Выбирая, достигнуть ли цели или отдать жизнь за своего сюзерена, выбирай второе. О какой цели может идти речь, если ты не выполнил своего долга?!
Марико шла рядом с Алом – не в шаге за ним, как это было принято у японок, а рядом. Такое привилегированное положение давал ей статус переводчицы.
– Девушку, занявшую ваш паланкин, зовут Фудзико? – спросил он, рассеянно оглядывая окрестности. По книге, на них вскорости должны были напасть, но пока все выглядело вполне мирно и спокойно.
– Да, это Фудзико, Усаги Фудзико, вы ее знаете? – удивилась Марико.
– Служанка называла, вот я и запомнил, – отмахнулся Ал, недовольный тем, что опять не может ничего толком объяснить своей красавице. Да и как тут объяснишь?! Фудзико должна была стать наложницей Блэкторна. По книге – некрасивая, но умная, образованная, а главное, незаменимая помощница во всех делах кормчего. Честно говоря, читая и перечитывая «Сегуна», он не мог понять, как влюбленный дурачок Блэкторн мог настолько прельститься Марико, что почти что не замечал Фудзико, без которой все его дела и благие начинания стоили не дороже ломаного гроша.
Это Фудзико покрывала его встречи с Марико, вела его дела, следила за тем, чтобы ее господин был всегда на высоте.
«Любопытно, кому же из нас двоих Токугава отдаст Фудзико»? – думал Ал, украдкой глядя на паланкин, в котором скрылась молодая женщина. «Нужно постараться быть очень внимательным и чутким к ней, – раздумывал про себя Ал. – Ведь Фудзико совсем недавно овдовела и еще не отошла от потрясения. Нужно быть терпимее и добрее или хотя бы постараться не раздражать ее лишний раз, как это ежеминутно делал Блэкторн».
Странное дело, до встречи с Фудзико Ал ни разу не думал ни об одной женщине с такой нежностью и теплотой. К слову, Фудзико вовсе не была безобразной, как считал ее, по книге, глупый кормчий. Не красавица, конечно, она проигрывала рядом с Марико. Но в этой девушке было столько простоты и мягкости, что Ал невольно растаял. Конечно, Фудзико не знала английского, а он недостаточно хорошо изъяснялся на японском, но все это казалось вполне поправимым.
Он еще выбирал какое-то время между Марико и Фудзико, а потом махнул рукой.
«Дурак, ты же в Японии, а это значит, что у тебя здесь может быть столько женщин, сколько ты сам себе пожелаешь. Какой смысл сосредоточивать внимание только на одной. Все, прошли те времена, когда нужно было врать и притворяться, придумывать оправдания и снова врать. Япония – это рай. Настоящий рай, во всяком случае, для мужчин».
Неожиданно за спиной Ала раздался крик, и в следующий момент один из самураев повалился навзничь со стрелой в груди. Ал схватил Марико и повалил ее на землю, прикрывая собой. Кругом слышались отрывистые команды, из паланкина Кирибуцу выскочили две девушки и тут же попадали на землю.
Раздался шипящий звук, и над головой Ала пролетела горящая стрела, ударившись в ближайший паланкин, тут же шелковая ткань вспыхнула, в огне металась человеческая фигура. Бунтаро опрокинул другой паланкин и из-за прикрытия начал наугад стрелять из лука в сторону ближайших кустов, за которыми расположился невидимый снайпер. Еще один самурай упал сразу с тремя зажженными стрелами в груди и животе, освещая и без того словно взорвавшуюся огнем и смертью ночь.
Одна из служанок превратилась в живой факел, но никто не пришел ей на помощь, давая возможность поскорее расстаться с жизнью. Ал попытался встать и тут же оказался лицом к лицу с вооруженным воином, одетым в грязное, рваное кимоно. Так мог выглядеть нищий ронин, бандит с большой дороги или кто-то, желающий, чтобы о нем так думали. С воинственным кличем воин занес свой меч над головой Ала и тут же изогнулся, словно лук, и, выпустив из рук меч, упал на Ала и Марико. Бунтаро помог им отпихнуть труп, его меч был окровавлен. Ал поднял с земли меч поверженного ронина и, вооружившись им, загородил собой Марико.
Вокруг паланкинов творилось что-то невообразимое – Бунтаро отбивался сразу же от трех противников, не столько фехтуя мечом, сколько разя куда придется, его руки работали как страшная мельница смерти, лезвия блестели в неровном свете факелов, кимоно было уже насквозь пропитано кровью. Один из монахов, также вооруженный коротким мечом, отражал атаку напавшего на него ронина, изящно оттесняя противника от паланкина, в котором, должно быть, спала Фудзико. Его юный телохранитель рубил направо и налево, нанося немалый урон врагу, численность которого, однако, не уменьшалась. Даже наоборот, казалось, что с каждой минутой их становилось все больше и больше.
Ал схватился с толстым усатым типом, орудовавшим одновременно мечом и ножом. Отражая удары ронина, Ал искал глазами Марико, гадая, жива ли она. Злобно выкрикнув что-то, толстяк метнул нож в Ала, так что тот едва успел пригнуться. Клинок рассек рукав его кимоно, царапнув кожу. В пылу сражения Ал не ощутил боли. Он подпрыгнул, когда противник присел, рассчитывая подрубить ему ноги, и, опустившись, кувырнулся, пытаясь подняться.
