Жажда справедливости. Избранный

Глава XXV БЛАГОСЛОВЕНИЕ ДЬЯВОЛА

«Трагический несчастный случай»,— гласил заголовок «Самарского вестника». Виконт бросил газету на стол и произнес, закуривая сигару от свечи:

—С ними пришлось повозиться. Удивительно поганая парочка.

—Расскажи, как всё прошло,— попросил Леонард,— это был действительно несчастный случай?

—Именно, сеньор, именно несчастный, как вы метко изволили выразиться, случай. Удивление мое не имело границ,— начал свое повествование де ла Вурд,— когда я обнаружил, что наш полковник изъял своего сынка из КПЗ сегодня утром. Вот уж воистину говорят, что паразитам в погонах законы не писаны.

—Виконт! Короче!— протрещал попугай, сидевший на канделябре.— Так как они погибли?

—Не знаю, право, что вам всем сказать,— прикидывался де ла Вурд,— но я здесь не при чем, клянусь своею честью.

Тут попугай засмеялся так, что Вельду, сидевшую напротив Виконта, всю передернуло.

—Виконт, прошу тебя,— смеясь трещал Цезарь,— клянись хотя бы тем, что имеешь, а не тем, чего у тебя нету.

—Опять,— произнес, гневаясь, граф,— начался какой-то бред. Вы можете хоть раз себя вести без этих клоунских выходок?

—Но сир,— снова влез попугай,— он говорит о том, чего в помине нет...

—Довольно. Продолжай Виконт,— прервал Леонард птицу.— Только, прошу тебя, говори короче.

Виконт отхлебнул кофе и продолжил:

—Так вот, пришли они домой. Степашин почти сразу же смылся на работу, а его сынок решил помыться. Пошел он в душ. Но там каким-то образом, не знаю даже, пока он блаженствовал под струями, перегорела лампочка. Ну и он, естественно, решил ее заменить. Встал на табуретку с лампочкою новой, но поскользнулся, упал и потерял сознание, ударившись головой об унитаз. Лампочка разбилась, но осколки, каким-то образом (есть, видно, справедливость в этом несправедливом мире) оказались так близко от горла, что один (очень острый) воткнулся ему прямо в артерию. Он умер без испуга, потеряв почти всю свою кровь.

—И, конечно ты,— произнесла Вельда,— не упустил возможности полакомиться.

—Самую малость,— сознался де ла Вурд,— почти вся кровь ушла в сток.

Тут попугай опять не выдержал (видимо его призванием являлось изобличать всех и вся):

—Вернее, Виконт, самая малость ушла в сток душевой, а почти вся кровь— в твой ненасытный желудок.

Виконт выпустил пару сигарных колец в потолок и согласился:

—Ну, можно и так сказать.

—А как ты поступил с отцом?— спросил Граф.

—А с этим было труднее. Мне пришлось позвонить ему на работу и сказать, что кое-кто пронюхал об его делах с наркотиками, и этот кое-кто имеет к нему маленькую просьбу. Предложил встретиться у него на квартире. Когда он мчался на своей «девятке», у него каким-то образом отказали тормоза. Машину занесло на повороте. Пять раз она перевернулась. В окошках не осталось ни единого стекла. А бедный наш полковник сломал шею. Вот и вся история. Машина вся пропахла кокаином, как и квартира, и дача. Так что о них теперь можно забыть.

Виконт развалился на стуле, затягиваясь сигарой.

—И это всё?— спросил Леонард,

—Нет. Просто все остальное— мелочи. Степашин все свои сделки старался документировать (вот идиот). Он, видимо, делал это для обеспечения своей безопасности. Аудио-, видеозаписи, куча документов,— всё это досталось следователям. И спустя три часа были арестованы двадцать человек. Где они все будут помещаться, не представляю.

—Да уж,— сказал попугай опять,— смерть полковника многим обошлась боком.

Граф посмотрел на Виконта и улыбнулся.

