Желая дракона

Глава 6

Налле

Я разозлила зверя. На самом деле это привело его в ярость.

И он больше не мужчина. Из своего укрытия я наблюдаю, как большой черный дракон (который кажется еще больше и грознее в том, что осталось от солнечного света), с ревом разрывает землю — и я смотрю, как он хватает дерево. Взрослое дерево ростом в пятьдесят женщин.

Он швыряет его с горы.

Звук, когда оно врезается в скалу на вершине и другие деревья на пути вниз, кажется, предвещает плохое. Мои шансы пережить ту же судьбу?

Я сглатываю.

Я присела, глядя на него из зарослей. Я надеюсь, что он не приблизится, потому что он обязательно почувствует запах моей крови, и когда я наткнулась на злые шипастые ягодные трости, они попытались содрать с меня всю кожу. Если переживу это, то цена их маскировки того стоила. У них много, много листьев шартреза, которые обеспечивают мне укрытие.

Мрачно, считаю, что, если бы у меня еще была шуба из бизоньей шкуры, я бы сейчас не исцарапалась. Но что есть, то есть. С другой стороны, я чистила трости и, по крайней мере, наслаждалась вознаграждением ягодами. Ягоды слегка сладкие и полные сока. Если бы их шипы не врезались в мою кожу и не прожигали бы меня, я бы сочла это справедливой сделкой.

Мой план — вернуться с горы. Моя проблема — помимо разъяренного дракона — в том, что чем дольше я жду, тем ближе к закату небо поворачивается. Фактически, быстро темнеет.

Видна луна; просто ободок цветного света, выглядящий жутко и так близко, как будто его повесили на склоне горы. Сегодня он почти алый и красивый.

Вид черного дракона на фоне темнеющего неба с почти кроваво-красной луной кажется достаточно зловещим. Добавьте его истерику, и я не хочу выходить из своего укрытия. Я просто останусь здесь, подожду.

Дракон опускает морду на землю и вдыхает, его ребра ненадолго обнажаются по чешуйчатым бокам. Его крылья вздымаются высоко над холкой, а хвост неподвижно падает. Он медленно склоняет голову в мою сторону.

Нашел.

Его длинная шея представляет собой смертоносный изгиб из чешуек и шипов, с яркими прожилками на шее, которые рыхлятся и вздымаются, как парус, по обе стороны от его лица.

Я не думаю дважды: вылезаю из зарослей, морщась и задыхаясь, как испуганное животное, когда меня во второй раз царапают ягодные тростники.

При моем отступлении дракон издает громкий рев.

Карабкаясь, я спотыкаюсь и скольжу по каменистой земле.

— Ах! — взвизгиваю я, задыхаясь, с трудом удерживаясь на ногах, чтобы сдержать падение.

Я бьюсь коленями о камни, и это хорошо, потому что лучше колени, чем лицо, верно?

Еще. Ой.

Дракон яростно рычит позади меня, но, как ни странно, не приближается.

Рискуя поспешно оглянуться через плечо, обнаруживаю, что он стоит неподвижно, что не имеет смысла, и еще более странно, его мускулы вздымаются, сгибаются и подергиваются, как будто он хочет прыгнуть на меня, но сдерживается. Его глаза больше не зеленые. Это твердый, угрожающий обсидиан, который почему-то все еще светится.

Я не знаю, почему он сдерживает себя, но я не могу упустить возможность сбежать. С порывистым вздохом облегчения я вскакиваю на ноги — и бегу.

Ошибка.

Я знаю, что лучше не убегать от хищника. На самом деле.

С ревом, сотрясающим землю, дракон снова плывет за мной, но я бегу по труднопроходимой тропе, которая приведет меня вниз с горы. Это такой узкий перевал, что мне почти приходится поворачивать боком, чтобы пройти по нему; он никак не пропустит ширину дракона.

Он понимает то же самое.

И его рев яростного поражения будет преследовать мои кошмары.

Скрежет его когтей по горной скале ужасен, когда он выражает свое разочарование, и я убегаю от него, как будто от этого зависит моя жизнь.

