Жди меня, когда небо окрасится в розовый

Глава последняя Мираж былой любви: фатализм и вечность

Мне часто снится один человек. Одно и то же место. Одна и та же ситуация…

Утро я встретил в своей постели. На часах было семь, звенел будильник. Выключив его, я протер глаза и осмотрелся. В залитой косыми лучами восходящего солнца мальчишеской комнате больше не было отаку-вещей. Всё, как в две тысячи четырнадцатом году. «Точно. Мне же снова шестнадцать. – Проверив телефон, я убедился в том, что и Адам, и Гарри живы. И Мирай… – Ну конечно же! Это все-таки был не сон!»

– Рэй, ты уже встал? – донесся с кухни сладкий голос мамы. – Я приготовила тебе завтрак. Подъем!

«Мама… ты дома! Ты снова рядом!»

Я вскочил с постели и как оголтелый побежал на кухню.

– Мама! Доброе утро, мамочка!

Я накинулся на нее и заключил в объятия.

– Доброе утро, сынок. Что это с тобой? Сегодня что, День матери?

– Нет, просто я счастлив снова видеть твое лицо перед собой! Я люблю тебя, мама!

Она была настолько тронута столь неожиданным признанием, что прослезилась.

– Батюшки, Рэй, как же давно я не слышала от тебя таких теплых слов! Я тоже тебя люблю!

– Что за шум, а драки нет? – В комнату вошел отец. – Мейлин, что происходит?

– О дорогой, наш сын…

– Папа! Ты тоже тут!

Я оторвался от матери и прыгнул на отца.

– Какая муха тебя укусила, Рэй?.. Чего это ты такой сентиментальный с утра? Ну-ну, не сжимай так крепко… немаленький ведь уже.

– Прости, – я отстранился. – Доброе утро.

– Поистине доброе, сын!

– Как ваша работа? – спросил я, как сел за стол. – Давно не интересовался.

– Мы же тебе только вчера сказали, что уже в эти выходные мама уезжает в Джорджию на пару недель. Будет писать статью о демоническом автобусе-призраке, что кошмарит мирных жителей Атланты уже как полгода.

– Похоже на городскую легенду.

– Задача твоей мамы – опровергать или подтверждать эти легенды. Ну а если читатели уж очень хотят верить во что-то, но реальность этого чего-то не допускает, то ради прибыли приходится прибегать к ухищрениям журналистов. Так мы и работаем с твоей мамой. У меня же дела в Вашингтоне.

– Хе-хе. Удачи вам тогда!

Как же я был рад вновь сидеть за этим столом и болтать с родителями… и даже не смотрел на то, что мне не очень нравилась их деятельность.

– Спасибо. Мы уж постараемся. А ты давай с учебой не подводи.

– Не подведу! Обещаю.

– Интересно, когда же уже у нас, в Айове, начнут происходить события для твоих статей, Мейлин? – вопросил отец, отхлебнув кофе. – Судя по всему, сын скучает…

Я сложил вилку и ложку, доев завтрак. Вот уж и правда – доброе утро.

На улице зима, небо окрашено в розовый. Я стою в парке и гляжу на милую девушку четырнадцати лет.

Чистейшая лазурь необъятных небес приветливо нависла над городом. Вдыхая запах уходящей зимы, я брел в сторону своей школы с автобусной остановки. Впереди много ребят, которые тоже стремились не опоздать к началу своего ученического паломничества. В эти минуты я, как никогда, был счастлив тому, что школьник. И единственная моя проблема сейчас – это ближайшая контрольная работа. И я даже не знал, есть в этот день что-нибудь эдакое или же нет. Было как-то всё равно. Меня обуревала уйма чувств, и никакие сложности тоскливых уроков не могли обуздать их. Пребывая в такой ажитации, я шел и ощущал себя иностранцем. Всё было слишком солнечным и спокойным, всё было слишком обыденным и потому слишком… превосходным.

Внезапно кто-то схватил меня за плечо, и прозвучал знакомый голос:

– Чё-то подозрительно тепло сегодня. Похоже, весна уже не за горами.

– Адам?.. Это ты?

Меня накрыло сразу несколькими лавинами воспоминаний: о недавних трагичных событиях и о нашей дружбе задолго до моего приключения. Его бодрое и такое родное выражение лица – выражение, которое я не видел уже очень и очень давно, – подвергало мою нарочито будничную невозмутимость суровому испытанию. Слезы затаились в груди, подтянулись к горлу и готовы были уже пролиться из глаз, но что-то остановило их.

– Что это с тобой? Как будто мертвеца увидел. Опять всю ночь не спал?

