Жаркая зима

ГЛАВА 20, в которой адмирал фор Гронтеш обеспечивает тылы перед войной, а принц Ларк понимает, что война уже началась

Время этой зимой летело слишком быстро, слишком опасно — как штормовая волна, как лавина с гор. Или Оннар фор Гронтеш слишком привык за последние годы к размеренному, бездельному существованию, которое и жизнью-то не назовешь?

Теперь, по крайней мере, он жил. Его мотало неотложными делами от северного побережья до южного, в него стреляли, на него писали анонимные доносы, но сам король, лично, разрешил ему действовать во благо страны так, как он считает нужным. Он собирал флот, договаривался о поставках парусины и пушек, ядер, книппелей и картечи, зерна и солонины, он искал людей и проверял их подготовку, обговаривал с королем финансирование, а с принцем — сценарии взаимодействия флота и армии.

И он еще успевал думать о женщине!

Не о женщинах вообще, что было бы понятней, а о единственной, чья улыбка почему-то вставала перед глазами слишком часто, в самые неожиданные моменты.

Адмирал пытался не обращать внимания, не отвлекаться, сосредоточиться на делах, но, что странно, мысли о Гелли фор Циррент вовсе не мешали делам. Даже, наоборот, помогали. Стало казаться, что один ее образ приносит удачу. Помогает находить нужные слова в переговорах, подсказывает, кого из поставщиков выбрать, где задержаться, откуда уйти, а где пригнуться, избежав пули.

И, спрашивается, кто он такой, чтобы не замечать таких явных знаков? Судьба…

Поэтому где-то между руганью с маркитантами, заключением контрактов с гильдией оружейников и очередной инспекцией северных верфей, уже положив в карман подписанные королем подорожную и «открытый лист», проверив амулеты и прицепив к поясу, рядом с офицерским кортиком, Черный Лотос, адмирал попросил графа фор Циррента принять его у себя дома. Граф оглядел его тем неприятным, пронзительным взглядом, который он приберегал обычно для служебных дел, но ответил подчеркнуто добродушно:

— Отчего бы нет, адмирал, приезжайте. Да хоть нынче же к обеду.

Все оставшееся до назначенного часа время Оннар фор Гронтеш гадал, понял ли граф, о чем пойдет речь. Начальник Тайной Канцелярии был весьма проницательным человеком и славился отменным знанием всего, что происходит в Андаре и за его пределами, но сейчас его почти легендарные проницательность и всезнание наверняка нацелены вовне, а не на собственную семью. Да что говорить, всем им сейчас не до семей. Но, уходя на войну, не следует оставлять за спиной недосказанное и несделанное. Дурная примета.

Адмирал выглядел взволнованным, и Женя мгновенно взволновалась тоже: в последнее время слишком много случалось всяческих неприятностей. Но дядюшка держался абсолютно спокойно и явно был чем-то доволен, тетушка тоже казалась вполне безмятежной, и Женя постаралась усмирить тревогу. Мало ли у человека может быть поводов нервничать, совсем не обязательно они должны быть связаны с подступающей войной и неустойчивым положением дел.

Вот только на поясе его висела катана в лаковых деревянных ножнах, и Женя узнала потертую рукоять, тяжелую притягательную ауру и почти невидимые сейчас черные радуги.

Хотя глупо, конечно, держать зачарованный меч на стенке в гостиной, когда на тебя в любой момент снова могут напасть.

Женя раскланялась с гостем в свой черед, после старших родственников — уже привычно, не затрудняясь с должным приветствием. Освоившись с платьями, она сживалась и с этикетом.

— Граф, — адмирал резко выдохнул, быстро взглянув на тетушку, — не буду ходить вокруг да около, у всех нас сейчас слишком мало времени. Как у главы семьи фор Циррент, я прошу у вас разрешения добиваться руки и сердца вашей кузины, виконтессы Эбигейль фор Циррент.

Женя замерла, задержав дыхание. Теперь стало ясно и волнение адмирала, и хорошее настроение дядюшки. С ума сойти, настоящая помолвка! И ведь они друг другу подходят! И адмирал такой классный мужик, тетушке Гелли должно быть с ним хорошо, Женя совершенно точно это чувствовала, хотя не смогла бы объяснить, почему. Едва-едва усвоенный этикет явно давал трещину: ни граф, ни тетушка еще ни слова не сказали, а она уже чуть не завизжала: «Тетушка, соглашайтесь!»

— Зачем же добиваться, — усмехнулся граф. — Полагаю, я не ошибусь, сказав: сердце моей кузины и так уже ваше, а что касается руки, я, как глава нашего рода, с радостью благословлю ваш союз.

