Жажда справедливости. Избранный

Глава XXIII ИППОЛИТ ИПАТЬЕВИЧ

Автобус был переполнен. Виталий смотрел в окно. Мимо проносились люди, машины, дома, заснеженные тротуары, Виталий не спал всю ночь. Он и Леонард со своей компанией уничтожали тело Гебриела в морге. Какое-то чувство злобы поднималось со дна души парня. Чувство злобы на собственное бессилие. Они, как не спешили, а помочь барону не успели. Виталий видел, как выносили из подъезда тела барона и Морозова. «Вот достойный конец для этого подлеца,— подумал про Михаила тогда Серебряков,— Он был превосходной находкой для Осиела. Лучшего и желать было нельзя». Тогда Козлов, бывший, видимо, неким экспертом по всяким непонятным делам, сказал, что это тело не Морозова, это то, что остались от тела молодого охранника больницы. Оказывается Свинцов, когда его собственное тело приходит в негодность, способен для себя использовать любое другое— действующее,— находящееся поблизости. Но и это возможно, если голова Осиела находится на плечах, поэтому-то он отсек голову Гебриелу. Тот тоже обладает такой возможностью. Ясно стало, что уничтожить Осиела будет совсем не просто.

Виталий ехал в больницу. Утром оказалось, что его напарник с сотрясением мозга был увезен вчера на «скорой». Как сообщила его жена, ему сделали какую-то операцию, он пришел в себя и сейчас находится в общей палате.

Козлова видно не было. Но Виталий чувствовал,— тот где-то рядом. После случившегося с Гебриелом он ни на шаг не отставал от Серебрякова. Но в такой толкотне даже увидеть собственную руку было проблемой.

Наконец автобус подъехал к нужной остановке. Серебряков, еле протиснувшись, сошел и едва не упал, поскользнувшись на льду. Едва найдя вход в травматологическое отделение, Виталий попал в здание через обшарпанную дверь и был встречен подозревающей всех и вся вахтершей. Та окинула оценивающе парня взглядом, полным равнодушия и какой-то злобы, и только потом справилась о цели его визита. Убедившись, что Серебряков никаких противоправных целей не имеет, она указала на верхний этаж. Поднявшись, Виталий осведомился у медсестры, где находится привезенный вчера парень. Он назвал имя. Медсестра, пролистав журнал, указала на двести девятую палату. Серебряков вошел и наткнулся на человека в халате.

—Осторожно, молодой человек,— произнес человек,— не следует так торопиться. Вы к кому?

—Добрый день,— поздоровался Виталий.

—Это ко мне, Валерий Витальевич.— Услышал он голос напарника.

Врач вышел.

Коля лежал на ближайшей к двери кровати. Виталий подумал, что он побывал в какой-то драке. Вся область вокруг правого глаза напарника была синей, а лоб покрывал бинт.

—Интересно, в какой потасовке ты побывал?— сказал, прикрывая за собой дверь, Виталий.

Николай поднялся и пожал руку Серебрякова.

—С грузовиком не нашел общий язык. Малость повздорили,— произнес Шипов, пододвигая табурет для Виталия.

Виталий сел.

—Ну, а что на самом деле случилось?— спросил он.

Николай пожал плечами:

—Да не помню. Шел по улице. Перешел дорогу. А потом— всё, не помню.

—Тебя машина сбила?— не унимался Серебряков.

—Нет. Я на тротуаре лежал. И больше, кроме глаза и головы, ничего не пострадало. Соседка вызвала врачей, а потом сообщила жене.

—Ох, и напугалась же она, наверное,— сказал Виталий.

—Всю ночь от него не отходила,— раздалось с соседней кровати. Там лежал с газетой старичок лет семидесяти.

—На дежурстве был лучший хирург— Теплых Валерий Витальевич,— мне сильно повезло. На работе как?— спросил Николай, поднимаясь и усаживаясь на кровати.

—Как всегда,— ответил Серебряков,— заходил правда на оперативку Светлов, тебя спрашивал.

—Чего от меня ему было нужно?

—Не сказал. Наверное хотел выписать этих-самых по первое число.

