. Вот как вспоминал Людников об этом смертельно опасном переходе по неприятельским тылам и последующей боевой красноармейской поре своей юности: «Пробирался я со своим однокашником Иваном Петренко… Пятнадцать суток шли мы, старательно обходя вражеские гарнизоны и дозоры, и, наконец, вышли к своим. Сняли с нас, как положено, допрос и зачислили в строй. Ивана — в пехоту, меня — вторым номером пулеметного расчета на тачанку. Так я с июля 1918-го стал бойцом регулярной армии Страны Советов и оставался им с малым перерывом более пятидесяти лет.

В гражданскую воевал в Донбассе, на Днепре, под Касторкой. Пережил тяжелые месяцы отступления под натиском деникинцев почти до самого Орла, ощутил и радость победы, когда остатки деникинских армий были сброшены в Черное и Азовское моря, а наша 42-я дивизия, оперативно подчинявшаяся Первой Конной армии, вышла к морю восточнее Мариуполя, почти к моим родным местам».

Людников получил у командира эскадрона отпуск и примчался на Кривую Косу. Хотя в родном селе установилась советская власть, но время еще было тревожное, многие жители сопротивлялись новым порядкам, угрожали активистам из бедняцких семей. Отца Ивана белоказаки выпороли шомполами за то, что его сын был красноармейцем. Для большинства же земляков встречи и беседы с Ваней Людниковым — кавалеристом легендарной Первой конной армии С. М. Буденного — вызывали огромный интерес, а многим они помогли найти свое место в новой действительности или выбрать воинскую профессию. Всего пять дней пробыл Людников среди родных и друзей, а по возвращении в эскадрон его ожидал еще один поворот в военной судьбе. По приказу Реввоенсовета Республики всех комсомольцев, причастных так или иначе к морю, направляли для продолжения службы на Мариупольскую военно-морскую базу.

Прежде чем стать краснофлотцем, Людникову пришлось пройти морскую подготовку, а затем всю зиму участвовать в ремонте старых гражданских судов и установке на них орудий, поскольку настоящих военных кораблей на базе не имелось. Наступила весна, и Людников впервые вышел в море на переделанном ледоколе со звучным названием «Знамя социализма» под командованием будущего дипломата, поэта и энтузиаста джаза С. А. Колбасьева.

В июле 1920 года по приказу генерала барона П. Н. Врангеля, чьи войска продолжали удерживать Крым, к берегам Азовского моря был направлен десант под командованием полковника Ф. Д. Назарова. Произошло удивительное совпадение — местом высадки белогвардейских частей была выбрана Кривая Коса, где родился и вырос Людников. Операция врангелевцев проводилась с участием большого количества военных судов. На борьбу с неприятелем отправились корабли Азовской военно-морской флотилии. Иван Людников и подумать не мог о том, что именно здесь, у родных берегов, ему придется участвовать в морском сражении!

Старенький ледокол не выдержал стрельбы установленных на нем шестидюймовых орудий, отчего у него повылетали заклепки и в разгар боя он неожиданно дал течь. Гордый корабль вернулся в порт и добивали врангелевцев уже без него. Но после очередного ремонта «Знамени социализма» еще довелось послужить на море. Людников продолжал на нем свою морскую службу — тралили мины в Азовском море. И лишь осенью 1921 года, демобилизовавшись, Иван вернулся домой в Кривую Косу.

В родном хуторе молодой, но уже бывалый боец республики Иван Людников по поручению райкома комсомола организовал ячейку, занимался общественной работой. И надо же было случиться, что в той самой лавке бежавшего из села купца, где когда-то они с отцом, стоя на коленях, умоляли спасти их семью от голодной смерти, устроили клуб, в котором Иван был заведующим, занимался допризывной подготовкой молодежи и даже руководил драмкружком. Людников трудился по 18 часов в сутки, стремился везде успеть и всем помочь, кто в этом нуждался. Его переполняла жажда деятельности, желание сделать все, что в его силах, чтобы его земляки, и прежде всего молодежь, почувствовали новые возможности, которые открывались перед ними в учебе, в работе, в творчестве.

Но Людников отдавал себе отчет в том, что его собственное образование, составлявшее три класса церковноприходской школы, совершенно не отвечает ни его положению комсомольского вожака, ни осуществлению его давней мечты. Он очень хотел учиться и о том, каким он видел в ту пору свое будущее, вспоминал: «Но что бы я ни делал, чем бы ни занимался, меня не оставляло самое большое желание — учиться! Относительно того, где учиться, вернее, какой специальности, сомнений у меня не было: военной, только военной! За два года, проведенных в походах и боях, я, что называется, всей душой сроднился с армией, полюбил военное дело, и самым заветным моим желанием было — стать образованным краскомом, командиром рабоче-крестьянской Красной армии».

Для того чтобы выехать на учебу, потребовалось разрешение райкома комсомола. Неожиданно он встретил у райкомовского руководства непонимание, дошло до того, что его обозвали «дезертиром». Лишь поддержка молодого секретаря райкома Цыгановой, заявившей о том, что Люд-ников, который с пятнадцати лет сражался за советскую власть, заслужил право на учебу.

В июле 1922 года Иван Людников с комсомольской путевкой на курсы красных командиров в руках уехал из Кривой Косы. Следующий раз он приехал на свою родину только в 1950 году.

Быстро собравшись в дорогу и сложив в котомку приготовленную матерью провизию, Иван отправился в Екатеринослав[92]. Отсюда сборная команда будущих курсантов выехала в Одессу, где находилась пехотная школа, в которой им предстояло учиться. Людников рассказывал, что ни до этого, ни после он не встречал в своей жизни такого состава, в котором пришлось ехать будущим красным командирам: видавший виды паровоз, топливо и воду для которого на всем пути добывали сами новобранцы, тащил несколько совершенно разбитых вагонов, перегонявшихся на капитальный ремонт, в которых отсутствовали двери, часть полов и крыш.

На подъезде к Одессе перепачканных и измученных курсантов встретил ротный курсов, отвел их в баню и разместил по казармам. После сдачи экзаменов председатель мандатной комиссии 94-х Одесских пехотных курсов красных командиров комиссар М. Л. Горикер вызвал Людникова, чтобы сообщить о том, что по русскому языку и арифметике он получил «неуд». Для многих ребят процесс поступления на этом заканчивался. Однако в отношении Ивана, как имеющего пролетарское происхождение, являвшегося также рабочим, а главное — красноармейцем с боевым прошлым, мандатная комиссия приняла решение: принять.

Людников был рад и взволнован, он будет красным командиром! Но он отдавал себе отчет в том, что сделан лишь первый шаг на этом пути. Для того чтобы не оказаться в отстающих, чего он даже представить себе не мог, ему предстоит трудиться намного больше, чем его товарищам, окончившим гимназии и реальные училища. Он дал слово членам комиссии, что все наверстает. Курсантов с таким образованием, как у Людникова, оказалось немало. На помощь пришла взаимовыручка: более грамотные помогали другим по общеобразовательным предметам, а имевшие боевой опыт занимались с теми, кому было в новинку военное дело. Но трудной была не только учеба, но и быт. Как вспоминал Людников, питались в основном перловой кашей, сушеной рыбой и получали по 150 граммов хлеба в день. Обмундирование выдавали чистое, но сильно поношенное, а на ногах носили лапти.

В январе 1923 года курсы были расформированы, и наиболее способных учащихся, в число которых попал и Людников, перевели в Одесскую пехотную школу. Вскоре ее слушатели участвовали в учениях, проведенных около румынской границы. Путь до нее и обратно они проделали пешком. Для этого каждому было выдано по три дополнительных пары лыковых лаптей. За время похода курсанты поизносились так, что вернулись в Одессу босыми и в обтрепанном обмундировании. Вскоре после этого им выдали наконец новую форму, шинели и обувь.

Людников выделялся среди своих товарищей и успехами в учебе, и активной общественной работой, в чем у него уже был немалый опыт. Его избрали комсоргом роты и членом комсомольского бюро. Курсанты дружили с молодыми рабочими Январских железнодорожных мастерских, были шефами села неподалеку от Одессы. Такая форма общения отвечала духу времени и, как считалось, способствовала расширению кругозора и привлечению молодежи к военной службе.

Успехи Людникова в учебе, его авторитет среди товарищей, политическая грамотность не остались не замеченными руководством школы. В 1924 году его назначили командиром взвода, избрали делегатом городской комсомольской конференции. Но в том же году он получил горестную весть из дома — умер отец. Иван тяжело переживал утрату и, понимая, как тяжело придется теперь его младшим братьям и сестрам, думал даже о том, чтобы вернуться домой, но все-таки решил продолжить обучение. Он написал председателю хуторского совета, попросив оказать помощь семье.

После окончания Одесской пехотной школы и полугодовой стажировки в войсках в августе 1925 года Людников становится командиром Красной армии. Незадолго до этого он был принят в ряды ВКП(б). В связи с острой нехваткой кадров выбор места службы у молодых офицеров был большой. Но Людников давно для себя решил, что служить будет в отдаленном гарнизоне, где могут возникать непредвиденные ситуации, требующие принятия самостоятельных решений и скорейшего овладения командирскими навыками. Поэтому из предложенных вариантов он выбрал Кавказ, регион, где было неспокойно. Его первая командная должность — командир взвода 37-го стрелкового полка 13-й Дагестанской стрелковой дивизии.

В подчинении у Людникова оказались совсем молодые ребята, из которых ему предстояло сделать умелых бойцов. Очень скоро он имел возможность убедиться, что выбранное место службы было не только удаленным, но и горячим. Много раз взвод Людникова участвовал в схватках с бандитскими отрядами, оставшимися в горах после окончания Гражданской войны. В одной из таких операций был захвачен имам Нажмудин Гоцинский, бывший одним из руководителей антибольшевистского движения в Дагестане в 1917–1921 годах. Спустя год с начала службы Людников назначается командиром пулеметной роты, но пробыл он на этой должности лишь около двух месяцев.

Командование отмечало в нем не только умение руководить подчиненными в бою, но и задатки воспитателя и наставника. Людникова переводят во Владикавказскую пехотную школу. Согласившись на преподавательскую работу, он и сам не ожидал, что будет заниматься обучением курсантов военному делу в течение восьми лет. Именно такой срок прослужил Людников в этом учебном заведении, пройдя путь от командира взвода до начальника штаба батальона.

Несмотря на удаленность от Москвы и других крупных центров сосредоточения военных учебных заведений, уровень преподавания на новом месте службы Людникова соответствовал современным требованиям. Этому способствовали и хорошая учебная база, и высокий профессионализм преподавательского состава, и окружающая обстановка. Личный состав училища, включая командиров и слушателей, неоднократно привлекался к ликвидации бандитских формирований в горах неподалеку от Владикавказа.

В течение всего периода службы в училище Людников не только учил, но и постоянно учился сам, совершенствуя свои знания и используя все свободное время для осуществления своей давней мечты — поступлению в Военную академию им. М. В. Фрунзе. Этому способствовали и деловая товарищеская атмосфера в коллективе пехотной школы, и творческое отношение к подготовке молодых офицеров. О высоком уровне подготовки кадров в этом учебном заведении говорит тот факт, что среди его выпускников оказалось много военачальников и командиров, впоследствии отличившихся в ходе Великой Отечественной войны, в том числе Героев Советского Союза. А один из преподавателей училища — командир взвода управления учебного артдивизиона Тычинский в период Сталинградской битвы был начальником артиллерии в 138-й стрелковой дивизии, которой командовал Людников.

Во время службы во Владикавказе Иван Ильич познакомился с девушкой, уроженкой этого города, Евгенией Васильевной Карягиной, и в 1927 году молодые люди создали свою семью. Евгения Васильевна была настоящей офицерской женой, понимала все трудности профессии своего мужа. Иван Ильич и Евгения Васильевна прожили вместе почти 50 лет и воспитали троих сыновей.

В 1934 году Людникова перевели в Казань руководителем тактики пехоты Татаро-Башкирской военной школы. Назначение на новую должность в крупное учебное заведение означало, что о Людникове уже сложилось мнение как о хорошем военном специалисте и педагоге. Он не только с успехом вел теоретические занятия, но и закреплял знания офицерской аудитории работой с картами, на макетах, во время практических занятий на местности, что особенно нравилось слушателям.

В том же 1934 году начала сбываться мечта Людникова — он поступил на заочное отделение Военной академии им. М. В. Фрунзе, а в апреле 1935 года перевелся на дневное. С первых дней пребывания в академии Людников уделял особое внимание изучению трудов ведущих советских военных теоретиков и специалистов — В. К. Триандафиллова, Б. М. Шапошникова, Д. М. Карбышева, М. Н. Тухачевского и др. Важнейшей частью обучения были регулярные стажировки в войсках. Именно во время таких командировок будущие командиры Красной армии учились мыслить самостоятельно, на практике применять современные оперативно-тактические приемы и методы ведения боевых действий, управлять соединениями в условиях взаимодействия различных родов войск, знакомились с новыми видами отечественных и зарубежных вооружений.

В сентябре 1938 года Людников с отличием окончил Военную академию и получил предложение остаться на преподавательской работе. Но он стремился применить свои знания на практике и вскоре приступил к работе в Генеральном штабе РККА: сначала офицером для поручений 1-го отдела, а с апреля 1939 года — начальником 2-го отделения 13-го отдела. Отчасти его новые обязанности тоже перекликались с вопросами подготовки кадров для среднего и высшего командного звена — оперативных работников штабов дивизий, корпусов, армий.

В ноябре 1939 года Людников стал первым начальником вновь созданного в Киевском особом военном округе Житомирского пехотного училища. Работа училища развертывалась на фоне начавшейся Второй мировой войны, развязанной нацистской Германией. Людникову пришлось руководить переводом училища на ускоренные программы подготовки курсантов. Особое внимание уделялось полевым занятиям и овладению навыками управления боем в современной войне с применением танков и артиллерии.

В начале 1941 года в Киевском особом военном округе, которым командовал генерал-полковник М. П. Кирпонос, шла интенсивная боевая подготовка, происходило перемещение частей, создавались новые соединения. Вся эта деятельность была направлена на повышение боеготовности войск в условиях нарастающей угрозы для нашей страны на западном направлении. Весной 1941 года среди командного состава Красной армии росло понимание неизбежности войны с Германией. И чем ближе к середине года, тем больше становилось примет надвигающейся войны.

Десятого марта 1941 года Людников был вызван к начальнику штаба Киевского особого военного округа генерал-лейтенанту М. А. Пуркаеву. Неожиданно для себя Людников получил приказ о назначении командиром 200-й стрелковой дивизии. Особенностью этого назначения было то, что дивизии как таковой еще не существовало: ее только предстояло сформировать, причем в сжатые сроки. Спустя десять дней Людников прибыл в приграничный город Ковель и приступил к новым обязанностям.

В своих воспоминаниях Людников отмечал, что рядовой состав нового соединения составили не только солдаты-срочники, но и прибывшие на переподготовку резервисты, которых обычно призывали в августе — сентябре, а в этот раз сборы были назначены на период с 15 мая по 1 июля. Это очень важное свидетельство, указывающее на то, что командованием Красной армии принимались меры к комплектованию новых частей, дислоцированных в пограничных районах, до штатной численности. В результате этого в кратчайшие сроки были созданы соединения, которые в первые месяцы начавшейся вскоре войны оказали серьезное сопротивление немецким войскам и с первых дней вторжения не только сорвали планы агрессора, но и сумели нанести ему большой урон.