– Нет, всё со мной хорошо, – выпалил я. – Ты как себя чувствуешь?

– Отлично. Сегодня планирую сходить в «Дениз» после школы. Позависаем там вместе?

– А-а, можно. Я с удовольствием!

– Я еще Гарри позову.

– Он придет сегодня?

– Уже в школе. Написал, вот, пару минут назад.

– Как же давно я его не видел…

– Целый день? Да уж, давненько.

– Ага. Прости, если я кажусь странным с утра. Сам не понимаю, что на меня нашло, ха-ха. Но я так рад тому, что сейчас говорю с тобой.

Адам приподнял бровь, и на губах его заиграла задиристая усмешка.

– Правда? Вот так не думал, что когда-нибудь услышу от тебя такие слова. Я польщен, Рэй. Скажу, что я тоже рад общению с тобой. Ты к контрольной по физике готовился? Хотя чего я спрашиваю…

– Нет, конечно. Боюсь, я даже не смогу сегодня нормально сидеть за партой.

– Это еще почему?

Я потупил взгляд и с глупой ужимкой ответил:

– Кто его знает.

Она тянет меня за рукав пальто, говорит о желании дотянуться до небес…

– Гарри, ты живой!

Я встретил его с распростертыми объятиями. И в этот раз веки мои сухими не остались.

– Конечно, живой, всего-то день не виделись, – ответил мне он, слегка сконфуженный моим поведением.

– Он странный сегодня, – констатировал Адам. – Боюсь представить, что случилось с ним этой ночью. Сам ничего не говорит. Будто бы Бога встретил, ей-богу!

– Ха-ха-ха! – заливисто засмеялся я. – А я и встретил! И знаете, Он очень интересен! Но вечно одинокий и скучающий. Мне Его так жаль. Только эта моя жалость для Него – как человеку муравьиная смерть. Однако, может, оно и не так. Мне кажется, меня Он любит!

– Да ты сбрендил, Рэй! – загремел Адам. – Пожалуйста, скажи, что тебе это приснилось.

– Если бы…

– Что это значит?

– Грань между сном и действительностью уже давно размыта. В сущности, ее и не было вовсе ближе к концу.

– Нет, с тобой точно не всё в порядке. Давай мы тебя в медпункт отведем? Похоже, ты головой ударился.

– Всё у меня прекрасно, друзья. Я просто… безмерно счастлив, потому и говорю всякое.

– Отчего же ты такой?

– Вы живы, и это всё, что мне сейчас нужно.

– Спасибо, конечно, но ты говоришь так, словно мы уже однажды умирали и внезапно воскресли.

Ничего не подобрав в ответ, я лишь усмехнулся. После этого раздался резкий трезвон, призывающий всех учеников рассесться за партами.

Во время урока я думал обо всём. И мне всё еще было непонятно кое-что. Чем я, собственно, заслужил все те страдания и чем заслужил освобождение? Серьезно. Всё, что со мной произошло, – какое-то безумие! И сейчас оно в сознании предстает как кошмар, который любой бы захотел забыть. У меня была возможность, но я сохранил память. Зачем? Не только для того, чтобы рассказать эту крышесносную историю. Мне кажется, я сильно изменился после пережитого. Пересмотрел взгляды на некоторые вещи, закалился характером и получил возможность твердо взяться за свое будущее. Я понял, что отсутствие надежды есть повод к ее поискам, получил второй шанс, который вряд ли бы получил кто-нибудь еще. Несомненно, это самая что ни на есть Божья благодать. Я был случайно впутан в чужое удовольствие и, сам того не осознавая, дал больше удовлетворения, чем изначальный «шут». До сих пор это всё не укладывается в моей голове. Кому ни расскажешь – не поверят. Да разве это имеет значение?

Я болтаю с ней непринужденно, покуда солнце плывет всё ниже и ниже.

– Я смог! Я справился… – Губы мои дрожат, как и всё тело, сидящее на льду.

– Б-боже, чуть н-не умер. Рэй, я-я чуть не умер! С-спа-пасибо тебе!

Гарри сидел возле меня и содрогался еще пуще.

– Я смог! – Я кинулся на него, и он чуть не упал.

– Смог, к-конечно. Иначе даже не представляю, что́ бы б-было.

«А я представляю…»

– Пойдем отсюда скорее, пока оба не провалились.

И мы медленно пошли в сторону берега.

– Слушай, Гарри, как твой брат поживает?

– Крист? – взгляд Гарри исполнился легкой грусти. – С ним всё х-хорошо. Он наконец-то становится счастливее. Девушку вот нашел недавно.

– Ты должен был сегодня с ним сюда прийти, да?

