Жаворонок Теклы (СИ)

12. Болевые сигналы

Андрей Петрович все же проявил восточное терпение и не препятствовал дальнейшим приготовлениям к свадьбе, хотя отношения с Айваром у него стали совсем натянутыми и никакого нового разговора так и не состоялось. Зато с работой в семье Мити Амелина легко удалось договориться. И с этого времени Айвар открыл еще один мир, показавшийся гораздо более теплым и уютным, чем дом Андрея Петровича Ли. Квартира старика в пестревшем разноцветными балконами панельном здании на одном из «отшибов» города, среди зеленых насаждений, выглядела обителью старины, порой живущей на последнем издыхании. И все же в этой обстановке просматривалась душа — замкнутая, грубая, простоватая, но добрая, как и сам хозяин. Ветхие салфетки и скатерки на советских комодах, скрипучий зеркальный трельяж, матерчатый абажур, толстый ковер на стене и другие осколки прежнего уюта теперь только напоминали об ушедшей хозяйке дома и канувшей в небытие эпохе.

Родители Мити оказались очень приветливыми людьми, оба были заметно моложе Андрея Петровича и попросили называть их просто Юрой и Таней. И мать, и отец были безмерно рады, что удалось найти санитара-мужчину, так как для ухода за дедом нужны были силы, а кроме того, пациенту в силу самолюбия претила беспомощность перед женщиной. Из-за этого он срывался на невестку, и нередко она приезжала домой в слезах.

Они рассказали Айвару, что дедушка Гриша, как его звали в семье, прежде был футболистом, а потом тренером небольшого клуба, всегда вел очень активный образ жизни, не доверял врачам и вынужденная неподвижность стала для него настоящей трагедией. У него всегда был непростой характер и склонность к суровой крестьянской прямоте, граничащей с грубостью, и все же родные его любили. С Олей и Нериной он тоже был в давней дружбе, учил их полезным физкультурным упражнениям, помогал исправить детский сколиоз.

Уяснив все это, Айвар предвидел, что в первый день от деда Гриши не придется ждать терпимости и благодарности, но это его не смущало. Его попросили приезжать по будням, с половины восьмого утра до шести вечера, а потом, в нерабочее время, Митя или его мать готовы были подменить.

В связи с этим Айвару, конечно, пришлось снять с себя часть работы в клубе, что немного расстроило Даниэля. Но главным образом тот не одобрял сам характер новых обязанностей друга, совсем не разделяя его радости от скорого трудоустройства.

— Иви, ничего, если я щекотливый вопрос задам? — осторожно сказал он. — Тебе не кажется, что для негра такая работа выглядит двусмысленно?

— Это и есть щекотливый вопрос? — усмехнулся Айвар. — Ты что, про генную память о рабстве собрался потолковать? А я-то к ней какое имею отношение? Русские же не комплексуют из-за крепостного прошлого, и никто им таких вопросов не задает.

И оказалось, что в разговоре на даче Айвар был прав: выдержка его не подвела и он быстро нашел контакт с дедом Гришей. Пару дней тот постоянно норовил нагрубить ему, не гнушаясь и расовыми подколами, но пронять парня ни разу не удалось. В конце концов старик впал в апатичное и плаксивое настроение и выложил Айвару откровенно все горькие мысли о том, как он почувствовал себя обузой для семьи. Тот, терпеливо все выслушав, попросил научить его играть в шахматы, и за этим занятием их и застал Митя. Тогда он сказал Айвару, что впервые после перелома увидел своего деда снова улыбающимся.

И понемногу Айвар приучил старика к послушанию, необходимому в деликатных процедурах, которые прежде были мучением и для него, и для невестки, — присыпание опрелостей, обертывание ног противоварикозными бинтами, дыхательные упражнения вроде надувания воздушных шаров. Несоблюдение таких реабилитационных мер, как прекрасно знал Айвар, могло свести на нет все ресурсы даже в изначально здоровом организме. Все остальные обязанности, вроде перестилания и стирки простыней, покупки диетических продуктов и контроля за приемом лекарств, были не такими уж и сложными для молодого юноши.