Шестнадцатого июня 1941 года в штаб дивизии из округа пришла директива с предписанием не позднее утра 28 июня в полном составе сосредоточиться в 15 километрах северо-восточнее Ковеля. Переходы следовало осуществлять скрытно, в основном ночью, чтобы не быть обнаруженными немецкими самолетами, ежедневно совершавшими полеты над нашей территорией. Сбивать их нашим частям запрещалось. Через два дня дивизия начала пешее выдвижение в указанный район, со всей артиллерией, за исключением зенитной и противотанковой — прибытие орудий которой задерживалось. Это обстоятельство крайне тревожило Людникова. Личный состав дивизии был уверен, что им предстоят очередные учения. В ночь на 22 июня предстоял четвертый переход, который в связи с нелетной погодой было решено начать и закончить раньше, чтобы дать возможность личному составу отдохнуть.

В два часа ночи Людников вместе со штабом прибыл в намеченное загодя место сбора у реки Стырь. Еще не подошли дивизионные колонны, как в воздухе раздался приближающийся с запада низкий гул самолетов, не похожий на тот, что издают наши тяжелые бомбардировщики ТБ-3. Теряясь в догадках, офицеры обсуждали, что же это могло означать, отгоняя самые мрачные предположения. Однако в пятом часу утра вновь послышался шум авиамоторов и несколько самолетов с крестами на крыльях сбросили бомбы в расположение дивизии. Сомнения отпали — немецкие войска совершили нападение. Однако из-за отсутствия связи со штабом корпуса Людников и его подчиненные еще не знали истинных масштабов случившегося — это наглая провокация или же полномасштабная война?

Когда в шесть утра удалось связаться с командиром 31-го стрелкового корпуса генерал-майором А. И. Лопатиным, выяснилось, что и он не имеет точной информации о происходящем. И только в два часа дня Лопатин сообщил Людникову о том, что началась война. Вечером из штаба корпуса был получен боевой приказ — занять оборону на восточном берегу реки Стырь. В первом бою с захватчиками 28 июня Людников находился на КП одного из полков. Здесь они впервые увидели, как немецкая пехота наступала не спеша, в полный рост, не ожидая, видимо, серьезного сопротивления. Огнем артиллерии и в ходе контратаки четыре немецкие роты были уничтожены за полчаса. 200-я дивизия до 6 июля удерживала свой рубеж, отбивая атаки пехоты и танков врага. К этому времени противник углубился в тыл дивизии на левом фланге на 60 километров, и командир корпуса приказал Людникову оставить занимаемые позиции и отойти к Костополю.

На протяжении многих недель лета 1941 года противник за счет использования больших масс механизированных и танковых войск осуществлял прорывы на флангах или на стыках обороняющихся советских частей и угрозой окружения вынуждал их отступать. В связи с господством в воздухе немецкой авиации, наносившей непрерывные удары, наши соединения несли потери не только в ходе оборонительных боев, но и во время отхода на новые рубежи.

В составе 31-го стрелкового корпуса 5-й армии генерал-майора М. И. Потапова 200-я дивизия под руководством Людникова 40 дней умело сражалась в Коростеньском укрепленном районе. Грамотно выстроенная оборона, маневрирование своими частями и своевременное взаимодействие с артиллерией позволяли бойцам Людникова не только упорно обороняться, но и неожиданными для врага контратаками наносить ему большой урон в живой силе и технике. За проявленную стойкость и успешные действия в ходе боев на Коростеньском рубеже главнокомандующий войсками Юго-Западного направления маршал Советского Союза С. М. Буденный объявил дивизии благодарность.

Два месяца непрерывных боев в условиях, когда вермахт имел подавляющее преимущество в пехоте, артиллерии, танках, не говоря уже об авиации, дались дивизии Людникова очень тяжело. В августе, когда пришлось обороняться уже под Черниговом, в ней осталось менее половины от первоначального состава. А впереди предстояли бои с крупными танковыми соединениями немцев, стремившимися окружить войска Юго-Западного фронта.

Здесь, в лесах Черниговщины, уже полным ходом шло формирование партизанских отрядов. Людников вспоминал о встрече с руководителями партизанского движения, которые просили помочь им оружием и боеприпасами. Несмотря на то, что дивизия уже совсем скоро, как явствовало из имеющихся данных о противнике, будет сражаться с превосходящими силами противника, а пополнение боезапаса не ожидается, ввиду глубокого охвата немцами нашей обороны и блокирования тыловых коммуникаций, Людников выполнил просьбу будущих подпольщиков. После чего одни отправились в леса, а 200-я дивизия — готовиться к обороне. Вот она — суровая правда военных будней комдива, когда обстоятельства требуют принятия таких решений, о которых еще вчера было даже невозможно подумать, когда важен не только трезвый расчет, но и боевое братство, потому что и полуокруженная армия, и партизаны оказались у черты, где погибают и побеждают только вместе.

Удар в направлении Чернигова, который наносили четыре немецкие дивизии, пришелся на ослабленные боями 62-ю и 200-ю дивизии. Противнику удалось рассечь дивизию Людникова на две части. Один полк вместе с частью штаба, с которым находился Людников, и отдельными подразделениями оказался в окружении. Для любого командира нет хуже ситуации, чем расчленение руководимого им соединения, грозящее потерей управления и уничтожением по частям. Людников организовал оборону, а с наступлением темноты его частям удалось прорвать кольцо окружения и вместе с другими полками дивизии оторваться от противника и переправиться через Десну.

Двенадцатого сентября 1941 года во время налета немецкой авиации на КП дивизии в результате прямого попадания было убито несколько командиров и бойцов, ранен комиссар дивизии В. М. Прянишников, а Людников получил тяжелое ранение и контузию. Очнулся он только через пять часов в медсанбате. Придя в себя, он первым делом спросил о том, что происходит в его дивизии. На КП армии, куда он был доставлен по его просьбе, ему сообщили, что дивизия отходит, но продолжает обороняться. Более тревожной стала новость о полном окружении гитлеровцами войск Юго-Западного фронта. Лично для Людникова это означало, что эвакуация раненых в тыл теперь возможна лишь по воздуху. На следующий день его перевезли на КП фронта.

О том, что Людников и комиссар его дивизии ранены и находятся на КП, было доложено командующему фронтом генерал-полковнику М. П. Кмрпоносу, знавшему Людникова с довоенных времен. В своих воспоминаниях Людников отмечал, что Кирпонос спас жизнь ему и Прянишникову, распорядившись отправить их из окружения на последних транспортных самолетах По-2. Спустя два дня, при попытке выйти из окружения, генерал Кирпонос погиб вместе почти со всем управлением штаба Юго-Западного фронта около местечка Лохвицы. В этом бою был тяжело ранен и попал в плен М. И. Потапов — командующий 5-й армией, в которую входила 200-я дивизия. Ему было суждено пройти через немецкие лагеря, но он выжил и после войны продолжил службу в Советской армии.

Лечение Людникова проходило в Казани и затянулось до конца октября 1941 года. 28 октября он получил телеграмму из Главного управления кадров Наркомата обороны с предписанием после выздоровления прибыть в Куйбышев для нового назначения. Стремясь как можно скорее попасть на фронт на командную должность, Людников отказался возглавить оперативный отдел штаба 7-й армии, а также принять командование дивизией, которая только должна была формироваться в Сибири, вдали от главных событий. Ему удалось добиться назначения командиром стрелковой бригады, сформированной в Грозном на базе военных училищ Северо-Кавказского военного округа. Главным при этом для Людникова явилась высокая готовность соединения к отправке на фронт.

В Грозный он ехал по Волге и во время стоянки в Сталинграде прошелся по городу, совершенно не думая о том, что ему доведется защищать его, а в подвале того универмага, в который он заходил за покупками, будет пленен командующий 6-й немецкой армией генерал-фельдмаршал Ф. Паулюс.

Бригада, которую принял Людников, была укомплектована хорошо обученными бойцами, но артиллерии, транспорта и средств связи явно недоставало. Ожидать получения дополнительного вооружения и другой техники в тех условиях не приходилось. Бригада вошла в состав 56-й армии генерал-лейтенанта Ф. Н. Ремизова и в конце ноября начала наступление на Ростов-на-Дону, который незадолго до этого был захвачен фашистами. В этом бою Людников и его бойцы впервые увидели в деле «Катюши».

Город был освобожден на второй день наступления. В сражении за Ростов недавние курсанты бригады Людникова проявили стойкость и показали свою выучку, отбив «психическую атаку» гитлеровцев, которые двинулись на их позиции на ста мотоциклах, стреляя на ходу. Все они остались лежать на поле боя, а наши бойцы захватили много трофеев, включая мотоциклы. Преследуя неприятеля, советские войска продвинулись вперед почти на 100 километров и подошли к Таганрогу. Это был, несомненно, крупный успех на фоне многих неудач первых месяцев войны, однако продвинуться дальше не позволила сильно укрепленная оборона немцев и почти полное отсутствие артиллерии нужных калибров для ее прорыва.

Пожалуй, впервые с начала войны Людников испытывал большое удовлетворение от действий своих подчиненных и от успехов всей 56-й армии. Но была еще одна причина, взволновавшая его и не дававшая покоя: он оказался совсем рядом со своей родной Кривой Косой, до которой оставалось всего около 70 километров и где он не был уже почти 20 лет. Да и в Гражданскую он сражался в этих же местах. «Эх, еще бы немного, еще чуть-чуть, освободить бы родное Приазовье, Мариуполь, Кривую Косу…» — думал Людников. Но время для этого еще не пришло, враг был слишком силен. То, о чем мечтал комдив, произойдет лишь спустя почти два года, когда мощными ударами Красная армия вышвырнет фашистских захватчиков с юга нашей страны.

В начале марта 1942 года Людникова срочно вызвали в штаб Северо-Кавказского военного округа, откуда он был сразу откомандирован в штаб Крымского фронта. В течение двух месяцев он получил несколько назначений в разные дивизии, в командование которыми так и не вступил. Он столкнулся с явной неразберихой в управлении войсками, которые вели ожесточенные, но преимущественно безуспешные бои в восточной части Крыма, стремясь облегчить положение осажденного Севастополя, и готовились к наступлению. Однако противник опередил наше командование и 8 мая начал собственное наступление.

Людников получил указание представителя Ставки на Крымском фронте армейского комиссара 1-го ранга Л. 3. Мехлиса отправиться на поиск 63-й стрелковой дивизии, с которой пропала связь. Ему удалось разыскать это сильно поредевшее соединение и вместе с ним он отступал до Керченского пролива. Под жестокой бомбежкой, в числе тех немногих, кому повезло остаться в живых, он переправился на Тамань. 28 мая 1942 года Людников был назначен командиром 138-й стрелковой дивизии, также вышедшей из Крыма. В ней насчитывалось лишь полторы тысячи человек, пять автоматов и 141 винтовка. К тому же более половины личного состава вскоре была отправлена в Севастополь. Таким образом, Людникову пришлось практически заново формировать дивизию, которая имела славную боевую историю. Более всего его беспокоило, что большинство прибывающих к нему офицеров еще не участвовали в войне. И он учил будущих командиров тому, что знал — и как комдив, прошедший через жестокие сражения трагического 41-го года, и как военный профессионал, разъясняя им главные задачи командиров в бою. Для них он был главным источником сведений о том, с каким сильным и опытным противником придется иметь дело, о тактике немецких войск, о проверенных в деле приемах борьбы с врагом. Боевой опыт Людникова, его глубокие знания в области организации и управления войсками, ответственное отношение к комплектованию соединения и нуждам подчиненных создали ему огромный авторитет среди бойцов и офицеров дивизии. Взаимопонимание между комдивом и подчиненными, обретенное с первых дней совместной работы, стало залогом создания боеспособной единицы, умело сражавшейся в любых обстоятельствах.

Как показали дальнейшие события, усилия комдива не пропали даром. Людников будет командовать 138-й стрелковой дивизией девять месяцев, из них свыше трех — в Сталинградской битве. Во многом благодаря ему дивизия обретет еще большую славу, а вместе с ней прославится и ее командир.

Едва закончив формирование, 138-я стрелковая дивизия 12 июля получила приказ занять оборону на Дону и была включена в состав 51-й армии. Людников оказался в сложнейшей ситуации — скоро в бой, а на десятитысячную дивизию у него три сотни винтовок и 30 автоматов. Тяжело воевать с таким арсеналом, если тебе предстоит оборонять участок фронта длиной в 75 километров, который Людни- кову, чтобы побывать в частях, приходилось облетать на самолете. Оружие, оставшееся в разбитом немецкой авиацией эшелоне, и даже артиллерию удалось позаимствовать у отступающих частей. Но вскоре по распоряжению командования в дивизию прислали вооружение и усилили ее четырьмя отдельными полками — кавалерийским, артиллерийским, противотанковым и гвардейским минометным (БМ-13). Стало очевидно, что воевать предстоит на главном направлении немецкого наступления на Сталинград. Время, отпущенное на подготовку, закончилось, и теперь боеспособность обновленной дивизии предстояло проверить противнику.

Семнадцатого июля начался первый этап Сталинградской битвы — бои на дальних подступах к городу. На следующий день передовые части 4-й немецкой танковой армии атаковали позиции дивизии Людникова. Несмотря на то, что, так же как и в начале войны, вермахт имел огромное превосходство в воздухе и на земле, а из-за растянутых коммуникаций постоянно ощущалась нехватка боеприпасов, созданное под его руководством и им обученное соединение более полутора месяцев стойко сражалось на пространстве между Доном и Волгой. Наши бойцы и командиры, в первую очередь те, кто прошел через испытания 1941 года, были теперь намного опытнее. Немцам, несмотря на неоднократные попытки, не удалось прорвать оборону или окружить дивизию. Отход на новые позиции происходил только по приказу сверху, организованно и умело, что позволяло осуществлять эти переходы без преследования противником и свести к минимуму боевые потери. Но даже в этих обстоятельствах подчиненные Людникова не только оборонялись, но и непрерывно контратаковали. За первые десять дней боев ими были взяты в плен около ста немецких и румынских солдат и офицеров — удивительный и на первый взгляд парадоксальный результат для обороняющихся и отходящих под натиском неприятеля войск! Успешные действия 138-й стрелковой дивизии явились результатом применения гибкой тактики, нешаблонных приемов и постоянного анализа действий противника.

О тяжелейших испытаниях, выпавших на их долю, и о дерзких, рожденных в боях приемах борьбы с врагом Людников вспоминал: «Трудно воевать на широких донских просторах, когда танков у тебя нет, а противник маневрирует ими на ровной открытой местности, когда его самолеты безнаказанно летают через линию фронта, проникая в наши глубокие тылы… Только ночь лишает врага преимуществ. Ночью можно драться на равных. А потому удары по основной переправе гитлеровцев мы наносим ночью.

Полки дивизии ходили в ночные контратаки не только на Дону, но и на Аксае. Если днем противнику удавалось потеснить наш полк, ночной контратакой мы возвращали утерянные позиции. Были созданы специальные батальоны для ночных действий. Бойцов обучили атаковать внезапно, стремительно, без звуковых и световых сигналов, прокладывать дорогу автоматами и гранатами».

