Жаркая зима

ГЛАВА 17, в которой Джегейль фор Циррент и ее дядя обсуждают модный роман, а принц Ларк навещает друга

Вопреки Жениным ожиданиям, обещанный Ларком «следующий раз» все никак не наступал. Видимо, одного разговора хватило принцу для того, чтобы с головой уйти в те самые срочные и важные дела, которые он так спешил обсудить с королем.

Адмирал тоже не появлялся, да и граф возвращался домой даже, кажется, не всякую ночь. Впрочем, обе тетушки восприняли это как должное, так что и Женя решила не тревожиться: работа есть работа. Она отлично помнила все те разговоры, свидетелем которых стала на балу, и прекрасно понимала, насколько сложная обстановка сейчас в Андаре и как много нужно сделать всем тем, от кого хоть что-то в этой стране зависит. А от графа фор Циррента зависело многое…

Зато сама Женя наконец-то вволю отдыхала. Несколько визитов любопытствующих дам прошли на удивление спокойно. Ответные визиты и прочая светская жизнь легли на привычные плечи тетушек, а Женя проводила время в библиотеке. Даже в сад не выходила, вопреки совету доктора Заккендаля — очень уж мерзкая установилась погода. С неба то лил дождь со снегом, то сыпалась секущая ледяная крупа, и беспрестанно дул, завывая, ветер. От ветра раскачивались ветви старых деревьев, скрежеща по оконным переплетам, и дребезжали стекла в рамах, мешая спать ночью и заставляя кутаться в шаль днем. Не позавидуешь тем, кто сейчас в пути! Однако светская жизнь не прекращалась из-за дурной погоды, сосредоточившись в тепле и уюте гостиных. «Столичный вестник» исправно приносил театральный репертуар, объявления о балах и домашних концертах и свежие сплетни под видом репортажей.

Читала Женя уже довольно бегло и газеты просматривала быстро. Можно было читать дядюшкин архив, а еще Ланкен наконец-то доверил ей ключи от книжных шкафов, так что теперь Женя вволю рылась в книгах, разбирая витиеватый тисненый шрифт на кожаных переплетах, листая плотные желтоватые страницы, выбирая, что почитать — томик стихов, роман, записки путешественника или мемуары дипломата…

Многие книги Женя одолевала с трудом — слишком громоздко, витиевато, непривычно были они написаны. Но попадались и такие, которые напоминали родную приключенческую литературу — пусть не Дюма или Майн Рид, но что-то похожее. Как раз такую она и читала, когда однажды вечером в библиотеку вошел граф.

В этот вечер Женя не рассчитывала на компанию: обе тетушки были приглашены на «чайную вечеринку» к очередной даме из кружка записных сплетниц, а Ланкен, который иногда позволял себе уделить полчаса-час обучению «молодой барышни», зачем-то уехал в загородное поместье. Правда, до отъезда заглянул, и Женя воспользовалась случаем и попросила у него совета: ей хотелось почитать что-нибудь скорее интригующее, чем нравоучительное, но при этом из современной жизни. Как ни крути, а необходимость знакомства с миром и обществом все еще оставалась актуальной.

Чтение оказалось увлекательным, хотя главный герой Женю изрядно бесил. Она осилила уже почти половину романа, и, хотя не взялась бы предугадывать, к чему приведут в итоге перипетии сюжета, ей страстно хотелось обсудить происходящее и, чего уж там, повозмущаться. Так что граф появился исключительно вовремя — если, конечно, у него было время на болтовню о книжных героях. «А это вряд ли», — Женя подавила вздох и сказала с улыбкой:

— Надеюсь, ваше появление в собственном доме вызвано желанием немного отдохнуть, а не очередной катастрофой.

— Хотел узнать, как у тебя дела, — граф стремительно пересек библиотеку и почти рухнул в кресло напротив.

О том, как дела у его «племянницы», граф фор Циррент прекрасно знал. Доктор Заккендаль посещал Джегейль раз в два дня и считал, что та уже достаточно восстановилась. Рисковать магическим изучением еще одного языка было, разумеется, рано, но осваивать случайно доставшийся девушке одарский уже было бы можно. Вот только с кем осваивать? Ларк разрывался между штабом, гвардией, консультациями с банкирами, к которым привлек его дед, и необходимой светской жизнью — совсем исчезнуть из поля зрения праздных и не очень наблюдателей он не мог себе позволить. Адмирал фор Гронтеш, согласовав, наконец, «меру необходимой и достаточной охраны», носился от северного побережья к южному, инспектируя верфи и порты. Сам граф, препоручив подчиненным почти все, что не касалось грядущей войны, тем не менее, тонул в донесениях агентов и осведомителей, рапортах о положении дел в столице и состоянии умов в провинциях, и к тому же лично занимался их с Ларком аферой со слухами, боясь доверить кому-либо столь неоднозначную идею. И, разумеется, его величеству было не до встреч с барышней фор Циррент.