—Ты, мой дорогой Виконт Виндетто де ла Вурд, разворошил самое большое осиное гнездо. Но в прессу не попали эти документы. Очень многие из разных сфер и разных рангов замешаны.

—Клянусь вам, сир,— сказал Виконт,— я постарался, чтобы документы попали во многие газеты. Станки захлебываются. Вот в этом номере,— Виконт указал на «Самарские известия»,— есть некие намеки на то, что Степашин был замешан в грязных делах. А в понедельник выйдет еще куча газет. Слух успел даже распространиться до Москвы. Все это, монсеньор, не даст высшим чинам уйти от правосудия. А если кто и посмеет уйти, то Виталий сей процесс докончит. А метод один— немедленная смерть.

Виталий шел по направлению к общежитию. Все его мысли замкнулись на воспоминаниях о первой своей встрече с Наташей. Тогда, насколько он помнил, ему было четырнадцать лет. Он перешел в десятый класс. Две подружки сидели за второй партой первого ряда, а Виталий— за первой. Виталий почти с первых дней обратил внимание на самую разговорчивую из своих соседок. Татьяна... Она ему тогда просто понравилась. Но как раз седьмого марта на следующий год, Виталий Васильевич Серебряков почувствовал себя влюбленным. Только,— вот беда,— Татьяна Васильевна Оленева никоим образом не желала обращать внимание на это событие. «О, девяносто второй год!— думал Виталий,— каким я был тогда болваном! Хотя, честно говоря, таковым болваном я и остался. Но тогда я был впервые влюблен, а следовательно был впервые влюбленным болваном». Он лишь позже узнал, что Таня знала обо всем даже чуть раньше, чем подобная идея появилась в мозгу нашего героя. Он помнил всё! Он вспоминал, как «катал» по два, три стихотворения в день, как билось его впервые раненое амуровой стрелой сердце, и как однажды ему «вкатили пару» по какому-то предмету только за то, что его слишком мечтательный вид не понравился преподавателю. Наташа была подругой Тани; таковой видел ее и наш герой. Наташа, отличавшаяся более ровным и выдержанным характером от своей подруги, казалась какою-то незаметной. «И я, к своему стыду, даже не помню, какой ее тогда видел. Несчастный слепец! Вот она!— восклицал мысленно, бичуя свою ни в чем не виноватую память, наш герой,— любовь, лишающая способностей к здравомыслию. Прекрасная, безумная и безответная... Она знала. Она, черт возьми, знала, что я влюблен. Даже, когда я только восхищался ею, но не любил, ей уже! было известно всё! Легендарное женское чутье! И, зная обо всем, она не желала обнаруживать предо мной, что для нее не секрет то, что творится в моей голове. И каким образом я мог узнать? Открыться ей, не медля ни минуты? Да я не мог даже хоть отдаленно знать, как она отреагирует. Более того— я был труслив в делах любовных». Вот такие мысли обуревали нашего героя на пути к общежитию. Виталий даже и теперь пребывал в заблуждении, когда думал, что знай он хоть немного о женской логике, ему бы не пришлось столько страдать. Он был твердо убежден, что дон Жуан ясно представлял себе, в каком направлении движутся мысли у его избранниц. Но даже, скажу вам, такой знаток женщин, как сей прославленный муж, не мог до конца быть уверенным в правильности своих суждений на сей счет. Ведь действия женщины, предсказуемы так же, как неуправляемая термоядерная реакция. Это, дорогой читатель, всё равно, что прикидывать, какой урон нанесет торнадо, ожидаемое через год, при этом еще стоит вопрос: будет ли это торнадо? Единственное, в чем можно быть уверенным,— так это в неожиданном результате.

Вечер удался теплый, ветра не было. Виталий миновал вход в «общагу» и, естественно, был остановлен вахтершей, которая, как всегда, потребовала пропуск. Виталий не стал утруждать себя объяснениями,— он просто сделал незаметный жест рукой, как будто от чего-то отмахнулся, и вахтерша напрочь забыла о его существовании, уставившись тупыми глазами в лежавшую у нее на столе толстую потрепанную книгу.

