Боггз и Дарраф проводили нас в холл. Ван Зандт так и остался сидеть за большим, черного дерева, письменным столом. И его светло-зеленые глаза под кустистыми седыми бровями видели не нас, но свою страну, какой она была шестьдесят лет тому назад, до появления автомобилей, самолетов и кока-колы. А может, раздумывал, принимать ему обезболивающую таблетку или нет.
— Не угрожайте нам, Падильо, — прошипел Боггз, когда за нами сошлись сдвижные двери.
— Я не угрожаю. Лишь описываю, что произойдет, если Фредль Маккоркл после покушения не вернется домой. Вы пытались подкупить меня, потом запугать, но ничего не сработало. Поэтому вы решили прижать меня, применив силу к другому человеку. Тут вы допустили ошибку.
— И теперь вам придется брать в расчет разъяренного мужа, — добавил я. — Вы убедили меня, что можете ее убить, если я обращусь в полицию или вам не удастся организовать покушение на Ван Зандта. Я согласен терпеть вас еще какое-то время, ради ее благополучия. Но недолго. Особенно если вы будете заставлять меня слушать по телефону ее крики. Это ваша вторая ошибка.
Боггз оглядел холл. И заговорил, удостоверившись, что посторонних нет.
— Кого вы вздумали учить? — голос звучал хрипло, лицо налилось кровью. — Речь идет о будущем нашей страны, и смерть старика в Штатах — козырной туз. Если его не убьют во вторник, ни мне, ни Даррафу, ни еще пяти-шести парням нет нужды возвращаться домой, — он говорил так быстро, что в уголках рта запузырилась слюна. Дарраф согласно кивал. — И нам плевать на ваши чувства, мысли или угрозы. Вы для нас — ничто, как и ваша женщина. Вы — лишь палец, который нажмет на спусковой крючок, и всем будет лучше, если произойдет это в нужный момент.
Мы стояли в холле, друг против друга. Дарраф набычился, подался вперед.
— Вы для нас — что пара ниггеров, а с ними у нас разговор короткий.
Падильо глянул сначала на Боггза, потом на Даррафа.
— Это все?
Боггз достал из кармана носовой платок, вытер уголки рта. Его щеки все еще пламенели. Он кивнул.
— По-моему, я выразился достаточно ясно.
— Несомненно, — согласился Падильо и повернулся ко мне. — Ты понял, что имели в виду эти господа?
— С такими, как мы, разговор у них короткий.
— Вот-вот, — и Падильо широко улыбнулся африканцам. — Приятно было с вами познакомиться.
Боггз вновь начал свирепеть.
— Держите этого человека наготове, Падильо.
— Будьте уверены, — Падильо вновь улыбнулся. — Пошли.
Мы покинули четырехэтажный дом и зашагали к нашему автомобилю.
— Нам не слишком удалась роль крутых парней.
— Мы держались на равных, — возразил Падильо. — Но текст у них был получше.
Я развернулся на Массачусетс-авеню, и мы поехали к центру. Машину я гнал быстро, переходя с одной полосы на другую, пару раз обругал женщин-водителей, полагавших, что скорость двадцать миль в час — признак хорошего тона. Падильо оглянулся, посмотрел в заднее стекло.
— Зеленый «шевроле»?
— Ага.
— За рулем девушка.
— Она отъехала вслед за нами от торговой миссии.
— Не отрывайся от нее.
— Я лишь хотел убедиться, что ее интересуем именно мы.
— Давай поговорим с ней.
— Где?
— Твои предложения?
Я задумался.
— Парк Рок-Грик. Деревья как раз сбрасывают листву.
— Самый сезон для прогулок.
Я повернул направо на Уотерсайд Драйв. Зеленый «шевроле» повторил мой маневр. Въехав в парк Рок-Грик, я затормозил у первой же площадки со столиками для пикника, свернул на нее и выключил мотор. «Шевроле» проскочил мимо, затормозил, дал задний ход. Мы с Падильо вышли из машины. «Шевроле» тем временем подъехал к нам, скрипнули тормоза, затих двигатель. Девушка смотрела на нас, оставаясь за рулем. Наконец открыла дверцу и ступила на землю.
