Жажда жить

В воскресенье, 21 декабря 1947 года, у Грейс собралось на коктейль несколько человек. Хотелось подбодрить Эдгара Мартиндейла, направлявшегося через Нью-Йорк на обследование в одну из бостонских клиник. Эдгар и Бетти остановились на ночь в гостинице, принадлежащей Грейс, и наотрез отказались идти в театр, но тайком от Эдгара Бетти согласилась принять участие в небольшой вечеринке, которая могла бы отвлечь его от вызывающей сильные боли множественной геморрагической саркомы. Грейс было тем проще уговорить друзей, что Колдуэллы тоже оказались в Нью-Йорке, где Рене делала рождественские покупки, да и Альфред с женой и Анна с мужем обычно заходили по воскресеньям.

Эта вечеринка сослужит добрую службу интересам данного повествования, ибо она откроет перед читателем верную картину одного дня из жизни Грейс спустя почти тридцать лет после того, как она уехала из Форт-Пенна. Разумеется, нетрудно просто поставить точку, когда история уже рассказана, а история Грейс и Форт-Пенна рассказана на предшествующих страницах. И все же читатель имеет некоторое, пусть небесспорное право поинтересоваться, что произошло с Грейс после. Сжатый отчет об этой вечеринке, случившейся в 1947 году, способен отчасти удовлетворить любопытство.

Большинство гостей Грейс (хотя и не все) уже были представлены на этих страницах. Все, что следует добавить, будет добавлено, новые лица — представлены, и после каждого представления или добавления последует краткий диалог, позволяющий по возможности раскрыть взаимоотношения Грейс с каждым данным персонажем.

Альфред

Альфред, приближающийся ныне к началу среднего возраста, в недалеком прошлом достиг того, в чем было отказано его отцу, — получил во время войны чин старшего лейтенанта. До того он несколько раз пытался попасть на флот, но безуспешно, и в качестве инструктора Управления стратегических сил сновал челноком между Вашингтоном и одной из секретных военных баз в горах Виргинии. Эта же работа, но уже в Англии (инструктаж по кодированию военных сообщений), позволила ему получить ленточку участника боевых действий на европейском театре, хотя непосредственно на фронте он не был. После войны Альфред вернулся на работу в адвокатскую контору «Мэрфи и Оглторп», на Уолл-стрит, 46. Проживает на Парк-авеню, 999, имеет дом в Саутхемптоне.

Грейс. Налить что-нибудь?

Альфред. Нет, спасибо.

Грейс. Что-то новенькое.

Альфред. Да, но это временно.

Грейс. Жаль, что временно.

Альфред. После таких разговоров, ма, это время может сократиться еще больше. Я не пьяница.

Грейс. Да я думаю лишь о твоей фигуре.

Альфред. А, ну понятно.

Жена Альфреда

В девичестве Моника Фитцпатрик. Родилась в Саутхепмтоне, в католической общине. Выпускница нью-йоркской Серед-Нарт, парижской Сакре-Кер, двух колледжей — Спенс и Манхэттенвилл. Женщина исключительно благочестивая, лишенная чувства юмора, привлекательная, аккуратная, склонная к снобизму. Ее старшая сестра замужем за итальянцем, папским легатом, и, по слухам, гомосексуалистом, чья политическая деятельность при Муссолини едва не стоила Альфреду места в Управлении стратегических сил. Но Капелли хотя бы создавал фон, на котором собственный брак казался Монике едва ли верхом блаженства, и она сознательно обманывала себя, закрывая глаза на любовные похождения Альфреда. У нее было трое дочерей, Энн, Роза и Бренда — все ученицы школы мисс Хьюитт, и один сын, Сидни (Патрик Джон) Тейт Второй, сейчас он находился в портсмутском приорате. Она пыталась понять Альфреда и, не преуспев в этом, полюбила его светские манеры, не позволяющие выставлять романы напоказ, что могло бы подтолкнуть ее к совершенно невозможному для нее разводу.

Грейс. Сидни хорошо выглядит, верно?

Моника. Отлично.

Грейс. Я надеялась, и твоя мать заглянет. Она, кажется, в церкви была, когда я звонила, но я просила передать ей приглашение.

Моника. По-моему, после мессы она собиралась к миссис Айселин, так что скорее всего ваше сообщение просто не дошло до нее.

Грейс, Я еще не купила Альфреду рождественский подарок. Может, подскажешь?

Моника. Надо подумать. Я дарю ему бильярдный стол. Он как-то сказал, что это единственное, чего ему не хватает. Может, если вы подарите ему что-нибудь для гольфа, он снова начнет играть.

