Жажда бессмертия

Глава 19

Прошло два месяца. Наступила зима. Карл Борисович продал все, что мог: проекты, машину, мебель, но денег на лечение Марии все равно не хватало.

— Алло, Машенька?

— Нет, Мария Сергеевна не может подойти к телефону, — ответил незнакомый женский голос.

— Что случилось? — упавшим голосом спросил он и крепко сжал телефонную трубку.

— Она только уснула. Морфин подействовал.

— Понятно. А вы кто?

— Сиделка. Передать что-нибудь, когда она проснется?

— Нет, не надо, — тихо ответил он и положил трубку. Здоровье Марии сильно ухудшилось. Последние две недели он ее не видел, запретила приходить.

Карл Борисович в беспокойстве заметался по кухне, не зная, куда себя деть. Он чувствовал, как сквозь пальцы, словно песок, утекает жизнь дорогого ему человека, но никак не мог ей помочь. Радиоприемник вещал беспрестанно. Он старался ни слова не пропускать и прослушивал интересные записи по несколько раз, но ни на сантиметр не приблизился к понимаю, как же к ним переместиться. Сердце неприятно закололо и он, наконец, сел на стул и прибавил звук радиоприемника.

— Девочки совсем не меняются, — сказала Луиза. — Ты бы хотела посмотреть, какими они вырастут?

— Да, очень, — профессор узнал голос Виолы. — С недавних пор я начала жалеть, что взяла их с собой. Они остались детьми и никогда не испытают счастья первой любви и рождения детей. Это грустно.

— Они не знают, чего лишились, поэтому никогда не будут горевать об этом. Для них мама — центр Вселенной, и так останется навеки. Поэтому они самые счастливые дети.

— Наверное, — согласилась Виола и грустно вздохнула.

— Давно хотела спросить, но все забывала. Куда ты взобралась с детьми?

— Водонапорная башня. Слава Богу, ее высоты хватило, и мы очутились здесь. Сначала я хотела спрыгнуть с трехэтажного дома префекта, который переехал жить в одну из своих квартир. Но, когда зашла во двор, меня схватил охранник. По пути домой увидела водонапорную башню. Вот с нее мы и спрыгнули.

— Хорошо, что охранник поймал. Иначе ты сюда бы не попала.

Карл Борисович весь напрягся и еле дышал, но женщины перевели разговор на платья для девочек.

«Высота. Должно быть высоко. Так, трехэтажный дом примерно десять — двенадцать метров. Водонапорные башни разные бывают. В среднем двадцать — тридцать метров. Выше телевизионной башни в нашем городе ничего нет. Там метров двести, не меньше. Нам надо будет взобраться примерно до середины. А Маша сможет? Ей с каждым днем все хуже и хуже. Надо торопиться».

Профессор оделся и выбежал из дома. Зимнее солнце отражалось от снега и слепило глаза. Он приложил варежку ко лбу и, щурясь, побежал к автобусной остановке. Без машины было непривычно, особенно когда торопишься. Автобус подъехал через пятнадцать минут, профессор за это время успел замерзнуть и хлюпал носом. Путь до дома Марии казался мучительно длинным, хотя уже через полчаса он стучал в дверь ее квартиры.

— Вы чего так стучите? — напустилась на него тучная женщина средних лет. — В доме больной человек. Ей нужен отдых.

— Я знаю, я друг. Мне надо ее увидеть.

— Так это вы звонили, — догадалась она. — Я же вам сказала, что она только уснула.

— Ничего страшного, я подожду, — он бесцеремонно отодвинул ее и прошествовал на кухню. Сиделка недовольно поцокала языком, но ничего не сказала и захлопнула дверь.

Ждать пришлось недолго. Вскоре из спальни послышались голоса. Карл Борисович встал и чуть не столкнулся с женщиной, которая внезапно появилась в дверях.

— Мария Сергеевна зовет вас, — недовольным голосом сказала она и сложила руки на груди. — Только не вздумайте ее расстраивать.