Когда у них завязалась дружба, дед Гриша рассказал парню и о своей спортивной юности, и о веселых буднях на тренировках, и о памятных победах и поражениях, и о покойной жене, Митиной бабушке, по которой он все еще тосковал, и о том, как сын не оправдал его надежд, отказавшись от спорта и, разумеется, неправильно женившись, и о том, что внук тоже с детства рос хилым, уткнувшись в книжки вместо того, чтобы гонять мяч, как все нормальные пацаны (хотя Айвар видел, что эти колкости старик говорил по привычке, установленному ритуалу, а на самом деле он давно уже все простил и понял).

Работа очень увлекла Айвара, и он уже думал о том, чтобы пойти на курсы сестринского дела и получить сертификат. Мысли о грядущей свадьбе немного отошли на второй план, хотя он, конечно, не забывал о невесте, постоянно ей звонил и делился новостями.

Нерина в это время с виду вела себя спокойно, но инцидент на даче не шел у нее из головы. Они подали заявление и получили маленький листок бумаги с узорным обрезом, на котором изящными буквами было написано приглашение на церемонию. По вечерам девушка часто вынимала его из своей сумочки и раз за разом рассматривала, стараясь пробудить в себе эмоции, которые положено испытывать невесте на пороге новой жизни.

Покупка свадебного платья прошла быстро, без метаний по магазинам, бесконечных примерок и часов раздумья, что же выбрать из белоснежного великолепия, напоминающего витрину с зефиром. Нерина сразу отвергла белое и, вопреки лекциям матери и шуткам Оли, предпочла бледно-голубое платье без лишнего декора, кроме скромной кружевной отделки на воротничке и рукавах. Его дополняли прелестные перчатки-митенки из такого же кружева и белая лента для волос.

Кроме того, Айвар в день подачи заявления подарил ей кулон из эмали зеленовато-синего цвета, схожего с северным сиянием, который прекрасно оттенял лаконичность наряда. Все это очень шло к светлой коже сливочного оттенка и иссиня-черным волосам Нерины, а также сочеталось с «парадным» узорным пиджаком Айвара, и покупать специальный костюм жениху не пришлось.

Также девушка настояла на скромном торжестве в более узком кругу, чем планировалось прежде, и Айвар в этом был с ней солидарен. Если мать попрание традиций расстроило, то Андрей Петрович был заметно удовлетворен.

Вначале тяжелые мысли одолевали Нерину только вдали от жениха, но постепенно душевный раздор стал выплескиваться наружу. Однажды они с Айваром пошли в кафе вместе с Митей и Олей, и там он заговорил о том, как отмечают свадьбы в Аддис-Абебе и эфиопских деревнях. Его рассказы были совершенно безобидными, но Нерина посередине его речи вдруг поднялась и отправилась в дамскую комнату. Она пробормотала что-то так невнятно, что никто и не разобрал.

Айвар растерянно поглядел на ребят. Оля вздохнула, а Митя, положив ладонь поверх его рукава, мрачно сказал:

— Ты не видишь, что она не хочет, чтобы ты напоминал ей об Эфиопии?

Парень спросил, как-то беспомощно усмехнувшись:

— То есть, я должен сделать вид, что никогда там не жил?

— Ну да, — невозмутимо кивнул Митя, — а в идеале вообще сойтись на том, что познакомились вы в Интернете или в уютном питерском клубе одиноких сердец. Ладно, Нери всегда была с заскоками, а сейчас у нее к тому же предсвадебный мандраж, так что не кисни.