Грейс. О нет. Ни за что. Только не гольф.

Анна

Анна пришла со своим вторым мужем Чарлзом Фрэнсисом Миллзом, от которого у нее была дочь, Энн Миллз, ученица школы Фокскрофт. Девочка тоже была здесь, в отличие от своего сводного брата Артура Зилбермана-младшего, ученика Дирфилдской академии, сына Анны от первого брака. Лишь Анна, и ничто другое, ни воспитание, ни закон не могли умерить ярости, с какой Чарли Миллз говорил о евреях. Его нападки на Юдо Йорк и Франклина Д. Розенфельда перемежались в монологах заявлениями о близости американского и немецкого народов — «наши люди», — которым, вместо того чтобы друг с другом воевать, следовало бы объединиться против русских и англичан. По условиям развода мальчик должен был жить поочередно с Анной и отцом, врачом-кардиологом, на которого он, становясь старше, все более походил, поэтому теперь, при его появлении, Чарли выскакивал из комнаты. Мальчику еще не было тринадцати, когда он случайно подслушал разговор отчима с матерью, когда тот кричал, что присутствие Артура в одном доме с Энн создает угрожающую ситуацию и он, Чарли, не отвечает за возможные последствия. В тот день Артур переехал к отцу и больше не провел под крышей материнского дома ни одной ночи. Когда Трумен, еще будучи сенатором, начал задавать острые вопросы, касающиеся принадлежащих Чарли авиазаводов, он немедленно переместился в его списке наиболее ненавидимых персон откуда-то из безвестности на самый верх, заняв место рядом с Франклином Д. Рузвельтом и Артуром Зильберманом.

Грейс. Когда Артур домой возвращается?

Анна. Вчера вернулся.

Грейс. Надеюсь, он зайдет навестить меня.

Анна. Он растет, мама.

Грейс. Естественно. А что ты, собственно, хочешь этим сказать?

Анна. Видишь ли, он уже понимает, почему я развелась с его отцом, влюбилась в другого мужчину, но когда я по телефону спросила его, собирается ли он зайти к тебе, он ответил, что не знает, и еще сказал, что не любит, когда с ним обращаются как с сиротой.

Грейс. А я никогда и не обращаюсь с ним как с сиротой. Это мой внук, и ему всегда здесь рады. Я тоже не очень-то люблю евреев, но уж лучше Артур… ладно, оставим этот разговор.

Анна. Договаривай, меня это не задевает. Лучше Артур, чем Чарли?

Грейс. А что в этом такого? Артур — моя плоть и кровь, по крайней мере наполовину. А Чарли, когда заговаривает кое о чем, полным идиотом становится.

Брок

Единственным среди присутствующих Брок пришел в коротком черном пиджаке и брюках в полоску. Гардероб занимал одно из самых важных мест в повседневной жизни Брока, и в этом отношении он не ленился. Выработав себе стиль одежды дипломата либо оптового торговца шампанским, он считал, что дело сделано, и восседал в своем одеянии с неизменной тростью в руках, обитой змеиной кожей, которую он вдавливал в пол, как летчик давит на тормозную педаль. В 1940 году он перенес операцию на простате и с тех пор предпочитал тесную компанию самых близких знакомых, опасаясь непредсказуемого поведения своего мочевого пузыря. У Рене в 1936 году отняли грудь, но это не заставило ее сразу же отказаться от светского образа жизни и филантропической деятельности. Лишь после того, как в 1938 году от кровоизлияния в мозг умерла ее ближайшая подруга Натали Бординер, Рене резко сократила число благотворительных завтраков и обедов и к настоящему времени превратилась в старушку, пытающуюся поддерживать своего мужа, который, в свою очередь, делает все, чтобы поддержать ее.

Грейс. Устал?

Брок. С чего бы это? Я ведь просто сижу на своем костлявом заду и наблюдаю за этим спектаклем. А у Анны-то дочь красавица, помнишь, мы таких в свое время милашками называли.

Грейс. Да, хороша, ничего не скажешь, только я бы предпочла, чтобы она не говорила всем при встрече «здорово».

Брок. Да брось ты, когда Анна была в ее возрасте, ты пыталась отучить ее говорить при встрече «привет».

Грейс. Ничего подобного, это меня мать отучала говорить «привет».

Брок. Ладно, пусть так. С удовольствием продолжил бы этот разговор, но мне пора отлить.

Грейс. Помочь?