Карл Борисович зашел в спальню и опешил от увиденного. На кровати лежала худая женщина с синяками под глаза и впалыми щеками. Она слабо улыбнулась.

— Здравствуй, Карлуша.

— Машенька, это не ты, — он мотнул головой и зажмурился. — Оптический обман какой-то. Подожди, сейчас пройдет.

Он открыл глаза и глубоко вздохнул:

— Не обман.

Мария рассмеялась:

— Да ладно тебе. Ну похудела немного. Просто аппетита нет, ничего не лезет.

Карл Борисович сел на краешек кровати, взял ее руку и отметил про себя тонкие пальцы с чуть посиневшими ногтями и сухую ладонь.

— Не виделись всего две недели, а тебя будто подменили.

Мария погрустнела и отвернулась. В глазах защипало и в горле появился ком, который не давал ей вздохнуть. Ужас и жалость на лице Карла Борисовича ранили ее сильнее всего.

— Я не хотела, чтобы ты приходил, — выдавила она. — Теперь я останусь в твоих воспоминаниях не «попой кверху в погоне за пылью», а живым скелетом. Больше не приходи. Чувствую, недолго мне осталось.

— Маша, посмотри на меня, — строго сказал он.

Мария нехотя повернула голову и вопросительно уставилась на него.

— Завтра четверг. А это значит, что самое время покинуть этот мир и переместиться в параллельный.

— Ты что, разобрался?

— Да, — равнодушно дернул он плечом. — Всего-то и надо, что взобраться на телевышку и спрыгнуть. Только обязательно в четверг.

— Ну и шуточки у тебя, — деланно возмутилась она.

— Машенька, я серьезно. Думаю, что взбираться на телевышку лучше вечером, когда стемнеет, а то кто-нибудь да помешает. Завтра в восемь заеду за тобой. А сейчас пойду готовиться, времени совсем мало осталось.

Он поцеловал ее руку, встал и пошел к двери.

— Карл, признайся, что ты пошутил? — попросила она. Карл Борисович посмотрел на нее с нежностью и помотал головой:

— Нет, не пошутил. Увидимся завтра.

Он вышел из квартиры и замер на лестничной площадке. Все, что только что произошло, казалось нереальным. Будто в него кто-то вселился и руководил без его ведома. Сам не зная почему, обещал Марии, что завтра они переместятся в параллельным мир. Как такое могло произойти? Он даже не думал об этом и, тем более, не планировал.

«И что же теперь делать? Вернуться и сказать, что пошутил? Не-ет, она с такой надеждой посмотрела на меня. А может, попробовать? Если ничего не получится, значит суждено так умереть. А Машеньке все равно мало осталось», — он медленно спустился по лестнице, вышел на улицу и вдохнул освежающий морозный воздух. В последние месяцы он жил мечтами о параллельном мире. Но мечтать — это одно, а решиться на суицид — совсем другое. Ему стало страшно.

«Может, подождать еще недельку до следующего четверга? И вообще, почему я решил, что этот день — четверг? Вдруг в том мире уже воскресенье?»

Так, в раздумьях, он дошел до дома. Из радиоприемника слышались голоса, вдали лаял Баффи.

— Ты заметил, как Реган смотрит на Веру? — шепотом спросила Виола.

— Нет, — сказал Гюстав. — Тебе показалось. Реган — одиночка. У него была такая дрянная жена, что он вряд ли захочет в ближайшее столетие заводить романы.

— Не скажи, — усмехнулась она. — У меня глаз наметан на такое. Надо их свести.

— Виола, ты знаешь поговорку: любовь и смерть преград не знают? То-то же. Время все расставит по местам без посторонней помощи.

«У Машеньки времени на Земле уже не осталось. Решено, завтра это случится».

Карл Борисович схватил трубку и набрал номер телефона юриста Васи.

— Алло, Васенька, ты мне нужен! — прокричал он, едва услышал голос друга.

— Что случилось? Ты жив-здоров? — переполошился тот.

