Жди гостей

Глава одиннадцатая

Прежде чем дерзко помчаться по аллеям парка, я позволяю себе сделать остановку перед агентством Уктюпьежа. Уктюпьеж-сын оказывается на месте, по-прежнему в домашних тапочках. Угасающий день заставил его включить настольную лампу, и в зеленом свете абажура он похож на селедку, которая предприняла пеший переход через Сахару.

– Уже! – говорит он. – Однако вы быстро управились...

Я делаю удивленное лицо.

– Не понял.

– Я полагаю, вам передали мое сообщение. Десять минут назад я звонил по всем телефонам, которые...

Я прерываю его словоохотливость:

– Я заехал случайно. Что нового?

– Приходила девушка...

– Нянька?

– Да, она спрашивала вас. Я ей сказал, что вы у клиента и что...

– Ну и?..

– Она показалась мне расстроенной. Она сказала, что будет вас ждать на проспекте Мариво...

Я не даю Уктюпьежу закончить фразу. Прежде чем у него хватает соображения закрыть рот, я уже сижу за рулем своей машины. Хотя скорость в парке ограничена, я жму на газ до упора. Я едва не задавил пожилую даму, садовника и продавца газет на велосипеде. Последний обзывает меня словами, которые, хотя и имеют право находиться в словаре «Лярусс», в его устах принимают совершенно другой смысл. Я останавливаюсь. Он думает что я собираюсь набить ему морду, и отважно закатывает рукава.

– У вас есть «Киноальков»? – спрашиваю я его.

Ошалев от удивления, он спускает пары гнева через нос.

– Да...

– Давайте сюда!

Он лезет в свою сумку, привязанную к багажнику. Я сую ему белую монету и отъезжаю, не ожидая сдачи.

И кто же это делает динь-динь спустя мгновение у ворот Вопакюи? Это ваш красавчик Сан-Антонио!

Как и недавно, совсем недавно, мне открывает няня... Она уже одета иначе. На ней серое платье, открытое спереди и застегнутое сзади... Подобная одежда чудесно снимается при случае. Это напоминает вылущивание фасолевого стручка...

Она причесана под Жозефину (Жозефину, но не Жо Буйона, а Наполеона). Что же касается ее макияжа, то, если бы он был подписан Элен Рубинштейн, меня бы это не удивило.

Она встречает меня тем же словом, что и преподобный Уктюпьеж

– Уже!

– Вы видите, что я не сидел сложа руки. Я вернулся в контору сразу после вашего ухода... Вы хотели меня видеть?

На ее лице появляется легкая улыбка, которая прибавила бы ей смягчающих обстоятельств, если бы она застрелила чьего-нибудь мужа.

– Да...

– Могу я узнать...

Она окидывает меня плутоватым взглядом. Когда юная швейцарка начинает на вас так смотреть, это значит, что она думает о вещах, которые не имеют ничего общего с изучением роли ветряных мельниц в современном мире.

– Вы мне недавно сделали интересное предложение.

– Ночной Париж?

– Да.

– Но вы отказались...

– Потому что я должна была рано возвращаться, из-за Джими...

– Я считал, что горничная...

– Конечно, но она может остаться с ним лишь на несколько часов, так как она замужем и ее муж не хочет, чтобы она ночевала вне дома.

– А теперь ее старик отправился на военные сборы, предоставив супруге абсолютную свободу?

Она давится от смеха:

– О! Нет... Но у миссис Лавми появилась ностальгия по своему ребенку, и она только что за ним приехала. Я, следовательно, свободна до завтрашнего утра.

Я отдаюсь обычному в таких случаях порыву радости.

– Вот так удача! Вы, значит, на досуге обдумали мое предложение, милая моя швейцарочка, и решили, что, в сущности, я могу быть подходящим гидом?

– Точно...

– Итак, вы готовы сопровождать меня в большой прогулке по ночному Парижу?

– Да

В темноте подрагивает листва. Вечерний ветерок задорен и шаловлив. Внезапно я ощущаю себя счастливым, радостным, раскрепощенным, очарованным. А также, но никому об этом не говорите, я преисполняюсь гордости за самого себя. Но не добивайтесь, почему я все равно не скажу

– Вы не считаете, что вам пора сказать, как вас зовут?

– Эстелла!

– Потрясающе!

Не правда ли, забавно? Пару часов назад я задавал этот же самый вопрос другой девице, и реакция моя была такая же. Можно провести повтор...

В отношениях с женским полом, похоже, достаточно довести один номер до совершенства и можно его записывать на гибкую пластинку. В сущности, это как в кулинарном искусстве, одно и то же блюдо доставляет удовольствие многим людям.

– Мне остается лишь взять сумочку, и я ваша, – заявляет она, устремляясь по направлению к покоям Вопакюи

Я смотрю, как она удаляется – быстрая и легкая в туманных сумерках парка. В Мэзон-Лаффите сумерки нынешним вечером словно пронизаны золотистой пыльцой. Воздух пахнет осенью, и в нем ощущается волнующий запах гумуса, процесс образования которого идет полным ходом...