Всех прочих, кто мог поговорить с Джегейль на одарском, граф категорически не желал к ней подпускать.

Насколько было бы проще, подхвати она тогда фразу на тирисском!

— Вам, похоже, и в самом деле остро нужен отдых, — задумчиво произнесла Джегейль. — А со мной все отлично. Сплю, болтаю с тетушками, читаю. Голова не болит. Разве что от газет — какую чушь там пишут, это же уму непостижимо! Бедный Ларк, надеюсь, его не заставят на мне жениться!

Граф вспомнил репортажи о том самом бале — по мнению падких на скандалы репортеров светской хроники, младшая виконтесса фор Циррент то ли подверглась там неизвестному проклятию, то ли внезапно оказалась беременной. Разумеется, тот факт, что барышня фор Циррент, пожертвовав танцами, провела большую часть бала рядом с наследником престола, был подан более чем многозначительно, а обморок, совпавший с попыткой объяснения с принцем некоего обманутого мужа, позволял сделать более чем скандальные выводы. За неимением иных сенсаций возможную связь принца Ларка-Элиота-Дионна и виконтессы Джегейль фор Циррент муссировали в прессе до сих пор, и оставалось лишь радоваться, что девушка воспринимает газетную шумиху с юмором.

Впрочем, заострять внимание на этой теме отчего-то совершенно не хотелось.

— Что читаешь? — поинтересовался граф.

Джегейль подняла книгу, демонстрируя обложку:

— «Путешествия и удивительные приключения Реярда Крия, моряка из Неттуэ».

Говоря откровенно, обложка эта, песочно-желтая, с тисненым черно-золотым фрегатом, графу фор Цирренту за последние пару месяцев примелькалась до тошноты. Скандальный роман активно обсуждали в обществе, прятали от дочерей, даже чуть было не запретили. Запрету помешал лично его величество, высказавшийся в том духе, что поздно собирать убежавшее молоко: нашумевшая книга уже разошлась по рукам, и теперь любые санкции лишь подстегнут желание прочесть ее у еще не читавших и спровоцируют торговлю из-под полы.

— Почему именно эту? — граф подумал, что «Реярда Крия» могла бы, наверное, посоветовать «племяннице» Цинни, но роман слишком недавно издан и до Тириссы наверняка еще не дошел, а дома сестренка читала пока лишь газеты. Что касается Гелли, вряд ли та даст «деточке» подобное чтиво.

— Я попросила Ланкена подыскать что-нибудь интересное из современной жизни.

— Ланкен?! — не сдержал изумления граф. — Ланкен — подсунул тебе — это?!

Джегейль расхохоталась.

— Он предупредил, что книжка сомнительного свойства. Но сказал, что я слишком много общаюсь с людьми, которые ее читали. И что в обществе сейчас модно обсуждать ее, так что лучше знать, о чем речь. Да ладно, ничего в ней нет такого уж страшного, а если в обществе обсуждают, то и в самом деле нужно прочесть. А то вы так испугались, как будто я ваша несовершеннолетняя невинная дочь.

Граф молча покачал головой — говоря откровенно, ни один достаточно разумный ответ просто не пришел ему в голову. А Джегейль добавила:

— Хотя думается мне, что большинство несовершеннолетних барышень, доросших до понимания, чем мальчики отличаются от девочек, хотя бы пытались тайком его прочесть.

— И как вам? — граф с трудом подыскал достаточно нейтральный ответ. — Нравится герой?

— Нет! — Джегейль даже головой мотнула.

— Отчего же?

Нахмурилась, ответила решительно:

— Он вор, подлец и предатель.

Прекрасно. Она все же оценивает не любовные похождения Крия. Вот ведь — знал, что девушка умна, но как приятно еще раз в этом убедиться! Или все дело в том, что она оказалась первой женщиной, чья оценка моральных качеств Реярда Крия полностью совпала с его собственной?

