Жека знал конечно, куда хотел звонить Славян. У металлургического комбината была своя медсанчасть. И в ней всегда дежурили две машины для оказания экстренной помощи пострадавшим на производстве. Естественно, травмы происходили не каждый день, и два УАЗика постоянно стояли у медсанчасти, перед проходной комбината. Водителям с врачами делать было нефиг, и за определенную мзду они барыжили извозом по вечерам и ночам, когда начальство спит. Надо только телефон скорой медсанчасти знать. А Славян его знал. Это первое, чему работяги учили на комбинате. И что за червонец водила в любую дыру приедет.
— Всё! Выходим! Через 10 минут будут! Собирайте бухло и хафчик в пакет! — скомандовал Славян.
Однако, тёплая компания, разгулявшись, уже совсем не хотела выходить на мороз, и встретила требование громким свистом, визгом, и улюлюканьем. Потом всё равно понемногу стали собираться.
Когда вышли на улицу, у кооператива уже стояла скорая помощь. Восторженная толпа завалила туда, и расположилась на скамейке вдоль бортов.
— Ахаха! — засмеялась Сахариха, держась за Жекину руку, стараясь не свалиться со скользкой дермантиновой обивки скамейки, но всё-таки не удержалась, свалилась на пол при очень крутом повороте, однако это вызвало у неё лишь очередной приступ смеха. Да и остальные не уступали. Ржали от души. А чего ещё делать-то перед Новым годом, когда ощущение праздника заполняет с головы до ног?
Доехали быстро. У городской ёлки толпы людей. Много с детьми, с санками. Дежурит милиция, но народ всё равно кучкуется на скамейках, попивает крепенькое из горла. За углом громадной сталинки с горящей на крыше надписью «Слава КПСС!», так целая компания бухает в открытую. Водитель скорой затормозил на стоянке у памятника Ленину с поднятой рукой, высадил весёлых пассажиров. Славян сунул ему чирик, как договаривались, и машина уехала. А банда пошла на горку.
Расположились сначала ней горкой, чтоб мусора не видели. Выпили, закусили, пританцовывая. Из рупоров над площадью играли старые советские новогодние песни из теле- и кинофильмов, так и побуждая пуститься в пляс.
— Ну чё, кататься-то пойдём? — наехала Пуща. — Вы чё, бухать сюда пришли?
— Даааа! — дружно забухтели пацаны. — Давайте ещё по одной.
Закинули ещё по немного, и уже собрались идти, когда сзади Жеку кто-то толкнул в спину.
— Привет, братан!
Обернулся, а там... Серый! И не один, а с Мариной! Это что ли его девушка? Как они стыканулись-то? Сказать, что Жека был удивлён — это ничего считай что не сказать. Да и Марина сильно удивилась, а потом расхохоталась.
— Вот так да! Евгений! Так это ты тот самый крутой богатый брат, о котором Серёжка всё замолкнуть не может!
— Жека... — неловко сказал Серёга, тоже ничего не понимая. — Ты что, знаешь Маринку?
— Конечно знаю! Это же Марина! Отличница из нашего технаря, комсомолка, спортсменка, и хорошая работница. Мы с комсомольской дружиной ездили порядок на лыжной базе в Еловке наводить. А вы чё где стыканулись?
— А мы с Серёжей на танцы ходим в ДК Металлургов. Вот, — слегка жеманно сказала Марина, переводя взгляд с Серёги на Жеку и обратно. Выбирает, что-ли? А ведь они и на самом деле чуть разные. Серёга больше в отца, черноволосый, и с чуть более крупным носом, а Жека больше в мать, светловолосый и светлоглазый. Правда, безжалостная природа дала большие уши отца Жеке, а маленькие материнские — Серёге. А так-то да, сходство было.
Самое поразительное, что Жека первый раз слышал, что Серёга ходит на какие-то танцы. Отделился Жека от братана, от всей семьи, ох отделился... Откупился деньгами, вот все и отвяли. Где он, что он — пофиг.
Марина в дублёночке и шерстяных гетрах, в том же вишнёвом капоре. Стоит, такая очаровашка, улыбается, глядя на датую компашку.
— Ну, за знакомство! — предложил Жека, и Марина согласилась. Пригубила немножко коньяка, а потом и Серёга следом. Если бы девушка не стала пить, то и Серёга бы, наверное, не стал.
— Ну Жеееняяяя! — Сахариха схватила Жеку за рукав и стала дёргать, призывая идти кататься. — О! У Серёги девушка. Как звать? Меня Света.