— Надо срочно составить завещание. Можешь подъехать?

— Еду.

Через час взъерошенный Вася стоял на пороге.

— Что случилось? — повторил он и уставился на два раскрытых кожаных чемодана. — Куда-то едешь?

— Да, уезжаю. Раздевайся, проходи, пиши, — Карл Борисович слонялся по дому и бросал в открытые жерла чемоданов вещи.

Вася удивленно приподнял бровь, когда профессор принес с кухни ножи и, обернув полотенцем, уложил на дно чемодана. Там же лежали мотки пряжи, коробки спичек, разноцветные карандаши и кипа газет.

— Ты куда это собрался?

— Далеко. Времени у меня нет, поэтому садись и пиши.

Вася решил пока не допытываться, видя возбужденное состояние друга, и сел за стол, на котором лежали чистый лист бумаги и ручка.

— Говори свое завещание.

— Значит так: квартиру мамы я завещаю дочери моего друга Захара. Ее данные я записал на обложке телефонной книги.

Вася начал писать, а Карл Борисович собрал в прихожей пестрые платки и бросил в чемодан.

— Ты меня подбросишь до хозяйственного магазина? Надо еще прикупить нитки, иголки, спицы, футбольный мяч, тапочки разных размеров. Та-ак, что еще? — задумался он и не заметил тревожный взгляд друга.

— Карл, а ты как себя чувствуешь? — осторожно спросил Вася.

— Чувствую себя отлично, просто дел много. Ты записал про мамину квартиру? — Вася кивнул.

— Счет в банке тоже ей. Сберкнижка на столе… Записал? Мою трешку в центре города я оставляю своему лучшему другу Васе, — торжественно произнес он и улыбнулся, глядя на изумленного друга. — Из родных у меня больше никого нет, а из близких друзей только ты остался.

Вася замотал головой и положил ручку.

— Говори, куда собрался, — велел он и сурово сдвинул брови.

— Не могу. Честно.

— Это что-то опасное? — напрягся Вася.

— Возможно, — уклончиво ответил Карл Борисович. — Пиши, не отвлекайся. Прости за то, что Света натворила в квартире. Это она от обиды. Я ее понимаю.

Вася недовольно скривил губы, но взял ручку и продолжил писать. Карл Борисович, тем временем, думал, что бы еще с собой взять.

— Соль! — он нашел на кухне в шкафу лишь полпачки. — Надо купить.

— Карлыч, — позвал Вася. — Иди, подписывай.

Профессор взял лист, внимательно прочел, удовлетворенно крякнул и подписал документ:

— Оставлю тебе не хранение. Если пропаду более, чем на неделю, значит меня нет в живых. Понял?

Вася схватил его за плечо и, крепко сжав, спросил:

— Ты что задумал?

— Васенька, не горячись. Все хорошо. Это так, — махнул профессор рукой. — На всякий случай. Я не молодею, сердце иногда прихватывает. Лучше подбрось меня до хозяйственного магазина. Надо купить кое-что.

— Чувствую, что затеваешь дурное дело, — тихо сказал друг, но отпустил и поплелся к выходу. — Жду в машине.

Карл Борисович закупил нитки, иголки, спицы, рыболовные снасти и еще много чего. Страх, поселившийся в сердце после того, как он решил сброситься с телевизионной вышки, отступил. В ходе приготовлений профессор все больше уверовал в правильность своего решения.

Перед сном он впервые за долгое время выключил радиоприемник и с блаженной улыбкой представил, как обрадуются подаркам друзья с параллельного мира.

Карла Борисовича разбудил яркий солнечный луч, осветивший спальню. Он потянулся и вспомнил о своем вчерашнем решении.

«Надеюсь, все получится».

Он позавтракал и позвонил Марии.

— Машенька, привет. Как ты себя чувствуешь?

— Здравствуй, Карлуша. Чувствую себя хорошо, еще действует обезболивающее. Ты-то сам как?