Ага. Бежать в темноте — глупо. Я не слежу за небом настороженно. Я даже не оглядываюсь. Мне потребовалось почти полтора дня, чтобы подняться на гору, но, мчась вниз в темноте, как испуганный олень, я скользила, падала и кувыркалась со скал с впечатляющей скоростью.

Мне повезло, что я не сломала себе шею. Хорошая новость в том, что я провожу невероятное время. Я бы даже сказала, что сократила свое время вдвое. Я хромаю в деревню сразу после рассвета.

Задыхаясь, я решаю притвориться, что моей встречи не было. Встретила дракона, зацепила его за нос, обнаружила, что он немного больше, чем утверждал Ятанак. Впоследствии была растерзана указанным человеком-драконом. Убежала, прежде чем начался секс.

Все это случилось со мной? Не-а.

Когда я вижу свою деревню, из моего горла вырывается сдавленный звук облегчения. Бледный свет рассвета освещает все, к чему он прикасается, а веселые розовые и золотые оттенки еще никогда не были такими желанными. По крайней мере, я так думаю, пока не увижу слишком много женщин, скопившихся на равнинах. Предчувствие бьет меня по животу. На нас нападают? Опять-таки? Может, мне стоило держаться под драконом.

Почему я не пыталась его соблазнить?

Потому что запаниковала.

Все это было так неожиданно. Я имею в виду, как я могла подготовиться к тому, что протектор до колена будет таким массивным, а затем к тому, что он превратится в мужчину? Мужественного, жаждущего секса мужчину?

Прежде, чем все это случилось, я бы хвасталась перед кем угодно, что поймала бы человека-дракона, если бы это означало, что мы можем обеспечить безопасность. Ради защиты дракона это сделала бы любая из моих сестер из племени. Черт возьми, они бы бесплатно ездили на любом здоровом мужчине, не являющемся родственником.

Я бы подумала, что буду такой же.

Вместо этого я убежала от него. И что самое странное? Меня мучает что-то вроде вины. Не только из-за моего брата, не только из-за моего племени, но и из-за дракона.

Я чувствую, что поступила с ним неправильно. У меня было время подумать, пока я спускалась с горы, и я продолжала проигрывать, как он работал, чтобы доставить мне удовольствие.

Интересно, а не поспешила ли я отступить? В моем стремительном побеге.

Усталая от неудач, спешу к скопившейся впереди группе. Подойдя ближе, я вижу знакомые лица. Посетители — или нападающие, поскольку их цель здесь еще неизвестна — это женщины племен Средних равнин.

Прижав руку к петле на боку, я бегу к собранию.

— В чем дело?

Внимание группы ненадолго переключается на меня.

— Мы продаем двести овец Центральным равнинам, — отвечает Соргенфрейя, очевидно, официальный представитель на сегодня.

— ДВЕСТИ! — задыхаюсь-кричу я. — Почему, черт возьми, мы согласились на это?

Овцы — это наша одежда: наши шали, рубашки, сменные платья и одеяла. Овцы также являются нашей пищей. Расставание с полусотней овец — серьезное испытание для наших средств к существованию. Двести?!

— Мы торгуем ими, потому что у Центральных равнин взрослый мужчина, не имеющий отношения к нам, — говорит Соргенфрейя. — Это Халлар, брат переговорщика Центральных.

— Но двести овец? — плачу я. — Что делать, если то, что осталось от нашего стада, не может нас поддержать — что мы будем есть?

— Зерно, — отвечает Фенна, еще одна из моих соплеменников.

— Посмотрю, как долго ты продержишься на этом без анемии, — усмехаюсь я.

Я смотрю на своих соплеменниц.

— И скажите, что этот Халлар, которого они нам предлагают, может сделать нас беременными. Это здорово, но мы только умрем с голоду с его ребенком в животе. Плюс… — я сужаю глаза, — он проверен?

Рот Центрального говорящего становится твердым.

Я возмущенно вздыхаю и снова смотрю на Соргенфрейю.

— Он девственник? — яростно шепчу я. — Знаешь, надо дождаться проверенного мужчину! Что, если он будет производить только девочек?

— Говорящий из Центральных говорит, что отец этого мужчины почти не производил никого, кроме сыновей, — громко отвечает Соргенфрейя.

— Говорит, что от него родилась дочь, — сухо говорю я.

Затем я дико качаю головой.