— Марина, — очаровательно улыбнулась Маринка. — А ты Женина девушка, да?
— Нет! Я сама по себе! — нахально заявила Сахариха. — Вот ещё! Я ничья!
— Всё! Сейчас я тебя! — Жека заржал и побежал за ней, но она ловко забежала на горку, подождала его среди толпы, а потом обхватила руками за талию, прижалась, подняла розовощёкую мордашку и спросила, как будто о чём-то догадываясь:
— А я же лучше её, да Женька?
— Да! Ты самая лучшая!
Потом катались уже все, кому не лень. И всей толпой, взявшись друг за друга, и поодиночке. Накатались до того, что несмотря на мороз, пот лился градом со всех. Потом решили ещё раз вдарить, подошли к пакету, а его там уже нет. Свинтил кто-то! Правда, и оставалось-то только кропаль. Рассмеялись, и пошли по домам. Вечер удался.
Утром в технарь. Начались зачёты. Сегодня и завтра. Завтра последний день, и вечером дискотека в актовом зале, вроде новогоднего бала. Занятия уже так, на отвяжись. Все оценки получены, всё ясно, кто на что научился. Зачёты чисто для проформы. Жека отстрелялся быстро, сходил на обед, и собрался уже ехать домой, как опять выцепил его комсорг.
— Соловьев! Как хорошо, что ты всегда во время попадаешься!
— Чё опять? — недовольно спросил Жека.
— Не чё, а есть русское слово «што». Ты же в курсе, что завтра новогодний вечер, и дискотека?
— Ну в курсе, и чё?
— А то, что необходимо зал украсить к празднику. Так понятно? Развесить мишуру, гирлянды, плакаты, которые девочки в общежитии сделали. Праздник к нам приходит, Соловьев! А ты опять с кислой физиономией!
— Чё, щас прямо идти?
— Да. Быстрей начнем, быстрей закончим.
Жека недовольно поперся в актовый зал. Его уже поди ждали в кооперативе — надо ехать в горбольницу мочить выжившего бандита, а тут эти черти со своей дискотекой...
А в актовом зале работа уже кипела вовсю. Девочки-комсомолки, как более активные во все начинаниях, раскладывали по полу длиннющие гирлянды, которые должны были идти наперекрест через весь зал. Раскладывали на стульях большие самодельные ёлочные игрушки из ватмана и тряпок внутри. Плакаты готовили с забавными надписями. Но требовалась мужская рука, чтоб все это приколотить и повесить.
— Соловьев! Вот тебе комсомольское поручение! Идите с Гавриловым к завхозу, Терентию Палычу, возьмите стремянку, и тащите сюда! Развесите всё, что надо, приколотите, и свободны!
Гаврилов, небольшого роста деревенский вихрастый паренёк в джинсах и домашнем свитере, второкурсник, поздоровался с Женой за руку.
— Лёха.
— Жека. Чё, за лестницей пойдём?
— Да я её вытащил уже от завхоза, только сюда припереть надо.
Кандейка завхоза была на первом этаже, недалеко, но надо было пройти через переход, ведущий в общагу. Лёха, парень шебутной и весёлый, тараторил почти не переставая, неся всякую чушь.
— Мы тут матрасы в женских комнатах летом меняли старые на новые — коменда заставила. И все старые как на подбор. С пятнами посередине.
— С какими пятнами? — не понял Жека.
— С дефлорационными! — заржал Лёха.— Сколько там целок перебито за долгие годы на каждом матрасе! Ха-ха-ха!
— А ты тоже в общаге живёшь?
— Ну. Кое как выбил. Тебе типа, не положено. Деревня в 80 километрах, типа можно добираться на электричке. А к нам ехать два часа. И только одна электричка в день идёт. Вот. Пришлось в комсомол вступать. Как комсомольцу дали кровать в общаге.
— И сколько вас там в комнате?
— Четверо. Но все четверо редко ночуем. Кто хату подснимает. Кто к тёлке пойдет ночевать. Нормально, в общем. Бабы опять же, всегда под рукой. Есть и ниче такие. Сговорчивые...
Так пересмеиваясь и притащили стремянку до актового зала. Поставили, Жека стал залазить и зацеплять гирлянды за крючки. Потом прикрепили плакаты, огромные игрушки. Яркие, красочные... Девчонки постарались! Жека прошлые года не ходил на дискотеки, а в этот раз решил пойти. Почему бы и нет? Может, Марина будет... Стоп! Она же с братом ходит! Ну, наверняка там и кроме Марины дофига тёлок будет? Может, Сахариху позвать? Опять же, вдруг Светка что учудит здесь... А ему учиться ещё. Но попытаться то можно...