—А ты чего сказал?

—Сказал, что ты в отгуле.— Виталий открыл дипломат и достал чистый лист. Протянул напарнику со словами: —Пиши заявление. Сегодня среда. Пяти дней тебе, надеюсь, хватит, чтобы оклематься. Инженер в курсе.

Николай написал заявление и протянул Серебрякову. Виталий спрятал лист в дипломат.

—Ты прекратишь жульничать или нет?— воскликнул Виконт после того, как Вельда в очередной раз сорвала банк.

—Ну что я могу поделать,— оправдывалась та,— если мне в покере везет лучше тебя.

—Не знаю,— не унимался де ла Вурд,— можно ли назвать везением, если в десяти случаях у тебя оказывался покер.

Вельда всё прикидывалась дурочкой:

—А сколько партий мы уже играем?

—Десять,— передразнивая соперницу, отвечал Виконт,— если ты вдруг неожиданно забыла.

В зале, кроме Виконта и Вельды, находился Леонард. Он на этот раз изменил несколько своей привычке; вместо коньяка или вина теперь перед ним стояла чашка с черным кофе. Правда сигара находилась при нем.

На коленях графа тихо урчал Маркиз. Его только что накормила Вельда. Попугай по своему обыкновению спал на канделябре. Он уже полностью примирился с присутствием кота, когда понял, что тому глубоко наплевать, где находится Цезарь и чем он занят. Да к тому же и гибель Гебриела подействовала сильнейшим образом на психику попугая.

—Вам еще не надоело?— спросил граф.— Какой смысл играть в карты, если любой из вас может, когда захочет, узнать карты соперника или сделать так, чтобы в колоде были одни тузы? Пора бы понять это давно. Поиграли лучше бы в шахматы.

—Сир,— сказал Виконт,— мы договорились, что будем играть честно.

—Ладно, Виконт.— Граф стряхнул пепел с сигары в пепельницу.— Что сказал прокурор?

Виконт дунул в воздух, и колода карт испарилась. После, наливая себе вина из покрытой плесенью бутылки, сказал:

—Когда я его навестил и предоставил доказательства, он выписал ордер на арест, но признался мне, что его голова после этого не дорого стоит.

—А ты что ответил?— спросил Леонард.

—Ну что я мог сказать? Прописную истину: лучше спокойно существовать на заработанные честно гроши, чем всю жизнь трястись над ворованным золотом. И пообещал, что он останется на своем месте.

—Так он и поверил,— вставил проснувшийся попугай.

—Он поверил,— сказал де ла Вурд,— и еще как! После того, как я разжевал его пепельницу, он поверил бы в то, что я— папа Иоанн Павел Второй.

—Так значит,— сделал вывод граф.— Степашин арестован.

—Именно арестован, сир. Нарядом милиции.— Виконт опустошил второй бокал вина.— На глазах множества соседей.

Цезарь хихикнул:

—Пусть теперь посмотрит на небо в клеточку.

—Нет, Цезарь,— сказал Леонард,— до суда дело не дойдет. Виконтовы доказательства уничтожат, а прокурор будет отстранен от дела. Степашин просидит в КПЗ самое большее до понедельника, пока его папа нажимает на соответствующие рычажки.

Леонард, затянувшись сигарой, выпустил в потолок облако сизого дыма, а Виконт продолжил:

—Степашина отпрыск со своим папашей будут всячески стараться не только замять дело об изнасиловании, они постараются всю вину свалить на девушку.— Он развалился в кресле.— Ее обвинят в том, что это она совратила «благопристойного» сына хороших родителей да и вообще была, так сказать, не совсем добродетельна. Сир, я желаю завершить дело,— наконец сделал вывод де ла Вурд.

—На следующей неделе,— сказал граф,— ты убьешь его. Степашин-старший берет взятки, приторговывает наркотиками и вообще ведет себя, как полная противоположность служителю закона. Вслед за сыном. Но в прокуратуре должны при этом остаться доказательства вины обоих. И да пусть правит несчастный случай. Хватит нераскрытых убийств.