Блондинка. Карие глаза. Волосы, подстриженные так коротко, что казались шлемом, надетым на голову. Медленным шагом она направилась к нам, не вынимая руки из кожаной сумки, что висела у нее на правом плече. В коричневом твидовом пальто и бежевой юбке. Высокие сапоги подчеркивали стройность ее длинных ног. Карие глаза задержались на моем лице, потом на лице Падильо, вновь вернулись ко мне. Широко раскрытые и немного испуганные. Я бы не дал ей больше двадцати двух лет.
— Кто из вас Майкл Падильо? — спросила она.
Нижняя губа ее заметно дрожала. Нежный мелодичный голос напоминал другой, который мне уже доводилось слышать.
— Если вы собираетесь застрелить этого типа из пистолета, что лежит в вашей сумочке, — ответил Падильо, — то его здесь нет, — с этими словами он шагнул вправо, а я — влево. Девушка попыталась удержать нас обоих в поле зрения, но мы разошлись слишком широко.
— Черт, черт, черт! — она топнула ножкой, достала руку из сумки. — Хорошо. Стрельба отменяется.
— На самом деле вы и не собирались стрелять в меня, не так ли? Я — Майкл Падильо.
— Что случилось с моим отцом?
— А я имел честь знать вашего отца?
— Он приезжал сюда, чтобы свидеться с вами, и теперь он мертв.
— Так ваша фамилия Андерхилл?
— Сильвия Андерхилл.
— Ваш отец попал под машину.
— Мне это сказали. И, сбив его, машина не остановилась.
— Совершенно верно. Не остановилась.
— Почему?
— Это мистер Маккоркл. Мисс Андерхилл.
Она посмотрела на меня.
— Он упоминал и вашу фамилию.
— Мы с ним встречались.
— Я летела день и ночь. Можно я сяду?
Мы присели на деревянные скамьи у столика для пикника, и девушка огляделась с таким видом, будто пыталась оценить, видит ли она именно то, что и обещали ей в туристическом бюро, отправляя на экскурсию за двенадцать тысяч миль от дома.
— Тут очень мило. Прекрасный парк.
— Не хотите ли выпить? — поинтересовался Падильо.
— Выпить?
— Что у нас есть? — он повернулся ко мне.
— Неприкосновенный запас на случай чрезвычайных обстоятельств. Бутылка бренди в багажнике.
— Бренди? — спросил он девушку.
— С удовольствием.
Я достал из багажника бутылку и три пластмассовых стаканчика. В тени деревьев пробирало от холода, октябрь все-таки, и бренди пришлось весьма кстати. Оно согревало и вселяло уверенность.
— Как вы узнали, что это мы? — спросил Падильо.
— Догадалась. Я прилетела утром, пошла в полицию, а потом в ваш ресторан. Они сказали, что вы уехали, и я спросила, на какой машине. Не зная, что делать дальше, я поехала к торговой миссии. И увидела «корветт», который, судя по описанию, мог быть вашим. Я подождала. Когда вы вышли из миссии и сели в машину, поехала следом.
— Вам известно, по какому поводу ваш отец хотел встретиться со мной? — спросил Падильо.
Сильвия кивнула.
— Да. Он успел переговорить с вами?
— Успел.
Она помолчала, вновь огляделась, потом уставилась в пластмассовый стаканчик.
— Вы согласились?
Падильо посмотрел на меня. Я чуть кивнул.
— Да. Мы согласились.
Сильвия облегченно вздохнула.
— Дело в том, что у меня нет денег. В полиции мне сказали, что их не было в его вещах.
— Деньги у нас.
Она допила бренди.
— Честно говоря, я и не знала, что же мне делать. Я была в отчаянии, когда нам сообщили о смерти папы, но они собрали совещание и решили, что я должна лететь в Вашингтон.
— Кто собрал совещание?
— Единомышленники папы. Несколько фермеров, два-три профессора, адвокаты, врачи... обычные люди. Некоторые заседали с отцом в парламенте, пока их не разогнали. Организации у них нет. Все они не согласны с задуманным Ван Зандтом и не могут смириться с тем, что он реализует свой замысел.
— Почему они решили, что именно вы должны заменить отца? — спросил Падильо.