Я слегка сбит с курса (как сказал бы Бомбар) ходом событий. И, тем не менее, строго между мной и ушедшей неделей, должен вам сказать, я рассчитывал на то, что маленькая нянька даст о себе знать. Не столь быстро, однако, и это-то меня и тревожит...

Я иду ей навстречу по аллее, которая была аллеей для лошадей во времена, когда овес был основным горючим. Маленькая Эстелла уже направляется ко мне. На плечах у нее наброшено пальто. Эта драповая штуковина с меховым воротником выглядит роскошно и элегантно. Эстелла – полная противоположность недавней малышки Гортензии. С такой одно удовольствие выйти в свет. Мужчины, завидев вас с подобной красавицей под руку, будут умирать от зависти.

– Вы одна в доме?

– Да, – отвечает она, – а почему вы спросили об этом?

– Мне кажется, вы забыли погасить свет, не так ли? Смотрите, как он сияет между деревьями... Она пожимает плечами.

– Это к моему возвращению. Я ужасно боюсь возвращаться в темноте... Это так печально...

Я больше не расспрашиваю и веду ее к машине. Она садится. Когда я занимаю место за рулем, она мурлычет:

– Это ваша машина?

– Конечно...

– У вас хорошее положение в агентстве?

– Неплохое... Но этот автомобиль-наследство, доставшееся мне от моего прадеда.

У нее хватает вежливости посмеяться над этой шуткой. Затем, быстро посерьезнев, она замечает:

– Невозможно представить, что вашим патроном является такой жалкий тип...

– Не следует судить по внешности, дорогая Эстелла.

– В самом деле? Его контора занимается мелкими провинциальными делами без будущего...

Я спешу позолотить герб папаши Уктюпьежа.

– Вы ошибаетесь. Босс – старый чудаковатый холостяк, но его дело процветает вовсю. Он управляет восьмьюдесятью процентами домов Мэзон-Лаффита... У него громадное состояние.

Шикарный сюжет для разговора, ничего не скажешь, но я чувствую, что именно это продолжает тревожить очаровательную головку прекрасного дитя.

Я спрашиваю себя, не мое ли появление в ее замке вызвало у нее обеспокоенность и не для того ли она предприняла эту прогулку со мной, чтобы кое-что выведать. Она рассудительна и подозрительно спокойна, эта девушка. Когда ситуация для нее неясна, она, должно быть, не успокаивается, пока ее не прояснит.

– Давно ли вы покинули Швейцарию?

– Несколько лет назад...

– И так вот вы и отправились в Штаты, нянькой?

– Я была стюардессой... Америка мне нравилась. Домашняя обслуга там очень хорошо оплачивается, и я поняла, что, нанявшись нянькой, я заработаю в три раза больше, чем советуя людям пристегнуть ремни при взлете.

– Вы так любите деньги?

– А вы нет?

– Я думаю о них походя. По моему убеждению, главное заключается не в том, чтобы иметь их много, а в том, чтобы иметь их достаточно, понимаете?

Мы въезжаем в Париж. Я жму от площади Дефанс к площади Этуаль, ждущей нас там, вдали, в апофеозе света...

– Что вы предпочитаете? – спрашиваю я, снимая ногу с акселератора.

Я не могу помешать себе втихомолку посмеиваться, вспоминая жену младшего ефрейтора, которую я постыдно покинул в положении, мало совместимом с высокими обязанностями ее мужа...

– Полагаюсь на ваш вкус...

– Что бы вы сказали насчет какого-нибудь концерта? Затем ужин... Я знаю недалеко отсюда одно заведение, где можно попробовать блюда из морских продуктов, которые очаровали бы самого Нептуна.

– Как хотите...

Мы отправляемся в мюзик-холл. В «Олимпии» как раз выступают братья Карамазовы со своими двумя шлягерами «Возвратясь с перевала Серпа» и «Я от этого чокнулся», которые они исполняют в сопровождении своих телохранителей.

Вечер чудесный, спектакль высочайшего аристократического уровня. Сначала аплодировали жонглеру, который пел, потом певцу, который жонглировал, затем какому-то дрессировщику микробов (вместо хлыста у него был стеклянный тюбик с аспирином), и в заключении первой части – знаменитой эротико-возбуждающе-азиатской звезде, которая орала для того, чтобы никто не заснул.

Эстелла очарована вечером, я же очарован Эстеллой, и это еще самое малое, что можно сказать. Если бы я себя не сдерживал, я бы тут же залез ей в трусики, но я предпочитаю открывать огонь из моих батарей не раньше, чем они займут исходные позиции. Если после этого вы посчитаете, что у меня нет чувства юмора, значит, вы учились смеяться в какой-нибудь часовне, заставляя себя играть Генделя.

После окончания спектакля я увлекаю мою очаровательную швейцарско-мэзон-лаффитскую зазнобу в «Труфиньяр бретои»32, модное заведение, в которое, как я уже говорил, морская стихия выбрасывает все, что есть в ее глубинах.