Как один из самых тяжелых моментов оборонительных боев в междуречье, в котором весь личный состав дивизии проявил массовый героизм, запомнил Людников бой 31 июля. По заведенному обычаю, с рассветом немецкая авиация принялась бомбить позиции дивизии, но в этот раз от огромного количества самолетов небо словно потемнело — сначала около восьмидесяти «Юнкерсов», а затем группы по 9—12 пикирующих бомбардировщиков с воем неслись к земле и буквально засыпали бомбами передний край нашей обороны. Затем к налету подключились артиллерия и минометы. После этой адской увертюры 2-я румынская пехотная дивизия пять раз ходила в атаку, но полки майоров Г. М. Гуняги и Ф. И. Печенюка отстояли свои рубежи.

Убедившись в бессилии румын взломать оборону 138-й дивизии, немцы бросили в бой также свои войска и нанесли совместные удары в стыки наших частей, пытаясь обойти их фланги, в надежде, что в рядах обороняющихся возникнет паника из-за возможного окружения. Но то, что давало гитлеровцам результат в 1941 году, теперь, против организованной и дисциплинированной советской дивизии, не срабатывало. Бой продолжался непрерывно 14 часов. Бойцы Людникова отбили все атаки и нанесли врагу большой урон в живой силе.

За проявленные в этом бою отвагу и умелые действия дивизия получила благодарность Военного совета 51-й армии, приказ которого гласил: «Военный совет армии отмечает, что 138-я Краснознаменная стрелковая дивизия по стойкости и мужеству в боях — пример остальным дивизиям армии».

В начале августа противник усилил свои удары на Сталинградском направлении. Под натиском превосходящих сил гитлеровцев наши войска постепенно отступали. В связи с постоянно возникающей угрозой глубокого прорыва немцев в тыл 51-й армии, ее штаб, а также армейские базы снабжения отошли настолько далеко от передовой, что фактически армейское командование утратило возможность оперативно управлять отдельными частями. В эти дни Людников получил последний приказ из штаба 51-й армии, в котором ему предписывалось действовать самостоятельно и по обстановке. И хотя причина подобного приказания была понятна, неясно было, как «действовать» против непрерывно атакующих немецких и румынских частей, не имея в достатке ни оружия, ни боеприпасов. 138-я дивизия вступила в свой самый трудный период за все время боев между Доном и Волгой. Потеряв всякую связь с 51-й армией, дивизия Людникова отступила к реке Аксай и оказалась на левом фланге 64-й армии генерала М. С. Шумилова. Здесь у Людникова произошла первая встреча с заместителем Шумилова генерал-лейтенантом В. И. Чуйковым, под началом которого он будет сражаться во время городских боев в Сталинграде.

В начале августа Чуйков формировал группу из отступающих частей и разрозненных отрядов для организации обороны по реке Аксай юго-западнее Сталинграда. 3 августа он вызвал к себе Людникова, объявил ему о присоединении 138-й дивизии к созданной им войсковой группе и поставил комдиву новую задачу по организации обороны. Как вспоминал позднее Людников, после их первой встречи с Василием Ивановичем Чуйковым и на протяжении всего периода сражений в августе — сентябре 1942 года недостатка в оперативном руководстве он больше не испытывал. Чуйков много раз бывал в расположении дивизии, отмечал стойкость и умелые действия ее бойцов и командиров, важную роль этого соединения в оборонительных боях на подступах к Волге.

Чем ближе к Сталинграду продвигался враг, тем сильнее становилось сопротивление наших войск. Накал сражений в те августовские дни, их ожесточенность превзошли все, что пришлось до этого испытать дивизии Людникова и другим советским частям в боях между Доном и Волгой. Они явились предвестником тех небывалых по напряжению и упорству схваток, которые развернутся во время битвы в самом городе.

Непрерывные боевые действия, которые дивизия Людникова вела днем и ночью, изматывали людей, а в отсутствие пополнения численность ее резко сократилась. В самом многочисленном 344-м полку в строю оставалось всего 404 бойца. Выполнять поставленные перед соединением задачи становилось все сложнее. Людников докладывал об этом командованию 64-й армии, однако оно не имело возможности восполнить потери не только 138-й стрелковой, но и других дивизий и частей, входивших в ее состав.

В трагический для жителей Сталинграда день — 23 августа, когда сотни самолетов люфтваффе несколько часов непрерывно бомбили город, превратив его в руины, 138-я дивизия приняла на себя очередной удар рвавшихся к Волге немцев. Бой у разъезда 74-й километр по своему ожесточению и драматизму превзошел все, что пришлось пережить комдиву Людникову и его подчиненным летом 1942 года. После продолжительной бомбежки и артобстрела немецкие танки и пехота атаковали позиции дивизии одновременно на нескольких участках. Главный удар принял на себя батальон лейтенанта Бобыкина. Противник имел пятикратное превосходство в живой силе. Танков же в рядах оборонявшихся не было вовсе.

Людников так рассказал о тех, кто не дрогнул и до конца стоял на той огненной черте: «Немного людей было в 3-м батальоне из полка Печенюка, но каждый из них заслужил, чтобы на братской могиле у того рубежа, где погиб батальон, был воздвигнут памятник. Шесть часов удерживали солдаты свой рубеж, хотя знали, что уже сражены комбат Бобыкин, военком Федоров и другие командиры. Немецкий полк, поддержанный большим количеством танков, прорвался через этот рубеж лишь тогда, когда пал последний солдат 3-го батальона.

Шестнадцать часов длился бой у маленького железнодорожного разъезда 74-й километр. Мы истребили девять немецких танков. Пять танков сожгли, забросав бутылками с горючей жидкостью. За этот бой личный состав 138-й дивизии получил благодарность Военного совета 64-й армии».

К 29 августа дивизия Людникова оказалась почти в полном окружении, но продолжала сражаться, не имея связи со штабом армии и не зная о том, что приказ на отход уже отдан. Когда этот приказ армейского командования удалось наконец по радио передать в дивизию, она в последний момент с трудом сумела вырваться через узкую горловину из «мешка», в котором оказалась из-за отступления соседних частей. На тот момент в дивизии оставалось всего 550 человек и 12 орудий. Но едва те, кто остался в строю успели занять новый рубеж на линии Варваров-ка — Нариман — высота 126, как вновь они были вынуждены отражать одну за другой три танковые атаки, уничтожив благодаря отлично организованному огню артиллерии 25 вражеских танков.

То, что сделали в августе 1942 года в донских степях солдаты Людникова и других отличившихся в эти дни наших соединений и частей, не измеряется одним лишь количеством уничтоженной техники и живой силы врага. Каждый выдержанный ими бой, каждый день, когда они устояли под напором лавины танков, тысяч самолетов и мощи орудий 6-й полевой армии вермахта, срывая уже тогда все сроки гитлеровского командования по взятию Сталинграда, переплавлялся в фундамент будущей великой победы на берегах Волги, повернувшей ход Второй мировой войны.

Боевые действия 138-й стрелковой дивизии на первом этапе Сталинградской битвы — это не только массовый героизм и мужество ее бойцов и командиров. Сквозь все испытания, выпавшие им, они прошли, ощущая уверенное и умелое руководство своего комдива, которому они верили и который был вместе с ними во все дни тяжелых боев, отступлений и горьких потерь.

О сражении в излучине Дона газета «Красная звезда» в передовой статье «Отбить наступление немцев на Сталинград!» от 4 сентября 1942 года писала: «В боях за Сталинград многие части Красной Армии проявляют выдающийся героизм и стойкость. Примером могут служить гвардейская дивизия, которой командует генерал-майор Глазков[93], и стрелковая дивизия под командованием полковника Людникова».

Ослабленную в боях 138-ю дивизию вывели в резерв 64-й армии на новый рубеж обороны, оборудованный всего в десяти километрах западнее Сталинграда. Но передышка для подчиненных Людникова быстро закончилась. Уже 8 сентября немецкие войска проломили оборону советских частей на стыках с соседями 138-й дивизии и атаковали ее позиции по всему переднему краю. Но к тому времени дивизия приобрела такой опыт борьбы с танками и пехотой противника, что за четверо суток непрерывных боев противнику так и не удалось прорвать ее оборонительные порядки. 15 сентября дивизию Людникова, выполнившую свою задачу, вывели во второй эшелон, а 5 октября перевели в резерв 64-й армии и переправили на левый берег Волги. 15 октября дивизия была передана в состав 62-й армии, которая под командованием генерал-лейтенанта В. И. Чуйкова вела бои в Сталинграде, прижатая к Волге. Первый приказ, полученный Людниковым от Чуйкова, гласил: «Командиру 138 сд немедленно и по тревоге поднять один полк в полном составе и не позднее 5.00 16.10.42 г. переправить его на западный берег р. Волга».

Ускоренным маршем к Волге был отправлен 650-й полк майора Ф. И. Печенюка, вместе с которым ушел заместитель Людникова полковник И. И. Куров. На следующий день 138-я дивизия в полном составе вышла к переправе 62-й армии и на бронекатерах и моторных паромах 44-й Волжской флотилии переправилась на правый берег. Новый приказ командарма Чуйкова ставил перед 138-й дивизией задачу: «к 4.00 17.10.42 г. занять и прочно оборонять рубеж южная окраина Деревенек, Скульптурный. Не допустить выхода противника в район проспекта Ленина и завода «Баррикады».

Высадка дивизии Людникова произошла неподалеку от КП 62-й армии, куда он и отправился сразу же, как только ступил на сталинградский берег. В это время на КП находились все члены Военного совета армии, а также командующий Сталинградским фронтом генерал-полковник А. И. Еременко и его заместитель генерал-лейтенант М. М. Попов. После доклада Людникова командующему фронтом, Еременко сказал: «Знаю вашу дивизию, и все же считаю нужным напомнить, что противник будет стремиться сбросить ее в Волгу. Силы против вас будут действовать большие, с потерями гитлеровцы сейчас не считаются. Нужно держаться во что бы то ни стало. Город мы не сдадим. Ясно? Вот так. Конкретно задачу поставит вам Василий Иванович Чуйков. Желаю боевой удачи».

На рассвете 17 октября, всего через несколько часов после окончания переправы дивизии в Сталинград и занятия подразделениями 650-го и 768-го полков обороны на указанных командармом Чуйковым рубежах, гитлеровцы нанесли по ним сильнейший удар. Как и предполагалось командованием армии, противник стремился выбить наши войска с территории завода «Баррикады». Чтобы отвести угрозу своему левому флангу, Людников приказал командиру 344-го полка Д. А. Реутскому нанести контрудар при поддержке дивизионной артиллерии и «Катюш».

Свой первый боевой экзамен в непривычных стесненных условиях, в незнакомом городе, среди разрушенных домов и заводских цехов подчиненные Людникова выдержали и отбросили врага, уничтожив несколько сотен немецких солдат, прорвавшихся на территорию завода, и почти все танки. Однако и дивизия понесла чувствительные потери. А в самом начале сражения снаряд разорвался рядом с наблюдательным пунктом Реутского, который получил тяжелое ранение и лишился зрения.

Узнав о ранении Реутского, Людников пришел в перевязочный пункт, чтобы попрощаться с ним перед эвакуацией. Он хорошо помнил первую встречу с полковником Реутским, который прибыл в дивизию, чтобы заменить выбывшего командира 344-го полка. Это произошло менее месяца тому назад в районе Бекетовки. В его послужном списке значились участие в Гражданской войне, высшее военное образование и служба преподавателем на курсах «Выстрел». Любой комдив был бы не против иметь у себя офицера с таким опытом. Смущало другое — Реутский был полковником, а в дивизии полками командовали майоры. Но, переговорив с ним, Людников выяснил, что тот уже давно просил направить его в действующую армию, должности комполка соответствует, и лично просил в кадрах не назначать его на более высокое командное место, как не имеющего боевого опыта в нынешней войне.

Услышав голос комдива, Реутский первым делом спросил его о том, выполнил ли полк поставленную задачу, и успокоился, услышав, что его бойцы во многом способствовали успеху прошедшего дня. Людников остро переживал потерю мужественного и грамотного офицера, человека рассудительного и многоопытного, которого впереди ожидали тяжелые испытания. Через 20 лет после этих событий, с большим волнением и гордостью за своего боевого товарища, Людников прочел в «Литературной газете» очерк об участнике Сталинградской битвы слепом полковнике в отставке Дмитрии Александровиче Реутском, который жил и работал в Киеве и был одним из лучших партийных пропагандистов.

Уже первый день боев в Сталинграде оказался насыщенным многими событиями и выявил массу неотложных мер, которые необходимо было срочно предпринять для организации обороны. Характер небывалого для личного состава дивизии городского сражения, о котором Людников и другие командиры, казалось бы, уже знали всё из бесед с участниками этих боев еще до переправы, а также появившиеся личные впечатления однозначно свидетельствовали — воевать здесь придется по особым законам и готовиться к этому нужно основательно и в кратчайшие сроки, чтобы не быть сброшенными в Волгу уже в ближайшее время.

Анализ боевой обстановки в полосе 138-й дивизии, особенностей территории и состояния находящихся на ней строений, а точнее — того, что от них осталось, позволил Людникову сформулировать основные задачи, реализация которых позволит удержаться против превосходящих сил противника. Комдив приказал: немедленно начать инженерную подготовку оборонительных рубежей — рыть окопы до полного профиля; все строения, пригодные для организации обороны, обустроить с учетом длительного нахождения в них людей; оборудовать огневые точки, опорные и хорошо укрытые командные пункты; создавать укрепления и минировать наиболее опасные направления.

С этой же целью Людников распорядился переправить всех командиров батарей в Сталинград для их тесного взаимодействия с командным составом батальонов и рот и большей самостоятельности в выборе целей для дивизионной артиллерии, оставшейся на левом берегу. В дополнение к этим мерам комдив приказал обеспечить ведение постоянной разведки, без чего в быстро меняющейся обстановке городских боев невозможно контролировать действия противника на передовой и предотвращать его попытки проникновения в наш тыл. Он поручил привлекать для этого жителей города, прежде всего рабочих «Баррикад», хорошо знающих расположение заводских построек, подземных помещений, ходов, убежищ, которые можно использовать для целей активной обороны. По докладам подчиненных об итогах самого первого дня боев, Людников сделал еще один вывод — о создании в каждой роте и в батальонах небольших резервов для борьбы с мелкими группами противника, которые просачивались в ходе атак на наши позиции между опорными пунктами. Время показало своевременность и эффективность этой меры.

Все последующие дни вплоть до 3 ноября были похожи один на другой. Если позволяла погода, с раннего утра люфтваффе принималось обрабатывать передний край дивизии. Затем подключалась артиллерия, после чего пехота и танки атаковали наши позиции. Почти нигде, кроме незначительных участков, немцам не удалось потеснить полки Людникова, несмотря на огромное превосходство в живой силе и технике.

Но за внешней схожестью фронтовых будней комдиву были ясно видны перемены в поведении своих бойцов и командиров и в способности дивизии к сопротивлению. Часто бывая на переднем крае, Людников отмечал, как с каждым днем все надежнее и неприступнее для противника становится оборона. В окнах домов, заваленных всем, чем только можно, проделывались бойницы, причем по несколько на каждого стрелка, чтобы маневрировать огнем и вести наблюдение за своими соседями и противником, создавая у немцев видимость многочисленности обороняющихся. Некоторые дома были превращены в настоящие крепости с запасными ходами с этажа на этаж для быстрой переброски людей в случае захвата неприятелем лестниц. С тыльной стороны делались проходы в стенах для вкатывания орудий, подвалы оборудовались для отдыха и укрытия от обстрелов. Между зданиями рылись окопы и ходы сообщения, подходы минировались.