На какое-то мгновение их глаза встретились, и тут же голова ронина странно съехала набок и отвалилась. В черное ночное небо взметнулся фонтан крови. От неожиданности Ал сел на землю, зажимая рот. Над обезглавленным трупом богом войны восстал Бунтаро. Столкнувшись глазами с Алом, он что-то весело сказал ему, по ходу дела насаживая на меч очередного опрометчиво настигшего его противника.
К Бунтаро снова подлетели несколько вооруженных до зубов ронинов, и он с глухим ревом ринулся в бой. Рядом с ним, плечом к плечу, бился юный телохранитель долговязого монаха.
Юноша присел, пропуская меч противника над собой, и тут же воткнул свой в промежность нападавшего, насадив того, как на кол, и провернув следка для верности.
В этот момент Ал увидел, как огромный, точно орангутанг, детинушка, схватив за волосы Фудзико, занес над ее головой меч, и с неожиданной силой метнул в него свой. Мужик охнул и, выпустив волосы, опустился на колени. Из его спины все еще торчала рукоять меча.
Ябу и его люди бились где-то во главе отряда. Ал не видел их, да и не до того было.
Ал перекатился, уворачиваясь от очередного удара, и тут же увидел вооруженную длинной, чуть ли не в свой рост катаной Марико, которая с боевым криком бросилась в гущу дерущихся. Она оказалась рядом с высоким монахом, как раз когда того притиснули к горящему паланкину, и со всей мочи рубанула первого подвернувшегося под руку ронина.
Ее противник в последний момент вывернулся из-под удара и, развернувшись, занес свой меч над ней, когда монах лихо насадил его на свой короткий и острый словно бритва меч.
В следующее мгновение его оранжевое облачение запылало, и монах был вынужден упасть на землю, сбивая пламя. Оказавшийся рядом Бунтаро одним движением длинного меча разрезал животы сразу же двоим нападавшим.
Ал протер глаза. Теперь ронинов почти совсем не осталось, воины Токугавы выигрывали.
Воспользовавшись паузой, Марико кинулась к высокому монаху, помогая ему снять тлеющее одеяние, под которым неожиданно заблестела великолепная кольчуга.
Юный телохранитель раздобыл где-то лук и теперь тешил себя отстрелом оставшихся ронинов, многие из которых спасались бегством.
Бунтаро никак не мог справиться с последним своим противником, видимо, равным ему по силе, оба широкие, словно буйволы, быстрые и безжалостные, они представляли собой любопытную картинку.
В какой-то момент Бунтаро и его враг оказались возле монаха и Марико, Бунтаро опрокинул очередной горящий паланкин, стараясь, чтобы тот упал на его противника, когда огонь озарил лицо высокого монаха.
– Токугава-сама! – воскликнул сражающийся с Бунтаро ронин, и тут же весть разнеслась по воюющему лагерю. – Здесь Токугава! Здесь сам Токугава!
Позабывший на секунду о своем противнике Бунтаро быстро овладел ситуацией, одним ударом перерезав орущую глотку, но было слишком поздно.
Сразу же из лагеря выскочили несколько ронинов, за которыми телохранитель послал свои стрелы, но было слишком поздно. Переодетые в ночных грабителей самураи Исидо исчезли в ночи.
Уже не скрываясь, Токугава вышел на середину, теперь на нем уже не было монашеского облачения, в свете догорающих паланкинов полыхала его золотая кольчуга и наручи.
– Домо, – поблагодарил он Марико и Бунтаро, знаком приказав им и Ябу подойти к нему.
«Выходит, все это время Токугава был с нами!» – недоумевал про себя Ал. К нему подбежала Фудзико, которая что-то говорила, бурно жестикулируя, и, как видно, звала его на подмогу. Ал пожал плечами и отправился за ней. Красивое кимоно девушки было разорвано, волосы растрепаны, лицо перепачкано кровью и землей, но все же она была жива и как будто невредима.
Когда Ал проходил мимо своего сгоревшего паланкина, сердце его сжалось при одной мысли о смерти малыша. Огня уже не было, но по краям и там, где некогда было сиденье, еще тлели угли. Ал пригляделся, заранее страшась увидеть обгоревшее тельце, но в паланкине никого не было. Ал вспомнил об исчезнувшем незадолго до того, как отряд нарвался на засаду, Блэкторне, и на душе полегчало. Он взял за ручку непострадавший сундучок с книгой и куском шелка и пошел за Фудзико.
Девушка покорно дожидалась, когда Ал произведет необходимую ему ревизию. Когда же на его лице мелькнула полуулыбка, она снова повторила свою просьбу, для наглядности взяв Ала за руку и потащив за собой.
Она остановилась над трупом ронина, из спины которого торчала рукоять меча, и показала знаками, что не может вытащить застрявший в хребте покойника клинок.
Алу сделалось дурно, перед глазами все плыло, на негнущихся ногах он подошел к трупу, но в этот момент его вежливо, но решительно оттеснили. Ал увидел рядом с собой Бунтаро и позволил тому освободить злосчастный меч.
После чего самурай, повертев его с минуту в руках и, по всей видимости, не сочтя оружие сколько-нибудь ценным, протянул трофей Алу.
«С этого момента я не пленник», – догадался Ал, но не испытал ни радости, ни прилива сил.