— Не было выбора. Никто из них не мог быстро получить визу. Кроме меня и мамы. Папа погиб. Кто-то из нас имел право приехать.
— Сколько вам лет?
Она посмотрела на Падильо.
— Двадцать один.
— И что бы вы сделали, узнав, что я не отклонил предложение вашего отца?
— Все, что угодно, лишь бы заставить вас передумать, мистер Падильо. Все, что угодно.
— Вы слишком молоды для всего, что угодно.
— Может, в этом мое преимущество.
Он кивнул.
— Похоже, вы не так молоды, как мне показалось.
Она достала из сумки сигарету, и я щелкнул зажигалкой. С сигаретой она не стала старше.
— Вы можете ввести меня в курс дела?
— Что вам уже известно?
— Я знаю, что папа поехал на встречу с вами. Он и его друзья собрали семнадцать тысяч фунтов. Все, что сумели. Их точка зрения не пользуется широкой поддержкой, да и дела в нашей стране идут не так хорошо, как хотелось бы. Папа собирался предложить вам эти деньги в обмен на раскрытие заговора. Он хотел, чтобы Ван Зандт остался жив и все узнали, что он сам руководил подготовкой покушения.
— Они похитили жену мистера Маккоркла, — вставил Падильо. — И сказали, что убьют ее, если покушение провалится.
Девушка повернулась ко мне. Ее глаза широко раскрылись.
— Это же ужасно. В это невозможно поверить.
Я взглянул на часы. Двадцать минут шестого.
— Где вы остановились?
— Нигде. Я пошла в полицию, потом в ресторан, взяла напрокат машину и поехала за вами.
— Мы должны найти ей безопасное место.
— Твоя квартира подойдет?
Я кивнул.
— Но я не могу... — начала Сильвия.
— Бояться вам нечего. Он влюблен в свою жену, — успокоил ее Падильо.
— Но я не пущу вас на порог, если вы свистите за завтраком, — предупредил я девушку.
Она улыбнулась. И помолодела лет на пятнадцать.
— Извините. Я просто... Обещаю не свистеть за завтраком.
Теперь на часы посмотрел Падильо.
— У меня в шесть часов встреча.
— Возьми мою машину, — предложил я. — А мы поедем на ее, — я снял с кольца ключ зажигания и протянул Падильо. — Сколько тебе понадобится времени?
— Час, может, два. Все будет зависеть от того, как хорошо я умею врать.
— Позвони мне домой.
— Пообедаем вместе.
— Хорошо.
Падильо сел в «корветт» и уехал. Я собрал стаканчики, бутылку бренди.
— Вы не могли бы положить все это в сумку, рядом с вашим пистолетом?
— Это очень маленький пистолет.
— Более всего я боюсь маленьких пистолетов, разумеется, заряженных.
Она попросила меня сесть за руль, и я не отказался. Мы выехали на Пи-стрит и повернули на восток.
— Пожалуйста, расскажите мне все, как есть, — прервала Сильвия затянувшееся молчание. — Ничего не скрывая. Я должна знать, что делал мой отец, почему он умер. Я ничего не могу понять.
— Откровенно говоря, мы тоже, — ответил я, сворачивая в подземный гараж.
Я взял с заднего сиденья ее чемодан, и на лифте мы поднялись в мою квартиру. Я показал ей комнату для гостей, ванную и сказал, что подожду в гостиной. Она появилась довольно быстро и выглядела уже не такой уставшей. А может, просто подкрасилась. Пальто она сняла в прихожей, и я убедился, что длинные стройные ноги не единственное ее достоинство. Я спросил, не хочет ли она выпить. От спиртного Сильвия отказалась, но попросила кофе. Я прошел на кухню и выкурил сигарету, ожидая, пока закипит вода. Кофейник у нас был, но мы им никогда не пользовались. Фредль выросла на американском растворимом кофе и не признавала никакого другого. Я придерживался иного мнения, но ради такого пустяка, естественно, не стоило нарушать семейный покой.
После того, как Сильвия Андерхилл выпила первую чашку кофе, я рассказал ей, как умер ее отец и что он хотел от нас.
— И вы согласились?
— Да.
— Но после его смерти вы могли более ничего не делать.