Ужин проходит при свечах под рыбацкими сетями и стилизованными стеклянными поплавками. Мы говорим о дожде и телефонном справочнике.

– Миссис Лавми, – лепечу я неожиданно таким невинным тоном, что мне без оговорок подали бы милостыню, – миссис Лавми часто забирает своего славного малыша?

– Иногда, – мурлычет куколка. – Когда ее охватывает приступ материнской нежности. Ее голос крови кричит немного громковато.

– И она увозит его к себе в отель, чтобы приласкать?

– У жен знаменитостей должны быть капризы, чтобы о них говорили. Если бы о них не ходили слухи, они бы канули в забытье...

– Я прочитал в прессе, что она остановилась не в том отеле, в котором остановился ее муж. Это правда?

– Да, это так!

– Так что, в семье нелады?

Она отрицательно трясет головой:

– Думаю, что вы не знаете американской психологии, мой дорогой друг. Лавми составляют вполне нормальную супружескую пару, но у Фреда имеются... э-э... обязанности по отношению к своим поклонницам. Обязанности, которые он должен исполнять вне присутствия своей жены. При проживании в разных отелях честь миссис Лавми остается незапятнанной... Но я могу сделать вам конфиденциальное признание...

– Давайте!

– Фред Лавми почти каждую ночь проводит со своей женой...

– Забавно!

На десерт я заказываю профитроли и прошу официанта принести бутылку вина. Моя нянька, кажется, слегка опьянела. У нее блестят глаза, губы увлажнились, и румянец на щеках ничем не обязан косметике...

Я считаю, что могу начинать развернутую атаку. Я поглаживаю кончики ее пальцев на скатерти.

– Эстелла, – мурлычу я. – Эстелла, которая пообещала провести этот вечер со мной вдвоем...

– Да, случай всемогущ, не правда ли? Если бы хозяин виллы не забыл свои очки...

Уж не вложила ли она иронию в эту фразу? Я задаю себе этот вопрос, но лицо ее ничего не выражает, кроме нежного очарования. У нее холодные пальцы. Это хороший знак. Как правило, девушки с холодными конечностями очень горячи в центре.

– Вам не кажется, милая Эстелла, что Лавми не доведется спать спокойно этой ночью, если он придет к своей супруге...

– Почему?

– Из-за Джими. Этот мальчишка показался мне чертовски крикливым. Его отец никогда не приезжает в Мэзон-Лаффит повидать своего сына?

– Как бы ему это удалось, при такой его жизни? Целый день он снимается, вечером отправляется в клуб, а утром спит.

Я закрываю эту тему. Не стоит забрасывать поплавок слишком далеко: он может запутаться в траве.

Мои часы утверждают, что уже два часа десять минут и какая-то мелочь вечности.

– Я должна вернуться! – лепечет девушка

– О, пардон!

Вы видите, до какой степени я деградировал! Ведь это же я должен был сделать ей предложение подобного рода, и другим тоном. Она перегибает палку...

– Вы обещали мне эту ночь, Эстелла, – томно упрекаю я ее.

– Обманщик! – щебечет швейцарка. – Только вечер.

– Настоящие вечера заканчиваются лишь на рассвете...

– Нет-нет! – говорит она. – Это невозможно. Миссис Лавми безусловно позвонит мне до конца ночи и попросит приехать забрать ребенка, чтобы он, проснувшись, не помешал ей спать...

– Послушайте, зачем вам ехать в Мэзон-Лаффит, чтобы затем возвращаться в Париж? Знаете, что вы сейчас сделаете, моя нежная? Вы сейчас позвоните миссис Лавми, чтобы сообщить ей, что вы останетесь ночевать у подруги, и дадите ей номер телефона того места, где мы с вами будем находиться.

Юная дрянь трясет головой. Если бы я к себе прислушался, я бы ее отлупил. К счастью, бывают случаи, когда я становлюсь глух.

– Нет, мадам бы это не понравилось. Она не позволяет, чтобы я отсутствовала всю ночь. Я вас прошу, вернемся.

Я встаю, более разъяренный, чем пожарник, вернувшийся с погашенного им пожара и увидевший сгоревшим свой собственный дом.

Я понес большие расходы (которые невозможно отнести на счет служебных) впустую. Мюзик-холл, шикарный ресторан – и все это ради того, чтобы доставить себе удовольствие в третий раз совершить поездку в Мэзон-Лаффит! А! Клянусь вам, есть отчего надеть колпак дурака и выставить себя в витрине!

Я не люблю воображал. Когда девчонка принимает приглашение какого-нибудь мужика, она должна знать, если грамотная, чем заканчиваются подобные приглашения. Если она этого не знает, значит, ее мамаша никогда ей ничего не говорила. Ибо какой-нибудь искатель приключений тем более ничего ей не скажет!

– Идем! – сердито говорю я, галантно отодвигая столик. Что вы хотите, я представитель старой Франции: стоек в испытаниях, вежлив в быту.