Стук в дверь застал Анну, кроме белоснежного белья на себе ничего в тот момент не имевшую, за макияжем. Она оторвалась от зеркала и со словами: «Опять ты что-нибудь забыла!», открыла не глядя дверь. Виталий зашел молча, но рот его вследствие впечатлений от живописной картины раскрылся. Он что-то невнятно промычал. Девушка, никоим образом не ожидавшая подобного визита, среагировала быстро; она со сдавленным писком скрылась за дверцей шифоньера.

Оба немного перевели дух, а Аня сказала, выходя из-за дверцы, облаченная в красный халат:

—Если б я тебя плохо знала, то приняла бы за насильника.

Единственное, что мог произнести Серебряков сейчас, так это извинения, да и те по большей части смахивали на вереницу нечленораздельных звуков. Потом ему пришла в голову идея, и он выдал:

—Кстати, а ты не плохо бы смотрелась на сцене какого-нибудь откровенного шоу.

Теперь девушка была удивлена.

—А ты бы без конца пялился на меня. Так?

—Почему же— пялился? Я неискушен, чтобы пялиться, я б любовался.

Они не заметили, что беседуют при открытой двери, в проеме которой стоит Наташа.

—Ну-ну!— негодуя произнесла она,— интересно просто, а чем это всё должно было закончиться? Кто-нибудь объяснит мне, что здесь происходит?

Виталий тут же ответил:

—А я-то думал, что ты куда менее ревнива, чем сейчас хочешь казаться.

Наташа зашла, захлопнув за собой дверь. Виталий решил не дать ей развить мысль; он, притянув ее за плечи, поцеловал в губы и не отпускал до тех пор, пока руки девушки не обвили его шею.

—Эй, люди!— захлопала в ладоши Аня,— закругляйтесь.

Через каких-то полчаса все трое сидели за столом и, болтали.

—Да, Виталь,— спросила Аня,— а кто тот пожилой человек?

Наташа насторожилась.

—Так, один знакомый,— невозмутимо ответил Серебряков таким тоном, как будто его спросили, какое сегодня число.

—Он твой отец?— продолжала свой допрос Анна.

—Один знакомый, я же сказал.

Тут девушка поняла, что Виталий просто не хочет обсуждать эту тему.

—Ну ладно, я побежала.— Аня встала из-за стола.— У меня свидание. А вы, голубки, оставайтесь.

—Мы тоже скоро уходим,— сказал Серебряков.

Аня вышла, Наташа заперла за ней дверь и спросила:

—Куда?

—Что куда?— не понял Виталий.

—Мы уходим,— завершила девушка. Виталий взял возлюбленную за руки.— Я сегодня познакомлю тебя с моим отцом.

Наташа как будто испугалась.

—С НИМ?— почему-то шепотом спросила она.

—Да,— произнес Виталий,— с «той частью силы, что вечно хочет зла и вечно совершает благо», как сказал Гёте. Не бойся, он совсем не тот, каковым его выставляет свет. Кстати скажу, что на увещевания козла с копытами, рогами и бородой соблазнится разве что слепой, да и то, если он выпьет как следует.

Девушка улыбнулась, а Серебряков продолжал:

—Красота его разит наповал. Он способен внушить такую любовь, от которой в буквальном смысле разрываются сердца и люди сходят с ума. Он одним только взглядом способен довести до исступления самое холодное существо. В Сатане воссоединились любовь и ненависть; самые крайние их проявления. Самое противоречивое существо на Земле, он есть единственный справедливый судия, который гуманен в пределах справедливости. Он не ждет, когда человек искупит свой грех, он просто заставляет того искупать его.— Виталий перевел дух.— Хотя сейчас сама увидишь. Пошли.