— Вы не можете согласиться с этим! Должно быть голосование!

— Мы проголосовали, Налле, — объясняет Соргенфрейя и указывает на наше племя. Она подходит ближе и шепчет: — Теперь, когда твоего брата украли, мы потеряли шанс получить хорошую возможность для обмена. Мы должны заключить бартер, и у нас может не быть лучшего шанса, чем этот.

— НА НАС НАПАЛИ! — внезапно кричит разведчик.

Каждая женская рука тянется к своему оружию.

Я тянусь к бедру, но у меня ничего нет. Я даже не знаю, в какой момент уронила нож. Это на полпути к горе? Он потерялся на полу пещеры дракона вместе с моим здравым смыслом?

— Кто на этот раз совершает набег на нас? — кричит кто-то.

— Племя Гигантов! — приходит ответ разведчика. — Они в домике мальчиков!

Мое сердце падает прямо к ногам.

Мальчики буквально такие — мальчики. Это не молодые люди, превращающиеся в молодых людей. Да, это дети мужского пола, но им по-прежнему нужны их матери, их семья. Они не готовы к тому, чтобы их обменяли на родительские обязанности, не говоря уже о краже.

И племя Гигантов может превзойти нас. Женщины гордо проживают в степях, и, как следует из их названия, они действительно огромны. Когда-то говорили, что их люди были тринадцать футов ростом — и я этому верю. Женщины их племени почти такие же.

— Мне нужно оружие! — взываю я к женщинам моего племени.

Дубинка с лезвием летит к месту между моими ногами, вонзаясь в дерн.

Мои глаза всплывают, и я вижу, что женщины Средних равнин мчались, чтобы окружить своего мужчину, с поднятым оружием. Одна из женщин вздергивает подбородок в мою сторону, ее глаза опускаются на то, что она мне подарила.

Я приседаю, поднимаю рукоять дубины и поднимаюсь.

— Спасибо! Я в долгу перед тобой, если мы переживем это! — взволнованно бросаю ей, когда я бегу, чтобы защитить домик мальчиков.

Я прыгаю на первую женщину гиганта, к которой подошла сзади, крепко схватив ее за горло своим предплечьем, перекрываю ей воздух и цепляюсь за спину, как обезумевшая обезьяна. Я крепко сжимаю дубину в другом кулаке, готовая нанести удар ей в голову, если она попытается меня укусить.

Гнев пылает у меня за грудиной. Дамы племени Гигантов когда-то были дружескими знакомыми, если не союзниками. Я знаю некоторых из них. Каждое лето дети племен одинаковых возрастных групп играли вместе, когда племена Северных равнин и степей Гигантов встречались для торговли товарами.

Прижавшись лицом к косичкам окрашенных в синий цвет волос гиганта, я замечаю шрам на ее виске.

Я видела этот шрам раньше.

Я душу Глейву. Когда мы были детьми, она приблизилась лицом к бивню кабана. Ей повезло; она выжила, и бивень скользнул по ней и не попал в глаз. Пока она поправлялась, мы сидели рядом, точили копья. Черт возьми, мы сидели рядом друг с другом и тоже обменивались узорами для плетения одеял. Однажды я обменяла ей набор тембров на струнную флейту. Тогда она была честным и справедливым человеком.

— Что ты делаешь? — кричу я в сторону ее черепа, игнорируя рукопашную схватку вокруг нас. — Это неправильно! Вы воруете детей.

Ее рукам удается оторвать меня от того места, где я сжимаю ее всем, что у меня есть. Я тяжело приземляюсь на спину, травяной подушки недостаточно, чтобы не вышибить из меня дыхание.

— Нам нужен мужчина, Налле! — выдыхает она, глядя на меня сверху вниз с чем-то связанным с сожалением. — У нас уже много лет не рождается ребенок в нашем племени. Некоторые из нас так стареют, что не смогут иметь детей, если не поторопимся.

В ее фиолетовых глазах — отчаяние. Она протягивает мне руку, предлагая помочь мне подняться на ноги.

Я все еще задыхаюсь, отчаянно пытаясь придумать способ остановить налет, я так понимаю.

Столкнувшись с ней лицом к лицу, я вижу женщин из моего племени спиной к домику мальчиков — и племя Глейвы окружает нас, каждая женщина выглядит мрачной, но решительной.