Эффективность и живучесть маневренной, насыщенной огневыми точками обороны 138-й дивизии гитлеровцы прочувствовали сполна. Накопленный нашими бойцами и командирами опыт городских боев явился не только основой удержания своих позиций, но и позволял наносить противнику настолько жестокий урон, что порой немцы в течение несколько дней не могли возобновить наступление с прежней силой.

Вспоминая эти бои, Людников подчеркивал, что основной целью врага было перенести боевые действия за пределы завода «Баррикады», на открытые участки, где их авиация, танки и артиллерия получили бы свободу действий. Тогда, как задача обороняющихся состояла в том, чтобы не дать противнику создать разрыв между позициями наших и вражеских войск, втянуть немцев в теснину сталинградских развалин, свести тем самым к минимуму их перевес в технике и иметь возможность изматывать и уничтожать превосходящие силы фашистов.

О том, насколько непреодолимой для гитлеровцев оказалась оборона в полосе 138-й дивизии, свидетельствует письмо убитого гитлеровского офицера, добытое нашими разведчиками, которое показал Людникову батальонный комиссар Фомин из 344-го полка: «Нам надо дойти до Волги. Мы ее видим — до нее меньше километра. Нас постоянно поддерживает авиация и артиллерия. Мы сражаемся как одержимые, а к реке пробиться не можем. Вся война за Францию продолжалась меньше, чем за один приволжский завод. Мы брали крупные города и теряли при этом меньше людей, чем на этом богом проклятом клочке земли. Против нас, вероятно, сражаются смертники. Они не получают подкреплений, так как мы контролируем переправу. Они просто решили сражаться до последнего солдата. А сколько их там осталось — последних? И когда этому аду наступит конец?..»

Удержание своих позиций, беспощадная война на уничтожение, несмотря на мужество, героизм и умелые действия наших воинов, давались высокой ценой жизней защитников Сталинграда, а пополнить их ряды или прийти на помощь удавалось далеко не всегда. В своих воспоминаниях Людников привел такую запись из дневника боевых действий за 25 октября, особо отметив подвиг бойцов, стоявших насмерть: «С шести часов утра самолеты-бомбардировщики «Ю-87» бомбили боевые порядки дивизии. Противник атакует танками. В образовавшийся разрыв между 344-м и 650-м сп я ввел первый батальон 118-го гвардейского стрелкового полка (этот полк приказом командующего армией с 20 октября был передан в подчинение нашей дивизии). В батальоне было всего 40 человек, 25 винтовок, 15 автоматов и 9 ПТР. Тем не менее эти 40 смельчаков контратаковали противника и восстановили положение.

В 13.00 отбита сильная атака на полк Гуняги. Через два часа повторная атака танками и пехотой. Гитлеровцам удалось овладеть Красным домом. Гарнизон этого дома погиб.

Вечером и в полночь противник продолжал атаки. Первый батальон 344-го стрелкового полка выдержал двухчасовой бой.

Командарм Чуйков сказал по телефону: «Знаю, что вам туго, но именно сейчас надо во что бы то ни стало удержать рубежи».

…Даже не сведущий в военных делах человек может себе представить, в каких тяжелых условиях приходилось нашей дивизии вести бои. Батальон, насчитывающий сорок человек, это ведь по численности — взвод!.. Я сейчас уже не помню, что это был за Красный дом, скорее всего одно из полуразрушенных зданий, превращенных в опорный пункт… Но, судя по записи в дневнике, тогда он имел для нас важное значение, и защитники его дрались до последнего бойца».

Войска 6-й армии, считавшиеся одними из лучших в вермахте, которые постоянно превозносились геббельсовской пропагандой, не погнушались опуститься до позорных, чудовищных злодеяний — вымещать свою злость и бессилие перед защитниками Сталинграда на мирных жителях. Людников вспоминал, как во время нескольких атак на позиции 138-й дивизии фашисты гнали впереди себя женщин, детей и стариков, а однажды на глазах наших солдат расстреляли мальчика. Нетрудно представить, какую волну ненависти и жажды мести вызвали эти сцены у бойцов и командиров дивизии.

Вину за эти преступления в отношении гражданских лиц несут не только исполнители, но и командование 6-й немецкой армии во главе с Ф. Паулюсом, который не мог не знать о методах ведения войны его подчиненными. После его пленения 31 января 1943 года в Сталинграде и до последних дней жизни он называл себя лишь солдатом, исполнявшим приказ, пытаясь, видимо, таким образом дистанцироваться от злодеяний, творимых на территории нашей страны карательными отрядами нацистов. Однако приведенные факты насилия и убийств его подчиненными мирных граждан в Сталинграде, так же как участие Паулюса в подготовке в 1940–1941 годах плана нападения на СССР (план «Барбаросса»), не оставляют сомнений, что он является военным преступником. Избежать скамьи подсудимых ему удалось лишь благодаря намерению И. В. Сталина добиться от него изменения своего отношения к нацистскому режиму. В 1944 году, в результате настойчивых усилий сотрудников НКВД, Паулюс занял открытую антигитлеровскую позицию, и его, как широко известного в германском обществе представителя военной верхушки, чье поведение привлекало всеобщее внимание, подключили к антинацистскому движению.

В ночь на 3 ноября Людников получил приказ командарма Чуйкова, из которого следовало, что, в связи с подготовкой противником нового массированного наступления с целью прорыва к Волге, дивизии необходимо быть готовой к отражению атак и, по-возможности, активными действиями расширить свой плацдарм. Благодаря своевременной информации и принятым срочным мерам по укреплению обороны 138-я дивизия отразила все яростные попытки гитлеровцев прорваться к волжскому берегу, продолжавшиеся весь следующий день. Натолкнувшись на упорное сопротивление на этом участке, немцы атаковали позиции соседних дивизий, но успеха не имели.

Наступило относительное затишье, которое продолжалось до 11 ноября. В какой-то момент этой затянувшейся паузы Людников даже подумал, что немцы выдохлись и не в состоянии атаковать с прежней силой. Но вечером 10 ноября он получил сообщения от командиров всех полков о том, что, по всем признакам, противник накапливает силы для нового наступления. Подтверждением серьезности намерений немецкого командования явилась интенсивная бомбежка позиций нашей артиллерии, сосредоточенной на левом берегу, мощные удары которой, корректируемые наблюдателями, находящимися на переднем крае, уже не раз останавливали врага.

Ранним утром 11 ноября, не дожидаясь рассвета, противник начал артподготовку, после чего пять пехотных и две танковые дивизии атаковали 62-ю армию на фронте шириною около пяти километров. В полосе 138-й дивизии наступали три пехотных полка при поддержке сорока танков. Основной удар был нанесен на правом фланге дивизии, где держал оборону 118-й гвардейский полк, составленный из остатков 37-й гвардейской стрелковой дивизии. Гвардейцы пять часов сдерживали врага, но немцы бросили в бой еще два свежих саперных батальона, которые в числе других были накануне срочно переброшены в Сталинград по воздуху с других фронтов. После того как на одном участке обороны геройски погибли все защитники, враг прорвался к Волге. Но, взятые немцами в кольцо, оставшиеся в живых бойцы продолжали сражаться! К исходу дня из окружения сумели вырваться те, кто уцелел — семеро израненных солдат, вынесших тяжелораненого командира полка подполковника Н. Е. Колобонникова.

В этот день очень нелегко, как никогда раньше, пришлось и другим частям дивизии. К началу наступления немцев 11 ноября в полках у Людникова насчитывалось всего по 70-100 человек. Группа немецких автоматчиков пробралась в тыл 768-го стрелкового полка майора Г. М. Гуняги и атаковала его КП. Несколько часов офицеры штаба и солдаты роты охраны отбивались от наседавшего противника, пока не удалось ликвидировать угрозу.

Однако беда пришла с той стороны, откуда ее не ждали. Соседом дивизии Людникова слева был 241-й полк дивизии полковника В. А. Горишного. Под натиском превосходящих сил врага пали, не сдав своего рубежа, почти все его бойцы и командиры. И лишь тогда немцы продвинулись вперед, отрезав 138-ю дивизию от главных сил 62-й армии. Сильно поредевшая в ходе последних сражений, прижатая к Волге дивизия Людникова оказалась в полуокружении. В своих мемуарах Людников так обрисовал их новую реальность: «На «Баррикадах» мы дрались сто дней и ночей, а с 11 ноября и почти до конца года были отрезаны от своих частей. Впереди и на флангах до берегов Волги — враг. Позади — река… Положение осложнялось еще и тем, что в зоне действия ружейно-пулеметного огня противника оказалась переправа через протоку Денежная Воложка и остров Зайцевский — единственный путь, по которому шло снабжение дивизии боеприпасами и продовольствием, эвакуация раненых. С этого дня мы оказались на «острове»… В те дни (это отмечает в своих мемуарах В. И. Чуйков) о защитниках «Баррикад» в газетах не писали — ни один корреспондент не мог пробраться к ним».

Этот клочок сталинградской земли размером 700 метров по фронту и 400 метров в глубину вскоре назовут «островом Людникова». На нем дивизия сражалась 40 дней. Острова с таким названием не существует в природе. Он появился благодаря несгибаемой силе духа и отчаянному мужеству бойцов и командиров 138-й дивизии, продолжавших драться с врагом на крохотном пятачке с такой же силой и умением, как и в цехах «Баррикад», и на руинах городских кварталов. На этот сухопутный остров так и не ступила нога захватчика.

А что касается вошедшего в историю Сталинградской битвы меткого названия этой кромки волжского берега, то возникло оно с легкой руки, а можно сказать «с легкого крыла», славного труженика войны — небесного тихохода По-2. Это случилось во время одного из первых вылетов этих самолетов в расположение 138-й дивизии, снабжение которой пытались организовать по воздуху, сбрасывая по ночам тюки с продуктами и боеприпасами. Чтобы груз попал по назначению, дивизия обозначала кострами передний край. Разгадав действия «людниковцев», немцы тоже запалили костры, сбив с толку наших летчиков. Тогда командир воздушного звена пролетел с выключенным мотором так низко над берегом, что на земле услышали его крик: «Эй, остров Людникова! Туши костры!» Сигнальные костры дивизии были быстро погашены, и пилоты ясно увидели темное пятно в кольце огней, успев сбросить припасы точно в цель до того, как спохватились фашисты. Но не все рейсы заканчивались удачно. Нередко груз попадал к противнику или в Волгу, а иногда от удара о землю боеприпасы приходили в негодность. Несмотря на храбрость летчиков и острую необходимость в снабжении, от доставки по воздуху пришлось отказаться.

Самой тяжелой на «острове» стала первая неделя. Людников, обсудив ситуацию со своим штабом, пришел к выводу, что, изолировав ценой больших потерь его дивизию, немцы на этом не остановятся и будут атаковать снова и снова, пытаясь окружить их ударом вдоль берега или сбросить в Волгу фронтальным наступлением. Командование 62-й армии не имело возможности помочь Людникову восстановить связь с соседями, но Чуйков по радио обещал поддержать огнем армейской артиллерии и сделать все возможное для организации снабжения.

В решительный штурм 13 ноября немецкое командование бросило пехотную дивизию и два полка, а также пять саперных батальонов. Как и следовало ожидать, немцы, поддерживаемые сильным огнем артиллерии, пытались прорваться на небольшом участке. Направление удара было выбрано ими не случайно, так как в случае успеха они выходили в тыл вблизи дивизионного КП. Когда вскоре после возобновления наступления около 70 немецких автоматчиков появились рядом с КП дивизии, они, возможно, уже решили, что цель близка, поскольку боевых подразделений и опорных пунктов на их пути не было. Но комдив Людников лично повел в контратаку небольшой отряд, составленный из офицеров штаба, связистов и бойцов комендантской роты. Просочившиеся в тыл дивизии немцы были уничтожены, а спустя час удалось восстановить положение на левом фланге, где врагу поначалу удалось потеснить оборонявшихся.

Однако в этот день полыхали не только фланги, а весь передний край дивизии. Более десяти часов немцы пытались захватить так называемый П-образный дом, занимавший важное место в системе обороны. Немецкие танки били по нему прямой наводкой, снеся верхний этаж, после чего пехота ворвалась в дом. Его защитники укрылись в подвале и вызвали огонь артиллерии на себя. Все штурмовавшие здание захватчики нашли свою смерть под его обломками, а наши воины благополучно ушли по запасному ходу.

Впереди были новые испытания, но Людников, ни на минуту не терявший управление боем, видевший, как бьются его бойцы, чутьем бывалого командира ощущал, что они могут выстоять, если будут сражаться так, как в этот день. Это была еще одна, пусть и небольшая, победа «людниковцев» — над врагом, над трагическими обстоятельствами, над своими сомнениями, если они у кого-то и возникали, в успешном исходе противостояния с идущими напролом нескончаемыми цепями немцев.

Назавтра бой разгорелся с новой силой. По всему чувствовалось, что противник решил во что бы то ни стало уничтожить дивизию, ставшую у него на пути, зная, что силы защитников на исходе. О сражении 14 ноября Людников вспоминал: «Временами казалось, что не остается уже никакой возможности выдержать натиск превосходящих сил гитлеровцев. Не считаясь с потерями, они вводили в бой все новые и новые силы, непрерывно наращивали огневую мощь. На участке полка капитана В. А. Коноваленко[94] пали два опорных пункта в домах после того, как гарнизоны, оборонявшие их, погибли до последнего бойца. Как и накануне, группа автоматчиков вновь прорвалась в район командного пункта дивизии. В бой с ними вступили все находившиеся в штабе и поблизости от него. Даже раненые ходили в контратаку».

Положив сотни своих солдат, немцы не смогли удержать занятый столь высокой ценой рубеж, и во второй половине дня дивизия вернулась на свои позиции, которые занимала до атаки. «Остров» устоял и даже не уменьшился в своих размерах. Однако затишье обещало быть коротким — из разных подразделений Людникову шли доклады о том, что противник готовит новый удар. Комдив, трезво оценивая способность дивизии к обороне, понимал, что его людям, измотанным непрерывными боями, нужна передышка. Наступление немцев необходимо было если не предотвратить, то хотя бы задержать, спутать им карты. Он приказал командующему артиллерией подполковнику С. Я. Тычинскому накрыть огнем изготовившегося врага. Неожиданно все батареи доложили о том, что у них «нули». Это означало, что стрелять нечем, остался только неприкосновенный запас снарядов для самообороны огневых позиций. И Людников приказывает стрелять «нулями». С левого берега донеслись раскаты всего нескольких залпов, но и этого хватило, чтобы лишить противника способности возобновить свой натиск. Он не только не смог организовать еще одно наступление в этот день, но и на следующий тоже. Более того, видимо, подсчитав свои потери, немецкое командование вообще отказалось от лобовых атак и стало действовать небольшими штурмовыми группами.