— Думаю, тебе будет интересно узнать, что обсуждать этот роман не просто «модно». Нет другой книги, вызывавшей настолько бурные споры. Автора обвиняют в ниспровержении ценностей, аморальности, пропаганде безнравственного поведения… Но, вот странно, поголовно все барышни и весьма многие дамы без ума от главного героя.

— Ничего странного, — Джегейль выразительно пожала плечами. — Девочки же, чего вы от них хотите.

— То есть вас это не удивляет? Вы согласны, что Реярдом можно восхищаться?

— Он для того и написан, это, по-моему, очевидно, — снова пожала плечами. — Смотрите: решительный, умный, сильный, умеет добиваться цели. Цели, правда, у него тухленькие: чужую женщину отбить, чужих денег хапнуть, шкуру свою спасти, пока соседей резать будут. Но, понимаете, глупые девчонки на таких героев ведутся. Романтическая няшечка, обществом обиженная, женщиной отвергнутая, со страшной тайной в прошлом, интересной бледностью на лице и горьким цинизмом в голосе. Обнять и плакать, короче. Да еще любовная история красиво описана, хотя мне еще много читать, судить рано… Но это типаж, понимаете?

— Не понимаю.

— Ну как объяснить-то, господи… Вот если вы захотите поставить на поток романчики, над которыми будут рыдать юные девы, то именно такого героя надо в них штамповать. Беспроигрышный вариант. Озолотитесь.

— Беспроигрышный, значит… А вам почему не нравится?

Джегейль ответила резко и даже зло, как будто не было только что в ее голосе веселого ехидства:

— А я не юная дева. И вообще не дура. Я в жизни над таким уже порыдала, хватит. Пусть он трижды романтическая няшечка, но он подлец и вообще мерзость.

«Подлец и мерзость». Забавно, теми же словами отозвался о Реярде Крие принц Ларк. Его величество выразился более корректно и куда более цинично: «Такие люди могут принести много пользы государству до того дня, пока их не вздернут». Зато Клалия в восторге, хотя уж ее-то юной наивной девой никак не назовешь.

— Я с большим удовольствием вернусь к этому разговору, когда ты дочитаешь, — не хотелось выдавать, чем закончатся похождения романтического мерзавца. Все же книга, при всей ее скандальности, по-настоящему интересная.

— Я запомню, — радостно пообещала Джегейль. — Или, как говорится в одной нашей шуточке, «я вас записываю»! Серьезно, читала и как раз думала, что такую книгу просто необходимо с кем-то обсудить. Категорически! Интересно, Ларк читал?

— Читал. Сказал, как и ты: «подлец и мерзость».

— Это хорошо. То есть, я знала, что принц у вас нормальный в плане моральных ориентиров, но лишний раз убедиться все равно приятно.

— Нормальный, — граф кивнул, — хотя тоже тот еще юбочник. Но из Ларка, при всем его шалопайстве, выйдет, я думаю, хороший правитель. В последнее время он стал серьезнее.

— Взрослеет парень, — хмыкнула Джегейль.

— Так оно и есть, — серьезно ответил граф. — Ты ведь у себя дома о монархии знала лишь теоретически, у вас другое правление? Так вот, поверь, очень важно видеть, что власть перейдет в надежные руки. Это дает уверенность.

Девушка опустила книгу на колени, посмотрела долгим, понимающим взглядом. Сказала негромко:

— К тому же вы работаете непосредственно на корону. Если какому-нибудь купцу или банкиру, по большому счету, нет дела до моральных качеств короля, лишь бы налоги были разумные, то вам должно быть важно уважать его лично, а не только как символ. Знать, что вы работаете на достойного человека. Я права?

— Полностью. Рад, что ты это понимаешь.

На самом деле — граф осознал это внезапно, только что, и это в какой-то мере его смутило — он рад был еще и тому, что Джегейль, судя по всему, разделяла это его чувство. Есть люди, для которых патриотизм предполагает слепое подчинение власти, но граф фор Циррент был не из таких. Многие, наверное, осудили бы его за верность личности, а не только королевским регалиям. Что ж, этим многим без разницы, сядет на трон Ларк или маленький Киренн, лишь бы видимость законности осталась соблюдена. И, Джегейль права, лишь бы налоги были разумны…

— А всего-то заговорили о книжке, — пробормотала Джегейль. — Вот это ваше состояние, дорогой граф, у нас называется «гореть на работе». Хотя и я виновата, что спросила насчет Ларка. Вам бы, наоборот, отвлечься.