– Аг-га. Но у него дела…

– Ты уж не обижайся на него сильно. Он еще не знает, что произошло. Расскажи ему, и он сразу поймет, каким глупцом является. Мне еще спасибо скажет.

– Расскажу уж. Скорее, он мне подзатыльник вставит. Но потом, пожалуй, обязательно поблагодарит тебя. Я дам ему твой номер.

– Угу. – «А потом он в качестве благодарности пригласит меня к вам на ужин, и мы подружимся, хе». – Вижу, тебе лучше.

– Немного. Поехали в город, а?

– Дельная мысль. Поедем. Отведу тебя домой. А потом выпью за свой героизм.

– Выпей со мной!

– Я не пью, балда. Это шутка. Хотя не отказался бы от вишневого сока. Что думаешь?

– С удовольствием бы выпил его.

– Значит, решено. Зайдем еще в магазин.

Так мы и добрались до берега, затем вышли на дорогу, вызвали такси и отправились обратно, в город.

Внезапно она поворачивается ко мне и, с глазами, подернутыми влагой, зовет побежать к мосту, чтобы там успеть проводить утопающий среди зданий горящий закат.

– Здравствуйте, миссис Прайс, – беззвучно сказал я, стоя возле парикмахерской при моем доме.

Маргарет, вооруженная ножницами и расческой, безмятежно стригла женщину в лучах дневного солнца, что, легко пронзая стекло, веером разлетались по помещению. Хотел бы я с ней поговорить, но, кроме этого места, нас с ней ничего более не связывает. А стригся я недавно, пусть сам этого и не застал. Так что не было смысла заходить. Оставалось только наблюдать и молча здороваться с ней, всякий раз проходя мимо. У меня будет еще возможность пообщаться. О чем угодно, за исключением Мирай.

Странно, но я ее еще ни разу не видел за те несколько дней, что находился в новой старой реальности. Скучал ли? Безусловно. Но я для нее больше никто. Решил, что так будет лучше. Со своей внешностью и великолепными социальными навыками она теперь могла найти парня во сто крат круче меня. И, без юмора, так и должно быть. Мне немного печально, но я держусь, понимая, что всё идет правильно.

«Сколько дней пройдет, прежде чем я забуду Мирай, и сколько – прежде чем найду новое счастье? Не знаю. Но рано или поздно это случится. Даже если образ старой возлюбленной не исчезнет из памяти, ничто не помешает мне полюбить другую. Эти мысли кажутся мне такими мерзкими сейчас. Однако время меняет всё, без исключений. И только осознание этого успокаивает, хоть одновременно и пугает».

В тот же момент мимо меня прошел человек, которого я совсем не ожидал увидеть здесь. Я, не мешкая, окликнул его:

– Нэйт Ратрин! Даже не смей пытаться вернуться в институт! Мой отец знает о твоих намерениях и держит руку на пульсе! Это для твоего же блага, придурок!

И я убежал, успев запомнить его потерянное и испуганное лицо. Надеюсь, что в этой реальности на одного коррумпированного преподавателя станет меньше.

Я говорю, что успеть не получится, но она лишь улыбается и называет мои сомнения чушью.

«Почему я плачу всякий раз, когда ложусь в постель? И почему последние несколько дней просыпаюсь раньше пяти утра?»

Такие вопросы приходили на ум в апреле. Весна наступила окончательно, но в душе как будто бы еще выла метель меланхолии. Казалось бы, всё у меня наладилось, однако сердце еще грустило, оставаясь вне общества. Я не знал, почему слезы сжигали мне грудь и почему так дурно об этом думать. Я не был одинок, но при этом всё еще чувствовал себя вертящимся в бездонной пропасти. Очень сложно признать, что всё это из-за того, что я до сих пор находил себя влюбленным в человека, которого больше не существовало в моей жизни. Мирай Прайс.

«Черт бы меня побрал. Да я же тоскую по ней! И правда, опять муки. Но тлеть я не собираюсь. Я буду держаться, даже если будет невыносимо больно. Даже если она будет являться мне во снах и продолжать звать за собой. Только до тех пор, пока каким-то чудом мы не пересечемся в реальности и она сама не заговорит со мной. В таком случае я поддамся ее чарам и вновь последую за ней. Но, к моему огорчению, такого не произойдет. И Всевышний знает это и, возможно, снова злорадно ухмыляется сейчас…»

Пятое апреля. Я пробудился, когда на часах только перевалило за пять. И тут же вспомнил – сегодня праздник. «С днем рождения меня», – сказал я себе и, достаточно сонный, выполз из постели. Открыл окно, и ветер, предвестник утра, обдал меня прохладной свежестью, подарив малый заряд бодрости. Весеннее тепло. Вдали светлел холодный край земли, луна всё стремительнее сползала вниз: скоро рассвет.