— Совершенно верно.
— Вы могли бы просто взять деньги и умыть руки.
— Мы могли бы взять деньги, — уточнил я.
— Мой отец не годился для таких дел, — она печально покачала головой.
— Тех, кто годится, буквально единицы.
— И вы в их числе?
— Отнюдь.
— А мистер Падильо?
— Ему приходилось заниматься и этим.
— Странный он человек. Я прочитала досье, которое где-то раздобыл мой отец. Неужели он сделал все, о чем там написано?
— Я не видел досье, но Падильо с юных лет жил полнокровной жизнью.
— Вы знакомы с ним давно, не так ли?
— Да.
— Наверное, мне никогда не догадаться, что у него на уме. Он делал все это сознательно, по убеждению, или подобное просто доставляло ему наслаждение?
Я посмотрел на часы. Половина седьмого. Самое время для коктейля.
— Так вы по-прежнему не хотите выпить?
— Нет, благодарю.
— А я, пожалуй, выпью.
— Конечно.
Я подошел к бару и смешал себе «мартини» с водкой.
— С шестнадцати лет у Падильо было одно желание — хозяйничать в небольшом, уютном салуне. В этом мы одинаковы. Но, как владелец салуна, он обладал тремя серьезными недостатками: удивительно быстрым умом, потрясающей способностью к языкам и превосходным контролем над телом, куда более эффективным, чем у большинства спортсменов. Он не развивал ни первого, ни второго, ни третьего. Родился со всем этим букетом, который даровала ему природа, точно так же, как вы получили от нее ослепительную красоту.
Такое сочетание не прошло незамеченным для некоторых, и Падильо использовали там, где от него могли получить наивысшую отдачу, как используют хирурга или адвоката. Когда выяснялось, что где-то что-то идет не так, туда посылали Падильо, дабы привести все в норму. И он выполнял порученное не потому, что было на то его желание. Причина заключалась в другом: в награду, в промежуткам между заданиями, ему дозволялось заниматься любимым делом, то есть хозяйничать в салуне. Он хотел бы держать его в Лос-Анджелесе, но из этого пока ничего не вышло.
— Под некоторыми вы подразумеваете правительство.
— Нет. Я говорю о конкретных людях. Они работают в государственных учреждениях и не чужды честолюбию, жажде власти, страсти командовать. Они-то и использовали Падильо в своих целях.
— В досье сказано, что он убивал людей.
— Вполне возможно.
— Потому что ему приказывали?
— Да.
— Эти люди, что посылали Падильо, они всегда были правы?
— Едва ли.
— Тогда он убивал невиновных?
— Он убивал тех, кто занимался такими же делами, что и он сам. На них ставился крест, потому что кто-то из наших чиновников делал вывод, что их уход в мир иной сделает нашу жизнь лучше. Возможно, они так думали, и вполне вероятно, что для них жизнь становилась лучше, потому что после устранения того или иного агента противника они получали повышение или хотя бы одобрительный кивок начальства. Но для большинства из нас ничего не менялось.
— И кто-то из чиновников в моей стране решил, что мой отец должен умереть?
— Скорее всего. Наверное, он руководствовался патриотизмом, как он его понимает, замешанным на стремлении удержаться на вершине, и вашего отца убили. Убийцы полагали случившееся прогрессом. Для вас же это бессмысленная трагедия, потому что смерть вашего отца никому не принесет пользы. Как и практически любая смерть.
— Но смерть Ван Зандта может многое изменить.
— Так думает он и те, кто его поддерживает. Он убежден, что его смерть повернет ход истории и обессмертит для потомков. Те же, кто поддерживают его, полагают, что после его смерти жизнь станет лучше... для них.
— Одного я никак не пойму. Почему вы намерены сделать то, о чем просил вас мой отец? Почему просто не выполнить их задание, получить назад жену и забыть обо всем? По-моему, смерть вас не смущает.
— Сколь долго проживет моя жена после удачного покушения на Ван Зандта?
— Не знаю. Они ее убьют?
— Думаю, да.
— И что вы собираетесь делать?
— Попытаемся вызволить ее.
— А если вам это не удастся?
— Не знаю. Я еще не думал об этом. И не хочу думать.