Жакерия

КАРТИНА ТРИДЦАТЬ ВТОРАЯ

Брат Жан. Вот видите, они явились к нам для переговоров. А разойдись мы по домам, они набрались бы смелости и разбили бы нас по частям.

Симон. Не спорю. Посмотрим, однако, чего они хотят.

Брат Жан. Ввести их.

Кто вы, мессиры, и что вам нужно от верховного совета общин?

Белиль. Высокодоблестный военачальник! Меня зовут Жан де Белиль, я придворный рыцарь. А этот мессир — ученый, доктор прав, мэтр Ивен Лангуаран. Мы оба посланы нашим грозным сеньором, герцогом Нормандским, правителем королевства, для переговоров о мире.

Лангуаран. То есть для того, чтобы выслушать ваши жалобы и удовлетворить их, если это окажется возможным.

Белиль. Это изложено в письмах, которые мы имеем вам вручить. (Передает письма брату Жану.)

Лангуаран (Белилю). Мессир Жан! Как вам известно, говорить надлежит мне. Моя речь готова, и я прошу вас мне не мешать.

Белиль (тихо). С богом! Но покороче, пожалуйста.

Лангуаран. Хм... хм... хм... (Снимает шапку и трижды кланяется, затем надевает шапку, откашливается и откидывает длинные рукава.)

Брат Жан. Начинайте же, мы слушаем.

Лангуаран. Господин! И вы, господа! Анаксагор[77], древний философ и врач Дионисия Первого[78], короля Сицилии, на вопрос упомянутого Дионисия о том, что, на его взгляд, полезнее всего для благоденствия государства, ответил, что есть два условия, необходимые для общественного блага, и третье, столь же обязательное.

Моран (к Рено). Ты что-нибудь понимаешь?

Симон. О чем это он разглагольствует?

Оборотень. Да по-французски ли он говорит?

Брат Жан. Ближе к делу, доктор.

Лангуаран. Так вот, господин, и вы все, господа! (Обнажает голову.) Знаете ли вы, каковы эти три условия? По мнению философа Анаксагора, primo — это добрый король; secundo — плодородная почва; tertio — мир, id est[79] — доброе согласие между королем и его народом. Но, может быть, вы, господин, и вы, господа (обнажает голову), здесь остановите меня, возразив, что вышеупомянутый ученый философ Анаксагор был только нечестивый язычник, что он поклонялся ложным богам и что он был вполне, как выражаются наши учителя, римляне, toto coelo, tota via aberrans[80] в делах религии, что он не ведал установлений нашей святой матери церкви и священного учения господа нашего и спасителя Иисуса Христа. (Обнажает голову и крестится.)

А потому, господин, и вы, господа (тот же самый жест повторяется до конца речи), какой же ответ дам я вам, как вы думаете, на ваше возражение?.. Доказательный. Я аргументирую так... Хм... хм... хм... Да, господин, и вы, господа, Анаксагор был, без сомнения, нечестивый язычник, и, как таковой, он обречен, подобно виноградной лозе, брошенной в огонь. Но, господин, и вы, господа! Невзирая на это, его ответ королю Дионисию, по божественному соизволению, был мудр, imo согласен со Священным писанием, и я это доказываю. Quomodo? Sic[81]. Что полезно для общественного блага? Primo — добрый король. А что говорит Священное писание? Dominator hominum, justus dominator in timore. Dei sicul lux aurorae, oriente sole, mane absque nubibus, rutilat, et sicut pluviis germinat herba de terra...[82]

Оборотень. Это уж чересчур!

Симон. Должно быть, он хочет нас околдовать волшебными словами.

Сивард. Если он не перестанет, я засну.

Брат Жан. Несносный говорун! К делу! К делу!

Лангуаран (продолжает среди все возрастающего шума). Secundo, говорил Анаксагор, — плодородная почва. Доказать это ничего не стоит. Разве не сказал господь Аврааму: «Благословлю потомство твое и дам ему землю Ханаанскую[83]»? Ho quid[84] Ханаанская земля, если не плодородная почва, quae revera fluit lacte et melle, ut exhis fructibus...[85]

Симон. Долой доктора!

Оборотень. Он нас заговаривает, я его прикончу.

Тома. Изрубим его, как мясо в начинку, если он не замолчит.

Брат Жан. Несносный болтун! Разве нельзя сказать в нескольких словах, в чем состоит ваше предложение?

Лангуаран. Тише, господин, и вы, господа! Я не окончил еще вступления.

Брат Жан. Ну и ступай ко всем чертям со своими вступлениями! (Белилю.) Не сможете ли вы вразумительно сказать и объяснить нам в двух словах то, чего ему не сказать и в двух десятках тысяч?

Лангуаран (Белилю ). Уйдем отсюда.

Белиль (брату Жану). Охотно. Только сперва позвольте мне от имени монсеньора герцога Нормандского спросить вас: почему вы взялись за оружие?

Брат Жан. А разве он этого не знает? Почему лев нападает на человека? Не потому ли, что человек воюет с ним? Французские крестьяне восстали против дворян потому, что дворяне обращались с ними, как с врагами.

