Желая дракона

Глава 8

Налле

Гусиные перья, собранные драконом, украшают мою скамейку, похожие на цветы другого мира, все шелковистые, вычурные и красивые.

Мой взгляд все время тянется к ним.

Всю свою жизнь лучшая связь, на которую я могла надеяться с мужчиной, была бы мимолетная встреча с соплеменником, которого мне пришлось бы разделить между всеми другими женщинами моего племени. Время от времени я встречалась с ним, и я не могла надеяться быть особенной.

Я была бы для него такой же, как все остальные. Хуже того, я, по сути, была бы обязанностью. А обязанность — постельные принадлежности.

Теперь у меня есть мужчина, который будет защищать всех моих людей, просто чтобы убедиться, что я счастлива.

Он относится ко мне так, будто я центр его мира, и это захватывающе, чего я никогда не ожидала. Это почти… возбуждает. Это влияет на меня так, как я не могла даже мечтать, не могла себе представить, зная, что у меня никогда не будет мужчины, тело которого будет принадлежать только мне. Кто должен видеть меня уникальной, достойной его единственного внимания.

Дракону лучше быть готовым к тому, что он пробуждает во мне. Потому что чем больше времени у меня есть на размышления о диких событиях, которые начались в тот момент, когда поймала дракона в его пещере, тем сильнее я чувствую, что постоянно привязываюсь к идее, что он будет целиком принадлежать мне. Свирепый дракон, превращающийся в массивного мускулистого мужчину. Мужчина, который выглядит так, будто хочет меня поглотить, тот, кто пообещал мне помочь.

Он назвал меня прекрасной. Я греюсь в мечтательном чувстве, охватившем меня в тот момент, когда он произнес это слово… но греюсь лишь на полторы минуты, чтобы вспомнить, что я сегодня не причесалась и упала в гусиный навоз.

Глаза широко раскрываются, я принюхиваюсь — и гримасничаю. Дракон сошел с ума? Как он мог стоять, чтобы даже обнять меня?

— Налле, тебе лучше принять самую быструю ванну в мире, — бормочу я про себя, когда начинаю раздеваться и закидывать еще больше палок в огонь под горшком с водой.

Лицо вымыто, тело вымыто, волосы высушены, и коса распущена, мои меховые сапоги сняты и сушатся у огня, надето чистое платье-туника с запахом трав, я чувствую себя… женственной. Даже симпатичной. Дракон ушел достаточно давно, и я начинаю задаваться вопросом, не заставило ли его, почувствовав мой запах перед ванной, решить вообще не возвращаться.

Пока я купалась, наша еда готовилась. Или, вернее, разогревалась, так как тушеное мясо было здесь все утро, но я все еще его томлю. Я довела его до кипения, так что это считается. Я просто закидываю в рот последнюю порцию, когда голова Халки входит в домик. Он не меняет форму своего дракона и остается только головой в дверном проеме.

— Я вернулся, дрхема.

Облегчение сладко и нервно разливается в моих жилах. Он вернулся. Он поможет! Он думает, что ты хорошенькая, даже когда тебя следует бросить в пруд с куском щелочного мыла.

— Замечательно, — говорю я с нервной улыбкой. — Ты что-нибудь поймал?

Я немного наклоняю свою миску, чтобы он мог в нее заглянуть.

— Я приготовила для тебя тушеное мясо, если хочешь.

— Я бы хотел, — подтверждает он. — Я буду через мгновение.

Его голова исчезает, дверная заслонка опускается, а затем раздается ужасный звук рвоты.

Подвигая миску к скамейке, я бросаюсь к дверному проему, его спасенные перья взлетают в воздух.

— Халки?

Я выхожу из хижины и вижу качающуюся спину колоссального дракона, сидящего на корточках, с опущенными плечами, опущенной длинной шеей и почти касающейся земли мордой. Его крылья плотно прижаты к бокам — и его ребра болезненно выпирают, когда он выпускает очередной ужасный отрывистый кашель.

Этот дракон вселит страх в сердца всех женщин, которые попытаются выступить против нас. Он защитит нас. Он спасет моего брата. Он — наша спасительная благодать.

У спасительной благодати моего племени — рвота.