Вот ведь как все повернулось — немцы избрали тактику, которую применяли в 62-й армии! Но если в массированных атаках они порой имели успех, то в ближнем бою, с примерно равным соотношением сил на отдельных участках, шансов одолеть наших солдат у них не было вовсе. Однако у них имелось другое эффективное средство против осажденной 138-й дивизии — держать под обстрелом переправы, чтобы, лишенная продовольствия, боеприпасов и пополнения, она потеряла способность к сопротивлению.

Командование 62-й армии постоянно находилось на связи с Людниковым и делало все возможное для организации снабжения его дивизии. В своих воспоминаниях командарм В. И. Чуйков отмечал: «…Перед нами встала задача оказать помощь дивизии Людникова, оторванной от главных сил армии. Ее положение стало очень тяжелым: она была зажата противником с севера, с запада и с юга, а с востока отрезана Волгой, по которой шел сплошной лед. Подвоз боеприпасов, продовольствия, вывоз раненых производились с перебоями, с промежутками в двое-трое суток…»

По состоянию на 20 ноября численность 138-й дивизии составляла 1673 человека, включая тех, кто находился на левом берегу, а таких могло быть, судя по имеющимся данным по другим дивизиям, около трети всего личного состава. О том, что дивизия столь малой численности считалась на Сталинградском фронте небоеспособной, можно видеть на примере других соединений. Так, 37-я гвардейская стрелковая дивизия имела на ту же дату на 521 человека больше, чем у Людникова, а 308-я — на 54 человека больше, но обе они были в ноябре выведены на левый берег ввиду истощения сил. Возможно, при других обстоятельствах 138-я дивизия также подлежала бы выводу из города для отдыха и пополнения. Но сделать это в той ситуации, в которой она оказалась в середине ноября, было невозможно.

Шестнадцатого ноября Людников был вынужден ввести жесткие суточные нормы выдачи продовольствия, которые распространялись на каждого человека — от комдива и до солдата: сухарей — 25 граммов, крупы — 12, сахара — 5 граммов. Патронов полагалось по 20–30 штук. При таком рационе трудно не только воевать, но и просто выживать даже здоровым людям, а в дивизии находилось около четырехсот раненых — почти столько, сколько оставалось людей в строю (!), — и переправить их на левый берег не было возможности.

В эти дни случился эпизод, ставший известным уже много позже со слов участников тех событий, о котором сам Людников не любил вспоминать. Перед войной у Ивана Ильича была язва желудка. Язва зарубцевалась, но скудное и нерегулярное питание вызвало обострение заболевания. Когда было возможно, комдив прикладывал к больному месту флягу с горячей водой. Никто в дивизии не знал о его недуге до тех пор, пока медсестра, приносившая комдиву горячую воду, не рассказала о мучениях Ивана Ильича начальнику штаба подполковнику В. И. Шубе. Во время очередного совещания Шуба, посоветовавшись предварительно с заместителем комдива Куровым, предложил Людникову не рисковать своим здоровьем и на ближайшем катере, который пробьется к ним, переправиться на левый берег. Людников в категоричной форме отверг предложение своих помощников и потребовал от них прекратить любые разговоры на эту тему в дальнейшем.

Но, при всей тяжести ситуации с продуктами, еще гибельнее для дивизии была нехватка боеприпасов. Трофейное оружие собиралось теперь с особым усердием. Жизненно важно было отправить кого-нибудь из офицеров через Денежную Воложку, по которой шла шуга, на остров Зайце веки й, чтобы оттуда связаться со штабом армии и подробно доложить обстановку. И сделать это нужно было под огнем врага.

Выполнить задание вызвался редактор дивизионной газеты старший политрук Михаил Зуев. Как только он отправился в путь, все орудия, минометы и пулеметы открыли огонь по выявленным огневым точкам противника, затрудняя им обстрел места переправы. Михаил, сначала лежа в лодке, а потом вплавь, сквозь ледяную шугу, успешно добрался до острова и доложил командованию о реальном положении дел в дивизии, объяснив, в чем она больше всего нуждается.

Груз в осажденную дивизию необходимо было доставить срочно. Об этом героическом эпизоде помощи защитникам «острова» Людников вспоминал: «Несмотря на то, что переправа находилась под огнем противника, была предпринята отчаянная попытка подвезти продукты и боеприпасы на лодках. Мы наблюдали, как грузились люди, как отчаливали от берега, как началась ожесточенная артиллерийская дуэль… С болью в сердце видели мы, как одна за другой исчезали под водой накрытые разрывами снарядов лодки. Лишь шесть из двадцати пяти добрались до нашего берега».

По сути, единственной эффективной помощью штаба 62-й армии «людниковцам», которую удалось реализовать, явилась артиллерийская поддержка. Огонь наших орудий с левого берега — точный и своевременный — стал важнейшим залогом успешного противостояния 138-й дивизии наседавшему врагу во второй половине ноября.

Необходимо отметить, что с наступлением холодов проблема снабжения защитников Сталинграда стала общей для всех соединений и частей 62-й армии. Военный историк А. В. Исаев в своей книге «Сталинград. За Волгой для нас земли нет» пишет: «В журнале боевых действий Сталинградского фронта 13 ноября 1942 г. появляется тревожная запись: «Войска 62 армии ведут напряженные бои в очень тяжелых условиях управления и общения с левым берегом р. Волга. С появлением «сала» на Волге снабжение продовольствием, боеприпасами, перевозки пополнения проходят исключительно напряженно, а с учетом воздействия огня противника и его авиации положение с переправами становится близко к катастрофическому. Переправочные средства несут потери до 30–40 %, а бронекатера около 60 %».

Общаясь ежедневно со своими бойцами, благо, ходить далеко не пришлось, Людников с удовлетворением и гордостью за них подмечал, как окреп моральный дух солдат, выросла их вера в скорую победу над врагом на волжском берегу. Примеров тому было много, самых разных. Он слышал, как в разговорах о предстоящих боях после Сталинграда бойцы называли свою дивизию «гвардейской», словно не сомневались, что за все, что совершили те, кто в ней сражался, дивизия непременно обретет это почетное наименование. А скоро комдив убедился, что его подчиненные не только верят в это, но даже готовятся к такому событию. Однажды, зайдя в полк к майору Печенюку, Людников наткнулся в ходу сообщения на странный мешок, в котором находились какие-то металлические предметы. Он спросил у стоявшего рядом рядового: «Что это?» Тот ответил: «Гвардейские значки! Здесь до нас сражались гвардейцы, но они то ли полегли в бою, то ли еще что-то с ними случилось, а мешок со значками остался. Две недели уже сберегаем. Старшина Пономарев приказал. Думаем — пригодятся». Улыбнулся комдив, растрогал его этот разговор, сказал: «Сберегайте, может, действительно нам пригодятся».

Неожиданно для Людникова медсестра штаба дивизии Озерова доложила ему, что раненые хотят увидеться с комдивом. Он знал, что людям, томящимся в землянке, без медикаментов, без перевязочных средств, без достаточного питания, тяжелее тех, кто в состоянии сражаться. Но вопросы, которые задавали ему раненые бойцы, их просьбы оказались совсем о другом. Они не просили дополнительных пайков, зная, что все в одинаковом положении, не спрашивали про эвакуацию, понимая, что это невозможно. Зато они хотели узнать от своего командира, как дела на передовой и что их ждет, настаивали на отправке тех, кто может передвигаться и держать в руках оружие, на передний край. А еще они попросили комдива разрешить им писать в письмах, что они сражаются в Сталинграде, чтобы родные знали, какой город они защищают. Немолодой солдат прямо сказал Людникову: «Толкуют тут про военную тайну! И некоторые письма у нас не берут. Нельзя, говорят, указывать город, где мы сражаемся. А почему? Мы здесь кровь пролили, здесь готовы биться до победы или смертного часа. На этот город сейчас весь мир смотрит. Так чего нам таиться?»

Вспоминая этот случай, Людников заметил: «Вероятно, я превысил свои полномочия, но разрешил солдатам указывать в письмах город, на который «весь мир смотрит». Он рассказал бойцам, что дивизия держится, что скоро река замерзнет и всем станет легче, а их эвакуируют. Вывозить раненых на лодках Людников запретил — это была почти верная гибель.

Семнадцатого ноября А. Гитлер подписал приказ 6-й армии вермахта, в котором, в частности, говорилось: «…Пробиться к Волге, по меньшей мере, у артиллерийского завода[95] и металлургического управления и захватить эти части города». Выполняя этот приказ, немецкие войска 18 ноября вновь бросились в яростную атаку на позиции 138-й дивизии, стремясь прорваться на КП. Противнику удалось потеснить левый фланг, но ничего сверх этого он не добился. Немцы возобновили свои попытки расчленить и уничтожить дивизию и 19 ноября — в день, когда началось советское контрнаступление под Сталинградом. Но захватчики, которые продолжили рваться к Волге через «остров Людникова» и на других участках обороны 62-й армии, еще не знали, что пробил час возмездия и тех из них, кто не погибнет сейчас, настигнет не менее страшный конец — в голоде и холоде надвигающейся зимы, без надежды на спасение.

К радости Людникова, вечером 19 ноября он услышал по работавшей на последних батареях рации знакомый голос начальника штаба армии генерал-майора Н. И. Крылова: «Смотрите, чтобы противник от вас не ушел. О дальнейшем будем вас информировать…» Связь прекратилась, у рации кончилось питание. Но он понял главное, что хотел ему сказать Крылов, — наши перешли в наступление! «И теперь, — улыбнувшись впервые за долгое время, подумал Людников, — это фашисты, которые стоят перед нами, становятся окруженными, а не мы».

Словно по инерции, еще несколько дней немцы продолжали штурмовать «людниковцев», но гарнизон «острова» отбил все атаки, и по многим признакам (солдата не проведешь!) бойцы и командиры чувствовали, что это последние попытки врага. Но иногда эти, пусть и несколько ослабевшие, атаки, позволяли противнику проникать глубоко в оборону, приближаясь к командным пунктам не только полков, но и дивизии.

Командир 768-го полка майор Гуняга несколько раз просил у Людникова разрешения сменить расположение КП полка. Его офицерам уже приходилось драться с немецкими автоматчиками в нескольких метрах от своего штаба. Во время одного из ночных визитов комдива к Гуняге в траншее разорвалась вражеская граната. Осколком у Людникова разорвало шинель и гимнастерку, в том месте, где был левый карман. Иван Ильич осторожно достал оттуда футляр, развернул его и взглянул на лежавший в нем партийный билет, у которого осколок срезал уголок страницы. Подняв обрывок, Людников спрятал его и сказал стоявшему рядом Гуняге, чтобы он подтвердил случившееся на парткомиссии, когда надо будет обменять партбилет. Пользуясь случаем, Гуняга вновь посетовал, что, мол, невозможно нормально работать на его КП, в чем комдив только что имел возможность убедиться сам. Но Людников напомнил майору, что в «ненормальных» условиях воюет не только их дивизия, но и противник. И еще неизвестно, кому в этих условиях труднее, но менять КП категорически запретил.

Людников был по характеру человеком спокойным, внешне строгим, требовательным, но при этом очень бережно относился к своим подчиненным, поддерживал их в трудную минуту, старался вселить в них оптимизм в любой ситуации. Ему были понятны трудности и просьбы Гуняги, которому сейчас действительно было очень непросто. Но комдив твердо знал — солдат в трудную минуту всегда надеется, что его командир поблизости, видит его и не бросит в беде. Это вселяет в воина уверенность и не дает возникнуть панике — обернется он, увидит, что командный пункт на месте, значит, все в порядке, надо делать свое дело — громить врага. Солдаты ценят такое поведение командира.

О психологической стороне поведения людей в бою и о том, насколько от этого зависит стойкость обороны дивизии, Людников вспоминал: «В те дни, как никогда, мы были сильны на «Баррикадах» своими несменяемыми командными пунктами. Капитана Коноваленко в этом убеждать не надо — он учитывает психологию солдата. А майор Гуняга, наверное, не раз подумал тогда о полковнике Людникове: «Жестокий у нас комдив». И все же я не разрешил ему сменить командный пункт полка».

В ночь на 21 ноября бронекатера Волжской военной флотилии пробились к Людникову, доставив боеприпасы и продовольствие. Последнее было особенно дорого, дивизия голодала уже третий день. Доставка грузов продолжалась и в последующие ночи, а 24 ноября, впервые за все время боев на «острове», прибыло около двухсот человек пополнения.

Прежде чем продолжить рассказ о дальнейших боевых буднях 138-й дивизии, необходимо вспомнить тех, кто, ежеминутно рискуя жизнью, держал свою линию фронта, именуемую переправой. Моряки Волжской военной флотилии, речники, кто каждую ночь пересекал Волгу, зная, что, оказавшись за бортом, не дождутся помощи, потому что оказать ее будет просто некому, и те, кто перетаскивал грузы на берегу под огнем врага, — все они были защитниками Сталинграда, равными тем, кто сражался на переднем крае. Переправы были составной частью обороны города, жизненно важным ее звеном для всех соединений и частей 62-й армии, но был среди них «остров Людникова», единственное место, куда даже бывалые и бесстрашные люди не могли добраться по несколько дней, а самых отчаянных смельчаков поджидала гибель.

Наиболее практичными судами в ходе Сталинградской битвы оказались бронекатера. Они были весьма быстроходными — около 18 узлов, обладали, хотя и незначительной, бронезащитой. Но главным их преимуществом являлись небольшие размеры. Принимая на борт немного людей и груза, они быстро грузились и разгружались, что сокращало срок стоянки у берега, а именно в этот момент они часто становились удобной мишенью для немецкой артиллерии.

Вспоминая волжскую переправу, Людников писал: «Как ни старались мы обезопасить движение катеров и лодок по реке Денежная Воложка — кратчайшему пути к нам с Зайцевского острова, — все же подавить все огневые точки противника, державшего под обстрелом и реку, и места высадки, нам не удавалось. Каждый рейс стоил человеческих жизней. Двадцать пять человек погибло из первой партии пополнения. Немало боевых товарищей недосчитывались мы и в последующие ночи и дни. Среди погибших у переправы были и руководившие разгрузкой начальник первого отделения штаба дивизии майор Рутковский и его помощник капитан Гулько».

Забот у комдива по снабжению дивизии стало меньше, когда 4 декабря протока между берегом, где обосновались «людниковцы», и островом Зайцевский покрылась крепким сплошным льдом. Это произошло словно по заказу, ко времени, поскольку уже был получен приказ — «приступить к участию в уничтожении группировки противника, окруженной в Сталинграде».

Каким бы долгожданным ни был этот приказ, выполнить его оказалось непросто. Противник сумел сильно укрепиться, и теперь советским бойцам пришлось приложить все свое умение, чтобы выбить его с насиженных мест. Но приказы надо выполнять. Всего 70 метров прошел в первый день нашего наступления полк Гуняги. Неуловимо малое расстояние, даже по сталинградским меркам. Но так уж случилось, что на «острове Людникова» сложились свои масштабы — эти 70 метров составляли десятую часть всей глубины обороны 138-й дивизии!

Вечером 14 декабря Людников получил приказ командующего 62-й армией Чуйкова: «138-й Краснознаменной сд левофланговым полком наступать в юго-западном направлении и с выходом на улицу Таймырская соединиться с правофланговой частью полковника Горишного, восстановив сплошной фронт».