— Вот вечно ты, братец, все испортишь, — тетушка негромко вздохнула. — Я же должна была заставить дорогого адмирала хоть немного помучиться неизвестностью.

— И что ж вы, женщины, такие коварные. Считай, что он уже достаточно помучился, сестрица, и дай свой ответ.

Адмирал стремительно подошел к тетушке, опустился на одно колено и взял в руки ее ладонь.

— Соглашайтесь, дорогая моя. Поверьте, Гелли, я люблю вас. Да что там, я влюблен, как мальчишка! Я…

Он замолчал, тетушка вздохнула и сказала почему-то задрожавшим голосом:

— Я согласна, Оннар. Я понимаю, что сейчас не время для свадеб, но… Я буду ждать. Берегите себя, дорогой мой.

Женя прикусила губу. «Ждать». Вот почему тетушка совсем не выглядит счастливой, вот почему кажется, что она почти в панике. Она уже ждала брата. И мало того, что война впереди, черт с ней, с войной, но ведь адмирал фор Гронтеш и в мирное время дома не усидит. И он наверняка вернется еще на Огненные острова… как раз те самые Огненные острова, которые уже отняли у тетушки самого близкого человека!

Адмирал покачал головой и приник губами к ладони своей избранницы.

— Не время для слез, Гелли. Все будет хорошо, верьте мне. Благодарю вас за согласие. Если граф не против, мы можем скрепить помолвку сегодня же.

— Граф решительно «за», — глаза дядюшки довольно блестели, а улыбка была непривычно теплой.

Адмирал поднялся на ноги, тетушка осторожно высвободила руку, и вот тут-то Женя послала этикет к черту и налетела с объятиями:

— Тетя Гелли. Я так рада, так рада! Поздравляю!

Нужно ее растормошить, встряхнуть, она ведь на самом деле должна быть счастлива, ей ведь нравится адмирал, просто она, наверное, не ожидала предложения так скоро, все случилось чересчур быстро! Ну, вот куда это годится, ей такой мужчина в любви объясняется, а у нее руки дрожат!

Тетушка тайком смахнула слезинку. Граф хмыкнул:

— Пока мы ждем свидетелей, а дамы успокаиваются, предлагаю пойти в библиотеку и выпить по бокалу вина.

— Я надеюсь, что дамы к нам вскоре присоединятся, — адмирал поклонился.

— А почему в библиотеку? — спросила Женя, когда мужчины вышли. — Не в кабинет?

— Что ты, деточка, кабинет — для дел. То есть, я хотела сказать, для исключительно мужских дел, — тетушка прижала ладони к пылающим щекам, вздохнула прерывисто. — Вот уж не думала, в мои-то годы…

— Ой, вы скажете! — возмутилась Женя. — Какие еще «годы»?! Адмирал тоже не пацан сопливый, в конце концов, а вы, тетушка, вообще в зеркало на себя глядите? Вы же у нас красавица! Да такой улыбки, как ваша, вообще ни у кого больше нет! Уважаю адмирала, вот честное слово, уважаю, знает, на кого смотреть и в кого влюбляться.

Она тарахтела беспрерывно, тормошила замершую тетушку, обнимала, повторяла вновь и вновь, как рада, как счастлива за них с адмиралом, какая они чудесная пара, и тетушка, наконец, отмерла. Вздохнула еще раз, робко улыбнулась:

— Пожалуй, мне нужно переодеться. Джегейль, милая, попроси подать в библиотеку чаю, хорошо?

— Все сделаю, — радостно пообещала Женя. — Господи, вот это у нас событие! Сенсация! Сплетня сезона, а, тетушка? Вот честное слово, спорим, мое чудесное появление вы с адмиралом переплюнете?

И тетушка наконец-то рассмеялась.

— Признаться, не ждал, что вы так быстро решитесь, — граф разлил вино, протянул бокал будущему родичу. — Хотя мелькнула, знаете ли, мысль, что у вас с Гелли могло бы что-нибудь получиться — на том злосчастном балу, я заметил мельком, вы смотрели друг на друга так, будто одни во всем мире.

Сейчас казалось, что он уже тогда понял: дело к свадьбе. Хотя, если быть точным, мимолетное впечатление тут же забылось, вытесненное тревогой за Джегейль, и вспомнилось лишь теперь. Но Гелли и впрямь выделяла адмирала фор Гронтеша из прочих мужчин, а после бала это буквально бросалось в глаза.