И что меня больше беспокоит на личном уровне, так это то, что мужчина, с которым я мысленно спланировала всю ночь перед дерзким спасением, в тот час, когда он оставил меня одну, чтобы подумать, заболел.

— Халки! Что ты ел? Было ли это ядовито? — взволнованно кричу я.

Со своего наблюдательного пункта я в ужасе наблюдаю, как что-то большое и темное касается его языка, когда он давится. Его челюсти широко открываются, и два тонких лоскута почти прозрачной ткани соединяют нижнюю челюсть с верхней в складках губ. Они растягиваются, изгибаются и складываются, следуя движениям его рта.

То, что у него на языке, втягивается обратно в горло, когда он вдыхает, снова вызывая болезненную рвоту.

Видения моего защитного, безумного преданного дракона, которого я называла своим меньше суток, развеиваются, как дым, пока я смотрю, как он работает, чтобы вырвать свои кишки. Почему мой дракон умирает?

Я бегаю вокруг него, пытаясь лучше разглядеть, что случилось. Он хрипит, как будто поймал поперечную косточку в задней части горла, и эта темная штука появляется все больше каждый раз, когда его рвет, но не выходит полностью.

— Ты задыхаешься? — в панике спрашиваю я.

Я даже держу руку вверх с растопыренными пальцами, как будто могу протянуть руку и попытаться очистить его горло от любого препятствия.

Но его ряды невероятно длинных заостренных зубов блестят. Было бы глупо просовывать руку где-нибудь между этими челюстями, и даже эта мера поможет только в том случае, если я смогу дотянуться достаточно далеко назад, чтобы устранить любую преграду.

Халки снова кашляет — а затем подбрасывает массивный продолговатый… предмет.

Он падает на землю с мягким воркованием, а не с шлепком. Вместо мокрого и блестящего, как содержимое желудка или его внутренностей от жестокости его извержения, все, что появилось, компактно, сухо и… странно.

— Что… это что?

Кулла, одна из моих соплеменниц, убирает руку ото рта, чтобы показать на Халки… что бы это ни было.

— Это кольцо в носу быка? — спрашивает она.

Не могу поверить, что подхожу ближе, но это так. Я смотрю на него, пока у меня не отвисает челюсть. Затем я смотрю на нашего дракона.

— Что это? Дракон, ты съел одного из наших быков?

— Нет.

Халки протягивает свои когти и хватает комок, того, чем его вырвало, как будто это драгоценное сокровище, а не отвергнутое содержимое желудка.

— Я летал до тех пор, пока не наткнулся на какой-то домашний скот, который находится недалеко от Эмбер-Пик. Я нашел там пищу для охоты.

— Умм, Халки? Если ты нашел их в загоне, это не «охота», — подчеркиваю я.

— Эмбер-Пик? — шепчет кто-то. — Он украл у племени степных Гигантов!

Не обращая внимания на болтовню, которая вспыхивает, как кипящая вода, Халки встает, осторожно поднимает причину своей клинической смерти и несет свой кубик рвоты в домик.

— Что ты с этим делаешь? — спрашиваю я.

— Храню вместе с нашими вещами, — отвечает он.

Я поворачиваюсь и смотрю в море потрясенных лиц вокруг меня.

— Это его кастинг, — говорит Ятанак, опираясь на свою кривую резную трость.

— Ты, — обвиняю я. — Позже мы поговорим.

Я протягиваю руку сзади и начинаю заплетать волосы ловкими, агрессивными плетками, убирая их с дороги на случай, если не могу с собой совладать, и наступлю на его ухмыляющееся лицо и ударю.

Все поворачивают головы, чтобы посмотреть на нашего мудрого старого соплеменника — кроме дракона, который очень занят укладкой своего блевотного куска к «нашим вещам». Он все еще в форме дракона, поэтому не может поместиться в домике; скорее, он укладывает свой засохший тошнотик рядом с моей постелью. Я ловлю себя на том, что наклоняюсь вбок, чтобы посмотреть, как тщательно он укладывает его рядом с моими завернутыми одеялами, как будто помогает ему прижаться к ним.

Я оглядываюсь на свое племя.

— Мне нужна новая кровать, — объявляю я. Где-нибудь в другом месте.

Некоторые из них качают головами.