Медленно, но верно дивизия Людникова отвоевывала у врага один рубеж за другим. Командир понимал, что для успешного наступления нужна новая тактика, основанная на собственном опыте обороны, владея которым теперь нужно было найти способ такую же оборону преодолевать. Под его руководством было разработано новое боевое построение. В каждой роте были созданы по три группы — штурмовая, группа захвата и резервная. Такая структура подразделений и их взаимодействие позволяли успешно прорывать оборону противника, подавлять очаги сопротивления.

Помогала и смекалка, и хитрость. Несколько дней подряд, по условному сигналу ракетами, наша артиллерия наносила удары по опорным пунктам противника, после чего бойцы не начинали атаку. Усыпив бдительность фашистов, ранним утром 21 ноября, после залпа артиллерии, когда привыкшие к такому ритму немцы не вышли из укрытий, штурмовые отряды ринулись вперед и заняли вражеские окопы и блиндажи, отбив все попытки гитлеровцев вернуть утраченные позиции.

В этот же день полк майора Печенюка встретился на краю оврага у берега Волги с наступавшими навстречу автоматчиками дивизии Горишного. То, к чему так долго шли, произошло! 138-я дивизия вырвалась из кольца, «остров Людникова» прекратил свое существование и стал историей.

Овраг, у которого была прорвана немецкая блокада, стал известен в дивизии Людникова еще и благодаря тому, что на его крутом склоне, под носом у немцев, долгое время укрывались четверо отчаянно храбрых связистов с позывным «Ролик». История этих бойцов: Ветошкина, Кузьминского, Колосова и Харазия — заслуживает отдельного упоминания.

Телефонная станция «Ролик», после того как противник отрезал 138-ю дивизию от соседей, оказалась в тылу врага, примерно в 100 метрах от переднего края на левом фланге обороны. Немецкие огневые позиции располагались на краю оврага, откуда артиллерия постоянно вела огонь по нашим позициям. Но спуститься в овраг, чтобы уничтожить гарнизон «Ролика», желающих, видимо, не нашлось. Связисты, однако, не просто отсиживались. Они окопались и держали под обстрелом весь овраг, не позволив немцам выйти по нему к берегу Волги. При этом они поддерживали связь с КП дивизии, сообщая о перемещениях противника. Им удавалось восстанавливать связь, несмотря на многочисленные обрывы проводов. Бойцы этого маленького отряда по очереди пробирались по ночам в дивизию, запасались боеприпасами и всем необходимым. Воссоединение смельчаков с родной дивизией вызвало всеобщее ликование.

К сожалению, двое из этих героев не дожили до победного окончания Сталинградской битвы. В память о подвиге связистов «Ролика» на территории мемориального комплекса «Остров Людникова» установлен обелиск с их именами.

Именно через «Ролик» Людников позвонил командарму Чуйкову, чтобы доложить ему о соединении с подразделениями полковника Горишного. Чуйков попросил Людникова прибыть на КП армии, как только обстановка позволит это сделать. Но выполнить просьбу командующего удалось лишь через неделю. Все это время 138-я дивизия вела бои, с каждым днем отодвигая противника все дальше от Волги. 30 декабря в полосе обороны дивизии стало поспокойнее, и Людников смог наконец отправиться на КП армии. По дороге он заглянул к дружной четверке, продолжавшей свою вахту на «Ролике». Они находились в отличном настроении и попросили комдива только об одном — разрешить им сходить на остров Зайцеве кий, чтобы попариться в баньке. Людников, конечно, разрешил. Он и сам был не прочь там побывать, но без разрешения вышестоящего начальства не имел права оставить дивизию. Вместе с начальником политотдела Н. И. Титовым и командующим артиллерией С. Я. Тычинским он явился к командованию 62-й армии.

Ту встречу в штабе армии, накануне нового, 1943 года, после всего, что довелось испытать комдиву и его подчиненным, сражаясь в отрыве от боевых товарищей, Людников запомнил на всю жизнь. Он вспоминал: «Семьдесят дней мы не видели командарма, его помощников, командиров других дивизий, хотя воевали рядом. Такое на войне случается редко. Тем и памятна для нас трогательная встреча после долгой разлуки, что в блиндаже командарма увидели мы дорогих соратников… Кроме Чуйкова, Крылова, Гурова и начальника политотдела армии Васильева в блиндаже были все командиры дивизий 62-й армии — Горишный, Соколов, Батюк, Гурьев, Родимцев. Василий Иванович Чуйков пригласил нас к столу, и первую чарку мы выпили за доблестных воинов 138-й дивизии».

Чуйков попросил Людникова рассказать о том, как воевала, как перенесла тяжелые времена его дивизия, единственная, оказавшаяся надолго отрезанной от армии. Однако в кругу своих боевых друзей, каждый из которых пережил вместе со своими бойцами и командирами по-своему беспримерные испытания, Людников с гордостью, но без всякой бравады, а, наоборот, с изрядной долей юмора, ответил, что его дивизия била немцев без передышки, так, что никто и не заметил, как наступила зима. Чуйков, ожидавший, возможно, более интересного рассказа, воскликнул: «Как это у них там все просто!» Все засмеялись, было шумно и радостно в тот день в такой компании, каждый понимал — близок час полного разгрома врага в Сталинграде.

Они больше никогда не встретятся в таком составе, но запомнят этот день навсегда — впервые с начала Сталинградской битвы они смогли вздохнуть с облегчением, а их подчиненным стало чуть полегче. У каждого будет своя судьба, но все они, вместе со своими бойцами и командирами, уже заслужили право называться «сталинградскими» — полководцами, комдивами, солдатами, дивизиями и армиями. Как те, кто пройдет всю войну, так и те, кто не доживет до ее окончания, — погибший через пол года Ба-тюк и Гурьев, который был убит за 17 дней до Победы.

Прощаясь с Чуйковым, Людников попросил у него разрешения проверить, что делается в его тыловом хозяйстве на левом берегу, а заодно, так же как и его герои-связисты, попариться в бане. Отдохнув у тыловиков, Людников сделал то, что давно хотел, — встретился с артиллеристами, которые метко вели огонь отсюда по врагу. От себя и от имени тех, кто сражался на передовой, он поблагодарил их за неоценимую помощь в бою.

До 9 января 138-я дивизия сражалась на прежнем участке и вела бои в районе Нижнего поселка. Ф. Паулюс, выполняя волю фюрера, не принял условия капитуляции, предложенные советским командованием, и приказал своим войскам держаться до последнего патрона и ждать помощи. Противник цеплялся за каждый дом, оказывал нашим частям ожесточенное сопротивление. Штурмовые группы медленно продвигались вперед, и бои шли уже на значительном расстоянии от Волги.

Десятого января дивизия Людникова получила приказ передать свой участок другой части и сосредоточиться в районе завода «Красный Октябрь». Для комдива и его подчиненных это было не обычное фронтовое событие — передислокация на новое место на передовой. Дивизия покидала «Баррикады», где она сражалась 11 недель. Здесь каждый камень и каждый метр земли политы кровью воевавших в ее составе солдат и командиров. И вот настала пора окончательного разгрома врага здесь, в Сталинграде, на самой дальней от Германии точке нашей страны, до которой дошли захватчики. Все сталинградские комдивы были единодушны в том, что теперь наша армия будет двигаться только на запад.

Наступление велось вдоль улиц, где почти каждый дом был превращен гитлеровцами в сильно укрепленный очаг обороны. Если на пространстве между Доном и Волгой войска Донского фронта, прорвав оборону противника, быстро приближались к Сталинграду, то в самом городе, как и во все другие дни боев, успех исчислялся метрами и единичными домами. Немцы оборонялись с ожесточением обреченных, каждый шаг вперед давался частям и соединениям 62-й армии высокой ценой. Болью отзывались в сердце комдива сообщения о том, что в этих последних боях на сталинградской земле гибли те, кто выжил в тяжелейшие дни осады на «острове Людникова», офицеры и солдаты, которых он лично знал, и среди них отважные командиры штурмовых групп лейтенанты Чулков и Колосов и двое связистов из героической четверки «Ролика».

За две недели ожесточенных боев дивизия Людникова продвинулась вперед на полтора километра, уничтожив около трех тысяч немецких солдат и офицеров, способность которых к сопротивлению таяла с каждым днем. В конце января немцы начали группами сдаваться в плен. За три дня до капитуляции остатков гитлеровских войск Людников стал свидетелем разговора командарма В. И. Чуйкова с пленными немецкими генералами и офицерами. По воспоминаниям Людникова, это была незабываемая картина: «В просторной землянке штаба 62-й армии на широкой деревянной скамье сидят сдавшиеся в плен немецкие генералы — командир 4-го армейского корпуса генерал артиллерии Пфефер[96], командир 51-го армейского корпуса генерал артиллерии фон Зейдлитц-Курцбах[97], командир 275-й пехотной дивизии генерал-майор Карфес[98], начальник штаба этой дивизии, старшие офицеры… Гляжу на них, будто сошедших со знакомой картины. Уж очень напоминают они тех французов, что плелись из Москвы по Старой Смоленской дороге.

— Что нас ждет? — спросил один из немецких генералов, заглядывая в глаза Василию Ивановичу Чуйкову.

Наш командарм объяснил, что пленных генералов отправят в тыл страны. Сказал, что они имеют право носить знаки различия и награды, а личное оружие обязаны сдать».

Начальник штаба 138-й дивизии полковник Шуба доложил Людникову, что последний очаг сопротивления противника сместился к Верхнему поселку «Баррикад». Людников отлично помнил, что отсюда гитлеровцы начинали свое наступление на его дивизию. И вот теперь его подчиненным представилась возможность покончить с ними именно здесь!

Утром 2 февраля на КП 138-й дивизии прибыли командарм В. И. Чуйков, член Военного совета 62-й армии К. А. Гуров и начальник бронетанковых войск М. Г. Вайнруб[99]. В полдень наши орудия открыли огонь по остаткам 6-й немецкой армии, еще не сложившим оружия, несмотря на то, что их командующий генерал-фельдмаршал Ф. Паулюс уже сдался в плен вместе со своим штабом. Но поднимать бойцов в атаку не пришлось. С белыми флагами в руках толпы солдат вермахта сдавались победителям.

Дивизия Людникова получила приказ отойти на левый берег для отдыха. Комдив вышел к Волге проводить своих солдат. Стоя на высоком обрыве, он смотрел, как не очень густые людские ряды медленно пересекают замерзшую реку. Вдруг он увидел, как головная колонна 344-го полка остановилась, и все бойцы повернулись лицом на северо-запад. Он сразу же понял, зачем приказал остановиться своим подчиненным командир полка майор Коноваленко. В тот миг они смотрели на тот кусочек берега, где находился «остров Людникова». Бойцы и командиры 138-й дивизии прощались со своими товарищами, оставшимися там навсегда, с «Баррикадами», которые они никогда не забудут.

Седьмого февраля по радио был зачитан приказ наркома обороны о том, что за заслуги в боях за Сталинград 138-я стрелковая дивизия преобразована в 70-ю гвардейскую Краснознаменную стрелковую дивизию. Свыше трех тысяч бойцов и командиров дивизии были награждены орденами и медалями. В тот же день Людникову сообщили, что старшина Пономарев и рядовой Щеглов просят принять их. Они вошли в комнату, по-военному чеканя шаг, и, обратившись к комдиву, впервые надевшему генеральскую форму, Пономарев сказал: «Товарищ гвардии генерал. От имени личного состава полка поздравляем вас с гвардейским званием… Разрешите вручить». Он протянул Людникову солдатскую каску с гвардейскими значками. Конечно же, генерал-майор Людников помнил тот разговор на передовой, когда он наткнулся в траншее на мешок с гвардейскими значками. Нынешний «визит» взволновал его до глубины души. Старшина Пономарев, осмелев, продолжал: «Есть и тут, конечно, самоуправство… Но ведь вы знали, товарищ генерал. Вот и сбылось, что загадано!»

Людников поблагодарил солдат и первый гвардейский значок прикрепил к гимнастерке старшины Пономарева, второй вручил рядовому Щеглову, а третий взял себе. Затем он приказал адъютанту поставить на стол чарки, выпил вместе с бойцами, и они расцеловались.

Для вручения наград в дивизию приехал командарм В. И. Чуйков. Людников вспоминал: «Взглянул он на выстроившиеся полки и батальоны, поредевшие за время жестоких боев, и спросил меня тихо:

— Иван Ильич, ты все части построил?

— Все.

— Маловато людей. Как же ты воевал?..

— Каждого нужно помножить на десять, — ответил я. — Цены этим людям нет. Гвардейцы…»

За личное мужество и отвагу, умелое руководство войсками, проявленными в ходе Сталинградской битвы, И. И. Людников был награжден орденом Ленина и медалью «За оборону Сталинграда». Он был также удостоен высоких наград иностранных государств: Командорского креста Военного ордена США «Легион заслуг», французских — Командорского креста Почетного легиона и Военного креста. Что касается орденов США и Франции, то лишь немногие советские военачальники, тем более являвшиеся комдивами на момент награждения, удостоились этих наград.

70-я гвардейская стрелковая дивизия покидала Сталинград. Ее путь лежал в центр России, туда, где скоро развернутся новые сражения, и для окончательного разгрома врага нужно будет пройти еще тысячи огневых верст.

Во второй половине февраля 1943 года дивизия Людникова была передана 16-й армии Западного фронта и передислоцирована в район Сухиничей. Но уже менее чем через два месяца 70-ю гвардейскую стрелковую дивизию перебросили под Курск. С 19 апреля она находилась в резерве Центрального фронта. К этому времени советская Ставка уже располагала данными о подготовке немецким командованием крупного наступления на Курской дуге, куда направлялись лучшие войска и техника вермахта, в том числе новые образцы самолетов и бронетанковой техники, на которые делалась основная ставка как главной пробивной силы.

Дивизия Людникова, вместе с другим соединениями нашей армии, готовилась к предстоящим боям. Он учил своих подчиненных, особенно молодое пополнение, главному — четкому взаимодействию родов войск, быстрому возведению инженерных сооружений, борьбе с танками противника. В конце мая Людникова вызвал к себе командующий Центральным фронтом генерал армии К. К. Рокоссовский. Он предложил Людникову более высокую должность — командира 15-го стрелкового корпуса, который входит в 13-ю армию генерал-лейтенанта Н. П. Пухова. Нелегко было Людникову расставаться со своими гвардейцами, но вскоре он узнал, что его родная 70-я гвардейская будет сражаться в соседнем корпусе той же армии.

Пятого июля в четыре утра, за час до начала запланированного немецким командованием наступления, артиллерия корпуса Людникова нанесла удар по изготовившимся к атаке частям противника. Упреждающая артподготовка проводилась во всей полосе Центрального фронта. Начало немецкого наступления было задержано, но с рассветом вражеская артиллерия и авиация интенсивно обстреливали и бомбили боевые порядки наших войск, после чего позиции 15-го стрелкового корпуса атаковали две пехотные дивизии и 150 танков, в первых рядах которых двигались новейшие «Тигры». Вдобавок ко всему, немцы впервые применили управляемые противоминные торпеды.

В течение 5–6 июля противник непрерывно атаковал части корпуса, но хорошо спланированная оборона и самоотверженность наших воинов не дали ему возможности прорвать фронт в полосе 15-го корпуса. За два дня боев немцы потеряли на этом участке 7500 человек убитыми и ранеными и 78 танков. Активные попытки сломить сопротивление наших войск, продолжавшиеся до 11 июля, оказались безуспешными.

