Жажда справедливости. Избранный

Глава V КЛАВДИЯ ИЛЬИНИЧНА

В восемь часов вечера, в то время, когда происходила словесная дуэль между рыжим гадом и капитаном милиции, хлопнула дверь четвертого подъезда дома № 33 по улице Морриса Тореза. Это возвращалась с работы многострадальная супруга Николая Андреевича Семечкина— Клавдия Ильинична. Оставив служебное место своей запоздалой сменщице, Клавдия Ильинична, совершенно уставшая и измотанная, заторопилась домой.

Она медленно преодолевала ступеньки, поднимаясь на пятый этаж. Проходя мимо квартиры № 47, Семечкина услышала странный хлопок, за которым последовал еще один, погромче. Звуки доносились откуда-то сверху. Она спешно поднялась еще на один пролет и собственным ключом открыла дверь своей квартиры. Щелкнула выключателем в прихожей, прошла в зал и там включила свет. Ей на мгновение показалось, что что-то изменилось со времени ее ухода. Однако всё это находилось на уровне чувств, ибо в обстановке квартиры изменений никаких не имелось. Только у телевизора трезвонил телефон. Семечкина прошла в сапогах в комнату и сняла трубку с аппарата.

—Слушаю,— немного недовольно сказала она и услышала знакомый голос Просвиркиной:

—Клав, здравствуй. Мой у тебя?— услышала Семечкина голос соседки.

Клава почему-то огляделась, и брови ее взлетели вверх, как только она увидела, кто лежит на диване.

—Я… это… Нет,— наконец выдавила Семечкина и бросила трубку.

А с дивана послышался стон потерянного своей женой капитана.

—Что ты здесь делаешь?— Вполне резонный вопрос заставил Просвиркина подняться.

—Здрасьте,— сказал еще мало что понимавший Иннокентий Алексеевич и, недоумевая по поводу изменившейся обстановки, осмотрелся.

—Как ты сюда попал?— Ошалевшая Семечкина пыталась понять, что здесь делает Просвиркин. Наконец, найдя единственно верное объяснение, она с усмешкою произнесла:

—А-а, понимаю, мой алкоголик пьет уже не один. Что ж, поздравляю, товарищ капитан.

Капитан осознал, в какой скверной истории оказался, и тут же стал извиняться:

—Извини меня, я,— он глянул на часы,— позвонил тебе, но тебя не было дома, а трубку сняла какая-то женщина. Она вела себя очень странно. Я поднялся и позвонил. Дверь…— и Иннокентий Алексеевич рассказал всё, что с ним случилось, честно, ничего не утаивая и даже (что очень редко было с ним) ничего не преувеличивая и не умаляя.

—Умнее ничего не мог придумать?— Семечкина была терпеливой, но отнюдь не легковерной. Выслушав весь рассказ милиционера до конца, она натурально в него не поверила, назвав про себя сумасшедшим бредом.

—Так и было,— оправдывался Просвиркин.

—Да? А кровь тебя пить не заставляли?— Семечкина взяла стул и села.— Где же твой пистолет, из которого ты чуть не ухлопал двоих?

Просвиркин оглядел пол подле дивана; пистолета не было. После стал шарить по брюкам. Но не брюки были на нем, а хлопчатобумажное синее трико. Одежда была домашняя. Ни о какой кобуре с пистолетом и речи быть не могло. Иннокентий Алексеевич побледнел, и темные мыслишки о поехавшей раньше времени крыше закопошились в мозгу. Пистолет был? Был. Просвиркин даже чувствовал запах пороху в комнате и не понимал, как не чувствует этого Клавдия Ильинична.

Семечкина решила скандала не затевать, выпроводила Иннокентия Алексеевича, предупредив при этом, чтобы он и не думал скармливать своей супруге эти басни.

—Что же мне сказать?

—Придумаешь,— усмехнулась Клавдия Ильинична,— вон какую историю сочинил— заслушаешься.

—Я..,— заикнулся было Иннокентий Алексеевич, но дверь у него перед носом захлопнулась, оставив его наедине со своими мыслями.