Как Виталий ни надеялся на хорошее завершение дня, он не мог до конца успокоиться; что-то беспрестанно глодало его. Ощущение приближения чего-то плохого не давало думать только о предстоящей встрече Наташи и Леонарда. Наконец Виталий понял, что это такое. Ему вспомнилась сцена из одного фильма; перед героем из-за угла выскакивает убийца. Виталий ждал чего-то подобного. Всё началось, когда он и Наташа сошли с автобуса. Виталий почувствовал на себе взгляд. Он специально уронил перчатку и нагнулся, чтобы поднять ее. Незаметно взглянул на идущих сзади. Сзади шли двое парней, из-за угла соседнего дома выходил третий. Откуда они, Виталий не знал. Но он был точно уверен, что ему не миновать встречи с ними. Серебряков подобрал перчатку и двинулся дальше.

—Ты что молчишь?— вдруг заговорила Наташа.

Виталий решил выложить всё, что у него на уме:

—Заметила тех, что идут за нами? Только не оборачивайся.

—Да.

—Я думаю, что мы с ними столкнемся нос к носу.

Наташа посмотрела на Виталия.

—Ты уверен?

—Не надо обвинять меня в паранойе. Да, кстати, их уже нет сзади.

Девушка обернулась и действительно не обнаружила их.

—Ты затылком видишь?— спросила она.

—Я их чувствую, как нож под сердцем. Они смердят так, что любая ищейка свихнется.

Они пересекли улицу Мяги и направились по безлюдной аллее. Здесь было довольно темно. Кое-где только снег блестел, отражая свет редких фонарей. Дул легкий ветерок, сбивавший снег с голых деревьев. Дышалось легко, но холодный воздух щипал едко нос. Иногда редкая синица опускалась на «вылизанный» дворниками тротуар, иногда редкая машина проезжала, вызывая шелест веток и осыпание снега. Но аллея всё же оставалась на редкость пустой. В душу Наташи понемногу прокралось чувство тревоги, а Виталий уже ожидал, когда появятся преследователи. У него, образно выражаясь, чесались руки.

Они вышли из-за гаражей, и снег хрустел под их тяжелыми зимними ботинками, и шлейф сигаретного дыма тянулся за ними, и в воздухе пахло перегаром. Их было семеро.

Виталий и девушка остановились, не дойдя каких-то десяти шагов до компании. Сердце забилось в груди парня; он понимал, что стычки не избежать,— он просто обязан пройти именно этой аллеей к дому номер 33. Виталий понимал, что это самое серьезное испытание.

—Эй ты,— крикнул один из семерых,— доцент, катись-ка отсюда, не оглядываясь. А мы тут потолкуем с твоей мышкой.

—Бежим,— шепнула Наташа.

—Еще чего,— не понижая голоса, отвечал Виталий.— Ты видишь, сколько их? И они, как я понимаю, все не плохие бегуны.

—Правильно,— сказал самый высокий,— но ты-то можешь топать, паря, мы тебе ничего не сделаем. А она с нами останется.

Серебряков с видом, явно говорившем о его превосходстве над компанией, сделал три шага, бросив Наташе:

—Стой, где стоишь.— А компании: —Ребятки, бросьте-ка сию затею. Вы даже не представляете с кем связались. Хотя, что взять с кучки идиотов.

Все семеро слышали, что он сказал.

—Сейчас я тебе е... расколю,— рявкнул один, свирепея.

Все семеро двинулись к Серебрякову.

—И что,— произнес Виталий,— вы все такие трусы, что боитесь драться один на один?

Самый длинный вышел вперед, снимая перчатки.

—Давай, Макс, покажи ему,— закричали дружки,— а призом будет его цыпа.