К счастью, еще никто не истекает кровью. Но мы не ровня женщинам такого размера и навыков.

— Слушай, — кричит Глейва сквозь гул сотни заряженных голосов. — Мы позаботимся о них. Никто не променяет нас на мужчин, поэтому мы будем растить мальчиков. Мы должны. У нас нет выбора, Налле. Не похоже, что мужчина просто упадет с неба…

Вся земля за моей спиной трясется, как будто валун катапультировался и приземлился мне в спину посреди голой равнины.

Все вокруг кричат.

Увидев возможность добавить свое тело к стене, состоящей из женщин из племени, охраняющих домик мальчиков, я проталкиваюсь вперед в схватку, проталкиваясь между высокими женщинами, в три раза превышающими мой рост.

— Отвали! Давайте обсудим ситуацию. Сегодня никому не нужно умирать!

Я не успеваю сделать и двух шагов до того, как степные женщины бросаются в рассыпную. Они в ужасе разбегаются от меня.

Удивленная, стараюсь быстрее прийти в себя. Поднимаю руку ко рту.

— Хорошо! Бегите! Рада, что вы решили… отступить… от…

Пар обрушивается на мою спину, поднимается над моей головой и по бокам.

Прямо передо мной двадцать пять испуганных лиц, все принадлежащие моему племени.

— За мной дракон, не так ли? — со страхом спрашиваю.

Ошеломленные, молчаливые, они все еще дежурят возле домика мальчиков. Храбро с их стороны. Чтобы ответить на мой вопрос, они кивают.

Я не поворачиваюсь лицом к дракону. Технически можно сказать, что я отвлекаю его от домика мальчиков и от моих соплеменников.

Я бегу как черт.

Яростный рев раздается позади меня — и затем дракон начинает преследовать меня по деревне.

Курицы визжат, овцы разбегаются, собаки лают, женщины кричат, козы кричат.

— СТОЙ! — кричит дракон. — Чумная женщина, я хочу поговорить с тобой! Я не причиню тебе вреда!

Легкие горят, я прыгаю через первый забор, который вижу… и тут же сожалею о своем решении.

Пернатые крылья хлопают по мне, и пятнадцать зловещих шипений и невероятно громких гудков заставляют меня оглохнуть.

Я попала в чертов гусиный загон.

— Черт побери! Убирайтесь! Прочь! Злые птицы! — кричу я, наклоняя голову и прикрываясь руками, получаю повсюду щипки, когда меня бьют, меня бьют крыльями, которые оставляют более глубокие рубцы, чем кожаный ремень.

Бац!

Вокруг меня кипит жар. Сразу же запах жареной гусиной кожи ударяет в мой нос.

До моих ушей доносятся гусиные крики и звук шлепающих по мокрой земле перепончатых лап — но, эй, я действительно слышу хаос, а это значит, что мои бедные уши не встали дыбом, несмотря на жестокое обращение.

Некоторые жареные гуси исчезают с того места, где они упали вокруг меня. Я игнорирую это, потому что мне все равно, что их превратили в закуски для драконов.

То есть до тех пор, пока меня не поднимут и не оттащат от гусей и гусей, которые напали на меня.

Меня без церемоний хватают когтистые лапы дракона. Перья клубятся вокруг меня, мягко падая обратно на землю. Дракон не отпускает заднюю часть моей туники, где его зубы сжимают меня в крепкой хватке.

Вестра, моя добродушная соплеменница, подбегает к гусиному загону и вытаскивает белую птицу с дико извитыми и вьющимися перьями, возможно, единственную чертову птицу, которая меня не укусила. Это так мило.

— Ингрид! — плачет она с облегчением. — Ты в порядке!

— Извини, Ингрид, — устало говорю я птице.

После моего полета вниз с горы в темноте, не говоря уже о моем путешествии по гребешку, я избита — и не только от гусей.

— Я думаю, твой гусак поджарился. Надеюсь, в следующий раз ты создашь пару с тем, кто окажется получше.

Вестра одарила меня неприязненным взглядом (ей тоже нравился гусак Ингрид), но затем ее взгляд метнулся к зверю позади меня, и она попятилась, ее гусь издавал всевозможные звуки там, где его шея засунута ей под мышку, вероятно, рассказывая ей, как было ужасно.