Не знаю, что на меня нашло в тот день, но я решил выйти прогуляться по городу. Сумасбродное намерение, однако оно появилось как будто бы не только по моей воле. Было чувство, словно кто-то или что-то зовет меня туда, в город. И я не мог отказать себе в удовольствии утолить любопытство. Неспешно собравшись, я покинул квартиру.

Призраком я шел мимо парикмахерской Маргарет Прайс, по родным улицам, мимо знакомого парка, пока не добрался до знакового моста. Встав посреди него, я увидел, как утренний свет крадет у мира предрассветную мглу. Завораживающее зрелище, оторваться от которого было невозможно. Ветер нежно колыхал волосы, по телу приятно бегали мурашки. Я дышал истомой. Давно у меня не было такого великолепного ощущения – ощущения свободы и силы. Все еще спали, а я – тут, на мосту. Ровная гладь воды блестела в лучах восходящего солнца, радуя взор. Сам багровый шар, поднимающийся с горизонта, волнительно внушал мне незыблемую уверенность. В душе мне – двадцать один, физически – семнадцать. Осознание этого пришло в те восхитительные минуты созерцания. Что подарит мне этот день? Помнит ли меня всё еще Бог? Или Он хотел бы, чтобы я и дальше продолжал звать Его Чернышом?

Я рассмеялся от подобных мыслей. И в этот смех втиснулся звонкий хохоток нежданного гостя. Или, вернее будет сказать, гостьи.

Я повернулся налево – и увидел того человека, которого ожидал встретить меньше всего. Это была Мирай. Всамделишная, настоящая Мирай, точно мираж! От удивления я встал как вкопанный. «Как так?..»

– Вижу, кому-то тоже не спится сегодня, – сказала она, и чувственный, яркий рот ее тронула беззаботная улыбка.

– А… Ты это про меня? – Я, как идиот, оглянулся в безуспешных поисках кого-нибудь еще.

– Разумеется. Здесь, помимо нас двоих, никого нет. Как тебя зовут?

– Эм-м…

«Это и впрямь она! Что мне делать?! Можно ли с ней говорить? Не пожалею ли я об этом потом? Хватит задавать вопросы!»

– Рэй. Рэй Хэмфри.

– Какое… милое имя. Меня зовут Мирай. Мирай Прайс.

– П-приятно познакомиться.

– Взаимно. – Она подошла ближе. – Чего не спишь?

– Сам не знаю, – машинально ответил я. – В последние дни постоянно просыпаюсь в пять. Вот, сегодня подумал прогуляться, пока улицы пустые.

– Я тоже сегодня проснулась в пять. И тоже захотела прогуляться. Забавно. Как будто судьба.

Я взглянул на нее с легким ужасом. «Нет, не может этого быть. Это сон. Это один из моих сладких снов! Никак иначе. Я не верю в это».

– Чего это с тобой? У меня что-то на лице?

– Нет, всё хорошо. – С пылающими щеками, я отвел взгляд обратно на солнце и молча поблагодарил небеса за то, что мое смущение было скрыто в багровом свете зари. – Просто вспомнил кое-что противное.

– Странно вспоминать противное, когда за тобой горит такая красота, – непринужденно ответила она.

Взор ее задумчивых янтарных глаз устремился в сторону восходящего солнца, и она, казалось, видела не распрекрасный живописный вид, а сквозь него – далекие, только ей ведомые миры. На ее умиротворенное лицо дышал насыщенный прохладной влажностью и весенней прелью вечный ветер. И в тот миг я почувствовал ее нереальной. Словно она и в самом деле была лишь миражом моей былой любви. Столько воспоминаний нахлынуло разом. Мозг кольнуло вялой болью. И губы мои, прикусанные, скривились, вторя Мирай.

– Замечательный день, – выдавил я, пытаясь подавить смешок.

– Чем же?

– Во-первых, у меня день рождения. Во-вторых… – Я взглянул прямо ей в глаза. – Я начал вспоминать приятное, когда передо мной загорелись искорки в зрачках такой красоты.

Мирай застыла на какие-то доли секунды, а затем беспечно усмехнулась.

– Это что, комплимент такой? – спросила она.

– Будто бы такая пигалица, как ты, заслуживает комплимента от такого взрослого парня, как я, – насмешливо ответил я, вознамерившись «поиграть» с ней. – Просто наблюдение.

– И сколько же вам лет, уважаемый? – с иронией кокетки поинтересовалась Мирай.