Виталий равнодушно взглянул в черные глаза парня. Тот попался и не смог отвести глаз. «Приветик-с, Макси,— раздалось в его мозгу,— я вижу ты очень уверен в конечном результате». Макс схватился за голову. Ему казалось, что вместе с голосом в голове взорвалась бомба. Его дружки удивленно смотрели на него. Виталий расставил ладони рук так, будто бы держал в руках детский надувной большой пластиковый шар. Глаза Серебрякова засветились голубым светом. Вся шайка уставилась на него. Виталий улыбнулся. Меж его ладоней воздух заискрился, после все увидели настоящую вольтову дугу. И разряд страшной силы ударил в Макса. Тот даже пискнуть не успел; просто повалился на тротуар и затих. Из его рта струйкой потекла темная кровь, блестевшая зловеще в свете фонаря. Все кинулись на Виталия, но тут же отлетели назад, ударившись о какую-то невидимую перегородку. У троих пошла носом кровь, один отключился, один рванул за гаражи, а последний, который был ниже всех ростом и который имел противные свинячьи глазки вынул из кармана,— ни много, ни мало,— пистолет.

——Ты совсем кретин,— произнес, улыбаясь, Серебряков,— если решил, что эта шутиха мне навредит.

—Прощай, профессор,— сказал обладатель пистолета, решив, видимо, что Виталий убежит.

Пистолет выплюнул четыре пули, воздух огласился грохотом, Виталий не сделал ничего, только глаза его перестали светиться, и пропала дуга. Пули не долетели до цели. Все четыре потеряли около Виталия энергию и попадали на тротуар. Укатанный снег зашипел, клубочки пара взметнулись вверх. Макс очнулся и рванул за гаражи, туда же последовали и остальные, лишь на тротуаре остались блестеть редкие капли крови.

—Ну вот, дорогая,— сказал Виталий, когда поле битвы опустело,— а ты думала бежать.

У девушки пропал дар речи. Наконец, придя в себя, она спросила:

—А ты можешь убить?

—Ну, если очень захочу, то наверное смогу,— ответил Виталий.— Хотя, по правде сказать, мне это вряд ли доставит такое жгучее удовольствие, как осознание факта, что они не забудут о том, что один невзрачный тип справился с семерыми.— Он всмотрелся в глаза Наташи, пытаясь понять, о чем она сейчас думает. Потом произнес: —Представляешь, какое наслаждение— знать, что ты сильнее смертных? Это ни с чем не сравнимо.

—Вряд ли это можно сравнить с другим удовольствием.— И девушка соблазнительно хлопнула длинными ресницами.— Я это тебе скоро докажу.

Виталий улыбнулся:

—Ты искушаешь неискушенную душу.

Они двинулись дальше. Через какое-то время без приключений миновали аллею. У четвертого подъезда стоял неприятного вида гражданин, Наташа решила, что на сегодня неприятности не кончились, но она ошиблась. Гражданин оказался Виконтом. Де ла Вурд почтительно поклонился Виталию и девушке и произнес:

—Сир ждет вас, господа. Пройдемте.— И он указал на железную дверь, которая спустя мгновение исчезла, открыв взорам троих освещенный коридор.

Наташа уже ничему не удивлялась; после того, как Виталий расправился с семеркой искателей ночных приключений, удивить ее уже ничто не могло.

Дверь квартиры им открыла Вельда, одетая весьма соблазнительно; на ней было черное вечернее платье, плотно облегавшее потрясающую фигуру. Виконта рядом с ними не оказалось,— он куда-то пропал. Виталий помог девушке снять куртку, потом снял свою. Надо сказать, что как только Наташа увидела Вельду, в ее душу закралось неприятное чувство, но госпожа фон Шварц тут же рассеяла все ее сомнения:

—Сударыня,— обратилась Вельда к девушке,— меня не привлекают особы, имеющие большую власть, чем я. Я люблю кровь, а кроме нее может ли еще что-нибудь так волновать?