Однако «не киснуть», а точнее не замечать перемен в поведении невесты уже не получалось. Конечно, Айвар чувствовал, что его прошлое тяготит Нерину, и это уже понемногу выливалось в конфликты — не так давно она решила изучить его страницу в социальной сети, где он изредка обменивался поздравлениями со знакомыми русскими девушками, в том числе с Ларой. Ни о каких дальнейших контактах речь, конечно, не шла, но он считал, что начать игнорировать их просто некрасиво. Нерина почему-то заинтересовалась именно страницей Лары и нашла там фотографии из Эфиопии, в том числе со знакомой ей самой улицы. Поняв, что к чему, она вызвала жениха на серьезный разговор и настоятельно попросила заблокировать «этих людей». Айвар ласково, но твердо заверил ее, что не намерен встречаться с ними, однако привык быть культурным и благодарным и в плохие, и в хорошие времена.

Но все чаще он дома у Даниэля уединялся на балконе, курил и размышлял: хочет ли он сам, как требует Нерина, вычеркнуть из жизни целые годы и пласты знаний, чувств, поисков мира и лада с собой? И что придет взамен? Он очень смутно воображал их будущий семейный быт, хотя какое-то подобие этого опыта они все же получили. Родители, когда Андрей Петрович взял отпуск, перебрались на дачу, и Нерина стала приглашать Айвара на городскую квартиру в выходные. Но это место все больше его угнетало, особенно комната невесты, которая казалась ему похожей на пещеру, — матовые голубые обои напоминали болезненную синюшность, деревянная рулонная штора на окне будто перекрывала воздух, от искусственного пламени в настольной лампе болели глаза. А когда Нерина поведала ему, что в школьные годы баловалась гаданием перед зеркалом, Айвару стал чудиться запах горелого воска.

Наводила тоску и пустая кухня: Нерина очень своеобразно уяснила советы матери, запомнив, что при мужчине не стоит есть самой, но не научившись ни готовить, ни планировать меню, ни закупать продукты. Коротая время в городе одна, девушка покупала йогурты, фрукты, сок и зеленый чай, и к приезду Айвара совсем не учитывала, что молодому сильному мужчине этого явно будет недостаточно. Иногда она могла заказать суши или китайскую еду, но Айвар уже к вечеру снова чувствовал себя голодным и после пары таких визитов стал привозить с собой продукты, причем Нерина от них не отказывалась. Он подумывал о том, не стоит ли намекнуть, что ему не жаль денег на еду для обоих, но по меньшей мере странно принимать так гостя, тем более жениха. И неужели ей самой не хочется порадовать и себя, и своего мужчину простыми блинчиками с вареньем или горячими бутербродами на завтрак, когда это недорого, быстро и приятно?

Но Айвар от природы был очень деликатен и сказал себе, что все это, в конце концов, несложно потерпеть. Была еще одна проблема, которую он счел более серьезной, — в их близости стало происходить что-то совсем странное. Ему казалось, что уже не он, а Нерина выполняет не особо приятную обязанность, предоставляя ему свое тело для банальных манипуляций и будто надеясь поскорее с этим закончить. Со временем это уже не столько обижало, сколько тревожило Айвара: что если дело не только в комплексах, но и чисто гинекологических проблемах, вроде серьезного воспаления? Но когда он пытался объясниться с ней, девушка будто его не слышала, настаивая, что суть секса состоит в мужской разрядке и женщина служит только как инструмент для нее. Если цель достигнута, то о чем беспокоиться и к чему лишние детали?

— Нери, но все-таки почему я один стараюсь? — спросил он однажды с досадой. — Тебе что-то неприятно? Или больно? Так ты скажи! Не надо отмалчиваться, будто это нужно только мне и я отвлекаю тебя от более важных дел!

Нерина впервые за время их безмятежного общения вспыхнула и парировала:

— Да что за выдумки из журналов, Айвар? Да, это в основном нужно мужчине, поэтому логично, что он и должен стараться. Для женщин это житейская необходимость, если только они не страдают бешенством матки. Но я-то, слава богу, нормальный человек, и странно, что ты этого не ценишь. Если женщина лезет на стенку от желания, это значит, что она готова лечь под всякого! Какая из нее после этого жена и мать?