Брок. Каким образом? Спасибо, Грейс, но такими вещами мужчины занимаются в одиночку. Пойди поболтай с Рене.

Конни

Конни Шофшталь появилась у Грейс, когда Альфред и Чарлз Миллз с женами уже ушли. Ее сопровождала постоянная сожительница, занимавшаяся лепкой собак. Она называла себя Нелл Флэгг, хотя полное ее имя было Элинор Д’Отремон Флэгг. Нельзя сказать, что женщины одевались совершенно одинаково, как одеваются близнецы, но на обеих были неуклюжие, мятые кашемировые пиджаки и юбки, шарфы, какие носят голливудские режиссеры, и полуботинки на толстой резиновой подошве. Стрижка тоже одинаковая — короткая (у Нелл волосы выкрашены в голубой цвет). В компании, которая собралась у Грейс, казалось, что они слишком молодятся, но в своем кругу эта одежда являлась практически униформой независимо от возраста. Конни вытащила из портсигара сигарету и не успела поднести ко рту, как Нелл щелкнула зажигалкой. Эта дама не снисходила до разговора с кем-либо, просто ходила по комнате следом за Конни (которую она называла Кон), словно адъютант или иподьякон. Пили они сильно разбавленный напиток — на одну долю виски пять долей воды.

Грейс. На ужин не останетесь? Будут Бетти с Эдгаром, Брок и Рене, и еще должны подойти Нед Майнор и доктор Крокер.

Конни. Хо-хо. Нед Майнор. Это решает дело.

Грейс. А что? Разве тебе не нравится Нед? Мне казалось, вы приятельствуете.

Конни. Ну, это вряд ли. Вряд ли. Я на днях звонила ему. Нелл ни с того ни с сего захотелось свести некую Дэнди Динмонт с приятелем Неда. Как его, Нелл, называют, Чемпионом?

Нелл. Точно, Кон. Чемпион — очаровашка с пограничной полосы.

Конни. И ни звука в ответ. Ну мы, конечно, дали ему отставку. Зануда твой Нед, что еще сказать?

Грейс. Жаль. Выходит, я ошиблась. Но на ужин они все равно приглашены.

Конни. И Крокер-квакер тоже? Неплохо звучит.

Грейс. Надеюсь, нет. Он мой лечащий врач.

Конни. Как раз то, что тебе нужно, малышка. Ты ведь у нас такая здоровячка. Но почему бы тебе для разнообразия не взять врача-женщину? У нас с Нелл есть на примете одна отличная кандидатура, и, клянусь Юпитером, как только тебе понадобится врач, мы просто заставим тебя испытать ее.

Грейс. Да нет уж, спасибо. Меня вполне устраивает доктор Крокер.

Нед

Нед Майнор, ныне постоянный житель Нью-Йорка, так и не пришел. Экономка сказала Грейс, что ей звонит мистер Майнор, и она ответила, что возьмет трубку в спальне.

Грейс. Ну, где вы там оба? Опаздываете.

Нед. Знаю. Извините. С вами хотят поговорить.

Грейс. Привет.

ПитерКуперКрокер. Привет, дорогая.

Грейс. С днем рождения, дорогой.

Крокер. Спасибо, Грейс. Извини, но прийти не получается.

Грейс. Жаль. Но ведь это не первый день рождения, были и другие.

Крокер. И проходили они замечательно, благодаря тебе.

Грейс. И тебе.

Крокер. Я надеялся, что удастся заскочить хотя бы на минуту, но мы все еще в больнице. Нед пришел посмотреть, как я оперирую.

Грейс. Может, завтра зайдешь?

Крокер. Как насчет половины шестого?

Грейс. У меня для тебя подарок.

Крокер. Девочка ты моя.

Грейс. Отдохни немного, дорогой. Ты слишком много работаешь.

Крокер. Непременно. А теперь мне пора идти. С Недом хочешь поговорить?

Грейс. Да.

Нед. Это я, Грейс.

Грейс. Питер ушел?

Нед. Э-э… Да, теперь ушел.

Грейс. Как он? Устал?

Нед. Очень. Операция длилась четыре часа.

Грейс. Заставьте его немного отдохнуть, Нед. А она как?

Нед. Да вроде все то же. Мы почти не видимся. Рычит, как обычно, бросается на него.

Грейс. Чтобы она умерла.

Нед. Она никогда не умрет, Грейс.

Грейс. Это верно. Верно. Ладно, попробуйте заставить его отдохнуть, Нед.

Нед. Попробую, Грейс.

Грейс. Покойной ночи, Нед.

Нед. Покойной ночи, Грейс.