Два года войны многому научили Людникова. Здесь, на Орловщине, он наконец мог с настоящим размахом применить свои глубокие знания военной теории и бесценный боевой опыт. В его руках находилась мощная современная техника, в достаточном количестве поступающая в войска, он чувствовал поддержку танковых частей, своя авиация не только не давала люфтваффе свободы в воздухе, как часто случалось прежде, но и наносила чувствительные удары по наземным целям. Об этих сражениях он, в частности, писал: «Умелое использование местности, инженерные укрепления, сочетание огня и маневра противотанковыми силами и средствами, правильный выбор момента для контратак — все это сделало оборону корпуса неприступной. А храбрость и стойкость наших воинов опрокинули все расчеты врага».

На совещании в штабе 13-й армии 12 июля командующий фронтом генерал армии К. К. Рокоссовский подвел итоги первой недели оборонительных боев. Сообщив, что на северном фасе Курской дуги, то есть в полосе Центрального фронта, противник понес значительные потери и не имеет, по данным разведки, новых резервов, а также не в состоянии перебросить войска с других участков, он считает, что сложились благоприятные обстоятельства для решительного наступления наших войск. Рокоссовский приказал готовить соединения к наступлению.

Людников возвращался в расположение своего корпуса в приподнятом настроении. Было очевидно, что наступает время решительного изгнания захватчиков и уничтожения их главных сил. Вспоминая сказанное командующим, он с удовлетворением отметил для себя, что уже не вызывает сомнения провал спланированной ставкой Гитлера операции «Цитадель». Но вряд ли гитлеровские генералы предполагали, что теперь выпестованные фюрером отборные войска ждет разгром, а крах «Цитадели» явится одновременно и началом широкого контрнаступления советских войск.

Центральный фронт двинулся в наступление 15 июля. Корпус Людникова встретил упорное сопротивление противника, и темп продвижения оказался ниже, чем планировалось. Благодаря инициативе командиров полков подполковников П. И. Жданова (310-й стрелковый) и Д. К. Шишкова (229-й стрелковый) из 8-й дивизии и майоров Н. И. Сташека (360-й стрелковый) и Д. П. Сухарникова (109-й стрелковый) из 74-й удалось навязать противнику ночной бой и, не давая фашистам закрепиться, быстро продвинуться вперед. 5 августа части 15-го корпуса Людникова, при поддержке 3-й танковой армии генерал-лейтенанта П. С. Рыбалко, овладели сильно укрепленным городом Кромы, расположенным в 70 километрах южнее Орла. Этот день стал одним из самых памятных в истории Курской битвы. Войсками Брянского фронта был освобожден Орел, а на южном фасе Курской дуги войска Степного фронта освободили Белгород. Вечером того же дня в честь войск, освободивших эти города, в Москве впервые был дан салют.

15-й корпус Людникова безостановочно преследовал врага и, пройдя на запад около 240 километров, к 8 сентября вышел к реке Десне в районе городка Короп. Он вспоминал: «Обновляем карты, и я читаю на них названия городов и сел, где два года назад, истекая кровью, дралась 200-я дивизия. Очень хочется, чтобы дорога нашего наступления пролегла по этим местам… Форсирование Десны не входит пока в задачу 13-й армии. Но разве не бывает на войне, что ход боевых действий заставляет резко менять заранее намеченные планы! Так случилось и на этот раз».

Первой вышла к реке 74-я стрелковая дивизия генерала А. А. Казаряна. Появление советских частей у Десны застало немцев врасплох. Сложившаяся боевая обстановка позволяла, по мнению Людникова и командиров дивизий его корпуса, с ходу форсировать реку. Но никаких штатных переправочных средств в корпусе, да и в армии не было. Пока Людников, еще не имея распоряжений свыше, обсуждал с Казаряном, где и как быстрее переправляться, подоспел приказ: «Двумя дивизиями форсировать Десну, захватить плацдарм на западном берегу и передать его затем подходящим к Десне войскам 61-й армии генерал-лейтенанта П. А. Белова».

Немедленно закипела работа: на берегу собирались лодки, солдаты сколачивали плоты, набивали сеном походные палатки, тащили к берегу пустые бочки, ворота и заборы — все, что могло держаться на плаву. Это позволило быстро перебросить на западный берег один полк и захватить обширный плацдарм. В течение двух следующих ночей Десну форсировала вся 74-я дивизия, а через сутки в бой была введена 8-я стрелковая дивизия полковника П. М. Гудзя. Перебросив на плацдарм часть артиллерии, корпусу Людникова удалось быстро расширить его до 22 километров по фронту и 12 в глубину.

Немецкое командование понимало, что прорыв на Десне означает начало битвы за Днепр, который именовался не иначе как «Восточным валом», где должно быть остановлено наступление Красной армии. Немцы яростно контратаковали, пытаясь ликвидировать плацдарм. Их авиация непрерывно бомбила позиции советских войска на обоих берегах Десны. В результате прямого попадания снаряда в КП 15-го корпуса погиб командующий артиллерией 13-й армии генерал-майор А. Н. Панков и многие другие офицеры. Однако нашим частям удалось отстоять занятую ими территорию, после чего корпус Людникова передал плацдарм войскам 61-й армии и двинулся к Днепру. За успешное форсирование Десны и обеспечение плацдарма для основных сил Людников был награжден орденом Суворова 2-й степени.

Путь 15-го корпуса на запад проходил недалеко от Чернигова, который в 1941 году обороняло это соединение. И хотя уже почти не осталось тех, кто сражался в его рядах два года назад, Людников обратился с просьбой к командарму-13 Н. П. Пухову направить одну из его дивизий для участия в освобождении Чернигова. Он считал, что этот шаг будет иметь важное значение для воспитания бойцов, и командующий 13-й армией дал свое «добро».

Через несколько дней подчиненные Людникова еще раз пересекли Десну — в том месте, где осенью 1941 года с тяжелыми боями отходила 200-я дивизия. Переправу удалось совершить ночью. Когда утром над этим местом появилась немецкая авиация, наших частей там уже не было. 22 сентября передовые части 8-й и 74-й дивизий из корпуса Людникова, на плечах отступающего противника, вышли к Днепру. Как и несколькими днями ранее, была организована немедленная переправа на западный берег на подручных средствах. Бойцы Людникова первыми форсировали Днепр! Южнее начал такую же операцию 17-й гвардейский корпус.

Сказать, что стремительность и дерзость советских войск явилась для противника полной неожиданностью, значит не сказать ничего. По данным немецкой разведки, части Красной армии еще переправлялись через Десну. Немецкое командование принимало все возможные меры, чтобы задержать русских на том рубеже. А в это время 15-й корпус 13-й армии Пухова и 17-й гвардейский корпус 60-й армии уже полным ходом форсировали Днепр.

Впрочем, скоро немцы разобрались в том, что происходит. Они принялись яростно бомбить переправы, непрерывно атакуя наши войска на плацдарме. Устояв под натиском противника, корпус Людникова нацелился на следующий рубеж — впереди лежала река Припять. Нужно было форсировать еще одну крупную водную преграду — третью за месяц! Продолжая стремительное наступление, части Людникова овладели обширным треугольником междуречья Днепра и Припяти, успешная переправа через которую и захват плацдармов на ее западном берегу должны были поставить логическую точку во всей блестяще осуществленной операции по форсированию Днепра.

В ночь на 27 сентября первыми форсировали Припять два полка 8-й стрелковой дивизии, на следующую ночь — 148-я дивизия. В течение двух недель подчиненные Людникова отражали контратаки врага и, несмотря на тяжелые потери, удержали его.

Результаты, достигнутые соединениями 13-й армии и ее соседей в сентябре 1943 года, имели, несомненно, стратегический характер. Об этом периоде войны Людников в своих воспоминаниях написал: «Я далек от намерения касаться больших и сложных вопросов военной стратегии. Но любой офицер знает непреложное на войне правило: развивай успех там, где он обозначился и где сулит хорошие перспективы…

Успех в тот период явно обозначился на участках 13, 60 и 38-й армий, находившихся севернее Киева. И если бы мы тогда располагали теми значительными силами, которые, как известно, застряли южнее Киева, между высотками Букринского плацдарма, то, мне кажется, нам удалось бы раньше добиться более ощутимых результатов».

За успешное форсирование Днепра севернее Киева, личное мужество и героизм 16 октября 1943 года И. И. Людникову было присвоено звание Героя Советского Союза. Высшей награды Родины были также удостоены 86 воинов 15-го корпуса.

В середине ноября 1943 года 15-й стрелковый корпус был включен в состав 60-й армии 1-го Украинского фронта и ускоренным маршем выдвинулся на рубеж Черняхов — Радомышль. На этом участке фронта немцы сосредоточили шесть танковых и пехотную дивизии и потеснили наши войска. Необходимо было предотвратить прорыв противника в направлении города Малин. Командующий 60-й армией генерал-лейтенант И. Д. Черняховский и его штаб считали, что ударная группировка противника, в состав которой входили танковые дивизии СС «Дас Рейх» и «Лейб-штандарт Адольф Гитлер», попытается осуществить глубокий прорыв и выйти к Киеву севернее города.

До 17 декабря корпус Людникова вел тяжелые оборонительные бои с превосходящими силами противника. А 25 декабря он перешел в наступление и, взаимодействуя с танкистами 4-го гвардейского Кантемировскою корпуса генерал-лейтенанта П. П. Полубоярова, сумел за три дня выйти в глубокий тыл житомирской группировке противника. Гитлеровцы были вынуждены спешно покинуть Житомир.

После короткой оперативной паузы войска 1-го Украинского фронта перешли в новое наступление. Для 60-й армии было определено направление на Тернополь. В условиях сильнейшей распутицы корпус Людникова совершил 150-километровый марш и в последний день марта, после сильной авиационной и артиллерийской подготовки, начал штурм. Однако взять с ходу сильно укрепленный город не удалось. Численность Тернопольского гарнизона составляла около 16 тысяч человек, среди которых были части СС и штрафные батальоны. Они хорошо подготовились к обороне этого крупного транспортного узла, имевшего для них огромное значение. Лишь 15 апреля, после ожесточенных уличных боев, город был освобожден[100].

В апреле 1944 года командарм Черняховский был вызван в Москву, где, как считали многие соратники, его ожидает новое назначение. Перед своим отъездом Черняховский намекнул Людникову, что скоро состоится их новая встреча. Так и случилось — Черняховский был назначен командующим 3-м Белорусским фронтом, а в конце мая 1944 года, не без его участия, Людников был утвержден командующим 39-й армией, входившей в состав этого фронта.

Прежде чем вступить в должность, Людников ознакомился с документами специальной комиссии Государственного Комитета Обороны СССР, которая разбиралась в причинах затянувшейся полосы неудач 39-й армии. Поздней осенью 1943 года армия подошла к Витебску, но взять город не смогла и с тех пор топталась на месте. В феврале 1944 года командование армии провело несколько наступательных операций, окончившихся очень неудачно. Понесенные при этом большие потери и безуспешные бои на протяжении длительного времени отрицательно сказались на моральном состоянии войск. Следовательно, считал Людников, ему необходимо не только готовить подчиненных к новому наступлению, но и вернуть им веру в свои силы и в возможность разгромить врага.

Перед 39-й армией стояла задача нанести удар южнее Витебска и во взаимодействии с соседями — частями 1-го Прибалтийского фронта — окружить и уничтожить немецкие войска в этом районе и овладеть городом. После многократных рекогносцировок и подготовительной работы Людникова со своим новым штабом и командирами всех рангов под его руководством был разработан план, в основе которого лежал замысел по отвлечению внимания противника от направления главного удара, где удалось обеспечить значительный перевес в живой силе и технике. 22 июня перешла в наступление соседняя 5-я армия, которой командовал генерал-полковник Н. И. Крылов, хорошо знакомый Людникову по Сталинграду. Ранним утром 23 июня Людников приказал начать артподготовку в полосе своей армии, во время которой плотность огня на узком участке прорыва составляла 120 стволов на километр фронта. Эффективность действий нашей артиллерии и успешно осуществленная скрытность проведения операции позволили частям 39-й армии ранее запланированных сроков окружить Витебскую группировку противника. 26 июня, сломив яростное сопротивление немцев, наши части освободили Витебск.

Противник пытался вырваться из окружения, создавая сильные группы численностью в несколько тысяч человек с танками и артиллерией. Однако части 39-й армии в ходе тяжелых боев не выпустили противника из котла, уничтожив большинство окруженных частей. 27 июня по предложению Людникова через радиоустановки немцам был передан ультиматум с предложением сложить оружие, после чего они начали сдаваться. С Витебской группировкой было покончено. В ходе этой операции вермахт потерял 20 тысяч человек убитыми и почти столько же пленными[101].

В июле — августе 1944 года 39-я армия влилась в состав 1-го Прибалтийского фронта и участвовала в изгнании немецких войск с территории Литвы и освобождении городов Шяуляя, Паневежеса. Каунаса. В интересах достижения общего успеха, в последующие несколько месяцев 39-я армия несколько раз переходила из «своего» 3-го Белорусского фронта в 1-й Прибалтийский и обратно. В сентябре армия Людникова получила приказ провести важную Таурагскую операцию, целью которой являлся разгром немецких войск у города Таураге, прикрывавших пути в Восточную Пруссию с северо-восточного направления. После тщательной разведки, проведенной по указанию Людникова, выяснилось, что оборона врага не имеет оперативных резервов. Как и в Витебском сражении, было принято решение нанести мощный удар на ограниченном участке. Артиллерийские позиции врага на высотах было намечено подавить «Катюшами».

Перед началом сражения на КП к Людникову прибыли представитель Ставки маршал Советского Союза А. М. Василевский, командующий фронтом генерал-полковник И. Д. Черняховский, член Военного совета фронта генерал-лейтенант А. А. Макаров, маршал артиллерии М. Н. Чистяков, генерал-полковник авиации Т. Т. Хрюкин. Присутствие такого количества видных военачальников дает представление о том, какое значение придавалось готовящейся операции.

Шестого октября, как и было намечено, залпами «Катюш» была начисто сметена вражеская артиллерия, прикрывавшая пути к Таураге. Главная ударная сила Людникова — 5-й гвардейский стрелковый корпус, при поддержке штурмовиков Ил-2 и артиллерии, прорвал вражескую оборону. Несмотря на довольно сильное сопротивление, 7 октября город был освобожден, остатки гарнизона взяты в плен. Продолжением операции явился захват сильно укрепленного городка Юрбаркас и переправа наших частей через Неман на его левый берег. Полки 262-й дивизии генерал-майора З. Н. Усачева 9 октября пересекли границу СССР и вошли в немецкое местечко Аугстогаллен, став, таким образом, первым соединением Красной армии, ступившим на территорию Германии.

В эти дни Людников испытывал огромное удовлетворение и радовался ратным подвигам своих бойцов и командиров, он вспоминал: «Эту дату — 9 октября — мы запомнили навсегда. В этот день войска 39-й армии первыми перешли границу гитлеровского рейха. За шесть дней наступления 39-я армия прошла с боями и маневром в другой район сто пятьдесят километров. Объезжая части, я не заметил усталости на лицах солдат… Граница Восточной Пруссии стала для них тем рубежом, на котором у каждого словно бы появилось «второе дыхание».