Лангуаран. Дайте мне ответить ему. Уж я сумею довести его до quia[86].

Белиль. Нет, мэтр Ивен, не говорите больше ни слова... Отец! Ваш ответ справедлив. Но почему же у вас не было доверия к царственной доброте монсеньора герцога и почему вы не принесли ему жалоб? Он огорчен тем, что не знает, в чем они состоят; ведь его единственное желание — удовлетворять и малых и великих. Во Франции, как вам известно, король — всегда отец народа.

Брат Жан. Мессир рыцарь! Вы видите этот меч? В наших руках он служил возмездию; он лучше защищал наше дело, чем гусиное перо. С его помощью мы добьемся освобождения всех крепостных во Франции.

Крестьяне. Да, да! Мы всех освободим!

Бартельми. Мы хотим, чтобы все французы были дворянами.

Оборотень. Исключая дворян. Всякому свой черед.

Белиль. Клянусь святой мессой, досточтимый отец, у вас славный бордоский меч, и вы, кажется, умеете владеть им так же хорошо, как и пастырским посохом. Но, не в обиду будь сказано, разве нельзя было прийти к соглашению? Разве нельзя было освободить всех крепостных в королевстве без того, чтобы одна половина Франции истребляла другую?

Симон. Наконец-то мы услышали толковое слово!

Тома. Его по крайней мере можно понять.

Рено. Не мешайте ему говорить.

Брат Жан. Я вижу, к чему вы клоните, монсеньор. Но вы не заставите нас своими сладкими речами сложить оружие.

Белиль. Выслушайте меня, добрые люди! Дорогие соотечественники! Выслушайте меня и рассудите, хочу ли я обмануть вас. Монсеньор герцог предлагает вам свободно и откровенно изложить ваши жалобы. Он рассудит вас по справедливости. На все, чего вы ни потребуете, он ответит согласием. Ведь я уверен, что вы добиваетесь только справедливости.

Оборотень. Я хочу, чтобы король сделал меня бароном, а не то...

Брат Жан. Замолчи, Оборотень!

Рено. Долой барщину! Полная воля!

Крестьяне. Да, долой барщину! Общины! Воля!

Белиль. Если в этом состоят ваши требования, то они, я уверен, будут удовлетворены без труда. Когда обе стороны высказываются откровенно, то нетрудно прийти к соглашению. Лучше объясниться по-семейному, чем начинать с драки. Слава богу, вот мир и заключен!.. Добрые ли вы французы? Да. Значит, вы не хотите отдать Францию англичанам? Нет. А убивая дворян, вы убиваете своих же солдат. Это то же самое, как если пехота убивает свою конницу. Когда французские крестьяне заживут в согласии с дворянством, кто осмелится напасть на нас? Никто. У кого найдется в руках столько силы, чтобы переломить колчан с двумя дюжинами стрел? Ни у кого. Самсон или хотя бы этот вот богатырь (показывает на Оборотня) только натрут себе волдыри. А выньте стрелы из колчана, и любой ребенок порознь разломает их. Отделите мужиков от дворян — англичанин бросится на одних и легко с ними справится, потом на других и с теми покончит без труда. Живя в единении, французы могут никого не бояться, а разъединенных первый встречный может оскорблять безнаказанно.

Оборотень. Вот этот умеет говорить.

Симон. Заключим мир и будем все заодно!

Тома. Заключим мир!

Крестьяне. Мир! Мир!

Сивард. Так скоро? Трусы! Иль вы забыли, что нам предстоит еще поход на Мо, по стране, где денег пропасть?

Брат Жан. Какие же гарантии дадите вы нам, что все эти обещания будут честно выполнены?

Симон. Да, это важный вопрос.

Белиль. Требуйте каких угодно гарантий... Королевское слово... Но, право же, вы смешны с вашими гарантиями. Разве не в ваших руках сила? Триста крестьян на одного дворянина... Заключайте перемирие, посылайте в Лувр депутатов — и дело уладится как нельзя лучше.

Брат Жан. Вы добиваетесь перемирия, чтобы выиграть время, собрать войско и, получив перевес, напасть на нас.

Белиль. Правду говорят, что монахи недоверчивы!.. У нас вовсе нет желания вторично браться за копья. Если угодно, не расставайтесь с оружием во время перемирия. Но только не переходите Уазу. Вот и все, что от вас требуется. Неужто это много?

Сивард. Нет, нет! Не надо перемирия! Он хочет выиграть время и лишить нас добычи, которая нас ждет.

Д'Акунья. Перейдем Уазу! Пойдем на Мо! Мы все разбогатеем!

Белиль. Этим господам хочется воевать. Я их понимаю. Они грабят не свои земли, они вытаптывают конями не свои хлеба. Они знают, что в мирное время солдат вольного отряда — тот же вор и что его ждет веревка. Хоть они и дворяне, но они ее дождутся.

Сивард. Отрубим уши этому бездельнику!

Д'Акунья. Назвать нас ворами!

Брат Жан (солдатам вольных отрядов). Стойте, господа! Я дам ему охранную грамоту.

Симон. Он говорит правду. Весь край разорен, ячмень вздорожал на два су за меру.