— Я и сам не ждал, — адмирал неловко усмехнулся, принимая бокал. — Но стоит ли тянуть, если уж что-то о себе понял? Жизнь, граф, дама неверная, вторых шансов не дает почти никогда. Я только представил, что оставлю Гелли за спиной, отправляясь в бой, и стало совершенно невыносимо думать, что она может так и не узнать о моих к ней чувствах.

— Понимаю.

Они отпили вина почти одновременно — медленно, смакуя. Терпкий вкус поздней осени — дыма костров, прихваченных первыми морозами ягод. Вкус зрелости…

— Мальчишки любят загадывать на «после войны», — задумчиво сказал адмирал. — Отчего-то им кажется, что это признак настоящего мужества — отказаться от чувств, отложить их на мирное время. Но это не так. Когда знаешь, что тебя ждут, чувствуешь себя обязанным победить и вернуться.

— Да, вы правы, — граф невольно припомнил кое-какие приключения своей молодости. Его не ждала любимая, зато ждали сестры, и ради них он не мог себе позволить глупо и бесславно сгинуть. Особенно после того, как пришло известие о гибели Арбальда, и Гелли была чуть жива от горя.

Адмирал размышлял о том же:

— У меня дочь и сестра. Реннар уже взрослый, но и ему, я думаю, было бы тяжело потерять отца. Но он мужчина, он и сам будет сражаться. А Сильвия и Лили-Унна… они нуждаются в моей защите. Знаете, граф, для них годы моей опалы были почти счастливыми, и я не могу их в том винить.

— Понимаю, — повторил граф. В последние месяцы его привычка к одиночеству ушла, сменившись теплым чувством присутствия семьи, и он легко мог понять такие же чувства. Гелли, наверное, тоже было одиноко в ее поместье. — Вам стоит перевезти их сюда. Пусть ждут вас вместе с Гелли, и им будет не так тоскливо, и вам спокойнее. Конечно, ваши земли далеко от побережья, но все же опасно оставлять женщин одних в военное время. Как выразилась бы моя племянница, они — ваше «слабое звено».

— Я уже думал об этом.

— В таком случае, не тяните.

— Сильвия давно просилась в столицу, но она слишком юна.

— Полагаю, здесь найдутся для нее сверстницы.

Разговор тек неторопливо и тепло — о семьях, о родных и близких. Повод позволял, и благом казалось отвлечься от мыслей и забот военных, вспомнить о будущем рода, о той незримой нити, что проходит через ныне живущих, связывая предков и потомков. Граф подумал даже — а эту мысль он не допускал до себя, пожалуй, уже лет двадцать — что и на нем лежит незримое, но весомое обязательство, ибо род фор Циррентов пока что не продолжен ни в одной из ветвей.

Вошла Джегейль, как-то незаметно на столике появилось все для чаепития, наконец-то присоединилась к ним и Гелли — она сменила темно-синее домашнее платье на праздничное серо-стальное, с перламутровым отливом, украшенное мелкими жемчужинками и серебряным шитьем, и в глазах адмирала тут же вспыхнуло восхищение. Терпко запахло любимым чаем «племянницы» и адмирала — граф подумал, что скоро и он привыкнет к этому варварскому напитку. Ланкен доложил о приезде его высочества с порученцем.

Давно у начальника Тайной Канцелярии королевства Андар не случалось таких спокойных, безмятежных дней.

И, право же, ему стоило бы вспомнить собственную, годами опасной работы выпестованную мудрость: чем прекрасней день, тем больше шансов на отвратительный вечер.

Вот уже второй день Ларком владело то ледяное, убийственное спокойствие, которое прежде накрывало его лишь в бою. Он спокойно ответил на все вопросы начальника полиции, спокойно выслушал, что Громобоя спасти не удалось, зато один из стрелявших захвачен живым, пообещал до конца расследования не выезжать без охраны и даже не напомнил, что в этот раз охрана была, вроде бы, при нем.

Наконец-то он понял всей душой то, о чем ему твердил дед и что, казалось ему, он понимает разумом — война уже идет. Здесь, совсем рядом с королевским дворцом, с домом его друга Реннара, с особняком фор Циррентов, с городской ратушей и театром. Война — без открытых стычек и тем более сражений, но тем выше цена победы или поражения. Потому что именно сейчас одна меткая пуля может перечеркнуть все будущие победы. Уберут его, адмирала фор Гронтеша, нескольких командиров и штабистов потолковее, и поражение войскам Андара почти гарантировано.