Виконт криво усмехнулся:

—О, монсеньор, об этом можете не беспокоиться. Доказательств хватит, а дело обстряпаю так, что комар носа не подточит.

—Зато черт переломает ноги,— вставил с канделябра попугай.— Ежели судить о том, как помер бедный лаборант.

Де ла Вурд несколько не обиделся:

—А с тем у меня были особые счеты.

—Здесь только не ошибись,— приказал Леонард, делая последнюю затяжку.

Виконт кивнул:

—Да, сир, как прикажете.

Сигара графа исчезла бесследно. Леонард сделал глоток из чашки с кофе, потом произнес:

—Что касается Свинцова…

Аня влетела в комнату, как на крыльях. Если б дверь была заперта, то слетела бы с петель. В глазах девушки блестели искорки, щеки горели огнем, Наташа подумала, что это от мороза на улице. Но подруга была невероятно возбуждена. Она на ходу скинула шубу, сапоги, перчатки и, кинувшись к Торцовой, обняла ее так, что у той перехватило дыхание. От Анны пахло морозом, снегом и, вроде бы, каким-то мужским дезодорантом.

Наконец Аня отпустила подругу и заперла дверь в комнату.

—Ты не поверишь!..— начала было она, но Наташа прервала ее словами:

—«Сержио Армани»?

—Что?— не поняла ошеломленная Анна,— что ты сказала?

Наташа улыбнулась и повторила:

—Дезодорант «Сержио Армани»? Он им пользуется? Где же ты его нашла?

Подруга перевела дыхание, откинулась на подушку, закатила глаза и прошептала в каком-то экстазе:

—Такие глаза! Если б ты видела его глаза!..

—Мадмуазель Кошечкина,— сказала Наташа, щелкая пальцами перед лицом подруги,— очнитесь.— А потом рассмеялась переливчатым смехом,— или вы уже не мадмуазель?

Это подействовало отрезвляюще; девушка села.

—Ну, вот теперь рассказывай, где ты с ним познакомилась.

Взъерошив волосы рукой, Аня сказала:

—На улице.

—Да ты сума сошла,— вывела спокойно Наташа,— на улице, и уже целовалась?

—Кто тебе?.. Откуда ты знаешь?— удивленно произнесла ее подруга.

—Как мне не знать. Твои губы.

Аня подошла к зеркалу; красная помада кое-где была стерта.

—Ну всё, разоблачила.— Девушка присела опять рядом с Наташей.— Он…— начала она, но перебила себя: —Со мной случилось что-то непонятное. Не успела и глазом моргнуть, как уже целовалась.

—Я бы по морде треснула, если б он полез ко мне в первый же вечер,— как бы упрекая, сказала Наташа.

Взгляд Анны уперся в пол. С каким-то стеснением, с какою-то виной она признала:

—Не он полез, просто я ничего не могла с собою поделать.

Наташа хлопнула подругу по плечу со словами:

—Поздравляю второго члена клуба соблазнительниц!

Аня покатилась со смеху. Она долго не могла уняться. В ее мозгу засела взявшаяся, бог знает откуда, мысль о том, что Наташа подумает, что она сошла с ума. Наконец девушка остановилась, вытерла слезы.

—Он не хуже Витальки. Даже боялся прикоснуться ко мне. Хотя я видела, что безумно ему нравлюсь.

—Зовут-то его как?— спросила Наташа.

—Костей,— ответила Аня.— Когда я его поцеловала, он опустился на колено, поцеловал мне руку и признался, что умрет, если еще раз со мною не встретится. Представляешь?

—Я смотрю, ты в него втрескалась по уши.

В полдень у больницы имени Семашко из автобуса номер тридцать высадился маленький гражданин с вилкообразным шрамом на правой щеке. Он быстрым шагом миновал проезжую часть, направляясь к больнице. Целью его было травматологическое отделение. Найдя безошибочно это здание (больница размещалась в нескольких корпусах), гражданин вошел и был тут же остановлен вахтершей, подозрительно посмотревшей на его щеку. Не потрудившись объяснить и даже не раскрывая рта, господин со шрамом быстрым движением дотронулся правой рукою до лба женщины, и та ушла неизвестное куда, глядя перед собой невидящими глазами. Свинцов (а это, как вы уже догадались, был именно он) поднялся на второй этаж. На ходу плохонькое пальто исчезло с плеч, а на его месте появился халат, отвратительного вида шапку заменил белый докторский колпак. Проходя мимо поста медсестры, «доктор» легонько коснулся сидящей. Та молча снялась с места и скрылась в ординаторской. Тогда Свинцов распахнул дверь в двести девятую палату. Кроме Шипова в палате никого не было.