Так размышляя о том да о сём, Жека закончил дело, с Лёхой утащили стремянку обратно, потом пришли послушать, что скажет комсорг.
— Молодцы, тимуровцы! — довольно похлопал в ладоши Владимир Станиславич. — Справились. Все свободны. А парням скажу — завтра после зачётов пойдем к завхозу аудиотехнику притащим. Так что имейте в виду. К 12 часам жду вас.
— Так а если мы раньше закончим с учебой? Чё нам, сидеть дожидаться 12 часов?
— Именно так, Соловьев! — согласно кивнул головой Владимир Станиславич. — Какой ты догадливый. Посидишь. Сходишь в столовую. Ничего сложного. А сейчас идите. До завтра!
У технаря поймал бомбилу и сразу дёрнул в кооператив. А его там уже ждут.
— Всё готово,— сообщил Славян.— Вот фофан, роба, шапка, сумка с ключами. Как поедешь, переоденься.
— Светка сказала, этого мужика мусора пасут, — предупредил Жека. — Как с этим-то быть? Придется вам отвлекать его как-то.
— Отвлечем, не ссы, брат, — успокоил Славян. — Драку устроим с Митяем внизу лестницы. Я там все прочухал. Зайдёшь с черного хода. Там сразу спуск в подвал, в раздевалку для посетителей, и прямо в вестибюль. Мы в вестибюль с белого хода войдём, встанем, а ты через подвал пройдешь, там ещё одна лестница будет. Для врачей запасная. По ней поднимешься, и на втором этаже будет вход в реанимацию. Эта дверь как запасной выход, поэтому она никогда не закрыта. Про эту дорогу мало кто знает, только самые прошареные больные. Они туда курить выходят.
— А ты откуда знаешь?
— У меня батя там лежал. Грыжу вырезали. Я там все входы-выходы знаю, братан. И сегодня я по твоему, чё делал с утра? Ездили с Кротом, всё там проверил. Всё как раньше. Проходи в больницу кто хочешь.
— Вечером пойдём? — Жека налил чаю и неспеша закурил. — Мутить, так ближе к вечеру.
— Не, совсем вечером паливно, — не согласился Славян. — Народу вечером меньше, щас то там и с передачками все тащатся, народу левого дофига ещё. Вечером будет меньше, и уже запалить могут. Щас конечно, и врачей там много. Но я думаю лучше времени нет чем часов 5. Врачи домой собираются, только дежурные остаются. Но левый народ ещё ходит. Посещение больных и передачки до 6.
Жека посмотрел на часы— времени ещё порядком. Есть когда посидеть, в шахматы поиграть. Ближе к 5 стал одевать Славянову спецуру. А она на размер меньше оказалась. Кое-как налезла.
—Это чё такое? — возмущался Жека. — Я в ней как подстрелыш. Не, вы чё, угараете?
— Нормально всё. Где я тебе твоего размера возьму? — возмутился Славян. — Какая была у меня, такую и дал. Как от сердца оторвал! А ты всё возбухаешь! Я на заводе в ней работал! Под станы прокатные лазил! В мазуте по колено! А ты!!!
Крот и Митяй заржали, не в силах уже сдержаться, следом рассмеялся и Жека.
— Да ну вас... Оболтусы. Хватит языком чесать! Погнали!
Рядом был ЖЭК, поэтому вид молодого рабочего с сумкой инструментов ни у кого не вызвал подозрения. Разве что садился он в девятку в окружении дюжих парней, да и то, кто знает — вдруг где-то трубу прорвало. Обычное дело.
Поехали шустро. Остановились не доезжая больницы, метров за 300.
— На втором этаже заглянешь в стекло на двери — у палаты посреди коридора мусор сидит. Мы когда с Митяем возню затеем в вестибюле, Крот крикнет, что мол где милиция, милицию вызовите! Мусор сорвётся вниз бежать, тогда и заходи. Ну всё, Жека, иди. Мы чуть попозже.
Жека вышел из машины, оглянулся, и почапал к больнице. Народ на улицах ещё был. И порядком. Но внимание никто не обратил — мало ли сантехников ходит зимой устранять неработающие батареи.