Захлопнув за капитаном дверь, Семечкина сняла с себя верхнюю одежду.

В четверть девятого вечера в квартире № 46 зазвенел дурным голосом звонок над входной дверью. Звонил вернувшийся с пятого этажа капитан милиции. Он долго спускался по лестнице и изобретал объяснение для своей благоверной. Суперубедительная ложь, которую он, так сказать, сфабриковал, была плодом работы его блестящего мозга. Дверь отворилась, и два «волчьих» глаза уставились на Просвиркина. Очи Ирины Александровны метали молнии.

—Ты ждешь моей смерти?!!— голос ее повысился сразу на три тона. Просвиркину подумалось, что никакая, даже самая гениальная правдоподобная ложь не спасет его от надвигающегося урагана. Чтобы соседи поменьше услышали, он поспешно закрыл входную дверь. Однако у жены его резко переменилось настроение, и она ушла в зал, не вступая боле ни в какие пререкания с мужем. Пораженный Иннокентий Алексеевич только рот раскрыл; он не верил, что жена его могла замолчать в такой момент.

Капитан спешно прошел в спальню и выдвинул ящик стола. Пистолет лежал там в кобуре. Он трясущимися руками достал оружие, вынул из него обойму и выпотрошил ее.

Двух патронов не хватало, а от дула тянулся еле уловимый запах пороху.

Было около девяти часов вечера, когда Семечкина готовила на кухне ужин. Она почистила картошку и поставила ее в маленькой кастрюльке на огонь. Ей не хотелось изобретать что-либо получше, она желала только поесть. Посолив воду с картошкой, Клавдия Ильинична ушла в спальню переодеться. Там она причесалась, надела халат, и в это время на кухне закипела вода. Вслед за сим раздался подозрительный звон посуды. Семечкина быстро преодолела небольшой коридор и застыла на пороге кухне в безмолвном изумлении, широко раскрыв глаза. Потом Семечкина закрыла их и открыла вновь.

А возле плиты происходило следующее: невесть откуда взявшаяся девица с черными коротко стрижеными волосами хозяйничала с ложкой в руках. Семечкина сразу же разглядела, что девица была необычно бледна, имела небесно-голубые глаза и красные губы. И еще, что одета эта девица была в срамного вида купальник, а на плечи наброшен прозрачный пеньюар. Вела себя девица так, будто являлась здесь хозяйкой.

—Вы кто?— удивление Семечкиной стало перерастать в раздражение (что вполне объясняется чрезмерной усталостью).

—Кухарка,— невозмутимым тоном ответила девица. И прибавила: —Вельда фон Шварц. Что угодно, мадам?

Семечкина хотела сказать что-то еще, но вдруг из зала раздался носовой голос:

—Вельда! Какого черта! Долго мне еще ждать?! Где мое мясо?

Семечкина совсем растерялась. Она ринулась в большую комнату, увидев что там делается, зашаталась и, чтобы не упасть, ухватилась за косяк. И надо сказать, было от чего. То, что творилось в зале не шло ни в какое сравнение с кухней. Столь знакомая комната стала вдруг чужой. Хотя, приглядевшись немного, можно было понять, что комната осталась той же, ежели не считать множества вещей, которые появились здесь. Стол остался в центре комнаты и был накрыт красной бархатной материей, которую Клавдия Ильинична никогда не покупала. Да что там,— она такую и в глаза не видела. Электрический свет был погашен; комната освещалась свечами, правда, от чего она только выиграла. На столе стоял золотой канделябр с семью горящими свечами. Вокруг семисвечия в беспорядке было расставлено множество пузатых бутылок и с полдюжины из цветного стекла бокалов. И буфет никуда не делся, но на полках его вместо фарфора и старого хрусталя находились куда более старые толстые книги. Не вдаваясь боле в подробности, скажем, что комната имела тот же вид, что удивил Просвиркина.

Во главе стола, восседая на стуле с высокой спинкой, курил толстенную сигару неизвестный Семечкиной гражданин, имевший малюсенькие колючие зеленые глазки, огромных размеров рот, волосы цвета свежей ржавчины и длинный шрам на запястье правой руки. Одним словом, Семечкина увидела Виконта.