— Я в прекрасном настроении. Ты помнишь, что сегодня за день?

— Помню, — удрученно вздохнула она. — Но мне страшно. Ты уверен, что у нас получится?

— Конечно, — заверил он наиграно веселым голосом. — Я все проверил и перепроверил. Прибудем как раз к ужину. Мне не терпится попробовать их сиреневую рыбу.

— Рыбу? — задумчиво сказала Мария. — Я люблю жареную рыбу в кляре. Интересно, они умеют такое готовить?

— Если не умеют, то ты их научишь. Отдыхай до вечера и набирайся сил. В восемь заеду.

Он положил трубку и начал приглаживать вихор на затылке.

«Надо оставить какую-нибудь записку. Вдруг разобьемся».

Карл Борисович положил перед собой чистый лист и начал грызть кончик ручки:

«Что написать? Если про параллельным мир, то подумают, что я свихнулся и завещание признают недействительным. Может, соврать про депрессию?»

Он начал писать, аккуратно выводя каждую букву:

Я, Воронов Карл Борисович, больше не хочу продолжать жить в этом мире

— Не-ет, так не пойдет. Про мир лучше вообще не писать, — сказал он истукану, стоящему напротив, скомкал лист и взял новый.

Моя жизнь рухнула: умерла мама, ушла жена, детей нет, сердце болит. Больше не вижу смысла продолжать жить и хочу умереть. Прошу в моей смерти никого не винить. Это мой выбор и мое решение. Воронов Карл Борисович. Декабрь 1995 года.

Текст ему снова не понравился, но он решил оставить, как есть.

— Вася поймет, а больше, я думаю, никто не огорчится.

Карл Борисович оставил лист на столе и начал прибирать квартиру. Он не хотел, чтобы кто-нибудь обвинил его в неряшливости.

Он то и дело поглядывал на часы и даже вздремнул после обеда, чтобы скоротать время. В семь вечера, после ужина, он помыл посуду и вызвал такси.

— Ого, какие тяжелые, — прокряхтел таксист, загружая чемоданы в багажник.

— Картошку родственникам везу, — соврал профессор и пожалел, что на самом деле картошку не взял:

«Надо было хотя бы два килограмма взять. Ну да ладно».

Машина остановилась возле дома Марии, Карл Борисович попросил водителя подождать и забежал в подъезд. На громкий стук дверь открыла сиделка.

— Здрасьте, — угрюмо сказала она. — Неприлично так громко стучать.

Профессор кивнул, обошел ее и ринулся в комнату Марии:

— Ты уже готова, молодец, — похвалил он. — Машина внизу.

Мария встала, опираясь на трость и руку профессора, и медленно двинулась к двери. Он взял ее за талию и с горечью отметил, как сильно она похудела.

— Надеюсь, вы недолго. Через час мне надо домой, — предупредила сиделка.

— Мы погуляем и вернемся, — заверила Мария.

Та кивнула и закрыла за ними дверь.

— Ты знаешь, я одновременно волнуюсь и в то же время сгораю от любопытства. Неужели мы скоро попадем в тот чудесный край? Интересно, параллельный мир похож на наш или отличается? А если отличается, то чем? — она говорила тяжело, с трудом переводила дыхание, но глаза горели. — Как ты думаешь, я буду их понимать?

— Конечно, Машенька, ты все будешь понимать. Я уверен, — с жаром ответил он, но от осознания, что предстоит сделать, похолодели ноги.

Карл Борисович не был уверен, что поступает правильно. Даже наоборот, предполагал, что они просто насмерть разобьются и все.

«Когда найдут наши тела и чемоданы, набитые всякой ерундой, подумают, что я совсем свихнулся и Машу насильно притащил. Вот и оставлю после себя разговоры о сумасшедшем профессоре. Может, признаться Маше и отвезти ее домой?» — думал он, глядя на мелькающие витрины из окна машины.