Больница громадная, построена в конце 50-х, и ещё имела признаки гигантизма, присущего той эпохе. Но страшная. По виду как будто пережила бомбардировку. Похоже, ремонт с эпохи вождя народов толком и не делали. Корпуса отдельно, между ними крытые переходы. Жеке нужен был хирургический корпус, как раз за административным. С обратной стороны хирургического корпуса и находился тот черный вход, про который говорил Славян. Были наверняка и другие подобные входы, в больницу привозят продукты, медикаменты, и массу других вещей, всё это надо как-то затаскивать, да и санитарки с медсёстрами постоянно бегали туда-сюда. Проходной двор.
Нашёл этот вход быстро. Большая скрипучая дверь без крыльца, за ней небольшая площадка, справа спуск в подвал с надписью «Раздевалка». Прямо проход в вестибюль, куда спускались ходячие больные за передачами. С обратной стороны здания как раз напротив, был главный вход в хирургический корпус — в вестибюль, из которого вела дверь в санпропускник, где две санитарки принимали передачи, и зорко следили, чтобы проходящие в больницу имели вторую обувь, и разделись в раздевалке.
В больницу пройти можно только по назначению лечащего врача из районной поликлиники, если требовалась консультация местного доктора, или процедура, которую в поликлинике не делают. Так что в целом по больнице туда-сюда много народу шаталось, и кто пришел, куда, и зачем, выяснить сразу было совершенно невозможно. Тем более, что санитарка на входе всегда можно было сунуть трешку и пройти без проблем. На сантехника вообще было всем плевать.
Жека спустился в подвал, откуда сразу пахнуло теплом и затхлость. Раздевалка находилась сразу у лестницы, но он миновал её, и пошел дальше, по коридору. По бокам надписи на дверях «Санитарная техника», «Завхоз», «Грязный Инструмент». Через метров 50 справа виднелась ещё одна дверь, большая, и уже со стеклами. За ней наверх вела лестница. Открыв дверь, Жека прислушался — вроде всё тихо. Стал подниматься. На первом этаже точно такая же большая дверь со стеклами, а над ней белая эмалированная табличка «Отделение кардиологии». Не то. Стал подниматься выше. На втором этаже над дверью табличка «Отделение реанимации и интенсивной терапии»
Чуть заглянул в стекло, а там больничный коридор, крашеный унылой зелёной краской до половины, скамейки, обитые дермантином. И точно — на одной лавке сидит и дремлет мусор в шинельке. Ушанка рядом на лавочке. И тут раздалась какая-то возня внизу. Крики, ругань...
— Милиция! Срочно вызовите милицию!
Крот заорал! Потом послышались возмущенные женские голоса. Мусор вскочил, засуетился, думая бежать - не бежать. Потом всё таки решил вкупиться, и побежал в вестибюль. Жека открыл дверь и вошёл в отделение реанимации. В нём абсолютная тишина, слышно как в палатах медицинские приборы пикают, отмеряя ритм сердца.
Жека пошёл как человек, которому нечего бояться. В отделении вдалеке сидела медсестра на посту, и что-то писала, но она не обратила ни малейшего внимания на сантехника. Жека свободно прошел в нужную палату, сразу же узнал того, кто лежал под капельницей, и с трубками искусственной вентиляцией лёгких. Видел его в машине, которую расстрелял, на заднем сиденье. В него попало несколько пуль, и казался дохлым, но поди ж ты... Выжил. Ещё и откачают... Жека быстро подошёл к лежащему, сжал руками горло, и что есть силы сдавил. В этот момент раненый пришел в себя. Открыл глаза, увидел Жеку, задергался, но сил было мало, и через короткое время обмяк. Реанимационные приборы издали долгое протяжное пищание. Всё! Отошёл! Дать бы ему ещё ключом по кумполу, да увидят синяк.
Жека вышел из коридора, и покинул отделение так же как и пришёл. Уже закрывая дверь, услышал как внутри шухер начался, крики. Медсестра услышала, что один из пациентов отъехал, и подняла шум, но было уже поздно.
А на улице совсем смеркалось, хотя вроде и времени мало прошло. Девятка не на том же месте стояла. Осторожный Крот развернулся, и остановился на другой стороне улицы, в парковочном кармане. Пацаны уже на месте были. У Славяна синяк под глазом.
— Смотри, как меня этот буйвол приложил,— рассмеялся он, держа ледышку. — Такой и убьет, не поморщится.
— Слышь ты... — заржал Митяй в ответ. — Надо было чтоб всё взаправду. Я тебя чё, как девочку гладить должен был? По мужски чисто получилось!
— Я тебя в следующий раз тоже по мужски приложу, — пообещал Славян. — Ну чё, погнали?
Крот выехал со стояка, и погнал в сторону района.