— Что ты говоришь! — усмехнулся Айвар. — Желание делать приятно близкому человеку — это, по-твоему, тоже болезнь?

— А много ты сам об этом знаешь? — бросила в ответ девушка.

Не ответив и впервые почувствовав нечто похожее на злость, Айвар отвернулся и пошел к двери в коридор. Тут девушка опомнилась и бросилась ему на шею:

— Ну не сердись, Айвар, я знаю, что у меня плохой характер, но не надо ссориться!

Она растерянно посмотрела на него и ее глаза вдруг наполнились слезами, словно у провинившегося ребенка. Его гнев тут же развеялся, уступив место жалости и неловкости.

— Все хорошо, Нери, успокойся, — мягко заговорил он, погладил ее по волосам и поцеловал в затылок, — я сам иногда болтаю не дело, так что ты меня тоже извини. Нет у тебя сейчас настроения, ну и ладно, давай займемся чем-нибудь другим.

Айвар поставил на кухне чайник, достал из холодильника мороженое, которое принес с утра, и присел к столу в невеселых раздумьях. Стоящая в эти дни городская жара усугубляла мутное настроение: за все годы жизни в Африке он так и не привык к зною, который пеленой висел меж домов, впитывая многообразные запахи людских будней. Здесь, у окна, было немного легче, и Айвар старался привести мысли в порядок, напоминал себе об уютных беседах с Нериной в эфиопских кофейнях, о поездке в деревню, где она показалась такой наивной, доброй и беззащитной, о ее трогательной боязни перед близостью. Тогда ему вроде и не надо было ничего другого, и в голову не приходило, что Нерина не та женщина, которая может разбудить в нем настоящую чувственность.

Впрочем, прежде он вообще не думал, что «та» женщина где-то существует, считая, что изучил их со всех сторон в самом правдивом и грубом смысле. Секс как таковой ему казался биологической функцией, значение которой в жизни человека сильно переоценено культурой и обществом. И именно поэтому Айвар не боялся, что когда-нибудь впадет в искушение и изменит Нерине: ему казалось абсурдом разрушить серьезные отношения ради того, чтобы потрогать еще одно женское тело, когда все они, в принципе, скроены по одному образу и подобию. Да, Нерина — хрупкая брюнетка, а ее подруга Оля — более уютная блондинка, но вот и вся разница…

Или не вся? В последнее время Айвару все чаще становилось не по себе во время совместных прогулок с ребятами, он все больше наблюдал за отношениями своего друга и Оли, замечая, что девушка спокойно реагирует на все заигрывания Даниэля, и не понимая, почему это его так волнует. Нерина говорила, что та наверняка влюбилась, но ведь чувства у всех проявляются по-разному. И что если эта скромная питерская девушка просто не любит выставлять эмоции напоказ, а на самом деле у них все уже сладилось? Чтобы избежать откровений Даниэля, Айвар даже старался побольше времени проводить у деда Гриши и за делами вне клуба. Но и там молодого африканца тревожили какие-то совсем неуместные перед собственной свадьбой мысли: он то и дело находил повод позвонить Оле, чтобы посоветоваться насчет подарка Нерине, музыкального проекта или интересного маршрута в Питере. А к ее дню рождения Айвар купил очень простые золотые сережки, но почему-то не решился подарить их в присутствии других гостей и оставил на трельяже в ее комнатке. И однажды он задумался: а что будет, если гипотетически он и впрямь влюбится в другую женщину, уже будучи в этом странном браке с Нериной? Удастся ли тогда избежать настоящей трагедии для них обоих?

В конце концов Айвар не выдержал и даже поделился этими страхами с Даниэлем, разумеется, не упоминая про Олю. Тот, вопреки своей обычной манере смотреть на вещи просто и с юмором, сказал другу очень серьезно и мягко:

— Да разведешься в таком случае, и все. Уж всяко лучше, чем потихоньку налево бегать. Но вообще-то, Иви, влип ты, конечно. Нет, я-то тебя понимаю! Там она тебе казалась ангелом, а теперь ты увидел настоящую жизнь и сообразил, что в жены берут не за это. Только как ты это потом будешь ей объяснять?