Этого осознания хватило принцу на то, чтобы он перестал воспринимать столицу как «зимние квартиры». Теперь каждый шорох заставлял вслушиваться, от каждого звука, выбивающегося из привычного фона, ладонь дергалась к пистолету. Переход в боевой режим произошел естественно и почти незаметно для него самого — проснувшись, он сначала почистил и зарядил пистолеты и лишь затем приказал подать воду для бритья, за завтраком отставил в сторону вино, а, получив с курьером срочное приглашение к фор Циррентам, прежде всего вооружился и сообщил об отъезде дежурной смене охраны.

Всю дорогу до особняка фор Циррентов принца не оставляло тревожное, зудящее ощущение вражеского присутствия, чужого взгляда, примеривающегося, как лучше прицелиться, близкой засады. К концу пути он был настолько на взводе, что, столкнувшись с Рени, первым делом отругал его за беспечность и запретил выезжать без охраны. Реннар, и без того, кажется, не горевший желанием продолжать уроки с барышней фор Циррент, обиженно насупился и ядовито спросил, не желает ли его высочество завернуть своего порученца в вату или, еще лучше, запереть в хрустальную башню, словно какую-нибудь нежную деву из старинных легенд.

— Брось, ты просто нужен мне живым и здоровым к началу войны, — Ларк заставил себя рассмеяться, хотя сейчас ему было совсем не до смеха.

Положение спас Ланкен, пригласивший гостей проследовать в библиотеку, а охрану — пройти в малую столовую, дабы отогреться чаем и скромной закуской. Вот только ощущение вражеского напряженного взгляда и нацеленного в спину чужого оружия никуда не делось, и более того, теперь принцу навязчиво чудилось слабое, едва ощутимое эхо чужих шагов за спиной. Ларк недовольно подумал, что ни с того ни с сего становится параноиком. В конце концов, разве мало было прежде покушений? Давно бы пора привыкнуть.

Между тем в библиотеке графа фор Циррента царил спокойный семейный уют. Обе виконтессы, старшая и младшая, пили чай, а сам граф как раз наполнял вином бокалы — себе и адмиралу. Поставив бутылку, он поднялся:

— Рад видеть, ваше высочество, герцог, — несмотря на официальное приветствие, начальник Тайной Канцелярии тепло улыбался. С сияющей улыбкой обернулась к вошедшим виконтесса Эбигейль, довольно кивнул адмирал, увидев Реннара:

— Хорошо, что вы уже здесь, сын мой. Граф послал курьера за вами, полагаю, вы разминулись где-то в пути. У нас здесь наметилось семейное дело…

И в этот миг принц встретился взглядом с Джегейль. Та смотрела на него и мимо, словно увидев что-то страшное за его спиной: рот приоткрыт, как будто приветствие замерло, не сорвавшись с языка, рука сжимает чашку, не донеся ко рту.

Еще вчера Ларк задал бы один из тех глупых и никчемных вопросов, которые первыми приходят на ум в подобных непонятных ситуациях: «Что с вами, виконтесса?» или «Не увидели ли вы призрака», — но сейчас прежде всего сработали боевые инстинкты: он отшатнулся, пригибаясь и разворачиваясь, выхватывая пистолет, и в этот миг мимо пролетела пущенная меткой девичьей рукой чашка и врезалась во что-то невидимое в полушаге от дверей и в двух шагах от принца.

Казалось, мир замер в бесконечно вязком, растянутом на вечность мгновении: темные, округлые капли крепкого островного чая, лунной дорожкой повисшие в воздухе, оглушительный в тишине библиотеки грохот выстрела, почти черные брызги крови на белых осколках тончайшего фарфора, непонятный металлический взвизг и короткий вопль позади… Злой крик Джегейль на чужом языке, взмах тонкой руки и опалившая невидимым жаром волна — как будто кровь разом вскипела в жилах и тут же застыла, прихваченная знобким холодом. Проявляющиеся из воздуха убийцы — простая, удобная одежда, длинные ножи одарского образца, изумление на неприметных, словно выцветших лицах.

Как всегда в бою, мысли стали очень короткими и ясными, отсеялось лишнее, отложились «на потом» вопросы. Отмечать движения и даже взгляды — они ясно показывают намерения противника. Стрелять в руки и ноги — нужны пленные, но никто из своих не должен пострадать. Следить, чтобы на линии атаки не оказалась дверь — вот-вот на крики и выстрелы ворвется охрана.

Несколько мгновений. Казалось, они длятся и длятся — под девичий визг, под хрипы раненых, под короткие, резкие щелчки затвора. Но в голове, помимо мыслей и словно отдельно от всего прочего, отсчитывал мгновения незримый метроном, и принц совершенно точно мог сказать, что весь бой занял действительно несколько мгновений — не больше десятка ударов сердца.