— Все хорошо, — тихо сказал граф. — Весьма приятно, знаешь ли, обнаружить столько совпадений во взглядах с девушкой, которая тебе… не чужая.

Он надеялся, что Джегейль не заметила заминку или хотя бы не поняла, отчего он вдруг запнулся посреди фразы. Наверное, и впрямь усталость. Нужно лучше себя контролировать.

Между ошибками в любви и на войне есть одно весьма неприятное сходство: те и другие имеют обыкновение выявляться в самый неподходящий момент. Это Ларк знал; а вот с гибельными для дела последствиями любовной интрижки столкнулся впервые. И толку теперь признавать, как прав был дед… Нет, на будущее, конечно, Ларк урок извлечет, но сейчас, как выяснилось, никакими объяснениями, извинениями и даже компенсациями урона не поправишь.

Прав был дед.

Банк «Гьяппа и Гьяппа» выводил капиталы, и этой неприятности не воспрепятствовало бы сколь угодно доброе расположение вице-директора: тот, в конце концов, подчиняется директорату, а директорат — в Одаре. Однако, если бы не давняя интрижка Ларка с горячей красоткой Розалин дель Гьяппа, сейчас ее муженек-рогоносец вряд ли отказал бы королевскому дому Андара в долгосрочном займе под самые выгодные для банка проценты.

Принц ехал по улице Золотого Дуба, удерживая на лице вежливо-безразличное выражение и внутренне кипя от злости. И поди пойми, на кого та злость — на господина дель Гьяппа-младшего, его блудливую женушку или на самого себя?

Дел на сегодня больше не было. То есть, конечно, стоило бы наведаться в совет негоциантов или, наконец, пообщаться по душам, а не сугубо официально, с новым верховным магистром, но не в таком же расположении духа! Сейчас Ларк даже к деду побаивался идти — не слишком-то приятно чувствовать себя бестолковым щенком.

А вот навестить друга — самое то, что нужно и для души, и для совести. Бедняге Реннару точно сейчас не лучше, чем Ларку: жизнь кипит, а он практически заперт в отцовском особняке, всех прогулок — по двору и с сугубой осторожностью, чтобы не разбередить едва зажившую рану и не свалиться вновь с лихорадкой.

Под копытами чавкал раскисший снег, с неба срывалась мелкая морось пополам с ледяной крупой, и Ларк невольно думал о фор Виттенце и ди Ланцэ. В горах непогода втройне опасна. Спасибо еще, что таинственный не то слуга, не то побратим адмирала фор Гронтеша все-таки успел сделать им амулеты — почти незаряженные, правда, но обещал, что зарядятся сами в пути. Магам Огненных островов не так уж и нужны, оказывается, природные источники…

Реннар ощутимо тосковал. Велел подать вина и закусок, пожаловался:

— Все делом заняты, один я дурью маюсь. Чертов лекаришка даже визиты наносить запретил. Мне, видите ли, противопоказано по такой мерзкой погоде трястись в седле! Можно подумать, великое испытание, проехать пару-тройку городских улиц!

— А в карете?

— Что я, барышня нежная, в каретах кататься?! К дьяволу, — Рени наполнил бокалы и залпом выпил свой. — Одно радует, отец счастлив — наконец-то снова выйдет в море. Дома, считай, не появляется.

— Знаю, — кивнул Ларк. — Дед вовремя его вернул. Есть подозрение, даже уверенность, что в этот раз исход кампании будет решаться на море. А второго такого, как твой отец, нет, сам знаешь.

Реннар широко улыбнулся и тут же нахмурился:

— Руку придется разрабатывать. Вчера пробовал размяться со шпагой — в глазах темнеет, едва в обморок не рухнул. По-хорошему, давно должно было все зажить, но чертов ублюдок стрелял, похоже, какими-то особо мерзкими пулями. И не проверишь теперь. Доктор сказал, никакой магии, должно восстанавливаться само. Естественным, дьявол его побери, путем. Ларк, я тебя умоляю, найди мне дело! Хоть какое. Я тут протухну и вонять начну, даром, что не сдох.

И тут Ларка осенило. Не далее как вчера граф фор Циррент сетовал, что Джегейль пора вводить случайно полученное знание одарского в активную память, но совершенно некого попросить с нею говорить. Все, кто знает язык и кому можно доверять, заняты куда более важными делами. А тут, пожалуйста, верный друг страдает от безделья и до сих пор не знаком с такой интересной девушкой!