Я накручиваю конец своей косы, чтобы она не распускалась без ремешка, чтобы завязать ее сзади.

Халки подходит ко мне сзади, его массивная голова опускается носом на мое плечо, и мое племя отступает от нас, явно возмущенное тем, что недавно блевавший дракон касается моей кожи своим ртом.

— Готова уединиться в нашем гнезде? — шепчет мне вкрадчиво Халки.

Он сомкнулся зубами на моей руке с силой, достаточной только для того, чтобы сжать, а не проколоть. Затем он обнюхивает это место и делает то же самое с моей шеей, наклоняя мою голову в сторону, чтобы дать ему доступ, который он хочет.

Я позволила ему с широко открытыми глазами. Я смотрю на своих соплеменников в растерянном — общем — шоке.

Так продолжалось до тех пор, пока Вестра, стоящая лицом ко мне вместе со всеми, не подняла гусыню Ингрид выше в своих руках.

— Он ухаживает за тобой, — говорит она. — Как запечатленный гусь.

И как раз в этот момент Ингрид проводит своим клювом по волосам Вестры, издавая жужжащие и гудящие звуки, когда ее клюв щелкает, полностью поглощенная своей задачей связывания.

Между тем, зубы моего дракона щелкают, как ножницы, каждый раз, когда он двигает своим ртом, и он издает мягкие шевелящиеся звуки, «ухаживая» за мной.

Ошеломленная, кожа поет везде, где Халки кусает меня, я смотрю на Ятанака, который все еще стоит с остальными и жадно смотрит.

— Что такое кастинг?

Морщинистое лицо Ятанака от улыбки становится еще грубее. Его глаза смотрят на моего дракона, когда он отвечает:

— Говорят, что кастинги очень важны для Великих Хохлатых. Они их хранят.

— Но что это, собственно, такое?

Халки толкает меня в плечо, как будто хочет привлечь мое внимание. Когда я поворачиваю голову, я вижу, что он ждет, когда мои глаза встретятся с его.

— Это те части еды, которые не перевариваются. Поэтому наша система уплотняет эти кусочки и отрыгивает кирпичи.

Он оглядывается назад через свои длинные клинья с множеством шипов и смотрит на то место, где его блевотный кирпич болтается рядом с моей спальней, как будто ему становится поудобнее.

— Ты не поверишь, какое сокровище можно найти в их отливках.

— Ты прав. Я бы не поверила этому.

— Я считаю, что кольцо в носу крупного рогатого скота выполнено из чистого золота, — продолжает Халки, как будто он меня не слышит. — Очень хорошенькое. Хороший подарок для моей новоиспеченной пары.

— Что? — слышу я, как одна из моих соплеменниц задыхается, прежде чем несколько из них бросаются за неожиданно ценным кирпичом.

Блестящий черный хвост Халки хлопает вниз, блокируя дверной проем. Он сердито смотрит, пока все не отступят.

— Это гнездо Налле и мое. Вы не войдете в него.

— Это наш домик, — жалуется Врайли.

Гребень Халки раздувается, и полосы, которые его украшают, становятся яркими и опасно красными, а вся его мантия начинает предупреждать.

— Ты не украдешь гнездо моей пары.

— Она «твоя пара», — отмечает Врайли, делая особый акцент на этих двух словах, — всего день. Это чертов домик был нашим в течение многих лет.

Хвост Халки обвивается вокруг меня…

Аааа! Гигантская змея! Я позволяю себе одно содрогание, прежде чем подавляю свой инстинктивный приступ паники.

…и притягивает меня ближе, пока я не натыкаюсь на его переднюю лапу.

— Тогда у тебя было достаточно времени, чтобы насладиться им. Примите перемены, потому что вы расстаетесь с ними. И знайте: Хохлатые Мерлины спариваются раз и навсегда.

Его прищуренные глаза угрожающе светятся.

— Я обожаю свою Налле, поэтому прощу, что вы спросили меня в этот раз, потому что вы ее любимый народ.

Халки переносит свой предупреждающий взгляд на всех остальных.

— Но Хохлатые Мерлины не известны своим терпением. Не делайте ошибки, полагая, что я буду и дальше проявлять снисходительность.

Он поворачивается, его хвост тянет меня за собой к нашему «гнезду».