Однако развод для Айвара выглядел не лучше тайной измены: ну как нанести этой ранимой, беззащитной, эмоционально зависимой от него девушке такую обиду? Поэтому он сказал себе, что обязан сохранить их брак, хотя бы из чувства вины и порядочности, а там, быть может, все и наладится.

Айвар даже набрался решительности и сказал Нерине при следующем свидании:

— Послушай, Нери, я подумал, что нам уже стоит начать подыскивать жилье. Сейчас мы вполне потянем маленькую квартиру и будем там себя чувствовать самостоятельными, а то сколько мне еще у Данэ жить?

Однако Нерина, к его удивлению, помялась и ответила:

— Я подумала, что первое время после свадьбы нам все-таки лучше пожить у родителей. Папа уже понемногу привык, а мама так и вовсе очень мило о тебе отзывается, словом, мне кажется, что они будут не против.

Однако Айвара эти слова просто ошарашили, и лишь после паузы он произнес:

— Нери, ну ты что? Какая это будет жизнь? Я им чужой, я буду их раздражать! А хозяйство, в конце концов? Раздельные полки в холодильнике заводить, что ли?

— Это совершенно нормальная форма семейной жизни, Айвар, которая намного старше всех так называемых гражданских и гостевых браков, — парировала Нерина. — Старше и здоровее! И если бы твои родители были живы, ты тоже хотел бы жить с ними. Куда нам спешить?

— Как куда? Я ведь говорил тебе, что хочу получить образование и поработать в Эфиопии, потому что здесь медицина уже на достойном уровне, а там ее еще тянуть и тянуть. Ради этого мои родители и учились, и этим надо заниматься, пока мы еще молоды и здоровы! Ты же обещала, что поедешь со мной, ты говорила, что специально выбрала профессию, с которой можно увидеть мир и экзотические страны.

— А тебе здесь уже надоело? Ты что, заскучал с непривычки? Айвар, не надо торопить трудности и приключения на пятую точку, пока есть возможность пожить хорошо. Зачем тебе возвращаться туда, где тебя знали, скажем так, не с лучшей стороны? Как мне вести себя, если нам будут попадаться твои старые знакомые? Об этом ты совсем не подумал? А климат? Когда у нас будут дети…

— Я ведь уже говорил на эту тему, — прервал ее Айвар. Эта неожиданная резкость смутила Нерину, но она все же решительно ответила:

— Айвар, ну я тоже раньше думала, что не хочу себя связывать, но после свадьбы эти желания неизбежно появятся. Просто у мужчин отцовский инстинкт просыпается гораздо позже, зато потом они в детях души не чают. Папа сам мне об этом рассказал.

Против этого Айвар не знал что и возразить и предпочел свернуть разговор, хотя перспектива подселяться к ее семье очень его удручала. А тем временем повеяло уже прелестью ранней питерской осени и близилась заветная дата. В приготовления Айвар старался не вникать и только попросил Нерину обойтись без чрезмерных трат, чтобы впоследствии можно было вернуть ее отцу хоть часть долга. Сталкиваться со старшими он избегал и даже не слишком расстроился, когда в конце августа вся семья уехала на пару дней в Псков, на пышный юбилей какой-то родственницы Надежды Павловны. Та, узнав, что Нерина выходит замуж, изъявила желание познакомиться с ее избранником, и девушка считала, что Айвара нужно представить родне как официального жениха. Но отец категорически возразил, под предлогом, что там будет много маленьких детей, которые могут просто его испугаться. «У вас вся жизнь впереди для семейных знакомств, не так ли, Неричка? — многозначительно сказал он. — Если вы любите друг друга, то сумеете подождать». Все эти аргументы казались Айвару спорными, но он снова заверил невесту, что все в порядке.