— Но, Рени, ты же сам только что сказал, что садиться в седло тебе пока запретили, а кареты…

— Да плевать! — перебил Реннар. — Если по делу! Одно дело в этой чертовой карете поехать воздухом дышать, и совсем другое — с твоим поручением. Только прикажи, мой принц.

— Отлично, — Ларк не сдержал улыбки, — если ты все же решишься унизиться до прогулки в презренном экипаже, у меня найдется для тебя поручение. Даже просьба. Дело вполне по силам тебе в таком состоянии, и при этом достаточно важное. Собственно, больше просто некому поручить, потому что оно секретно и потребует изрядно времени, а все, кто мог бы этим заняться, как раз сейчас крайне заняты.

— Я готов, рассказывай!

— Тебе придется несколько дней поездить с визитами в дом графа фор Циррента. Нужен надежный человек, который может поговорить с его племянницей по-одарски. Нужно ввести язык в активную память после переводческого заклинания.

Реннар на несколько мгновений, казалось, онемел. О Джегейль он наверняка был уже наслышан, один газетный скандал после бала чего стоил; и, кажется, заподозрил своего принца не то в желании развлечь под видом серьезного дела, не то в банальном и пошлом сводничестве.

Ларк молча наблюдал, как на непривычно бледном, исхудавшем лице борются подозрение, возмущение и желание хоть какого-то занятия. Конечно, принц мог просто приказать своему порученцу, но Ларк считал, что в мирное время и в таком деликатном деле просьба будет эффективнее. И лучше сразу объяснить, что эта просьба без подвоха.

— Рени, друг мой, давай исключим возможное недопонимание. Мое поручение без двойного дна и скрытых смыслов. Джегейль фор Циррент отличная девушка, очень интересный собеседник, но, честное слово, не советую тебе за ней волочиться. Нико фор Виттенц уже попробовал.

— Да?

— Да, и потерпел сокрушительное поражение. Видишь ли, девушка совершенно случайно попала под модифицированное переводческое заклинание, — объяснять всю правду в подробностях Ларк не собирался, так что вариант с модификацией заклятья вполне годился для объяснения, — и граф решил, что глупо упускать столь богатую возможность. Нужно просто помочь девушке с языком, а больше некому. Сам понимаешь, сколько всего мы должны успеть до весны.

— То есть ты не вступил в сговор с моим отцом с целью успеть женить меня до военной кампании?

Настала очередь Ларка бороться с внезапным онемением.

— Рени, с чего ты взял?! Что за чушь?

— Я знаком с барышней фор Циррент, отец нас представил. Намекал мне о женитьбе. Ларк, я не готов жениться! — в последних словах звучала такая откровенная паника, что Ларк невольно рассмеялся. И тут же, боясь обидеть друга еще больше, сказал утешающе:

— Мне дед тоже намекал. По-моему, у старшего поколения это навязчивая идея. Но Джегейль не будет пытаться тебя окрутить, поверь. Я достаточно ее знаю. Никаких заигрываний, никакого кокетства. То ли она вообще не собирается выходить замуж, то ли ей нужен вполне определенный мужчина, и до сих пор никто ее не привлек. А вот поговорить с ней интересно. У нее другое воспитание, много очень странных знаний и парадоксальный взгляд на привычные нам вещи. Скучно тебе не будет, гарантирую.

Реннар, кажется, все равно подозревал подвох. Впрочем, Ларк понимал, что его доводы и уверения звучат не слишком убедительно: нужно узнать Джегейль самому, чтобы понять всю прелесть общения с ней. Следовало ковать железо, пока не остыло, пусть внезапный визит и отдает дурным тоном.

— Помочь тебе одеться?

— Ты хочешь… сейчас?! Вот так просто взять и заявиться, даже без договоренности?!

— Как раз сегодня я совершенно не в состоянии чем-либо заняться. Так что вполне могу проводить тебя и представить барышне еще раз. К тому же я рад буду лично справиться о ее здоровье. Джегейль назвала меня своим другом, а другу позволено являться запросто.

Реннар рассмеялся:

— Так бы и сказал, что барышня занята. Выходит, газетчики на сей раз не врут?

Ларк только рукой махнул. Что толку говорить! Сам убедится.