– Двад… Семнадцать! – гордо констатировал я.

– А мне четырнадцать. Не так уж далеко ты ушел. Да и не такой ты большой, каким хочешь казаться. Моя подруга в два счета тебя на лопатки положит.

– Я бы предпочел, чтобы на лопатки меня положили вы, миледи, – с интонацией галантного джентльмена сказал я.

– Боюсь, не справлюсь, – легко парировала Мирай.

– А если в танце?

– Ты умеешь танцевать?

– Еще бы. Мне кажется, что когда-то я уже имел честь закружить вас вокруг себя.

– Ну и глупость! – с деланым раздражением ответила она, и между нами повисла гробовая тишина.

Мы глядели друг на друга, пытаясь не взорваться смехом. Отчаянно пытались. Спустя секунд десять губная плотина рванула, и мы загремели как могли.

– Ты и впрямь забавный, Рэй! – промолвила она, и это прозвучало так, как прозвучало бы из уст той самой Мирай, которая любит меня и которую люблю я. Как в те времена, которые уже давным-давно стерлись из истории.

– Ты тоже ничего, – сдержанно проговорил я.

– Уж извини, но мне нужно сейчас идти. Давай встретимся как-нибудь еще?

– Можно, – ответил я, думая про себя: «И куда это тебе нужно?»

– Предлагаю сегодня же, но, допустим…

– Вечером?

Раздался хохоток.

– Почему вечером-то? Можно и днем.

– Ну, когда небо вновь окрасится в розовый! Вот когда я имею в виду.

– Тебе нравится такое?

– Можно и так сказать. Быть может, в этом мой смысл жизни сейчас.

– Просто ждать смены рассветов и закатов?

– Я буду стараться! Чтобы всё было хорошо, чтобы мы встретились в спокойное для нас обоих время.

Я не понимал, зачем говорю с ней так, будто мы уже давно знакомы. Снова запамятовал. Да это и не важно.

– Ха-ха, как трогательно! Ну хорошо. Я буду ждать тебя здесь позже, как ты и сказал, когда небо окрасится в розовый. Правда, конечно, это будет не сегодня… Надеюсь, тогда нам больше не придется расставаться.

– Что?

– Увидимся, Рэй. Постарайся на славу!

Мирай отошла от перил моста и вместо того, чтобы просто пройти мимо, вдруг взяла и прошла меня насквозь, точно призрак. А затем, сделав еще несколько шагов, развернулась, подмигнула с довольной ухмылкой и, мило помахав рукой, вместе с очередным порывом ветра исчезла снежным вихрем.

«Ну же!» – молвит она, убегает вдаль, и я вынужден бежать за ней, куда бы она ни пошла.

Я рассмеялся.

– Так ты всё это время вынашивал это событие? – спросил я, запрокинув голову. – Никуда мне, значит, не деться от судьбы, да? Хех. Вот так подарок. Даже не знаю, что и сказать…

Я остановился и снова воззрел в небеса, пышущие розово-алыми красками. Неожиданно увидел снежинку, спускающуюся прямо ко мне. Я раскрыл ладонь и немного вытянул руку перед собой. Снежинка осела на коже, но тут же растаяла. Почувствовав влагу, я сомкнул ладонь в кулак, кротко ухмыльнулся и вновь обратил взгляд к облакам.

«Что же я вижу в глубине этого неба? Оно будто бы что-то сообщает мне. Заставляет опять вспомнить всё. Я никого не спас, хоть и пытался. Никому так и не помог. Меня подбадривал даже Бог, но что с того, если сам я не понимаю своей значимости? Сейчас, стоя на этом мосту, один-одинешенек, ощущаю, как что-то снедает меня изнутри. И причина тому ясна. Когда близкий тебе человек, для которого ты всегда был драгоценным, находится где-то рядом и ты не можешь с ним поговорить, слезы выползают из-под век. Но вместе с этим в груди горит бесценный огонь. Я его чувствую. Остро. И потому с высоко поднятой головой побегу в новый день и докажу свою значимость, докажу, что я не слаб! Прямо сейчас побегу навстречу своему будущему, цвет которого определило само небо, – и я его не подведу. Чего бы мне это ни стоило, не подведу. Пусть дождь бешено льет в лицо, пусть холод нещадно сковывает всего, пусть встречают меня новые невзгоды и сносят с ног… Я буду продолжать вставать, идти дальше и бороться за каждый пройденный шаг на пути к своему счастью. Клянусь. И небеса этой клятвы свидетель».

«Ну же!» – говорю я себе и с искренней улыбкой спешу за своей любовью[51].