Бартельми. Вольные отряды все предают огню и мечу.

Моран (тихо). Они наши злейшие враги, хуже дворян.

Оборотень. Это правда: где они пройдут, там гладкое место.

Рено. Зачем было впутывать их в наши дела?

Брат Жан. Молчать, говорят вам! Англичане и французы — братья в священной Лиге общин!

Моран (тихо). Да, как Авель и Каин!

Сивард (в сторону). Они сильнее, но они мне заплатят за все.

Белиль. Ну что ж, друзья, решайте: война или мир?

Крестьяне. Мир! Мир!

Белиль. Ну, так в ожидании мира заключим перемирие на три месяца, в течение которых мы должны уладить все наши разногласия.

Крестьяне. Перемирие! Перемирие! Разойдемся по домам! Время приниматься за уборку!

Брат Жан. Я никогда не соглашусь на три месяца перемирия. Мессир посол! Вы плохо скрываете ваш умысел.

Белиль. Я человек сговорчивый. Один месяц перемирия. Вы довольны?

Крестьяне. Да, да! Вот это благородный рыцарь.

Брат Жан. Ладно... Мы соглашаемся на перемирие, но с тем, чтобы нам сдали Мо. Это будет залогом искренности ваших намерений.

Белиль. Ах, добрые друзья мои! В Мо никого нет, кроме несчастных женщин, полумертвых от страха. Что за гарантия для вас этот город? Вам дадут каких хотите заложников.

Сивард. Нам нужен Мо — это надежнее.

Крестьяне. Да что нам в нем?

Симон. Мы и без того слишком далеко зашли.

Моран. Достаточно хороших заложников...

Крестьяне. Мир! Перемирие!

Брат Жан (крестьянам). Разве вы не видите, что он хочет нас обмануть? Он отказывает нам в гарантиях.

Белиль. Я вам уже сказал, добрые люди, что в городе графиня Мо со своими дамами. В ее свите нет ни одного латника. Вы знаете, что это добрая и милосердная дама. Ради святого Лёфруа, вашего покровителя, пусть она там себе живет тихо и мирно.

Крестьяне. Пусть нам дадут заложников, и хватит с нас.

Брат Жан. Но...

Крестьяне. Заложников и мир! Мир!

Брат Жан. Каких же заложников предлагаете вы нам, мессир рыцарь, в обеспечение безопасности наших посланцев?

Белиль. Да хоть себя самого! Вот доказательство, что я вовсе не собираюсь вас обмануть. Моя шея так же дорога мне, как любому из вас. Мэтр Лангуаран тоже останется здесь, и если вам мало рыцаря и ученого, то вам дадут еще двух именитых и честных рыцарей.

Крестьяне. Вот это честный рыцарь! Перемирие! Мир!

Белиль. Вы, отец, кажется, их предводитель. Так не отправитесь ли вы в Париж для мирных переговоров?

Брат Жан. Нет, монсеньор, я не люблю путешествий. Да и ваша голова, если вам ее отрубят, все-таки не придется к моим плечам так, как моя собственная.

Белиль. Ну хорошо. Пошлите кого хотите, я остаюсь. Надеюсь, у вас есть хорошее вино?

Симон. Да, к вашим услугам.

Белиль. Отлично. Я велю перенести мои вещи в ваш лагерь, а потом пусть мне дадут вина: я много говорил, надо промочить горло.

Крестьяне. Будьте покойны, любезный рыцарь, с вами будут хорошо обращаться.

Брат Жан. И зорко за вами следить.

Белиль. У меня нет желания вас обманывать, и потому мне нечего бояться.

Симон. Поезжай в Париж, Моран: ты на язык остер.

Моран. Поезжай сам. Отец Жан не едет, я остаюсь с ним.

Тома. А я, если хотите, поеду. Чего мне бояться?

Брат Жан. Вы этого хотели, и кончено. Нечего об этом рассуждать. Подумайте теперь о ваших требованиях. Завтра мы пошлем наших выборных в Париж. Но, повторяю, будем едины: не надо расходиться! Как раз во время перемирия, перед заключением окончательного мира, нельзя выпускать из рук оружия.

Симон. Вы знаете, что половина наших через неделю должна разойтись для уборки.

Брат Жан. А еще через неделю вернуться под знамена.

Моран. Мы это помним, не беспокойтесь.

Брат Жан. Сегодня вечером приходите ко мне: я вам сообщу условия, которые я хочу предложить герцогу Нормандскому.

Д'Акунья. Что ж, Сивард, нас бросают... Они заключают мир.

Сивард. Что поделаешь.

Де Лансиньяк. Этот мир нас разорит.

Сивард. Я мира не заключал. Если они сговорятся, я вернусь в мой замок и возобновлю набеги.

Д'Акунья. Хорошо сказано. Притом скоро конец перемирию между Англией и Францией. С божьей помощью, у нас не будет недостатка в работе.

Де Лансиньяк. Нас ждет слава и прекрасные удары копья.

Д'Акунья. И французские бароны для выкупа.

Сивард. И деревни и города для грабежа.

Д'Акунья. Рано еще расставаться с нашим ремеслом!