—Извините,— услышала Клавдия Ильинична сзади голос кухарки и посторонилась.

Вельда внесла здоровый золотой поднос с дымящимся обложенным лимонными дольками мясом. Надо ли говорить, что такого подноса Семечкина не имела?

Видимо запах мяса был на столько соблазнительным, что в животе у Семечкиной шумно заворчало.

—Извините,— сказал гнусаво сидевший за столом,— прошу простить меня покорнейше, Клавдия Ильинична. Садитесь, пожалуйста.— И рыжий, встав из-за стола, собственноручно отодвинул стул напротив себя. Семечкина села, и, прежде чем успела открыть рот с целью задать несколько вопросов, Виконт насадил за золотую вилку маленький кусочек ароматного мяса и протянул со словами:

—Пожалуйста.

—Благодарю,— Клавдия Ильинична приняла вилку, положила мясо в рот и просто забыла обо всём. Мясо было необычайно вкусно и столь искусно приготовлено, что все вопросы, которые хотела задать Семечкина, вдруг отступили на второй план.

Виконт перегнулся со своего места и распечатал бутылку, сломав сургуч на горлышке. Налив Семечкиной и себе, произнес тост:

—За встречу.

Он поднял бокал, то же сделала и женщина. Они чокнулись и сделали по глотку.

Клавдия Ильинична рассматривала Виконта с явным любопытством. Тот перед нею предстал в красной рубахе с коротким рукавом. Кроме всего прочего Виконт довольно часто чесал правой рукой шею в месте, где имелся шрам. Во время поглощения пищи ей также удалось как следует рассмотреть комнату. Очень удивляло то, что в столь короткий срок произошло так много изменений. Но нельзя было отрицать очевидного: здесь стало намного уютнее.

Насытившись, рыжий откинулся на спинку стула и затянулся сигарой. Вошла Вельда, убрала грязную посуду и бокалы. Потом внесла на золотом подносе маленькие чашечки на блюдечках с черным напитком, произнеся при этом:

—Кофе, господа. Прошу откушать.

Клавдия Ильинична разбавила кофе молоком и довольно быстро опустошила чашку. Потом ей захотелось спать.

Отхлебнув из своей чашки и затянувшись, Виконт выпустил дым изо рта. После сказал:

—Что же, Клавдия Ильинична, пора нам познакомиться. Имя ваше мне известно, а мое— Виконт Виндетто де ла Вурд. Я состою в свите человека, именующего себя графом Леонардом, доверенным лицом. В свите так же имеется кухарка Вельда фон Шварц, с коей вы уже познакомились, а еще Ипполит Ипатьевич Козлов и Цезарь— попугай— весьма образованная, но вздорная птица. Вы, конечно,— гнусавил де ла Вурд,— находитесь в смятении. Но, скажу вам, удивляться здесь решительно нечему. Просто сир и мы, его свита, решили остановиться в этой скромной, но уютной квартире, совсем не надолго, где-то недельки на две-три. А так как посторонних мой господин не выносит, вам позволяется, взяв свои вещи, удалиться из города к своей матери в Малышевку.

—Прошу вас,— услышала гадкий голос у себя за спиной Семечкина и обернулась.

В дверях комнаты стоял тощий гражданин в старом пальто с чемоданом в руках. Личность имела мерзкую рожу, на которой помещались растрепанные усы и козья бородка.

И Клавдия Ильинична не успела опомниться, как уже садилась, одетая в шубу, шапку и кожаные сапоги, в такси на центральном автовокзале города. Она тупыми глазами смотрела в зеркальце над лобовым стеклом и видела в нем горящие алчным огнем глаза водителя, который, к слову сказать, не долее, чем несколько секунд назад, получил от гражданина с бородкой, провожавшего даму, свыше полумиллиона рублей вкупе с указанием: отвезти даму в Малую Малышевку к дому № 14. Радость душила шофера; ему не терпелось съездить поскорее, вернуться назад и отметить удачное завершение дня порядочным количеством водки.

Такси тронулось и покатило к выезду из города. А провожатый садился в троллейбус номер шестнадцать.