Охрана застала троих уложенных на пол стонущих убийц, ни один из которых не остался цел, но никто и не был ранен достаточно серьезно, и единственный труп — с кривым островным клинком в сердце. Похоже, зачарованный меч адмирала вновь проявил характер.

Старшая виконтесса пряталась между шкафом и окном, адмирал прикрывал ее от убийц. Граф фор Циррент отодвинул Джегейль за спину, к стене, в его руке тоже был пистолет, но выстрелить он, кажется, не успел ни разу. Реннар цвел алыми пятнами на щеках, и принц понимал, почему: его порученец отправился в гости безоружным. Что ж, не задели, и хорошо.

— Теряю хватку, — граф спрятал пистолет, обвел тяжелым взглядом поле боя — испуганных дам, осколки стекла и фарфора и потеки крови на паркете, опоздавшую охрану. — Ваше высочество, позвольте выразить восхищение вашими боевыми навыками. Господа, отправьте курьера за начальником полиции, он нам не простит промедления. Да, передайте, что здесь нужны маг и доктор. И кто-нибудь, прошу вас, проверьте, с моим секретарем все в порядке? Он мог столкнуться с убийцами.

— Мне кажется, дамам не помешает выпить, — Ларк медленно вложил пистолеты в кобуры. Руки подрагивали. — И, к моему стыду, мне тоже. Я не вполне понимаю, что, собственно, произошло. Лазутчиков-невидимок нам раньше не встречалось.

— Или они уходили нераскрытыми, — высоким нервным голосом возразила Джегейль. Она все еще прижималась к стене, глядя перед собой пустым, остановившимся взглядом, и явно была на грани чего-то худшего, чем банальная истерика.

— Случаи нераскрытых убийств, — пробормотал фор Циррент. — Маловероятно, что эти чары знают наши маги, но в Одаре действительно было несколько крайне непонятных эпизодов. Джегейль, дорогая, успокойся, — он осторожно обнял девушку, прижал к себе, поглаживая по голове. — Успокойся. Все позади, все хорошо. Мы разберемся. Ну же, все обошлось. Кто-нибудь, налейте вина.

Ларк наполнил первый попавшийся бокал доверху. Граф перехватил, поднес к губам Джегейль. Та выпила, как воду.

— Который раз ты меня спасаешь, — тихо сказал принц. — Но с чашкой — это было… м-м-м, неожиданно. Я чуть было не подумал, что это меня ты решила так поприветствовать.

Девушка подняла голову, улыбнулась дрожащими губами:

— Ларк, не пори чушь, пожалуйста, у тебя плохо получается. Я и так успокоюсь. Все целы? Тетушка в порядке?

— Все целы, все в порядке, — повторил граф. Он так и не выпустил девушку из рук — передал опустевший бокал Ларку, и тот, вернувшись к столу, наполнил его снова. Пусть девушки больше склонны успокаиваться чаем со сластями, но при таком потрясении чай — слишком слабое лекарство. Будь у барышни не такие крепкие нервы, уже, наверное, лежала бы в глубоком обмороке.

Второй бокал Джегейль пила медленно, мелкими, осторожными глоточками, придерживаясь рукой за плечо графа и часто вздыхая, как будто ей не хватало воздуха. Допив, выпустила бокал из бессильно упавшей руки и сказала со смешком:

— Господа, вы меня опоили, но теперь мне точно хорошо. Тетушка, я говорила, что вы с адмиралом меня переплюнете? Я преуменьшила.

Ларк обернулся и увидел, что старшая виконтесса выглядит сейчас почти отражением младшей — стоит в объятиях адмирала, держит в руке бокал и тоже, кажется, готова не то расплакаться, не то рассмеяться.

— В нашей семье вечно так, — хмыкнул граф. — Матушка, помнится, рассказывала, что их с отцом помолвка случилась совершенно внезапно, на идущем из колоний в Тириссу корабле, через час после успешно отбитого нападения пиратов.

— Да-да, — нервно рассмеялась старшая виконтесса, — а наш батюшка встретил маму в весенний Перелом, когда она на спор изображала цветочницу. Но все же мы, кажется, и впрямь всех их переплюнули.

— Простите? — переспросил Ларк. — Боюсь, я потерял нить ваших рассуждений.

— А они просто не успели вам сказать, — хихикнула Джегейль.

— Да, ваше высочество, — кивнул граф. — Видите ли, я имел честь пригласить вас, дабы засвидетельствовать помолвку моей дорогой кузины и адмирала фор Гронтеша. И, полагаю, пока не явится Фенно-Дераль, мы еще успеем сделать то, зачем, собственно, здесь и собрались.