—Здравствуй, тезка,— произнес Свинцов.

Шипов узнал его и быстро вскочил с кровати. Но Осиел не предпринимал никаких действий против него.

—Ты что вскочил? Лежал бы. Вон, какие шрамы заработал.

—Ты кто?— резонно спросил Коля.

—Мог бы говорить мне вы. Как-никак я на несколько миллионов лет тебя старше,— отвечал Осиел.

Естественно— Шипов тут же усомнился в рассудке Свинцова. А тот ко всему прочему еще и добавил:

—Я— архангел Осиел, а вот твой друг связался с самим Сатаной.

Согласитесь— каковым бы тоном вам не сказали подобное, в это никак нельзя поверить. И Шипов в ответ только сел, решив, что каким-то образом среди персонала больницы затерялся сумасшедший. Николай сказал, немного усмехнувшись:

—Вам бы прекрасно подошла рубашка с очень длинными рукавами.

«Гость» ничуть не обиделся, а ответил:

—Многие тоже так считали. А я до недавних пор был таким дураком, что верил им.— Потом вдруг улыбка с его лица испарилась, и Свинцов спросил: —Где проживает Серебряков?

Коля оторопел от неожиданности. И тут началось такое, что даже ему и представить-то было трудно, не то, что видеть наяву. Прямо перед Свинцовым, как чертик из коробки, вырос гражданин с усами и с бородкой. И гражданин этот, ни слова не говоря, ткнул «доктора» в живот ножом. Глаза у человека со шрамом сверкнули красным огнем, засаленные занавески на окнах вспыхнули, лампочку под потолком разорвало вдребезги. Руки «доктора» сомкнулись на шее Козлова. Ипполит Ипатьевич захрипел. Тогда в палату, толкнув Осиела, влетел Серебряков.

—Виталий…— начал было ошалевший Шипов, но Серебряков схватил его за руку и буквально выволок из палаты. Он потащил Николая по коридору к лестнице. По пути они чуть ли не сшибли ничего перед собою невидящую медсестру. Та никак на них не отреагировала и продолжала измерять шагами лестничную площадку.

У входа в здание стоял сорок первый «Москвич» белого цвета, за рулем которого сидела бледная девица с голубыми глазами. Виталий также молча толкнул Николая на заднее сидение машины, сам же сел рядом с девушкой.

—Вельда, поехали,— только сказал Виталий. Машина дернулась и выкатила за ворота.

—Я всё же хочу знать...— только и успел произнести Коля, как машина резко затормозила, и его бросило вперед. Лобовое стекло разбилось,— это в него попал окровавленный круглый предмет. То была отрезанная голова Ипполита Ипатьевича Козлова.

Последнее, что увидел Шипов, перед тем, как потерять сознание,— это маленького человека в белом перемазанном кровью халате со шрамом на правой щеке. Колени Свинцова упирались в бампер «Москвича», а в горле торчал окровавленный длинный нож, который до этого успел побывать у него в животе. Сидевшая за рулем девушка отреагировала для особы женского пола весьма быстро; она вытащила откуда-то револьвер и выпустила все шесть пуль в голову Свинцова. Кровавое месиво, оставшееся вместо головы, открыло разорванный рот и крикнуло, разбрызгивая кровь по сторонам:

—Мы еще свидимся.

Человек лицом упал на капот, разбрызгивая кровь и мозги во все стороны. Нож, всё еще торчавший из горла, с треском вошел по самую рукоять, разорвав артерию. Кровь брызнула фонтаном и залила изрешеченное пулями лобовое стекло.

Потом заорала вся улица, а Шипов отключился.