— Я надела платье, в которое уже лет десять не могла влезть, — похвасталась Мария. — Выгляжу так себе — ключицы торчат, но если выздоровею, то быстро наберу вес. Как думаешь, в каком виде мы там очутимся?

Карл Борисович легонько сжал ее хрупкую руку, улыбнулся сквозь слезы и тихо спросил:

— Ты, действительно, хочешь туда попасть?

— Очень, — призналась она и положила голову ему на плечо. — Я доченьке написала письмо, в котором рассказала, что ты открыл другой мир, и мы собираемся туда переместиться. Думаю, она будет рада. В последнее время постоянно плачет, когда приходит. А теперь она будет знать, что я продолжаю жить, только в другом месте.

«Не принести бы ей больше горя этим поступком. В газетах будут писать о нас, как о суицидниках. Боже, что же я натворил!»

Таксист тем временем остановился:

— Приехали.

Он вытащил чемоданы из багажника и обратился к профессору:

— Вы уверены, что вам сюда?

Карл Борисович огляделся. Они стояли у высокого забора из металлических прутьев, за которым возвышалась телевышка. Слева от нее был пустырь, а справа длинные ряды гаражей.

— Да, нам сюда, — упавшим голосом сказал он.

Таксист уехал. Мария стояла, опираясь на трость, и смотрела на высокую металлическую конструкцию.

— А как мы взберемся?

Карла Борисовича мучил этот же вопрос. Хотя он даже не учел того, что вышка окружена высоким забором, а калитка заперта на большой навесной замок.

— Не волнуйся. Сейчас что-нибудь придумаем, — приободряюще улыбнулся он и начал судорожно искать в снегу какой-нибудь металлический прут или кусок трубы.

Тем временем, Мария подошла к калитке, внимательно посмотрела на замок и хмыкнула:

— Я такие замки с детства умею открывать. Детьми часто ключи от амбара теряли, поэтому пришлось научиться.

— Правда? — оживился профессор. — И что для этого нужно?

— Шпильку и скрепку. Или проволоку пожестче.

— У меня есть, — он подтащил чемоданы к уличному фонарю и начал в них рыться. — Я целый моток проволоки с собой взял. Думал, там пригодится.

Он отломал кусок проволоки и отдал Маше. Та, некоторое время повозилась с замком и вскоре открыла скрипучую калитку:

— Вуаля. Готово!

Карл Борисович чмокнул ее в щеку и, схватив чемоданы, подошел к вышке. Прямая железная лестница с облупившейся желтой краской устремлялась ввысь и терялась в темноте. Он перевязал шарфом ручки чемоданов и взвалил на плечо.

— Здорово ты придумал, — похвалила Мария. — А я не могла понять, как ты собираешься поднимать чемоданы на вышку. Давай ты первый, а я следом.

— Машенька, я хотел тебя вперед пусть, чтобы страховать. Не дай Бог поскользнешься и еще что.

— Там темно и страшно, — призналась она. — Не хочу первой.

Карл Борисович кивнул, надел варежки и подошел к лестнице. Тяжелые чемоданы тянули вниз и больно били по груди и спине, но он старался не обращать внимания и продолжал подниматься. Следом кряхтела Мария. Вдруг он уперся головой об решетку. Сердце неприятно сжалось. Первый пролет был закрыт решеткой.

Он изо все сил уперся и надавал на нее. Решетка жалобно заскрипела и открылась.

— Машенька, здесь небольшая площадка. Можно отдохнуть.

— Хорошо, а то сил уже не осталось, — с трудом сказала она.

Карл Борисович снял чемоданы с плеча и помог Марии взобраться на площадку. Она устало опустилась на корточки и спросила:

— Сколько еще подниматься?

— Ну, — задумался он. — Мы вроде метров десять поднялись. Чтобы не рисковать, надо еще тридцать.

— Тридцать? Я не смогу, — замотала она головой. — До сюда-то с горем пополам поднялась. Иди один.

— Да ты что! — воскликнул он. — Без тебя я никуда не пойду.