Виталий улыбнулся. Потом все прошли в зал, который еще более преобразился с тех пор, как Серебряков был там в последний раз. Электрическая лампочка отсутствовала, равно как и люстра из органического стекла. Это сооружение было заменено на люстру из хрусталя и платины. Пахло какими-то благовониями. Позже Наташа заметила в углу на подставочке несколько тлеющих палочек, испускавших ароматный дым. Стол был покрыт черным плюшем и заставлен золотой посудой со всякими яствами. Кроме всего на столе имелись странной формы бутылки с вином. Мясо в золотом блюде дымилось и испускало соблазнительный дух.

Во главе стола спиною к окну в тяжелом кресле черного дерева находился поразительной красоты человек, черные глаза которого сверлили до глубины души каждого, кто смотрел в них. Черные густые тяжелые брови венчали их. Леонард был облачен в серый смокинг, бабочка его переливалась всеми цветами радуги в свете свечей, коих было здесь великое множество. Манжеты, застегнутые на запястьях бриллиантовыми запонками, и манишка блестели серебром. В углу рта дымилась неизменная сигара.

Наташа, увидевши Сатану, оторопела и замерла на пороге, Граф решил избавить ее от смущения и произнес:

—Я очень рад приветствовать, сударыня, вас в моем временном пристанище. Прошу вас не смущаться и чувствовать себя так, будто бы вы пришли на простую вечеринку. Присаживайтесь здесь,— он указал на кресло слева от себя,— а мой сын сядет против вас.

Все заняли свои места. Вельда немедленно разлила по золотым кубкам вино.

—Будем знакомы,— весело сказал Виконт,— за встречу.

Раздался стук ударяемых друг о друга кубков. Наташа впервые находилась в компании с человеком, которого она раньше даже и представить не могла, да что говорить— она даже как-то не задумывалась о нем. Мысли о Люцифере появились у нее благодаря Виталию, который, сам того не замечая, заставлял окружающих задумываться над этим.

—А где Цезарь?— вдруг спросил Виталий посреди ужина.

—А,— ответил Виконт, неопределенно махая вилкой,— где-то шляется по своему обыкновению.

Вдруг на телевизоре подле канделябра появился попугай. Он был явно не в приподнятом настроении. Можно было сделать вывод, что он слышал слова де ла Вурда.

—Как это, шляется?— возмутился Цезарь,— я прогуливался. Вы, милостивый сударь, просто хам, ежели позволяете себе говорить так при дамах.

—Ну вот,— вздохнула Вельда,— явился.

Наташа стала с интересом рассматривать попугая, который, видя, что к нему проявляют интерес, принял важный вид и сам в свою очередь рассматривал девушку.

—Так-с,— заговорил граф, обращаясь к Наташе,— сеньорита, позвольте вам представить отчаянного забияку Цезаря.

—Очень рада,— сказала Наташа на это.— Но, господин граф,— почему так его назвали?

—Позвольте вам ответить, госпожа,— сказал Виконт,— за моего господина. Вы хотите спросить, как имя известного императора попало к такому неуравновешенному существу, как наш попугай? Отвечаю: назвали его так по чистой случайности. С настоящим Цезарем его связывает разве что это имя.

Попугай нашел, что сказать и здесь. Он важно выпятил грудь и начал:

—Я могу напомнить тебе, Виконт Виндетто де ла Вурд, как ты получил свое имя. И вот тогда мы посмотрим, история чьего имени интереснее.

—Замечу,— вступил в разговор Леонард,— что у нас в гостях Наталья Васильевна, и невежливо именно в сей момент приниматься за выяснение отношений.

—Тем более,— вставила Вельда,— что твой рассказ под названием «Похождения французского бомжа» нас мало интересует.

Попугай понял намек и, надувшись, отвернулся. Но обида его продолжалась не долго. Спустя несколько минут, он перебрался на канделябр и заявил:

—Да, господа, я был, как: выразилась Вельда, бомжем. Зато я не имел чести подсыпать мышьяку в бутылку с вином одному очень милому и баснословно богатому господину.

—Что ж, Цезарь, ты успокоился? Отлично!— сказала Вельда попугаю,— Тебя следовало бы лишить пропитания на месяц, но я этого не сделаю. Господа,— вдруг заявила она,— мы завтра едим суп из попугая.