С успокаивающим вздохом я смотрю на устроителя бойни, который наконец отпустил мою тунику.

Дракон смотрит на меня сверху вниз, его глаза щелкают перидотом.

Я слабо выдыхаю. А потом я встаю и бегу.

…Около трех взмахов крыла жука. Затем дракон набрасывается на меня, сбивая с ног.

Женщины со всей долбаной равнины испускают крики тревоги, но никто не срывается с их позиций. И это хорошо: если кто-то оставит мужчин без защиты, чтобы помочь мне, это мгновенно откроет путь к краже мальчиков.

Рыча, втягиваю воздух в легкие, которые кажутся сдавленными из-за ступни дракона, заставляющей меня прижиматься к земле.

— Где Ятанак? — кричу я. — Мне нужно поговорить с ним о «по колено!»

Дракон превращается в голого мужчину, лежащего на мне сверху. Он поднимает меня на колени.

— Отпусти меня!

Я визжу, когда он хватает меня за косу, чтобы получить больше контроля.

— Мы пара, — начинает рычать он, — ты не убе-жи-шь от меня! Не пы-тай-ся бе-жать! Пой-маю те-бя! Чумовая женщина.

Его огромная рука хлопает меня по боку.

Все мое тело трясется.

— ТЫ ТОЛЬКО ЧТО… — я пытаюсь высвободиться, — УДАРИЛ МЕНЯ?

— Ооооо, рука старого Ятанака сегодня вечером получит тренировку, — хихикает одна из моих соплеменниц. — Я не знаю насчет остальных из вас, но я собираюсь притвориться, что этот мужчина хлопнул меня за попытку, убежать от него тоже. Ух, у меня уже давно не было мужчин, которые так тянули меня за волосы…

За ее словами следуют кошачьи крики.

И внезапно тепло, и карающая хватка драконьего тела исчезают.

Потому что каждая женщина в прерии прыгнула на образец мужественности.

— Хорошо! — фыркаю я. — Можете оставить этого сумасшедшего ублюдка себе, — жалуюсь я, поправляя тунику, отряхивая пыль со спины и сдирая с себя перья.

Я тереблю косу, поправляя места, которые стали тугими, когда он использовал ее в качестве моей проклятой уздечки.

— Подожди, пока не увидишь, чем он размахивает. Вы смените пластинку!

— Это ты говоришь, — кричит Халаме, моя соплеменница. — Мне все равно, если его палочка извергнет вулканическую смолу — просто посмотрите на ее размер!

Человека-дракона валят на землю, и он исчезает под обезумевшими телами. Женщины взбираются на него, дерутся из-за него, как будто у него осталась последняя кочерга в мире.

Я стискиваю зубы. Почему-то иррациональность тянет меня своим течением; я странно отношусь к дракону. Это больше, чем тот факт, что его прибытие спасло нас от кровопролития (и это произошло, потому что племя Гигантов вряд ли уйдет мирно и с пустыми руками. И мы ни за что не позволим нашим мальчикам уйти без боя).

Нет, я чувствую себя… принадлежащей дракону. Это парадокс. И все же я не могу избавиться от мысли, что эти женщины борются за то, что принадлежит мне.

К тому же это довольно ужасно — растерзать человека с сексуальными намерениями. Если бы это была одинокая женщина, затерявшаяся в море мужчин, это было бы ужасное зрелище. И именно это неприятное осознание стимулирует мое решение. Рыча про себя, моя задняя часть нагрелась, с одной стороны, от жгучей пощечины, нанесенной мне драконом, я поднимаю дубину. Я полагаю, что могла бы с таким же успехом использовать широкую сторону и убить как можно больше женщин из племени Гигантов, пока они чем-то озабочены. И если это помогает анаконде с ногами, то это помогает анаконде с ногами.

Да, я имею в виду его целиком, а не его одноглазую змею, хотя описание в значительной степени подходит.

Облако сине-оранжевого цвета взрывается в воздухе.

Это энергетический огонь. Я никогда этого не видела; Я всегда думала, что это рассказы. Это материал для историй — драконьих.