— Я не смогу, — повторила она. — Болезнь все силы забрала. Два раза чуть не сорвалась.

Карл Борисович хотел погладить затылок, но вспомнил, что в ушанке и почесал бороду. Мария сидела неподвижно и невидящим взглядом смотрела на огни города.

— Значит так, — решительно сказал он. — Идешь первая, а я за тобой. Чемоданы оставим здесь. Если устанешь, то я буду рядом и попридержу тебя.

Мария кивнула, встала и медленно полезла вверх по лестнице. Железная лестница морозила руки даже сквозь шерстяные варежки, но им было жарко.

— Я в младших классах приклеилась языком к качелям, — сказала она, тяжело дыша.

— Смешная, — улыбнулся профессор. — Ты не знала, что так делать нельзя?

— Знала, — призналась она. — Потому-то и лизнула. Прямо как сейчас, знаю, чем это может закончится, но все равно лезу.

— Ты — отважная, — похвалил он.

— Не-а, глупая. Никогда не учусь на чужих ошибках, все перепроверяю.

Они рассмеялись. Следующий пролет был открыт. Они отдохнули на площадке и вновь полезли вверх. На третьей площадке она призналась, что больше не сможет подняться ни на одну ступеньку.

— Машенька, ты не расстраивайся. Вот отдохнем и последний рывок.

— Давай отсюда? — она нагнулась через ограду и посмотрела вниз, но земли не было видно, только фонарь у дороги. — Честно, я очень устала. И лекарство перестает действовать, боли вернулись.

Карл Борисович крепко обнял ее и прошептал:

— В этой ситуации я ни в чем не уверен. Но знаю одно, если уж умирать, то быстро. Если прыгнем с этой высоты, то сможем выжить, но будем искалечены: с лопнувшими органами, с разбитой головой, с раздробленными костями. Мы должны умереть или переместиться в параллельный мир. Ты согласна?

Мария кивнула и вытерла слезы.

— Хорошо, но только до следующей площадки. Если ты скажешь, что пошутил и надо подняться еще, я сама тебя сброшу..

Он улыбнулся и кивнул. Через несколько минут они стояли на четвертой площадке и смотрели на ночной город и мерцающие звезды.

— Красиво, — тихо сказала она и посмотрела на Карла Борисовича. — Карлуша, я боюсь.

— И я боюсь, Машенька. Если хочешь, можем спуститься. Не так себе я это представлял.

— А как? — она зябко поежилась, и профессор обнял ее.

— Думал, что есть какие-то ворота или космический корабль. Или еще что-то из фантастики. Как в фильмах показывают: забирает тебя яркий луч на корабль, — усмехнулся он. — Теперь я уверен, если мы спрыгнем, то умрем. Никакой параллельный мир нам не светит.

— Я тут подумала: давай я первая пойду? Ты посмотришь, что будет. Если я просто разобьюсь, то вызовешь скорую и поедешь домой. Хорошо?

— Нет, не хорошо, — возмутился он. — Ты подумала, как я себя буду чувствовать? Наврал, привел, убил и пошел домой. Это надо быть полным мерзавцем, чтобы так поступить. Пойдем вместе, рука об руку.

Мария кивнула и в первый раз поцеловала его. В щеку.

— Хорошо.

Они перелезли через металлические балки, взялись за руки и молча спрыгнули.

— Аккуратно, поправьте ему руку, — Карл Борисович услышал знакомый женский голос, но не мог вспомнить кому он принадлежит. — Пледом надо накрыть.

Ему на лоб положили что-то холодное и мокрое. Он чуть приоткрыл глаза и снова зажмурился от яркого света.

— Просыпается, — сказал довольный Гюстав и потряс его за плечо. — Мсье, добро пожаловать в Парадиз!

— Никакого Парадиза, — возмутилась Вера. — Я уже сказала, что это слово не подходит. Думайте дальше.

Профессор улыбнулся и с облегчением выдохнул.

— Карлуша, вставай. У нас получилось, — радостно прошептала Мария ему на ухо.