Цезарь промолчал.

—Ну всё, закончили?— спросил граф.— Цезарь, твой любимый шоколад в этой большой вазе. Наслаждайся.

—Вы, сир,— плаксиво сказал попугай,— вы один и печетесь обо мне, тогда как другие считают своим долгом всячески оскорблять меня и попрекать прошлым.

Все улыбнулись. Без попугая вечер бы не был таким интересным; Цезарь и в этой жизни был не плохим шутом.

Ужин продолжался. Когда стрелки часов показали полночь, и двенадцать раз ударило что-то, похожее на звуки топора, в часах, Наташа поднялась, и произнесла:

—Благодарю вас, господин граф. Ужин был очень хорош, приятно было познакомиться с вами, тем более, что Виталик сказал, что вы ему как отец.

—Что вы, сеньорита,— произнес Леонард, вставая,— это я должен вас благодарить за оказанную честь видеть вас своей гостьей. А теперь, господа,— обратился Сатана к своим слугам,— прошу вас оставить нас втроем.

Виконт, ни слова не говоря, нырнул в зеркало, попугай— за ним, а Вельда просто растворилась в воздухе, вызвав тем самым колебание огоньков свечей.

—Теперь поговорим,— произнес Леонард.— Сын, прошу тебя взять с полки книгу в черном переплете с золотым пентаклем и с надписью «Veritas»[21].

Виталий взял книгу и положил ее перед графом.

—А теперь, сын, возложи на нее правую длань свою и произнеси слова клятвы.

Виталий положил ладонь на книгу и сказал:

—Клянусь душою своею быть на стороне сил, взрастивших меня. Я навеки встаю под бесчисленные стяги вечного несокрушимого зла. Я буду дланью его, способной дотянуться до каждого, поправшего законы справедливости.

Леонард взял книгу в руки и протянул ее Виталию со словами:

—In manus tuas.

Наташа на все это смотрела широко открытыми глазами, ничего не понимая. Она надеялась, что ей кто-нибудь объяснит, что здесь происходит. Но объяснять никто ничего не собирался, а сама спросить она не решалась. А в довершении ко всему Леонард сказал что-то по-латыни, и Виталий ему ответил, причем ему это не казалось сложным.

—Девочка моя,— ласково сказал Леонард Наташе,— я благословляю тебя и моего сына. Пусть никакие неурядицы не разделят вас и не погасят то волшебное чувство, что вы питаете друг к другу. Люби его, любовь твоя чиста и бескорыстна. Сын мой продолжит мною начатое. Теперь же прими от меня маленький подарок.— Леонард протянул девушке маленькую коробочку из какого-то черного камня. Коробочка была запечатана, и на ней висела сургучная печать, на которой был изображен перевернутый пентакль.— Ни в коем случае не открывай ее, если не будет крайней необходимости.

Наташа приняла подарок и спрятала его в сумочку.

—Спасибо, граф,— поблагодарила она. Она думала, что следует сказать что-нибудь еще, но не знала что.

—Мы пойдем, отец,— произнес Виталий.

—Ступайте,— сказал граф,— Вельда и Виконт вас проводят. Я прощаюсь с вами, сударыня,— сказал Леонард девушке,— ибо это наша последняя встреча.

Во время всего разговора Наташу не отпускала мысль о том, что Леонард чем-то подавлен.

Только лишь когда они отошли от дома, Наташа решила спросить Виталия:

—Что он мне дал?

—Я не знаю,— сказал парень,— он мне об этом ничего не говорил. Это был такой же сюрприз для меня.

—А ты что, знаешь латынь?— опять спросила девушка.

—Знаю...— Виталий вдруг остановился.— Так-с, что госпожа Торцова скажет, если мы прогуляемся? Метро не работает. Придется идти пешком.

—Пойдем пешком,— ответила девушка.