Помните старое наказание «змеиный укус», когда кто-то хватает вас за руку обеими руками и поворачивает, чтобы обжечь кожу от трения? Говорят, что вспышка энергетического огня дракона ощущается так же — только в увеличении.

Кто знал, что он сможет защитить себя с его помощью в человеческом обличье?

Женщины кричат от боли. Еще один синий шар взрывается, колеблясь в воздухе, и женщины падают с человека-дракона.

С обиженным видом, его волосы спутаны во все стороны, он поднимается на ноги, угрожающе глядя на женщин, которые, вероятно, немного его пощупали, судя по жалобным стенаниям по поводу значительной стали в его шесте.

Сама мысль о том, что они трогали его без его разрешения, вызывает у меня отвращение.

Тот факт, что они возложили руки на моего дракона, также бесит меня.

Дракона это тоже рассердило. Его губа скривилась.

— Уби-рай-тесь. С-мо-ей-тер-ри-то-рии! — рычит он.

Его речь — это шипение и рычание. Но чем больше я слышу, как он говорит, тем больше кажется, что он приближается к нашему языку. Он, кажется, очень сильно концентрируется на формировании слов, но опять же, его губы на несколько миль короче, чем они были, когда он был драконом. Неудивительно, что он борется. Тем не менее… я думаю, что у меня есть навык его понимания. Это намного проще, пока он не полный дракон; его голос стал менее хриплым и каким-то другим типом рычания.

— Что он сказал? — спрашивает Джун, одна из моих соплеменниц.

Из ниоткуда она достала небольшой пузырек с охлаждающим линиментом и наносит его на участки тела, получившие ожоги.

— Это имеет значение? — отвечает одна из женщин Гигантов, потирая свою кожу там, где она надувается от энергетического огня, и злобно смотрит. — Нам не нужно его понимать, чтобы ездить на нем.

Одна из дам Средних равнин, ее щека покраснела от энергетического взрыва, пристально смотрит на каждый дюйм туловища человека — дракона, вплоть до его выпуклых бедер. Она решительно хлопает ладонью по обожженной энергией щеке.

— Если вы поможете нам поймать его, мы поделимся им с вами.

Женщина из Гигантов фыркает.

— Итак, мы делаем всю тяжелую работу, а вы получаете все удовольствие? Нет. Мы его поймаем, он наш.

ОН МОЙ!

Я не осознаю, что кричала это, пока все не поворачиваются ко мне.

И тогда человек снова превращается в дракона. На этот раз, когда он открывает рот, он дышит настоящим огнем.

Женщины кричат и бегут. Дракон позволяет им сбежать. Технически, он пасет их, выглядя стоически, когда он изгоняет племя степей прямо с нашей территории стратегическими выстрелами.

Племя Центральных равнин здесь не задерживается. Они забирают своего мужчину и уходят, прежде чем мое племя сможет отговорить их.

Мои соплеменницы смотрят им вслед, почти все выглядят избитыми и ошеломленными.

— Вот и пропал наш шанс на мужчину, — грустно говорит кто-то.

— Интересно, как бы он себя чувствовал, — вздыхает Аркрона.

— Мальчики в безопасности? — хриплю я.

Сальгрен, оставив кровоточащую рану на голове — ту, которую она получила, когда племя Гигантов начало наступать на нас, а не от дракона, — пытается кивнуть.

— Дом мальчиков не был взломан. А Севилла держала Ятанака в своем доме. Они никогда не догадывались, что у нас есть взрослый мужчина, даже если он дряхлый.

Я мрачно киваю, подтверждая, что слышала ее.

— Хорошо.

Никто не произносит ни слова, пока дракон крадется назад, прогоняя жителей Степей.

Он крадется прямо на меня, останавливаясь только для того, чтобы подобрать горсть причудливо скрученных перьев с того места, где они упали с меня ранее. Они выглядят сурово и странно, свернувшись поверх его когтистого кулака на фоне черной как смоль чешуи. Он пихает их мне, как букет цветов.

Откинув голову назад, я скрещиваю руки и встречаюсь с его глазами, которые такого же цвета, как и пламя, которое возникает, когда ты вставляешь новый медный горшок в кострище.

Пламенный, яростный зеленый цвет.