Незадолго перед Таурагской операцией случилось у Ивана Ильича еще одно радостное, хотя и неожиданное событие. К нему на фронт сумел добраться его старший сын Анатолий. Ему было неполных 17 лет, и он хотел воевать. Доводы отца о том, что его возраст в армию не берут, не подействовали. На это Анатолий возразил: «Ты с 15 лет в армии, а я что, хуже?» Пришлось оставить его в армии и зачислить в полк связи. Иван Ильич был с ним строг и даже поругивал, но в глубине души одобрил его решение.

Наступление наших войск в Прибалтике продолжалось почти без пауз. 11 октября И. Д. Черняховский вызвал Людникова на КП фронта, где уже находились командующие 5, 31 и 11-й гвардейской армий, и ознакомил их с задачей, поставленной перед войсками 3-го Белорусского фронта. Предстояло нанести мощный удар в направлении на Гумбиннен и Инстербург, ликвидировать войска противника перед границей Восточной Пруссии и прорвать укрепленную приграничную полосу. 39-й армии Людникова предстояло вступить в бой из второго эшелона и за четыре дня продвинуться на 30 километров. Важная роль, которая отводилась 39-й армии в предстоящей операции, свидетельствует о том, что успешные действия Людникова и его подчиненных в Белоруссии и Прибалтике не остались не замеченными Ставкой и командованием фронта.

О том, с чем пришлось столкнуться войскам 3-го Белорусского фронта на завершающем этапе войны, Людников вспоминал: «В течение долгих лет гитлеровцы создавали в Восточной Пруссии многополосную, глубоко эшелонированную систему полевых и долговременных укреплений… Города-бастионы прикрывались с востока многоэтажными дотами. Эти железобетонные подземные сооружения… лежали на пути к главной цитадели Восточной Пруссии, городу-крепости Кёнигсбергу… На защиту сел и городов Восточной Пруссии гитлеровское командование преднамеренно бросило те части, которые здесь же комплектовались… Они отстаивали свой родной дом, свою семью и сопротивлялись с невиданным ожесточением». Времени для подготовки наступления почти не оставалось, данных о системе обороны противника не хватало. Командование фронта провело силовую разведку, однако полученных результатов по-прежнему было недостаточно. Людников приказал своим подчиненным, следуя за атакующей в первом эшелоне 5-й армией, вести интенсивную разведку.

На следующий день после начала наступления 3-го Белорусского фронта — 17 октября — двинулась вперед 39-я армия. Однако выдержать заданный темп не удалось. Прусские укрепления оказались мощнее, а готовность противника оказать ожесточенное сопротивление — выше, чем это было под Витебском и в Литве. В течение двух с половиной месяцев, до середины января 1945 года, в войсках велась напряженная подготовка, солдаты и командиры учились преодолевать укрепления и сражаться ночью. 39-й армии, усиленной танковой бригадой и несколькими полками САУ, предстояло наступать на Пилькаллен и Тильзит.

Начавшееся 13 января 1945 года наступление с первых минут пошло не по плану: в полном тумане, несогласованно началась артподготовка, что вызвало резкую реакцию Черняховского, а погодные условия не позволили применить авиацию. Проанализировав сложившуюся обстановку, Людников предложил командующему фронтом использовать положение 94-го корпуса, глубже других углубившегося в немецкую оборону, и нанести удар на второстепенном направлении южнее Пилькаллена, поставив под угрозу окружения всю инстербургскую группировку гитлеровцев. Получив согласие Черняховского, 17 января 39-я армия Людникова прорвала немецкую оборону и через два дня овладела городом Тильзит.

В конце января Людников в расположении своей армии последний раз встретился с Черняховским и получил от него задачу на взятие Кёнигсберга — одной из сильнейших немецких крепостей. 18 февраля генерал армии И. Д. Черняховский был смертельно ранен осколком снаряда, командование фронтом принял маршал Советского Союза А. М. Василевский.

Преодолев сильную линию укреплений на реке Дайме, 39-я армия прорвалась на Земландский полуостров, а отдельные ее соединения вышли к побережью Балтийского моря. Части Людникова пресекли все попытки противника вырваться из окруженного Кёнигсберга и ликвидировали коридор, связывавший его с портом Пиллау. 6 апреля войска 3-го Белорусского фронта приступили к штурму Кёнигсберга. Ожесточение битвы возрастало с каждым днем. Людников и его подчиненные сполна испытали всю тяжесть этого сражения и горечь потерь. 7 апреля немцы 35 раз контратаковали наши части, из них 18 раз — позиции 39-й армии. 9 апреля Кёнигсберг был взят, а его почти стотысячный гарнизон капитулировал. Однако на участке армии Людникова на полуострове Земланд бои еще продолжались.

Во избежание ненужного кровопролития, 11 апреля А. М. Василевский обратился к продолжавшим сопротивляться немецким частям с предложением о сдаче в течение суток. Не получив ответа, советские войска открыли огонь на полное уничтожение противника. Наступил день 16 апреля, один из самых радостных в жизни Ивана Ильича Людникова. Вслушиваясь в тишину, нависшую над приморским простором, расстилавшимся впереди зеленью негустых перелесков и солнечными бликами моря вдали, он и находившиеся рядом офицеры штаба еще не понимали, что происходит. Поздним вечером того же дня части Людникова коротким штурмом подавили последний очаг сопротивления в местечке Фишхаузен. Так для него и его однополчан закончилась Великая Отечественная война.

Пятого мая 1945 года И. И. Людникову было присвоено звание генерал-полковника. Еще не отгремели импровизированные солдатские салюты в честь Победы над Германией, не закончились торжества в частях, а командарм Людников уже получил приказ о передислокации 39-й армии на Дальний Восток, на территорию Монгольской Народной Республики. Закончилась Великая Отечественная война, но ставить точку во Второй мировой было еще рано.

На Дальнем Востоке у границ СССР держала более чем миллионную Квантунскую армию Япония, которая отвергла требование США, Англии и Китая о капитуляции. Действуя в соответствии с решением Ялтинской конференции, 9 августа 1945 года СССР объявил Японии войну. Помимо выполнения союзнических обязательств, у нашей страны имелись в этом регионе и собственные интересы, главными среди которых являлись: разгром Квантунской армии, лишение Японии военно-экономической базы на материке, служившей плацдармом агрессии против СССР; возвращение отторгнутых Японией Южного Сахалина и Курильских островов; завершение Второй мировой войны.

Следует отметить, что выбор Ставкой Верховного главнокомандования соединений для участия в военных действиях против Японии был далеко не случайным. Главным явилось то, что все прибывшие армии имели опыт прорыва укрепленных рубежей. Кроме того, некоторые из них окончили боевые действия на несколько недель раньше войск, освобождавших Польшу, штурмовавших Берлин и сражавшихся на территории Германии, вывод которых был на тот момент нецелесообразен.

Армии Людникова предстояло сокрушить Халун-Аршанский укрепленный район, прикрывавший путь в Центральную Маньчжурию (область на северо-востоке Китая, которая контролировалась Японией, создавшей здесь государство Маньчжоу-Го). Для безусловного выполнения поставленной задачи, притом в короткие сроки, армии были приданы бронетанковые соединения — всего 262 танка и 133 САУ. С таким усилением армия могла самостоятельно решать практически любые оперативные задачи. Проделав путь с запада на восток через всю страну, армия Людникова выгрузилась в Монголии в городе Баин-Тумень (ныне Чойболсан) посреди голой степи. Предстояло в два этапа совершить почти 500-километровый марш к границе с Маньчжурией по безводной пустыне, в жару, при отсутствии дорог. Передвигаться и воевать в таких условиях ни Людникову, ни его подчиненным еще не приходилось. Снабжение водой людей и техники на всем пути следования стало важнейшей задачей. Пришлось рыть колодцы, установить нормы расхода воды, организовать ее хранение. Всех командиров спешно учили определять направление по солнцу и звездам.

Девятого августа Советский Союз вступил в войну с Японией. В этот день советские войска перешли в наступление. 39-я армия не вела в Маньчжурии крупных сражений, в основном это были отдельные скоротечные бои. Как сообщил Людникову плененный генерал Гоулин, японское командование не ожидало удара Красной армии большими силами со стороны Монголии. В этих обстоятельствах, как вспоминал Людников, «истинным подвигом всех воинов нашей армии был переход через Большой Хинган». Никогда ранее такое количество войск не преодолевало этот горный хребет. Пришлось вытерпеть 35-градусную жару, которую сменили муссонные дожди, отражая при этом наскоки японских отрядов и уничтожая очаги сопротивления.

Перейдя через Большой Хинган, 39-я армия прорвала два укрепленных района и оказалась в глубоком тылу Квантунской армии. 17 августа ее командование передало по радио своим войскам приказ о прекращении военных действий. Личный состав частей и соединений начал массово сдаваться в плен. При этом доходило до курьезов. От одного из передовых отрядов Людников получил такое донесение: «В городе Сыпингай японская пехотная дивизия ждет, чтобы ее кто-либо взял в плен. Нам некогда ею заниматься, мы пошли вперед. Полковник Коваленко». Вскоре десятитысячная дивизия была без единого выстрела пленена и захвачены богатые трофеи.

Прорыв 39-й армии и соседних соединений, наступавших с северо-запада, во многом способствовал быстрой победе советских войск. Война на Дальнем Востоке продолжалась недолго и завершилась полным разгромом Квантунской армии и ее капитуляцией. 39-я армия получила приказ занять южную Маньчжурию. Дальнейший путь был преодолен в основном по железной дороге, и 31 августа передовой отряд вышел к Желтому морю неподалеку от границы с Кореей. А вскоре 39-я армия была размещена в Порт-Артуре и городе Дальнем (ныне Далянь). 2 августа Япония подписала акт о безоговорочной капитуляции.

Вторая мировая война закончилась.

В связи с отсутствием в Порт-Артуре китайской администрации, советскому командованию пришлось взять на себя все заботы о населении и хозяйстве этого района. Людников становится первым комендантом Порт-Артура и назначается командующим Группировкой советских войск на Ляодунском полуострове. В этом городе, где все напоминало об исторических событиях, связанных с Русско-японской войной 1905 года, Людников пробыл до июня 1947 года.

Вернувшись в Москву, Людников 29 ноября 1947 года получил назначение на должность командующего 10-й гвардейской армией в Ленинградском военном округе, а 20 апреля следующего года возглавил 13-ю армию в Прикарпатском округе. С декабря 1949-го по ноябрь 1951 года он являлся заместителем главнокомандующего Группой советских войск в Германии, где его непосредственным начальником вновь оказался В. И. Чуйков. Это очень способствовало успеху общей работы. После окончания в ноябре 1952 года Высших академических курсов при Высшей военной академии им. К. Е. Ворошилова занимал посты заместителя командующего Одесским, а с сентября 1954 года — Таврическим военным округом.

С июля 1956 года Людников — главный военный советник при Министерстве обороны Болгарской Народной Республики. Его военные знания и практический опыт руководства войсками способствовали развитию болгарской армии, освоению ею современных видов вооружений, отработки взаимодействия с войсками других стран Варшавского договора.

В марте 1959 года Людников вновь вернулся к учебной работе, получил назначение на должность начальника Высших стрелково-тактических курсов усовершенствования командного состава пехоты «Выстрел», где проходили обучение и практическую подготовку представители старшего командного состава нашей армии. Воспитание и обучение командирских кадров всегда увлекало Людникова и приносило ему большое удовлетворение. С его приходом на завершающем этапе обучения слушателей стали проводиться командно-штабные учения со средствами связи. Он сам преподавал на курсах тактику, вводил новые формы обучения, расширял круг изучаемых дисциплин. Глубокие теоретические знания Людникова и боевой опыт, полученный в ходе крупных военных операций, были востребованы и в период его службы в должности начальника факультета Военной академии Генерального штаба Вооруженных сил СССР — с ноября 1963-го по июль 1968 года.

Находясь в отставке с 29 июля 1968 года, Людников часто бывал на родине — в поселке Седово, куда он смог вернуться впервые лишь в 1950 году. С горечью узнавал он о том, что многие его земляки погибли на фронтах или в годы оккупации. Во время следующих приездов он помог местному рыбколхозу в приобретении рыболовецких судов, руководству поселка — в получении средств на благоустройство. Иван Ильич много сделал для сохранения и ремонта местной церкви. Долгожданными и очень эмоциональными остались в памяти Людникова посещения Волгограда и встречи с однополчанами на местах боев. В день открытия Мемориального комплекса на Мамаевом кургане в 1967 году И. И. Людников возлагал венок вместе с другим прославленным защитником города-героя генерал-полковником А. И. Родимцевым.

Двое старших сыновей Людникова окончили в 1950-е годы военные училища и стали военными инженерами. Младший сын Евгений появился на свет после войны, он выбрал гражданскую профессию.

И. И. Людников, будучи участником нескольких войн и современником судьбоносных событий мирового значения, внес свой вклад в изучение военной истории, написав множество статей. О крупных военных операциях и сражениях, в которых он участвовал, им написаны книги: «Под Витебском», «Через Большой Хинган», «Огненный остров», а также охватившие всю его жизнь, пронизанные любовью к родной земле и к людям, которые были рядом с ним на войне и в мирное время, автобиографические — «Сквозь грозы» и «Дорога длиною в жизнь».

Иван Ильич Людников скончался 22 апреля 1976 года и был похоронен в Москве на Новодевичьем кладбище.

Именем военачальника, помимо проспекта в Витебске, назван большой автономный морозильный траулер, построенный в 1982 году, и улица в поселке Седово. В Волгограде на территории поселка Нижние Баррикады расположен мемориальный ансамбль «Остров Людникова», мемориальная доска установлена в Москве на доме 61/1 по Ленинскому проспекту, где он жил с 1950 по 1976 год.

О генерал-полковнике И. И. Людникове рассказывается в книгах «Герои огненных лет», «Дороги храбрых», «Полководцы Сталинградской битвы» и многих других. Ему посвящена вышедшая в 2012 году книга «Полководец с Кривой Косы», написанная его земляками, исследователями истории Приазовья В. Н. Бесчастным и А. А. Поповым.

НАГРАДЫ

ГЕНЕРАЛ-ПОЛКОВНИКА

И. И. ЛЮДНИКОВА

Медаль «Золотая Звезда» Героя Советского Союза —

16 октября 1943 года.

Ордена

Три ордена Ленина — 22 февраля 1943 года; 16 октября 1943 года; 21 февраля 1945 года.

Пять орденов Красного Знамени — 27 марта 1942 года; 27 августа 1943 года; 3 ноября 1944 года; 18 мая 1945 года; февраль 1968 года.

Три ордена Суворова 1-й степени — 4 июля 1944 года; 19 апреля 1945 года; 8 сентября 1945 года.

Орден Суворова 2-й степени — 16 сентября 1943 года.

Орден Богдана Хмельницкого 2-й степени — 10 января 1944 года.

Иностранные ордена

Орден Народной Республики Болгария 1-й степени — 1959 год.

Орден Народной Республики Болгария 2-й степени.

Орден Сухэ-Батора (МНР).

Орден За боевые заслуги (МНР).

Командорский крест военного ордена США «Легион заслуг» — 26 июня 1944 года.

Командор Почетного легиона (Франция) — 13 июля 1945 года.

Орден Облака и Знамени 2-й степени со звездой (Китай) — сентябрь 1945 года.